Метка: Северный Кавказ

 

 

 

 

Роман Темников

 

Эксклюзивное интервью АМИ «Новости-Азербайджан» с известным грузинским политологом Гелой Васадзе:

— Как Вы в целом охарактеризуете политическую ситуацию в регионе Южного Кавказа?

— Если брать глобально, то,  принимая во внимание тот факт, что наш регион находится между Ближним Востоком и Евразией, мы имеем два тренда: арабская весна (события в Сирии и переформатирование всего Ближнего Востока) и борьба за советское наследство, которая идет с 1991 года.

В 19 веке Османскую империю называли «больным человеком Европы», то есть, империя умирала, распадалась, и, наконец, в начале 20 века прекратила свое существование. Тем не менее, турки смогли сохранить свое государство,  и сегодня мы имеем Турцию, как динамично развивающуюся региональную державу.

Сегодня Россия является «больным человеком Европы»,  и борьба за советское наследство продолжается. Сколько это будет продолжаться – не известно. У османов этот процесс был довольно болезненным и продолжался более ста лет.

С другой стороны, в чем заключаются родовые пятна империи: империя не хочет умирать, но при этом не хочет и меняться. Если мы опять проведем параллель с Османской империей, то в конце 19 века там были младотурки, реформы.

В России также имели место некоторые реформы, которые продлили жизнь империи, но не привели к реальным изменениям.

Российское руководство сейчас ведет борьбу за сохранение себя как империи. Безусловно, России сложно сохранить себя как империю без Кавказа и Центральной Азии, но ключевая страна здесь все же не Грузия, а Азербайджан, являющийся мостом, связывающим Центральную Азию с Турцией и далее с Европой. В этом же плане роль Грузии также сложно переоценить, потому как в случае, если Россия сможет взять под контроль территорию Грузии, то судьба Азербайджана на ближайшую историческую перспективу будет решена.

Этим также объясняется наличие конфликтов в Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе.

Что касается сегодняшней ситуации в регионе, то тут сложился баланс сил,  и его без каких-то особых причин никто нарушать не будет.

К примеру, в отношении возможности возобновления военных действий в карабахском конфликте на протяжении многих лет говорили разное. В начале, что Азербайджан начнет войну по причине экономической слабости, чтобы отвлечь внимание населения, потом говорили, что Азербайджан становится богаче, и потому начнет войну, сейчас говорят о том, что Азербайджан достаточно богат и потому скоро начнет войну.

Безусловно, все эти прогнозы являются гаданием на кофейной гуще. Но, к сожалению, тут есть несколько факторов в пользу военного решения карабахского конфликта. Во-первых, потому, что переговорный процесс зашел в тупик,  и не только из-за позиции Армении и России, но и других мировых игроков. Во-вторых, пока кардинально не поменяется баланс сил (острый кризис в России или на Западе, кризисная ситуация в Турции), война маловероятна. При этом я сразу отметаю возможность случайной войны, то есть – перерастание обычной перестрелки в масштабные боевые действия.

За последние годы несколько раз возникали ожесточенные перестрелки, однажды даже с применением тяжелого вооружения, но войны за этим не последовало.

— Может ли таким дестабилизирующим фактором на Кавказе стать война Запада против Ирана?

— Я мало верю в такую войну, так как игра не стоит свеч. Ведь какова сегодня позиция Запада в отношении  Большого Ближнего Востока? Сегодня Запад поддерживает приход к власти тех, кого еще совсем недавно считали своими врагами. К примеру, «Братья-мусульмане» и другие более радикальные салафитские движения. Запад вынужден сотрудничать с ними, так как понимает неизбежность этого.

К тому же, демократы США – игроки во внешней политике. Их заигрывания в свое время привели к революции в Иране.

В настоящее время на Ближнем Востоке вновь идет большая игра. Иран нужен Западу в качестве противовеса арабским странам Персидского залива, тем же саудитам. В силу этого добивать Иран Запад не будет.

Вокруг Ирана создано кольцо довольно враждебных по отношению к Ирану государств. Против Ирана действуют экономические санкции, которые только будут ужесточаться. Таким образом, Ирану не будут давать возможности поднять голову, но окончательно громить не будут.

К тому же, неоосманская политика, проводимая современным руководством Турции, зашла в тупик, и в Анкаре это понимают. В силу того, что в Турции нет таких ресурсов, как у саудитов,  и речь идет не только о финансовых, но и идеологических ресурсах. Все-таки турки являются суннитами ханифитского толка, а саудиты – салафиты.

Поэтому я полагаю, что в итоге турки вернутся к пантюркизму,  и естественным ареалом влияния Турции, как региональной державы, будут страны и территории с преимущественно тюркским населением: Кавказ, Центральная Азия вплоть до Китая, а возможно и еще немного дальше, российские республики Северного Кавказа и Поволжья.

— Что же ожидает Сирию?

— Сирию, в отличие от Ирана, раскатают. И, как показывают последние события,  бои идут в Дамаске и Алеппо. Но в отличие от боев в Ливии, у нас практически нет объективной информации о происходящем в Сирии.

Исходя из сообщений, режим Башара Асада вполне может пасть сам без вторжения извне. Ведь кто поддерживает Асада в настоящее время: Республиканская гвардия и 6-я танковая бригада, в основном укомплектованные алавитами. Последние, составляя всего 10% населения страны, естественно борются за свое физическое выживание, так как понимают, что их ожидает после падения режима Асада.

В этом может помочь Турция, открыв коридоры для бегства алавитов и приняв их у себя. Иначе им некуда бежать – суннитский Ирак их не примет.

— Как в таком случае будет складываться ситуация вокруг Грузии, учитывая напряженные отношения с Россией?

— К войне всегда заблаговременно готовятся, и мы видели это на примере войны 2008 года. Но сегодня этой подготовки со стороны России не видно. Хотя Абхазия и Южная Осетия сейчас напичканы современным российским оружием, ожидаются военные учения осенью. То есть, непредвиденные ситуации вполне ожидаемы, но Запад контролирует территорию Грузии и просто так отдавать ее России не намерен. Если бы Запад не был заинтересован в сохранении контроля над Грузией, то Грузия уже давно бы перешла под российский контроль.

Тем не менее, с российской стороны могут быть использованы различные варианты по расчленению территории Грузии. В частности, с территории Абхазии может быть разыгран вариант по отделению Мегрелии вместе с портами Поти и Кулеви, что станет большим ударом не только по Грузии, но и по Азербайджану, и всем региональным энергопроектам.

Возможны инциденты более мелкого масштаба на границе и т.д.

Могут также воспользоваться выборной ситуацией в Грузии и вызвать волнения в Тбилиси посредством оппозиционных митингов. Но, понятно, что войти  в Грузию под предлогом оказания помощи восставшему народу Россия не станет. Да и грузинское МВД хорошо работает,  и быстро реагирует на  такие моменты.

В своей политике на Кавказе Россия попала в капкан, из которого никак не может выбраться. В частности, Москва не может отказаться от Абхазии и Южной Осетии ради налаживания отношений с Грузией, а иначе Тбилиси не идет на налаживание отношений с Москвой.

Давайте скажем честно – карабахский, абхазский и южноосетинский вопросы могут быть решены только в случае системного кризиса в России уровня 1990-1991 годов. Когда это произойдет – не известно. Может – через 20, 50 лет, а может и через 2 года.

При этом совершенно не обязательно, чтобы в результате этого кризиса Россия развалилась. Кризис может быть такой силы, что Россия просто уйдет с Кавказа. Северокавказские республики уже давно воспринимаются в   России, как ментально чужеродное тело. То есть, лозунг «Хватит кормить Кавказ» не возник же на пустом месте.

В данном случае, как Грузии, так и Азербайджану надо быть готовыми к любым возможным сценариям развития ситуации на Северном Кавказе, так как не исключено, что придется договариваться с новыми правительствами уже независимых республик Северного Кавказа, некоторые из которых могут стать салафитскими.

— Какова внутриполитическая ситуация в Грузии накануне парламентских выборов?

— Нынешнее демократическое развитие Грузии является проектом США. Американский проект в Грузии заключается в необходимости создания либеральных демократий западного образца для контроля над территориями. С Грузией западная либеральная демократия выходит на свои естественные границы. В дальнейшем возможно переформатирование Азербайджана по турецкой модели. Безусловно, что эта модель будет отличаться от западной либеральной модели в силу национальных особенностей.

В начале, с появлением на политической арене Грузии Иванишвили, он пользовался поддержкой западных посольств. Но сейчас данная поддержка утеряна. Особенно это было продемонстрировано после официального визита Саакашвили в США и визита Клинтон в Грузию, где она пробыла гораздо дольше, чем в Азербайджане и Армении.

После этого грузинские власти начинают ужесточать свою политику в отношении оппозиции. В частности, назначение премьер-министром Грузии бывшего главы МВД Вано Мерабишвили и назначение на освободившееся место главы МВД Бачо Ахалая, очень жесткого человека. Сразу после этого пошли аресты банковских счетов «Картубанка», принадлежащего Иванишвили и т.д.

Вся нынешняя возня вокруг Иванишвили связана с тем, что если бы Запад не запретил официальному Тбилиси ограничивать финансовые возможности Иванишвили в предвыборной кампании, то он автоматически приходил бы к власти, так как его финансовые возможности несопоставимы с теми, какими располагают нынешние власти Грузии. Госбюджет Грузии составляет около 5 миллиардов долларов, в то время как состояние Иванишвили оценивается в 7 миллиардов.

Несомненно, что политически Грузия полностью зависима от Запада. Если бы Запад заявил, что им все равно, что происходит в Грузии,  то вскоре в Тбилиси уже проявилось бы российское влияние, был бы новый президент и новое правительство. На Западе прекрасно понимают важность поддержки правительства Грузии, и потому они дали добро на административное ограничение финансовых ресурсов Иванишвили.

В настоящее время ситуация в стране такова, что власти и оппозиция уже заранее объявили себя победителями на парламентских выборах, которые пройдут только в октябре. И сторонам совершенно не интересно, каковы будут итоги голосования. Эти итоги сейчас предсказать невозможно.

Проводимые в настоящее время опросы общественного мнения, которым я доверяю, показывают, что «Национальное движение» (правящая партия) получает 34% голосов, «Грузинская мечта» Иванишвили – 18%. Это составляет 52%. Но значительная часть населения еще не определилась со своими предпочтениями.

Идеальным  для развития демократии в Грузии был бы тот итог, по которому «Национальное движение» взяло бы 52% голосов, 30-35% у «Грузинской мечты», остальное разделили остальные бы участники выборов.

Важным тут будет то, как поступит проигравшая сторона после объявления итогов выборов.

Что касается оппозиции, то она, что вполне вероятно, выведет своих сторонников на улицы Тбилиси. Индикатором связи оппозиции с Москвой станет одно – пойдет ли оппозиция на действия  против властей или нет.

Для власти же в свете грядущих выборов главным является усилить свои позиции и не допустить перераспределения собственности. Смена власти в Грузии никак не приведет к смене внешнеполитических ориентиров, так как оппозиция ориентирована также на Запад. Но обязательно приведет к очередному перераспределению собственности.

— Какова Ваша оценка перспектив создающегося Евразийского союза?

— На мой взгляд, Евразийский союз – это юридическое оформление отношений Владимира Путина и Нурсултана Назарбаева. Что касается Лукашенко, то он всегда будет участвовать в подобных интеграционных объединениях, так как до сих пор не оставил идею фикс, что он должен возглавить объединение России и Беларуси.

В отношении Назарбаева можно сказать лишь одно – это серьезный, прагматичный политик и понимает, что союз с Россией решает внутриказахстанскую проблему русского меньшинства.

Поэтому говорить о Евразийском союзе, как о реинкарнации СССР, я бы не стал.

Что касается Таджикистана и Киргизии, то у них скоро возникнут большие проблемы (а у Таджикистана они уже возникли), связанные с уходом американцев из Афганистана. В этой ситуации властям Таджикистана и Киргизии приходится выбирать: либо Россия, либо талибы. С другой стороны Назарбаев также хорошо понимает, что талибы не остановятся на Таджикистане и Киргизии, и пойдут дальше. И если из всех этих стран Таджикистан просто обречен стать исламским государством, то Киргизия и Казахстан пойдут по пути тюркской демократии.

— Какова будет позиция Узбекистана и Туркменистана к событиям в Центральной Азии?

— У Узбекистана нет тех проблем, что имеются у Казахстана с населением страны. А проблему с исламскими радикалами и афганскими талибами официальный Ташкент будет решать с опорой на Запад.

На мой взгляд,  место Узбекистана в новом тюркском мире, то есть, объединении тюркоязычных государств с Турцией во главе. Хотя пока Узбекистан воздерживается от вхождения в различные объединения тюркских стран, надеясь на прямую поддержку США, но, думаю, что очень скоро американцы сами мягко подтолкнут Ташкент к Анкаре.

Ведь именно Турция является экономическим, политическим и моральным лидером тюркского мира. Даже не обязательно, чтобы это был прочный военно-политический союз. Но это будет определенный тренд, имеющий право на развитие, так как альтернативой турецкой модели развития является исламская, салафитская.

— Около полувека Турция пытается вступить в ЕС, и пока безуспешно. На фоне этих неудач в Турции в качестве альтернативы рассматривают укрепление отношений с Россией, и даже вступление в Евразийский союз. Насколько это реально?

— Турции по большому счету нужен не столько Евросоюз, сколько стандарты ЕС. Сейчас у Турции действует режим наибольшего благоприятствования в торговой сфере с ЕС, зона свободной торговли и т.д. Такая модель взаимоотношений с ЕС идеально подходит и для Грузии. То есть, нам нужны не флаги ЕС, развешанные неизвестно зачем по всей стране, а именно модель тесных взаимоотношений.

Я не понимаю, зачем Грузия, а тем более такая страна, как Турция, должна вступать в ЕС и отказываться от части своего суверенитета. Безусловно, ЕС – это определенная страховка, гарантия. Но за все надо платить, и я полагаю, что тут плата не корректна.

Что касается Евразийского союза, то вступление в него Турции будет означать для России одно – Турция опередила всех в борьбе за российское наследство. Понятно, что в таком случае именно Турция будет и кузницей, и здравницей, и всем остальным в Евразийском союзе.

К тому же, вступление Турции в ЕАС создает угрозу уже внутриполитической ситуации в России. Я имею в виду связи с тюркоязычными регионам России, к которым относятся не только Татарстан и Башкортостан, но и богатая природными ресурсами Якутия.

Поэтому я уверен, что сама Россия не пойдет на вступление Турции в Евразийский союз.

Национальные интересы России и Турции сильно не совпадают. Чем раньше Россия избавится от старого груза имперскости и пойдет по пути Турции в хорошем понимании этого слова (динамично развивающаяся экономика и т.д.).

К примеру, я не представляю себе современную Турцию, насильственно присоединяющую к себе какие-то территории. Турки повсюду действуют экономическими рычагами, усиливая свое влияние за счет инвестиций, бизнеса и т.д.

В частности, именно так действуют турки в отношении Грузии. Уверяю вас, если бы Россия также действовала  в Грузии, то Грузия находилась бы сейчас в орбите влияния России.

Но на деле происходило все наоборот, и в итоге именно Россия своими действиями научила Грузию жить без России. Этот пример очень негативен для самой России, так как до 2006 года все постсоветские республики полагали, что без России жить невозможно, что без нее они все пропадут. А тут Грузия – страна без природных богатств, отрывается от России и выживает без нее.

В таком случае и другие страны, более богатые по своим ресурсам, тем более могут прожить без России.

В мире вообще есть два вида уходов бывших колониальных империй из своих колоний: англо-испанский и франко-португальский. Французы и португальцы уходили из своих колоний очень болезненно, с войнами.

Что касается испанцев, то практически вся Южная Америка и вся Центральная Америка считают Испанию родиной-матерью и сохраняют с ней прекрасные отношения. То же касается Великобритании, сохранившей хорошие отношения даже с Индией, где у них были самые тяжелые отношения в колониальную эпоху.

Россия же пошла по франко-португальскому пути. К примеру, Россия своими же руками практически разрушила русский мир на постсоветском пространстве. Ведь русский язык, как лингва-франко на постсоветском пространстве – это  тоже огромный аппарат влияния. Но сейчас получилось так, что на русском же языке критикуют Россию.

— В последние годы особо отчетливо стала просматриваться ось Азербайджан-Грузия-Турция. Может ли это в перспективе привести к созданию экономического блока?

— Экономики наших стран очень разные. Но по идее для Грузии это было бы выгодно. Для Турции это тоже было бы не плохо. Проблема в Азербайджане. А именно – в открытии своего рынка, либерализации рыночных отношений. Я сторонник того, чтобы Грузия в одностороннем порядке отменила все таможенные сборы на границе с Азербайджаном. Кстати, с Турцией у нас на обоюдной основе отменены все таможенные сборы.

В дальнейшем можно было бы  ввести единый НДС. Правда, это немного сложно сделать, так как придется унифицировать таможенное законодательство обеих стран.

Первое, что должен делать Азербайджан, это проводить собственную информационную политику в Грузии. Она будет предтечей тому, что многие моменты в двусторонних отношениях будут без проблем решаться.

Система управления и организации жизни на Северном Кавказе полностью исчерпала себя. Двухсотлетнее колониальное присутствие Российской Империи на Северном Кавказе подошло к своему логическому концу.

Как сообщает ставропольская «Открытая» газета , на дняхна коллегии Счетной палаты РФ были заслушаны предварительные результаты очередной проверки по Северному Кавказу.

Приведенные цифры говорят сами за себя:

«В бюджетах Чечни и Ингушетии доля дотаций из федеральной казны составляет около 90%, в Дагестане — 75%, в КБР — 60%, в СО-Алании и КЧР — 55%.

Доля межбюджетных трансфертов на душу населения на Северном Кавказе (за исключением Ставрополья) почти вдвое выше среднероссийского уровня. В прошлом году федеральный центр каждому жителю Чечни, только по официальным данным, выделил по 41 тыс. рублей, Ингушетии — по 20 тыс., Дагестане — 17 тыс., Кабардино-Балкарии — 13 тыс. Для Ставрополья этот показатель скромно колеблется в районе 6 тыс. рублей.

В нынешнем году шесть республик СКФО получат в виде безвозмездных перечислений 129 млрд. рублей (из них 52 млрд. достанется Чечне, 42 млрд. — Дагестану, 11,5 млрд. — Кабардино-Балкарии).

При этом в той же Чечне, по данным правительства республики, собирается не больше 40% коммунальных платежей, в Дагестане – 50%.»

Все это денежное изобилие привело к тому, что: «В прошлом году безработица на Северном Кавказе составила 17% (при средней по России 8%), это почти 400 тыс. человек. В Чечне официально не работает 43% экономически активного населения, в Ингушетии — все 52%. Средний возраст безработных в кавказских республиках колеблется от 22 до 25 лет (для сравнения, в целом по стране он составляет 34-35 лет).

По всем ключевым показателям (ВРП на душу населения, производительность труда, бюджетная обеспеченность, уровень развития реального сектора экономики) республики заметно отстают от других субъектов РФ. Основной вклад (17%) в общий объем ВРП вносит сектор госуправления и сфера социальных услуг (по стране этот показатель не выше 11%). Республики продолжают лидировать в стране по числу чиновников на душу населения. Например, в Карачаево-Черкесии на госслужбе состоит каждый шестой житель. В Чечне больше половины предприятий — убыточные, в Ингушетии таких 45%. В Чечне официально самая низкая зарплата чиновников среди всех регионов страны (меньше 10 тыс. рублей), что свидетельствует о том, что работают они на откатах.
Причем, как особо отмечает Счетная палата, за последних два года (то есть за период экономического кризиса) особенно заметно в республиках сократились инвестиции в основной капитал. По мнению аудиторов, это указывает на то, что уже достигнут предел возможностей федерального бюджета по поддержке регионов СКФО» .

Комментируя статистику, обозреватель «Открытой» восклицает: «И как в таких обстоятельствах можно что-то планировать, рассчитывать, принимать программы? Похоже, оживить северокавказскую экономику одними лишь законами Адама Смита и его последователей, не удастся.Нужны иные меры и средства. И не только финансовые .

«Законы Адама Смита и его последователей» — это объективные законы экономики. И они работают ВСЮДУ – где эта экономика есть. Точно также, как всюду работают биологические законы – всюду, где имеется жизнь. А если мы обнаруживаем, что где-то биологические законы ранее работали, а сейчас вдруг перестали, то сей факт может означать только одно – жизнь покинула данный объект, и наступила смерть. То же и с законами экономики – если в каком-то обществе они «вдруг» перестали работать – значит, нормальная жизнь там прекратилась, механизмы самоорганизации социума перестали работать, и общество вступило в стадию умиранию и распада. И тут уж что ни делай, сколько средств не вливай и сколько комиссий не создавай – лучше не станет. Принимать новые программы и законы тоже дело бесполезное — работать они не будут.

Именно в таком плачевном положении и находится ныне общество Северного Кавказа.

Неправильно было бы сказать, что приведённые цифры дают нам портрет больного общества – это мертвое общество, мертвая экономика. Подобно тому, как труп можно подключить к системе искусственного кровообращения и вентиляции легких – точно также экономика Северного Кавказа подключена к федеральному бюджету. Но сколько не увеличивай кровоток в искусственном сердце – труп не встанет на ноги. Точно также, сколько денег не закачивай в республики Северного Кавказа – к росту уровня жизни, к росту производства и занятости, к успокоению региона это не приведёт.

Система управления и организации жизни на Северном Кавказе полностью исчерпала себя. Двухсотлетнее колониальное присутствие Российской Империи на Северном Кавказе подошло к своему логическому концу.

Колония — это территория, резко отличающаяся от метрополии по национальному и (или) религиозному составу населения, принадлежащая к иной культуре, политически управляемая из метрополии и экономически от неё зависимая.

Именно такой территорией и стал за последние десятилетия Северный Кавказ (при Советской власти он колонией в полном смысле не являлся).

А колониальная система управления давно изжила себя, все страны, кроме РФ, давно с ней расстались. Все классические колониальные империи двадцатого века – и британская, и французская, и испанская, и голландская, и бельгийская, и итальянская, и португальская – давно перекатили свое существование.

Советская власть в рамках большевистской насильственной модернизации попыталась покончить с колониальным наследием Российской империи, изменить колониальный статус окраин, в том числе и Кавказа, и включить их на равных основаниях в состав единого государственного организма. Цель эта была реализована лишь частично, а с общим откатом, примитивизацией и архаизацией, наступившими после краха СССР, Северный Кавказ за последние два десятилетия снова превратился в колонию.

Есть ли выход из этой ситуации для России? Конечно, есть. Теоретически возможных выходов тут даже два. Первый – полное изменение системы управления и взаимоотношений «центр – периферия» в масштабах всей Российской Федерации, полная модернизации всей российской экономики, превращение РФ из сырьевого в индустриальное и даже постиндустриальное государство, настоящая демократизация политической системы – и тогда Северный Кавказ имеет шанс включиться на равных в эту новую жизнь. Понятно, что в реальности ждать таких изменений не приходится.

И остается лишь второй возможный вариант, тот, по которому давно уже пошли все прочие вышеперечисленные европейские страны – деколонизация, т.е. отсечение Северного Кавказа от России. Процесс этот неизбежен. Поскольку он диктуется объективными историческими и экономическими законами, действие которых проявилось в истории всех колониальных стран двадцатого века. И отменить эти законы не в состоянии никакие решения конференций партии Единая Россия, никакие постановления правительства РФ и – страшно сказать – даже никакие, самые резкие заявления лично господина Владимира Путина.

Вопрос лишь в том, произойдет ли этот уход быстро, централизованно и добровольно – как ушла Британская Империя из большей части своих колоний. Или медленно, кроваво и мучительно – как уходила Франция из Алжира и Индокитая.

Вопрос лишь в цене – в цене крови.

источник — http://www.apn.ru/publications/article23896.htm

Caucasus Times — Пока политологи и эксперты гадают о происхождении движения «Черные ястребы», угрозы кабардино-балкарских «антиваххабитов» становятся все более адресными. Так, накануне в интернете появилось обращение, в котором члены движения пригрозили так называемому Амиру кабардино-балкарских экстремистов Аскеру Джапуеву карательными действиями в отношении родственников боевиков, в случае, если лесными братьями будут предприняты какие-то активные боевые действия в отношении жителей Кабардино-Балкарии.

В обращении также отмечается, что, если боевики будут вымогать у жителей республики деньги, «Черные ястребы» найдут вымогателя и «его семья, род понесет такой ущерб, какой тебе [Джапуеву] и не снился».

В экспертном сообществе отношение к появлению «Черных ястребов» неоднозначное. Одни считают, что это естественная реакция общества, на произвол подполья, другие что «антиваххабиты» — проект, созданный местными властями при молчаливом согласии Кремля. Определенную интригу внес в ситуацию член Национального антитеррористического комитета (НАК), первый вице-спикер Совета Федерации Александр Торшин, заявивший, что нужно использовать силу «Черных ястребов» для противостояния бандподполью. Тем самым Трошин продемонстрировал «адабрямс» федеральных властей к появлению незаконных вооруженных формирований на территории российского субъекта.

Однако большинство экспертов сходятся во мнении о том, что появление третьей силы в гражданском противостоянии в республики лишь приведет к дополнительному всплеску насилия.

СМИ выдвигают различные версии о происхождении « Черных ястребов». Самая распространенная из них сводиться к тому, что кабардино-балкарские «антиваххабиты» — это молодежное движение, члены которого хотят жить по цивилизованным законам, а не по радикальным религиозным исламским порядкам.
Еще в 2008 году, когда я был в Баксанском районе, местные бизнесмены, которых джамматы обложили данью (закят), предлагали семьям милиционеров, которых убили исламисты помощь оружием и деньгами, с тем чтобы тех противопоставить боевикам. Я был свидетелем такого разговора, который закончился ничем. Тогда население не было готово защищаться с оружием в руках, так как еще существовала надежда на местную и федеральную власть.

Однако 2010 год продемонстрировал неспособность силовиков и местных властей защитить населения от атак экстремистов. Поэтому не исключено, что родственники убитых милиционеров и бизнесменов, заручившись поддержкой властей, решили создать отряды самообороны. Тем более что, практика не нова для Северного Кавказа.

О численности «Черных ястребов» ничего неизвестно. Известно лишь, что данная организация состоит из кабардинцев. Об этом свидетельствуют атрибуты национальной адыгской культуры, которые они демонстрируются в пропагандистских материалах, распространяемых через интернет (адыгский флаг). Таким образом, подполью противопоставляется национальная адыгская идея.

Само подполье убеждает жителей республики, в том, что «Черные ястребы» — это проект, созданный ФСБ России. Данный пропагандистский трюк, по мнению аналитиков, направлен, прежде всего, на дискредитацию движения, так как местная молодежь однозначно не будет иметь дело с проектами Лубянки.
Между тем, жители Кабардино-Балкарии весьма скептически относятся к деятельности «Черных ястребов», о существовании которых узнали из СМИ. На фоне идеологической войны «антиваххабитов» действия лесных братьев выглядят боле убедительными. Однако, главный вопрос, который задает себе обыватель в Кабардино-Балкарии сводиться к простой аксиоме: если обычным жителям известно все о местных боевиках, то почему это остается загадкой для ФСБ и МВД России, численность которых в КБР едва ли не сравнялась с количеством местного населения.

В Кабардино-Балкарии действует сетевая джихадистская структура, образующая так называемый «валайат Кабарды, Балкарии и Карачая». Валайат является самостоятельно структурой, но его лидеры позиционируют себя как часть Имарата Кавказ, террористической организации объявленной лидером чеченских моджахедов Доку Умаровым в 2007 году.

Валайат географически выходит за рамки Кабардино-Балкарии, что собственно и отразилось в названии, но фактическую джихадистскую деятельность структура ведет в Кабардино-Балкарии. В первую очередь это объясняется тем, что на первоначальном этапе формирования структуры, костяк валайата составляли кабардинцы Муса Мукожев и Анзор Астемиров. В 2005 году они организовали нападение исламской молодежи, оппозиционной Духовному управлению мусульман на силовые структуры Кабардино-Балкарии. Именно тогда кабардино-балкарские джамааты влились в чеченское сопротивление. Позже они стали частью Имарата Кавказ и получили теологическую и идеологическую платформу, на которой сегодня базируется валайат. Джамааты, которые образуют валайат Кабарды, Балкарии и Карачая делятся по территориальному принципу: Баксанский джамаат (Баксанский район), Эльбрусский джамат (Эльбрусский район), Чегемский джамаат (Чегемский район), Нальчикский джамаат (город Нальчик) и т д. Джамааты делятся также по этническому принципу, так как районы республики были образованы по границам поселений народностей (кабардинцев и балкарцев). Так, Эльбруский джамаат состоит из балкарцев, костяк Чегемского района также образуют балкарцы, а вот Баксанский район состоит из кабардинцев, уроженцев этого района. Исключением является Нальчикский район, здесь состав смешанный.

Эльбрусский и Баксанский джамааты — самые влиятельные и многочисленные. В первом случае это объясняется тем, что Эльбрусский джаммат был одним из первых , здесь еще в 2005 году действовала группировка «Ярмук», его лидеров уничтожили в 2005 году . Здесь протестные настроения очень сильны, так как республиканская власть представленная кабардинцами, состоит в конфликте с балкарскими кланами, владеющими туристическими объектами горнолыжного курорта Приэльбрусье.

Баксанский джаммат также один из самых старых и многочисленных благодаря харизматичному лидеру Казбеку Ташуеву. Его джаммат, по некоторым данным, не участвовал в нападении на силовые структуры в 2005 году, а именно тогда радикальная часть кабардинских джамматов, преимущественно состоящая из прихожан Вольноаульской мечети в Нальчике, была разбита силовиками.
Ташуев претендовал на место Амира всего валайата после смерти первого лидера местных исламистов Анзора Астемирова, однако Умаров назначил балкарца Аскера Джапуева, состоявшего в Эльбрусской группировке.

Видимо, во-первых, Умаров решил «тасовать национальную карту», чтобы сохранять баланс в подполье, а во-вторых, на тот момент костяк подполья уже составляли балкарцы, так как радикальная часть кабардинских джамматов была ослаблена атакой на Нальчик в 2005 году.

Сами экстремисты дали районам республики свои названия, разделив их на сектора. Так местные исламисты демонстрируют неправомочность названий районов, разделенных по этническому принципу.

Баксанский джаммат называется Северо-восточным сектором (Амир Кабек Ташуев — Абдуль Джаббар, кабардинец), Чегемский район называется Юго-западным сектором (Амир Закария — Ратмир Шамеев, кабардинец), Эльбрусский джаммат называется Северо-западным сектором (Амир Муса — Хаджиев Бузжигит, балкарец)
По данным оперативных служб МВД и УФСБ, которые озвучил руководитель следственного управления СКП РФ по КБР Валерий Устов, численность валайата в республике составляет около 700 человек. Это в целом по Кабардино-Балкарии, вместе с сочувствующими. Так заявляют федеральные силовики. Но кто, по их мнению, является «сочувствующим», остается вопросом. Человек может сидеть дома, смотреть по местным каналом сводки МВД о диверсиях подполья и лить слезы по погибшим боевикам. Однако это не значит, что он является пособником. Между тем по данным МВД по КБР, в розыск объявлены — 34 человека.

Если абстрагироваться от весьма туманных данных силовиков, то можно подсчитывать около сотни человек, которые непосредственно участвуют в джихаде. Каждый сектор состоит приблизительно из 15-20 человек. Возможно, в Эльбрусском и Баксанском районах общая численность достигает сотни. В общем, по всем районам наберется до 200 человек. А вот тылы, или сочувствующие о которых говорили силовики и число которых невозможно определить, может достигать и нескольких сотен, а то и тысяч. Это те, кто снабжает подполье информацией, помогает с перевозкой продуктов, съемом квартир, покупкой транспортных средств и т д.

Можно себе представить, во что превратиться маленькая республика, если аналогичное число местных жителей пополнит ряды «Черных ястребов».
Чеченизация конфликта, по мнению многих политологов, помогла Кремлю переломить ситуацию. Однако временные успехи в Чечне еще не означают, что модель насильственного мира окажется панацеей для многонациональной Кабардино-Балкарии, где противопоставление национальной и исламской идеи может привести к катастрофе.

Ислам Текушев, Caucasus Time

Caucasus Times — Задержание лидера оппозиционной Народной партии Якуба Лакоба несомненно вызовет политический кризис. Но его принципиальной новизной станет заметный антироссийский окрас.

В пятницу вечером в Сухуме арестовали лидера Народной партии Абхазии Якуба Лакоба. Арестовали за статью, в которой он раскритиковал действия председателя Счетной палаты России Сергея Степашина. Название статьи звучит безаппелляционно – «Феномен и синдром Степашина: политический интриган и шантажист». Лакоба предъявлено обвинение в клевете и он заключен под стражу. Это беспрецедентный случай в абхазской политике. Еще никогда здесь не было политических заключенных.

Последствия визита Степашина в Абхазию выглядят как дефолт местной политической системы. События, которые происходят сейчас, не поддаются объяснению ни с позиции здравого смысла, ни с позиции принятых в абхазской политике правил игры.

Якуб Лакоба написал жесткую и, может даже обидную для российского чиновника статью. Лакоба – одна из самых колоритных, но при этом самых маргинальных фигур в абхазской политике. Он каждый день публикует множество подобных статей на своем сайте, но их почти никто не читает.

В этот раз он обрушился на Степашина за его попытку выгородить власти Абхазии, которые он давно обвиняет во всех грехах. Но до ареста политика в городе Сухум было всего несколько человек, ознакомившихся с этой статьей.
Трудно представить, чтобы Степашин мог обратить внимание на нападки Лакоба и захотел бы отомстить «зарвавшемуся» политику-одиночке.

Значит, события организованы в Сухуме. Но тут все еще сложнее. Никто кроме президента Багапша не мог принять такого решения. Но для него арест политика может иметь фатальные последствия. В абхазской политике существует очень четко очерченная «красная линия», которую нельзя переступать. Какими бы резкими ни казались политические баталии, есть более высокий «абхазский» уровень взаимоотношений. Он зиждется на тесных человеческих связях, переступив через которые политик не просто теряет вес в элите, он теряет уважение к себе как к человеку.

Выходит, что Багапш пересек эту «красную линию».

Якуб Лакоба, колоритный бессребреник, который именно за это пользуется громадным авторитетом, к тому же он одноклассник президента. В общем, это совсем не тот человек, из которого можно делать политического заключенного без девальвации собственного авторитета. Но дело в том, что стиль правления нынешнего лидера республики всегда отличался компромиссностью и мягкостью, он всегда хорошо чувствовал эту самую «красную линию».

Что случилось теперь, точно никто не знает. Интересную версию высказал независимый эксперт Анатолий Отырба. Он считает, что корни проблемы следует искать в треугольнике Багапш-Степашин-ВТБ. Дело в том, что вице-президентом одного из крупнейших российских банков –ВТБ- является Тамара Степашина – супруга главы Счетной палаты РФ. Банк ВТБ недавно пришел в Абхазию и собирается финансировать восстановление железной дороги, которая после этого восстановления окажется в аренде у РЖД. Если оппозиция своими выступлениями вторглась в сферу интересов крупного российского бизнеса, тесно связанного с сухумскими властями, то арест Лакоба уже не выглядит столь неожиданным, а поддержка Багапша со стороны Степашина вполне естественна.

Версий может быть много, но одно точно. Власть вышла на тропу войны с оппозицией. Когда речь зашла о святая святых – громадных по абхазским меркам, деньгах, здравый смысл отступил.

Коррупционная машина уже в открытую преследует оппозицию, считая, что все ее действия имеют целью оторвать правящую элиту от солидных российских траншей. Соответственно, игра в демократию закончилась и начались репрессии.
В Сухуме за несколько часов до ареста Лакоба состоялся круглый стол, организованный партией власти «Единая Абхазия». Критиковали оппозицию. Лидер партии Даур Тарба сделал заявление, из которого не трудно сделать выводы о политике властей.

«Те, кто сегодня высказываются против России — враги нашего народа» – заявил один из ближайших соратников Багапша.

Это заявление о «врагах народа» очень попахивает 1937 годом, но к счастью у Тарба нет сил и возможностей, чтобы устроить в Абхазии 1937 год. Зато стало очевидным, что за последние полтора-два года тактика руководства страны не изменилась — оно вносит последние штрихи в «антироссийский» портрет оппозиции и уверено, что таким образом заслужит максимум доверия в Москве и поддержку электората в самой Абхазии. Но на самом деле все наоборот. Может быть в российской столице президент Багапш и выглядит ярым защитником российских интересов, но в самой республике арест Лакоба вызвал тяжелый политический кризис, который на сей раз имеет заметный антироссийский окрас. В тяжбе Лакоба – Степашин население в любом случае поддержит соотечественника, а высказывания российского политика по внутриполитическим проблемам никто Степашину не простит.

Несмотря на желание Сергея Степашина защитить от нападок оппозиции абхазское руководство, факт остается фактом – в опубликованном в СМИ отчете его ведомства по поводу эффективности расходования средств отмечены недостатки на сумму примерно 347 миллионов рублей. Какими бы обтекаемыми формулировками не пользовались авторы отчета, все, что там написано можно перевести на русский язык. «Завышение стоимости работ», «нарушения бюджетной дисциплины» и «непрозрачность финансового процесса» — все это по существу и называется разворовыванием средств и подпадает под уголовный кодекс. И как следствие, по результатам проверки Счетной палаты можно было ждать уголовных дел. В Абхазии не много наивных, которые всерьез рассчитывали на уголовное преследование коррупционеров, получивших к тому же неожиданную поддержку из Москвы. Но они ошиблись. Первое уголовное дело все – таки появилось, но в СИЗО оказался не руководитель какой-нибудь проштрафившейся фирмы, а оппозиционер Якуб Лакоба.

Антон Кривенюк, Сухум, специально для Caucasus Times

Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, Вашингтон, США
Прошедший 2010 год для политического развития Северного Кавказа не совпал с календарным.

Не будем преувеличением назвать главным событием 2010 года попытку (удачная она была или провальная — отдельный вопрос, который мы затронем чуть ниже) трансформации управления Северо-Кавказским регионом посредством образования самостоятельного федерального округа во главе с полномочным представителем президента в ранге вице-премьера правительства РФ. Беспрецедетный в российской управленческой практике случай! Комментируя назначение бывшего красноярского губернатора Александра Хлопонина (оно случилось 19 января 2010 года) на должность президентского представителя в проблемном российском регионе, известный германский кавказовед Уве Хальбах констатировал: «Мы видим «выученные уроки» в плане отхода от одностороннего военного подхода, который демонстрировали «силовики» в решении большинства проблем российского «внутреннего зарубежья». Германия (и Европа в целом) должна активно поддерживать более квалифицированную стратегию России на Северном Кавказу, которая выходила бы за рамки инструментария «силовиков». Однако нам следует понимать как трудно такие подходы будут вырабатываться, и как неустойчива ситуация в регионе». Между тем, путь к президентскому указу от 19 января 2010 года начинался за полгода до этого. В этом плане мы можем объединить в рамках одного периода процессы, проходившие с июня 2009 года и в течение всего календарного 2010 года. Но до рассмотрения этого периода коротко рассмотрим те подходы, которые доминировали в российской внутренней политике в начале «нулевых».

В период двух президентских легислатур Владимира Путина о Северном Кавказе власти говорили часто и охотно. Однако этот разговор строился вокруг нескольких тем. Первая тема — Кавказ как площадка международного терроризма, на которой Россию испытывают на прочность. При этом в зависимости от политической конъюнктуры образы «международных террористов» менялись. Иногда в их облике вдруг проглядывали грузинские черты, иногда – афганские, а иногда вдруг становилась очевидной причастность «коварного Запада». Впрочем, роль Запада в северокавказских делах трактовалась двойственно. С одной стороны, в нем видели «естественного союзника», пострадавшего от происков «третьего мира», а с другой — непонятливого и докучливого партнера, пытающегося «навязать нам» какие-то неверные представления (или «двойные стандарты»). Вторая тема — стремительно стабилизирующийся Кавказ, образ, практически подмененный Чечней под мудрым водительством отца и сына Кадыровых. Попытки как-то разнообразить северокавказскую проблематику предпринимались. Самым ярким примером в этом ряду мы можем назвать выступления полпреда президента на Юге Дмитрия Козака (занимал этот пост в сентябре 2004 — сентябре 2007), который пытался акцентировать внимание и своего непосредственного начальства, и общественности на проблемах клановости, управленческой неэффективности региональных администраций (в особенности, в условиях бюджетной зависимости от федерального центра).

Однако внутренний дискурс, по крайней мере, до середины прошлого года, был вне фокуса внимания правящей элиты страны. Ситуация стала меняться с лета 2009 года, когда стали ощутимы несколько моментов. После такой пиар-акции, как отмена контртеррористической операции в Чечне, количество терактов в республике не уменьшилось. Более того, диверсионно-террористическая активность распространилась и на соседние республики Дагестан, Ингушетию и Кабардино-Балкарию. Летом 2009 года было совершено дерзкое покушение на президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова (которое на время вывело его из строя), а также убийство главы МВД крупнейшей северокавказской республики — Дагестана Адильгирея Магомедтагирова. Все это требовало какого-то внятного объяснения. Дальше было уже просто невозможно пробавляться рассказами про стремительную стабилизацию региона, которому «кое-кто порой мешает».

Неким поворотным пунктом от «внешней» истории к истории «внутренней» стало выступление Дмитрия Медведева 9 июня 2009 года в Махачкале. В ходе него президент РФ заявил о «системных проблемах», существующих в северокавказском регионе. Фактически впервые после 90-х власть устами первого лица в государстве заявила, что причиной социально-политической турбулентности на российском Кавказе является не внешнее воздействие, а проблемы внутреннего порядка (коррупция, безработица, бедность населения). Все эти прозрения, однако, не подвигли ни президента, ни премьера к пониманию других не менее важных фактов. В частности, оба члена тандема продолжили разговоры о борьбе с «бандитами» и с «ОПГ», как будто бы нынешние проблемы Кавказа вполне сопоставимы с ситуацией в каком-нибудь Гарлеме или Бронксе 80-х годов прошлого века. Не получилось и честного разговора о провалах в управлении Северным Кавказом. Все промахи и провалы были свалены на региональную и местную власть, федеральная же была выведена из-под шквального огня критики. Отсюда и экзотические идеи вроде введения особой юрисдикции по делам, связанным с терроризмом. Но, как бы то ни было, в своем прошлогоднем президентском Послании Медведев назвал Северный Кавказ главной проблемой российской внутренней политики. Тогда же была озвучена другая идея – создания новой бюрократической структуры, наделенной доверием тандема и ответственной за «наведение порядка» на Северном Кавказе.

В итоге 19 января 2010 года произошло явление Александра Хлопонина Кавказу. С одной стороны, это выглядело как новация. За самый нестабильный регион страны стал отвечать не силовик, а менеджер, прошедший школу «Норильского никеля» и губернаторства на Таймыре и в Красноярске. О Северном Кавказе впервые столь часто стали говорить с использованием другого словаря. Помимо привычных «террорист», «экстремист» в СМИ замелькали упоминания о «кластерах», «инвестициях», «инновациях». С другой стороны, ни к какой модернизации назначение Хлопонина отношения не имело. Типично кулуарное выдвижение человека, не имеющего соответствующего опыта. И по соображениям внутрибюрократической логики, а не в соответстии с насущными национальными интересами. Добавим к этому и весьма ограниченный «функционал» нового «главного по Кавказу». Хлопонина в полном смысле этого слова «бросили на хозяйство», не дав ему соответствующих политических полномочий. А какие же, в самом деле, инвестиции/инновации в условиях, которые напоминают военные? В итоге получилось не как лучше, а как всегда. Значимым сюжетом была признана экономика и социальная сфера. На развитие этих сегментов Кремль и Белый дом призвали направить все силы, в то время как политическая тематика (религиозные отношения, межэтническая конфликтность) осталась по-прежнему табуированной. Она фактически рассматривается только как «надстройка», производная от социально-экономического базиса. Таким образом, сама власть поставила себя в жесткие рамки. Вместо выработки масштабной стратегии развития Кавказа она ограничилась социально-экономической стороной. Спору нет, сферой важной, но в сегодняшних условиях политической нестабильности не играющей определяющей роли.

Что же в итоге? Сказано немало правильных слов. И о необходимости научного осмысления северокавказской политики, и о повышении качества работы «силовиков, и об организации внутренней миграции трудоизбыточного населения. Но при отсутствии политических рычагов работа полпреда постепенно стала напоминать раболту дореволюционного земства. Вроде бы и нужный институт, да непонятно, как его оптимально использовать. Повторимся, что в первую очередь — это не столько вина, сколько беда Хлопонина, который так и не получил весомые политические полномочия. Без них же самое лучшее, что смогли сделать для экономики региона- это составить далекие от реальности предложения, собранные под одной обложкой «Стратегии-2025». Похожей то ли на научно-фантастическое произведение, то ли на «Продовольственную программу» брежневской эпохи.
С одной стороны, нельзя сказать, чтобы 2010 год открыл какие-то принципиально новые угрозы, которые бы исходили из Северокавказского региона. Рост политического насилия под исламистскими знаменами начался намного раньше. «Обновленный» этнический национализм (особенно в западной части российского Кавказа) также заявил о себе несколько лет назад. Но с другой стороны, расширение террористической активности (особенно через год после отмены режима КТО в Чечне) неприятно впечатляло в течение всех 12 месяцев уходящего года. Терроризм снова пришел в российскую столицу. Взрывы в московском метро 29 марта 2010 года поставили много жестких вопросов. И не только в плане безопасности. В каком-то смысле они стали тревожным звоночком перед трагедией 11 декабря. На первый взгляд, между этими событиями нет прямой взаимосвязи. Однако при более глубоком рассмотрении оказалось, что общественное мнение крупных российских городов было шокировано взрывами в столичной подземке, но довольно вяло (если не сказать, пассивно) реагировало на трагические инциденты в Кизляре, Владикавказе, Нальчике. О Нальчике, кстати сказать, необходимо более подробно поговорить. В Кабардино-Балкарии, имевшей в 90е годы репутацию северокавказской «спящей красавицы», в 2010 году значительно выросло количество терактов. В этом контексте можно вспомнить первомайский взрыв на ипподроме, а также атаку Баксанской ГЭС (21 июля), которая стала первой атакой большого «техногенного объекта». Только за 2 первых летних месяца в республике прогремело 17 взрывов. В июне 2010 года президент КБР Арсен Каноков дал добро на ввод смешанного контингента по борьбе с экстремизмом в республику, что в свою очередь стало реакцией на рост диверсионно-террористической активности, все больше стирающей грани между восточной (нестабильной) и западной (относительно мирной) частью Северного Кавказа.

2010 год также показал (и не только в Кабардино-Балкарии), что ликвидация знаковых персонажей джихадистского подполья не приносит мира в регион. В уходящем году были ликвидированы такие печально известные лидеры северокавказского терроризма, как Анзор Астемиров (был уничтожен 24 марта), Саид Бурятский (2 марта), Магомедали Вагабов (21 августа). За каждым из них тянулся кровавый след, начиная от атаки на столицу КБР в октябре 2005 года, прошлогодними акциями против РОВД в Назрани, и заканчивая взрывами в московской подземке. Однако точечные «ликвидации» без комплексного изменения среды, порождающей новых «амиров» и новых «шахидов» не стала эффективным средством. Место Анзора Астемирова, ставшее «вакатным» быстро занял Аскер Джаппуев, и как говорится, началась старая песня по новому. Впрочем, в 2010 году мы увидели и иные подходы. Так 9 июня был захвачен в ходе операции Али Тазиев (известный также, как «Магас»), подозреваемый в нападении на Ингушетию (июнь 2004 года) и террористической атаке на среднюю школу в Беслане (сентябрь того же года). Между тем, подобного рода захваты (а также разбирательства этих дел) не стали (по крайней мере, пока) мощным идеологическим оружием против боевиков и их лидеров.

К сожалению, ни государство, ни общество не смогло грамотно осмыслить характер террористической угрозы. Повторение фраз о «бандитах», «чеченских сепаратистах» (это при том, что в 2010 году Чечня опустилась на четвертое место в своеобразном террористическом соревновании) отодвинули от нас понимание того политического вызова, который был брошен российским гражданам северокавказскими джихадистами.

И здесь мы подходим к принципиально важному тезису. В 2010 году Северный Кавказ, как никогда ранее, стал общероссийской проблемой. Декабрьские события в российской столице актуализировали вопрос о том, готово ли этническое большинство сосуществовать и развиваться с этническими меньшинствами в рамках одного российского гражданско-политического проекта. К сожалению, мы не увидели в действиях российских властей грамотных политических и управленческих решений. С одной стороны всплеск движения, использующего лозунги русского этнического национализма, центр попытался использовать для своих предвыборных целей. Как иначе объяснить двусмысленные жесты премьера Путина (встреча с фанатами, посещение могилы погибшего Егора Свиридова, а также его заявление о необходимости регистрации для приезжих в крупных российских городах)? Между тем, отказ от либерализации передвижения граждан внутри страны, создание фактически внутренних границ чревато не только апартеидом и укреплением экстремистских настроений, как внутри русской, так и кавказской «улицы». Оно чревато окончательной демодернизацией России, ибо отсутствие нормально работающего рынка рабочей силы создает препятствия для «думающей экономики» (о чем так красочно говорил в свое время Дмитрий Медведев).

Оглядываясь назад, мы можем сегодня увидеть несколько сценариев для Северного Кавказа. Несмотря на отмеченный выше внушительный набор проблем, у Москвы есть определенные предпосылки для благоприятного развития. К позитивным факторам для Москвы относится отсутствие мощных этносепаратистских очагов. На сегодняшний день даже сторонники территориальных переделов на Северном Кавказе (адыгские организации) апеллируют к Москве и готовы действовать в рамках российского государственного права. Нынешняя нестабильная ситуация в Ингушетии или Дагестане также не может идентифицироваться как проявления сепаратизма. И даже признавая высокий уровень насилия на Северном Кавказе, равно как и столь же высокий уровень недовольства властью, следует отметить следующее. За этим недовольством, как правило, нет четкой и структурированной идеологии. Даже в случае манифестаций лозунгов радикального исламизма идейно-политическая мотивация не всегда очевидна. Массы людей уходят в леса и в горы не потому, что имеют свое мнение о священном Коране, отличное от официальной позиции Духовного управления мусульман. Самим фактом этого ухода они выражают протест против коррупции и произвола властей, беспредела правоохранительных структур. Но к идеологии это не имеет отношения, а такой, если угодно, «бытовой протест» можно купировать адекватными действиями властей. Таким образом, совокупность объективных обстоятельств (усталость от насилия, стремление к стабильности) и субъективных действий (учет общественного мнения, организация диалога между властями и обществом) может позволить Москве в ближайшее время минимизировать политические риски в регионе. Конечно, речь не идет о тотальном переломе. Но при наличии воли маленький позитив возможен.

Однако и для неблагоприятных сценариев есть, увы, немало оснований. Во-первых, рост радикального исламизма. В условиях общероссийского социал-дарвинизма, приобретающего на Кавказе гипертрофированные черты, исламский эгалитаризм вне всякого внешнего содействия оказывается востребованным. Особенно на фоне коррупции региональной и федеральной власти, а также отсутствия внимания к повседневным проблемам местных жителей. Продолжение же нынешней политики Кремля (управление на расстоянии без полноценной интеграции региона) ведет, во-первых, к региональному обособлению и замкнутости, а во-вторых, к укреплению экстремистского направления протестного движения. Если дагестанские коммунисты и «яблочники», ингушские правозащитники или умеренные националисты со всего Кавказа действовали против власти в рамках российского закона и сообразуясь с общероссийской правовой и политической логикой, то радикальные исламисты отрицают саму эту логику. Возникает замкнутый круг. Стараниями лояльных республиканских элит светская оппозиция серьезным образом подорвана и деморализована. Но на смену этой оппозиции приходит исламистский протест, у которого есть демографический ресурс (среди лидеров этого протеста и его идеологов много молодых), драйв и уверенность в собственной правоте, чего нет у официальной власти.

В этой связи самым опасным сценарием для Москвы станет тот, когда региональные власти — в борьбе за сохранение доходных мест и даже опасаясь за свою физическую безопасность — начнут перехватывать инициативу низов, то есть вводить в свою практику элементы радикального подхода к исламу, откровенный популизм, возможно, националистические лозунги. В этом случае мы можем стать свидетелями повторения ситуации начала 1990-х гг., когда искушенные номенклатурщики пытались с разной степенью успеха (но в целом удачно, за исключением разве что Чечни) решить проблему заимствования и приватизации лозунгов «неформалов». Но в этой ситуации и новые радикалы, которые находятся у регионального кормила, перестанут быть для Москвы «своими». Ведь им придется добиваться легитимации через критику Кремля и его «колониальной политики» в той или иной форме.
Таким образом, «коридор возможностей» для российской политики на Северном Кавказе крайне узок. 2010 год показал: точечных изменений вне общей трансформации всей политической системы страны недостаточно. Но это уже тема отдельного разговора. Сможет ли РФ в отличие от СССР пройти между сциллой «горбачевщины» и харибдой псевдопатриотического «усиления»?

источник

Caucasus Times

Caucasus Times, продолжая «Кавказский меловой круг» — цикл интервью с экспертами по Кавказу, политологами из США, Европы и Азии, представляет вашему вниманию интервью с Армандо Маркеш Гедешом

Армандо Маркеш Гедеш (Armando Marques Guedes) — португальский политолог, правовед, профессор школы права в Новом Лиссабонском университета (Universidade Nova de Lisboa). Ранее преподавал в таких португальских вузах, как Военный колледж Министерства обороны, Академия внутренней безопасности МВД. В 2005-2008 гг. занимал посты президента Дипломатического Института (Instituto Diplomático) и руководителя отдела политического планирования МИД Португалии. Армандо Маркеш Гедеш — президент Генеральной Ассамблеи португальского Общества международного права. Он — автор 15 книг и около 80 статей по вопросам безопасности, международного права, этнополитических конфликтов, а также член нескольких десятков научных обществ в Португалии и в других странах.

Его последние работы включают статьи «Региональные последствия «пятидневной войны»» (в соавторстве с Раду Дудэу, 2010), «Конфликт в Грузии» (2008), а также отдельную работу «Пятидневная война»: вторжение России в Грузию (2009).

Интервью подготовлено Сергеем Маркедоновым, приглашенным научным сотрудником Центра стратегических и международных исследований (США, Вашингтон).

Caucasus Times: — Недавно Лиссабон принимал саммит НАТО. Многие наблюдатели и политики, включая президента РФ Дмитрия Медведева, назвали этот форум историческим. Первый раз, начиная с августовской войны на Кавказе, российский лидер принял участие в работе Совета Россия-НАТО (1) . Но, тем не менее, есть некоторые важные точки несогласия между Москвой и Брюсселем. И это, в первую очередь, ситуация на Кавказе. Какой вопрос (или группа вопросов) могут повлиять на общее потепление отношений между НАТО и Россией, на Ваш взгляд? И видите ли Вы какие-то варианты преодоления этих «кавказских гор» совместно?

А.М.Г.: Лиссабонский саммит, похоже, проложил путь к долгосрочному сближению между Россией и НАТО. После того как в августе 2008 года в ответ на вторжение России в Грузию, Яап де Хооп Схеффер (2) , тогдашний генеральный секретарь Альянса заявил, что «прежние дела уже невозможны, как обычно», а затем была нажата кнопка «перезагрузки», все, и США, и ЕС, и НАТО ждали этого. Но действительно ли сближение произошло? Та де-факто ситуация, которую Москва создала в таких местах, как Грузия, Южный Кавказ с признанием образований подобных Южной Осетиии и Абхазии, породила неопределенность, которая угрожает сделать все достигнутые компромиссы с Западом в лучшем случае неполными. И это только некоторые из препятствий, которые Альянс имеет для взаимодействия с Россией.

Встреча в Лиссабоне была большим шагом, по мнению многих наблюдателей и аналитиков, и крупнейшим в истории двусторонних отношений НАТО с Россией. И действительно, на первом же заседании после «пушек августа» (3) , это видится, как благоприятный шаг. Однако, почти невозможно предсказать, как это в дальнейшем повлияет на двусторонее сближение, так как трудно оценить то, в какой мере Североатлантический Альянс готов продолжать требовать от Москвы выполнения своих условий (например, по выводу вооруженных сил с грузинской территории). Или же, напротив НАТО вместо этого выберет позицию, иcходя из соображений Realpolitik («реальнoй политики»). То есть «согласится не соглашаться», и оставит все, как есть. На мой взгляд, между этими двумя крайностями есть много различных альтернатив, начиная от «создания внешних (и вероятно, промежуточных) администраций» под эгидой ООН или ЕС наподобие тех, что действовали в Косово или в Восточном Тиморе дo простого поддержания статус-кво (как на Кипре) (4). Не исключая, впрочем, и появления paзных видов договоренностей по поводу разделения власти .

Как итог: НАТО не заинтересовано в дальнейшeм ослаблении Статьи 5 своего Устава, а Россия не хочет отказываться от выигрышa за который oнa боролaсь (5) . Я думаю, что это и есть конкретные пределы, между которыми компромиссные решения возможны. Если обе стороны найдут их, то выход из нынешнего тупика неизбежен. Однако дело затрудняется, кoгдa мы пытaемcя выяснить, что же на самом деле было согласовано в Лиссабоне. И ocoбeннo, при пoпыткe установить, что было достигнуто и что можно реализовать на встрече с неопределенной и многомерной повесткой дня, а также заявлениями o сближении политических намерений. Страница перевернута, но никто еще реально не знает что на ней написано. Стал ли Саммит прорывом в деле интеграции или же ограничился высоким уровнем заклинаний? Достигнуты ли реальные прорывы по сотрудничеству против экосистемы новых угроз или мы обречены на конъюнктурное реагирование и перекрытие сиюминутных интерсов и требований (глобальный терроризм, ядерный Иран, разгром Афганистана/Пакистана и так далее). Существует ли еше «План действий по членству»? Бухарестские решения 2008 года живы, мертвы или просто переписаны? (6) И если да, то каков в этом смысл? Действительно, все это еще рано знать, но если история чему- то учит нас, то мы имеем достаточно причин, чтобы не выходить за рамки осторожного оптимизма, полагаясь, в первую очередь, на реальные итоги. Большие шаги, какими они на первый взгляд, кажутся, могут оказаться слишком маленькими, чтобы показать конкретные результаты.

Caucasus Times: — На Лиссабонском саммите НАТО были затронуты вопросы разрешения этнополитичекских конфликтов в Евразии (Карабах, Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия). Предвидите ли Вы какую-нибудь активность блока в этой сфере? И какие волзможные пути реализации такой активности Вы считаете оптимальными?

А.М.Г.: Отмеченную выше осторожность я бы распространил не только на макроуровне, в отношениях Россия-НАТО, или на микроуровне, применительно к Украине и к Грузии. Здесь осторожность должна быть более широкого спектра действия. Очевидно, что все евразийские конфликты не урегулированы, а многие из них являются «замороженными» или затянувшимися, начиная от особого случая в Приднестровье и заканчивая Нагорным Карабахом. Ситуация здесь далека от ясности. Не следует подходить к ним с одной меркой, так как в случае с Приднестровьем мы имеем дело с политико-географическим буфером, который вместе с Молдовой, вероятно, будет продолжать быть выгодным и для Брюсселя и для Москвы. В случае же с Нагорным Карабахом эта проблема гораздо в большей степени относится к контролю и безопасности энергетических маршрутов. Таким образом, эти конфликты должны иметь свою особую геомертрию в смысле прагматического использования механизмов для их разрешения. Трудно себе представить какой-то универсальный шаблон для проблем, которые кажутся связанными только тогда, когда на них смотрешь извне. Худшим сценарием было бы для Запада и для России проведение так называемых «опосредованных войн» (7) , когда та или иная территория используется для соперничества крупных внешних игроков. В любом случае маловероятно, что такого рода напряженности уйдут из повестки дня в ближайшее время.

Caucasus Times: — После распада СССР Россию часто критиковали за «постимперский синдром». Ваша страна Португаллия в 1960-1970-е гг. прошлого века также переживала сложный период потери своих бывших владений. Можете ли Вы сравнить эти процессы (в общем, и применительно к Кавказу)? И какие советы Вы могли бы дать в этом плане российским политикам?

А.М.Г.: Как реагирует Москва на события на Большом Кавказе и за его пределами в сравнении с другими случаями территориального сокращения, таким как португальский уход из колониальной империи в 1970е годы? Нелегко. Мировоззрения умирают с трудом, особенно когда они касаются важных и глубоко укоренившихся вопросов, таких, как суверенитет и идентичность. Существуют сильные структурные различия между Португалией и Россией. Есть разные группы причин для совпадений и различий между одним случаем и другим. (8) В России понадабится целое поколение, перед тем, как российская элита будет в состоянии принять потерю влияния на постсоветском пространстве и в его окрестностях. Начиная от трех Балтийских республик и Польши или Болгарии до Украины и Грузии. На постсоветском пространстве связующие чувства глубже. И такими же сильными будут и опасения.

Таким образом, на первый взгляд, может показаться, что российский и португальский случаи сопоставимы. Однако между португальским и российским «постимперским» случаем есть серьезные структурные различия. Бывшие Лузофонcкие (португалоязычные) колонии были расположены далеко от границ Португалии — в Южной Атлантике. Они не представляли никакой проблемы «стратегической глубины». Лиссабон даже, возможно, приобрел их как средство для предотвращения слишком большой зависимости от наших соседей в Европе. Вместо этого сегодня на различных международных форумах мы можем, используя тему «общей судьбы» и «общей истории», привлекать эти бывшие португальские колонии для увеличения веса Португалии на мировой арене. В России иная ситуация. Ее «сферы влияния», как правило, были слои «санитарного кордона», защищавшие само сердце страны или «важные ступеньки», обеспечивающие внешние выходы страны (Балтия с одной стороны, Украина и Грузия – с другой). Все это затруднялось российской тенденцией обеспечить себе «хороших соседей», как, в первую очередь соседей «покорных» и послушных. Отсюда же и взгляд на соседние государства, как «ближнее зарубежье» Российской Федерации.

Что же касается «потерянных земель» этих двух государств, то основной тенденцией России, является «оборонительный» подход, ориентированный на получение в бывших территориях политического сходства. Лиссабон имеет тенденцию в пользу строительства проективной связи вне зависимости от сходства политического или идеологического выбора. Пророссийская активность видится, как «сфера влияния», которая сконцетрирована на достижении политического согласия, а отсутствие его воспринимается как явная и реальная опасность. Португальский эквивалент «сферы влияния», если в полном смысле слова здесь можно говорить об эквивалентах, акцентрирует внимание на возможное участие в создании общего будущего, основанного на переосмыслении общего прошлого. Отличается и стиль. Там где россияне ориентируются в настоящее время на возрождение силы, Лиссабон предпочитает политику «нового изобретения» общего прошлого ради нынешних и будущих целей. Москва выбирает военно-политические аспекты для выживания, в то время как Лиссабон делает стратегическую ставку на определенный вес в международных отношениях. Методы тоже важны. Россия воюет, когда чувствует что это ей надо, а Португалия «соблазняет» когда думает, что может это сделать.

Сравнение же между такими случаями, как Ангола и Грузия высвечивает различия между португальским и российским примерами с большей детализацией. Португалия никогда не чувствовала необходимости вернуть Анголу назад, или препятствовать ее самостоятельному идеологическому развитию, считая, что это может повредить ее интересам. Несмотря на то, что Португалия была одним из членов-учредителей НАТО, она взаимодействовала с просоветским правительством МПЛА — Партии труда, которое вело гражданскую войну против поддерживаемой США вооруженной оппозиции «УНИТА» (9) . Лиссабон быстро сделал официальное признание независимости пяти бывших африканских колоний. И вместо громких негодований на Луанду, политики в Лиссабоне поддерживали двустороннее сотрудничество, даже когда это означало уход 10% португальского населения из бывшей колонии, которое было вынуждено покинуть Анголу в 1975 году. Россия же, напротив односторонне и зачастую совершенно открыто поддерживала сепаратистские настроения в Абхазии и в Южной Осетии. Ее миротворцы также поддерживали эти устремления. И когда двусторонняя напряженность российско-грузинских отношений достигла своего апогея в августе 2008 года, то Москва поддержала эти образования с военной и политической точки зрения, и даже на уровне ООН, а затем объявила об одностороннем признании их независимости, как едва ли делало какое-нибудь другое государство в мире.

Лиссабон почти повсеместно хвалят за «деколонизацию», главным образом за пределами страны. Россию широко критикуют и осуждают за ее «агрессивность», правда, не внутри страны. Португалия смогла быстро нормализовать отношения с пятью португалоязычными африканскими странами, а России будет непросто восстанавливать отношения с бывшими союзными республиками. Но, в конце концов, любое детализированное сравнение между двумя случаями может привести в тупик. И я уверен, что следует избегать таких сравнительных упражнений, поскольку они могут быть не слишком корректными.

Caucasus Times: — Августовская война 2008 года сделала актуальной дискуссию о новой европейской безопасности. Российский президент Дмитрий Медведев даже инициировал проект Нового соглашения о европейской безопасности. Как вы думаете, Европе нужно такое соглашение? И как сделать европейский и российский подходы ближе друг к другу?

А.М.Г.: Я не думаю, что вторжение Российской Федерации в Грузию и ее расчленение действительно трансформировали европейскую безопасность в актуальную проблему. По крайней мере, не больше половины политиков и обозревателей пришли к выводу, что Россия стала игроком (напористым и активным), действия которого необходимо принимать во внимание. Призыв к вниманию: это прямо или косвенно делает Кремль на различных форумах, внутренних и внешних. И это широко проявляется на различных театрах, от Венесуэлы до Украины, и от стран восточного Средиземноморья до Средней Азии или Арктики. Везде Москва дает о себе знать. Все эти действия вместе взятые предназначены для возрождения позиций России, как регионального и глобального игрока, который хочет быть услышанным. Это составляет одновременно оборонительную и наступательную стратегию Кремля. На любом уровне выше макрорегионального, это было вызовом к пробуждению более в политическом плане, чем в сфере безопасности.

В конце ноября 2009 года Президент РФ Дмитрий Медведев призвал к «новому соглашению о европейской безопасности», которое будет подменять «устаревшие» НАТО и ОБСЕ (10) . Это — часть символических действий Москвы. В реальности же этот проект был расценен как «пустой» многими аналитиками, а так же, как демонстративный акт, хотя мнения сильно разделились по поводу намерений его автора. В большинстве своем оценки этой идеи критические, и нет смысла рассматривать эту инициативу, как реальный «план». Это, скорее открытая, хотя и безнадежная попытка внести раскол в появляющийся европейский консенсус по вопросам обороны и безопасности. Некоторые аналитики, настроенные более благосклонно, рассматривают предложения Медведева, как серьезные, добросовестные усилия, чтобы сформулировать новое видение безопасности 21-го века. Они полагают это необходимым, учитывая недавнюю напряженность в Европе и между европейскими странами и Россией.

Но какие бы интерпретации мы не предпочитали, это была, безусловно, попытка изложения позиции России по вопросу о том, какая повестка дня должна обсуждаться, а также открытая переговорная позиция – способ привлечь Европу в альтернативный диалог по вопросам «коллективной безопасности». Эти аналитики обращают внимание, на то, что предложения Медведева — это своего рода политико-дипломатический маневр для «перезагрузки» отношений с Западом на условиях Москвы, который отвлечет внимание Европы от событий на Южном Кавказе (военных и экономических), продвигая взамен их более широкое видение проблем безопасности. Это, конечно меняется теперь с возвращением роли НАТО, как собеседника Кремля. И если этот процесс пойдет успешно, то совсем неясно позовут ли Европу снова играть любую роль кроме роли вспомогательной и если даже позовут – будет ли она в состоянии.

Caucasus Times: — В результате этнополитических конфликтов были созданы несколько де-факто государств. Их часто называют «марионетками». Но в действительности их идентичность — это более сложный комплекс проблем. Какие правила игры Вы видите, как лучший вариант политики Евросоюза по отношению к ним?

А.М.Г.: «Создание» де-факто образований Абхазии и Южной Осетии в результате локальных этнополитических конфликтов — это, на самом деле, только часть гораздо большего исторического полотна. Хотя весь Кавказ и выглядит, как кипящий котел, в действительности трудно переоценить масштаб изменений, которые «пятидневная война» произвела. Здесь и внезапный рост международной непредсказуемости, и серьезный удар по принципу нерушимости границ, вне какого-либо участия международных организаций. Наоборот, «косовский вопрос», несмотря на претензии что он представляет собой «юридический прецедент», был решен только после девяти лет переговоров при поддержке резолюции Совета безопасности ООН в 1999 году. И после того как в 2005 году ООН подготовил доклад по предложениям определения финального статуса, а в 2007 году был представлен «план Ахтисаари» (11) .

Этот план не был никогда утвержден Совбезом ООН, поскольку Москва уверяла, что наложит на него свое вето, но он нашел поддержку со стороны многих государств и международных организаций. Что самое важное, «пятидневная война» также отправила четкий сигнал о растущем бессилии таких организаций, как ООН, ЕС, ОБСЕ и даже НАТО. В этом смысле, она создала риск возвращения к международной динамике, основанной на «сферах влияния» и политике «великих держав». Согласно новому российскому мировозрению, «Безопасность обязывает» (Sécurité oblige). Во многих смыслах, поэтому, укрепление российского присутствия в южной части постсоветского пространства стало эпохальным событием. Данный вывод вытекает из того, что это был, главным образом, действительно геополитический гамбит, направленный по большей части на иностранную аудиторию, в том числе и в контексте энергитического вопроса. С более «классической точки» зрения конфликт и его последствия отправили неоднозначный сигнал о стратегической важности Кавказа для России. И позиции РФ о том, что ее южное «мягкое подбрюшье» не может быть эффективно защищено без укрепления позиций на Кавказе, то есть безопасность Северного Кавказа не может быть гарантирована без выгодных позиций на южных склонах Кавказского хребта. Таким образом, повышение ставок на постсоветском пространстве, среди прочего, оправдывалось защитой жизненно важных стратегических интересов самой РФ. Это стало центральным элементом репрезентации российскких национальных элит о том, что должна собой представлять «стратегическая глубина» РФ. Любое эффективные действие извне должно принять такие расчеты Москвы во внимание.

Обсуждать положение на Большом Кавказе, ограничивая его только этнонационализмом – это половинчато и часто обманчиво, несмотря на то, что он был среди первоначальных поводов и играл свою значительную роль. Чтобы понять происходящее в соседних Азербайджане и в Армении, а также многих постсоветских государствах за пределами Каспийского моря и его окрестностей, а также энергетические вопросы, связанные с контролем и безопасностью нефте- и –газодобычи, они должны тщательно изучаться, если мы хотим построить достоверную картину событий. Это становится даже более важным для любого решения, которое нам необходимо принять: новые ситуации легче разрешаются, если мы их адекватно понимаем. Таким образом, план игры, связанный с появлением де-факто образований для США, НАТО, ООН должен начаться с всеобъемлющей оценки насущных проблем, а не покупки оптом тех картинок, которые нарисованы той или иной стороной, вовлеченной в конфликт. Трудно понять, в каком контексте нам нужно рассматривать «Абхазию» и «Южную Осетию» (как самостоятельные образования или иначе). Сказав что-либо по их поводу, не совсем ясно, как ЕС будет в состоянии повлиять на региональные проблемы при всех его надеждах и претензиях играть стабилизирующую роль. Возвращение к политике «великих держав», несмотря на различные заклинания, говорит о том, что только такие крупные игроки могут влиять на события. И это, конечно, не ЕС в этом регионе. Чтобы увидеть это, достаточно просто посмотреть на следующую картину. После того, как Россия наложила вето на деятельность Миссий ООН и ОБСЕ в Абхазии и в Южной Осетии (12) , единственным международным наблюдателем в регионе, который мог бы сообщать о событиях там и стараться, таким образом, уменьшать напряженность, осталась Миссия наблюдателей ЕС в Грузии (13_ , которая была развернута в октябре 2008 года. Это — невооруженная гражданская миссия. Тот факт, что мандат Миссии реализуется лишь по одну сторону разделительной линии без доступа к абхазской и югоосетинской территории (это положение поддерживает российская сторона) серьезно затрудняет ее возможности должным образом контролировать ситуацию и помогать стабилизации. И все это, не говоря уже о малочисленном персонале. В этой ситуации трудно на что-то реально претендовать.

Примечания:

1 В 1997 году НАТО и Россия подписали Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности, в котором была заложена формальная основа отношений между НАТО и Россией. Подписание Основополагающего акта привело к разработке двусторонней программы консультаций и сотрудничества в рамках Совместного постоянного совета (СПС). В 2002 году была подписана Римская декларация «Отношения между НАТО и Россией: Новое качество», в результате которой был создан Совет Россия-НАТО. Сайт Совета Россия-НАТО был открыт в июне 2007 года. После августовской войны 2008 года Совет Россия-НАТО прекратил свою работу и возобновил ее на разных уровнях в апреле 2009 года. года.

2 Яап де Хооп Схеффер (род. в 1948)- нидерландский политик, был депутатом национального парламента и главой МИД Нидерландов (2002-2003). В 2004-2009 гг. был одиннадцатым по счету Генсеком НАТО.

3 Армандо Маркеш Гедеш использует в качестве метафоры название книги «Пушки августа». (см. The Guns of August 2008. Russia’s War in Georgia /Ed.by S.Cornell and F.Starr. NY.London. M.E.Sparpe. 2009.)
Данная книга содержит в целом односторонние подходы к оценкам августовской войны. Показательна в этом плане вторая «говорящая часть» ее названия «Война России в Грузии». Достаточно сказать, что предисловие к книге редакторы (Сванте Корнелл и Фредерик Старр) начинают с того, что «впервые с 1979 года российская армия пересекла границы другого национального государства». То есть не делается никакого различия между СССР и современной РФ.

4 Миссия ООН по делам временной администрации в Косово была создана 10 июня 1999 года в соответствии с резолюцией Совета Безопасности 1244. Она наделила силы международного присутствия по безопасности НАТО мандатом на размещение в Косово. В октябре 2005 года Совет безопасности ООН высказался за начало переговоров о статусе края.

Процесс деколонизации в бывшей португальской колонии Тимор начался в ноябре 1975 года, когда была оглашена Декларация независимости Восточного Тимора. Однако вскоре после этого он был оккупирован и объявлен 27-й провинцией Индонезии. В 1999 году под давлением ООН в Восточном Тиморе был проведен референдум по вопросу о независимости (ее поддержали 78,5 %). Миссия ООН в Восточном Тиморе (а затем ее преемница Миссия по поддержке в Восточном Тиморе) была развернута в 1999 году. Действовала до мая 2005 года, пока все оперативные функции не были переданы властям Восточного Тимора.
Вооруженные силы ООН по поддержанию мира на Кипре были созданы резолюцией 186 Совета Безопасности от 4 марта 1964 года. И хотя они оказались не в состоянии предотвратить столкновения между турецкой и греческой общиной острова, а также его де-факто раздел в 1974 году, они продолжают свою миссию до сегодняшнего дня. После конфликта 1974 году мандат Вооруженных сил был расширен, им вменялось в обязанность следить за соблюдением режима прекращения огня (установился 16 августа 1974 года). По данным на 1 ноября 2010 года включают в себя 927 военнослужащих и полицейских, а также местный гражданский персонал.

5 Имеется в виду статья 5 Устава НАТО, которая предполагает, что «Договаривающиеся стороны соглашаются с тем, что вооруженное нападение на одну или нескольких из них в Европе или Северной Америке будет рассматриваться как нападение на них в целом».

6 В тексте итогового Заявления Бухарестского саммита Североатлантического Альянса 3 апреля 2008 года было записано: «НАТО приветствует евроатлантические стремления Украины и Грузии к членству в НАТО. Сегодня мы пришли к соглашению о том, что эти страны станут членами НАТО». Однако никакие конкретные сроки достижения полного членства в НАТО в данном документе (а также в других последующих документах) указаны не были.

7 «Опосредованные войны» (или proxy wars)- войны, в которых две державы сражаются не непосредственно, а используя как стороны в конфликте некоторые третьи страны, своих союзников (сателлитов), оказывая решительную помощь финансами, техникой, военными кадрами (советниками) и т. п. Были распространены в годы «холодной войны». Подробный анализ таких войн см. в работе Scott L. Bills: The world deployed: US and Soviet military intervention and proxy wars in the Third World since 1945. From: Robert W. Clawson (Ed.): East West rivalry in the Third World. Wilmington 1986.

8 Проникновение Португалии в Африку началось в XV—XVI веках, но политический контроль над некоторыми африканскими территориями был установлен в конце XIX — начале XX века. Эти территории формально считались заморскими территориями Португалии. К моменту завершения деколонизации в 1975 году таковыми были Ангола, Мозамбик. Гвинея-Бисау, Сан-Томе и Принсипи и острова Зеленого мыса (или Кабо Верде). Сегодня единственными заморскими территориями Португалии на правах автономии остаются Азорские острова и Мадейра. Перед обретением независимости Португалия в течение 14 лет (1961-1975 гг.) вела серию войн в своих колониях (с 1961 года в Анголе, с 1962 года в Гвинее-Бисау и с 1964 года в Мозамбике).

9 МПЛА – Партия труда — политическая партия Анголы, правящая страной со времени обретения ею независимости в 1975 году. МПЛА сначала боролась против Португалии в войне за независимость и против движения УНИТА гражданской войне с 1975 по 2002 годы. Первоначально пользовалось поддержкой СССР, однако в 1992 году, после его распада стала более открыта для Запада.
УНИТА — Национальный союз за полную независимость Анголы- движение/повстанческая группировка Анголы в годы гражданской войны 1975-2002 гг. во главе с Жонасом Савимби. После его гибели в 2002 году прекратила свою борьбу.

10 Впервые инициативу разработки нового Договора о европейской безопасности Президент России озвучил до августовской войны 5 июня 2008 года. Его суть – «создать в области военно-политической безопасности в Евро-Атлантике единое, неразделенное пространство, чтобы окончательно разделаться с наследием «холодной войны»». Дискуссии о Договоре активизировались после событий на Кавказе в августе 2008 года. См. полный текст проекта на сайте http://www.kremlin.ru/news/6152

11 После того, как в октябре 2005 года Совбез ООН выступил за начало переговоров о статусе Косово, в ноябре того же года известный финский и международный политик Марти Ахтисаари (род. в 1937 году) был назначен специальным посланником Генсека ООН в Косово. Разработал план, описывающий процесс фактического отделения Косово от Сербии. В апреле 2007 года Совет безопасности ООН не принял этот план. Тогда с безоговорочной поддержкой выступили лишь представители США, Великобритании, Франции и Бельгии, а против- Россия и Китай, обладающие правом вето.

12 Россия наложила вето на решение о продлении миссии ОБСЕ в Грузии и потребовала открыть в Южной Осетии отдельную независимую от Тбилиси миссию Организации 14 мая 2009 года.
15 июня 2009 года при голосовании в Совбезе ООН Россия применила право вето, заблокировав тем самым принятие резолюции о продлении мандата Миссии по наблюдению ООН в Грузии (МООНГ). Миссия (почти 150 миротворцев) прекратила свою работу.

13 Миссия военных наблюдателей Европейского Союза в Грузии состоит из 240 человек и действует, начиная с октября 2008 года во исполнение Соглашения Медведева-Саркози о прекращении российско-грузинского конфликта. РФ препятствует деятельности Миссии на территориях Абхазии и Южной Осетии в то время как ЕС последовательно добивается реализации этой возможности.