Президенты Ирана и России Хасан Роухани и Владимир Путин. Фото: kremlin.ru
Игорь Субботин Обозреватель-международник при главном редакторе НГ
10.10.2019
Вопрос сотрудничества с Россией остается источником противоречий в иранской элите. К такому выводу склоняются эксперты американской аналитической корпорации RAND, которая выпустила доклад с анализом внутригосударственных дискуссий в Исламской Республике. Хотя Москва и Тегеран смотрят одинаково на ряд проблем, их партнерство в исследовании называют вынужденным. В докладе, посвященном дискуссиям на государственном уровне в Иране, говорится, что ситуация в иранской экономике требует от республики сохранения связей с внешним миром. Шагом в сторону изоляции, как известно, стали экстерриториальные санкции США, введенные за «несоответствие» действий Ирана духу ядерной сделки – Совместному всеобъемлющему плану действий (СВПД). Как говорят исследователи, подобный демонтаж дипломатических и экономических каналов воспринимают в Иране по-разному.
«Сторонники жесткой линии давно призывают стремиться к более самостоятельной и ориентированной на внутренний рынок экономике, в то время как умеренные (круги. – «НГ») и реформисты считают, что реинтеграция в мировую экономику является ключом к решению проблем», – говорится в исследовании RAND.
Причем сами иранские лидеры практиковали разные подходы. «Ряд деятелей внутри режима – это группа, которая выходит за рамки традиционных блоков, – утверждает, что страна должна смотреть на восток, – отмечают в RAND. – Если взять XXI век, Хатами (пятый президент Ирана. – «НГ») стремился наладить более тесные связи с Западом, Ахмадинежад (шестой президент. – «НГ») в основном изолировал страну, но также выглядел «восточным». Умеренный Рухани (действующий глава государства. – «НГ») стремился примирить два подхода. Эти взгляды лидеров в значительной степени отражают позиции фракций, которые они представляют». Эксперты признают, что Рухани рассчитывал на нормализацию отношений с Западом, но «был вынужден пойти навстречу России и Китаю после того, как западные страны не смогли соблюдать СВПД».
Аналитики RAND признают, что отношения с глобальными игроками на протяжении веков были источником напряженности в иранской элите. Так, за некоторое время до исламской революции некоторые иранцы выступали за более тесные связи с Россией, в то время как другие смотрели в сторону Франции, Германии, Великобритании и США. «Третьи же считали, что страна должна стремиться к большей самодостаточности и полностью отказаться от своей зависимости от иностранцев, – говорится в докладе RAND. – После своего создания Исламская Республика быстро приняла лозунг «ни Восток, ни Запад». На практике внешняя политика Ирана отразила этот лозунг, даже несмотря на то что различные фракции (в высших эшелонах иранских власти. – «НГ») толкали страну в ту или иную сторону». Иранцы не хотят оставаться уязвимыми для иностранного вмешательства, отмечают в RAND. Сходство позиций России и Ирана по ряду вопросов нельзя отрицать. Они совпадают, например, в том, что касается «ядерной сделки» 2015 года, одним из гарантов которой выступает российской сторона. После выхода США из многостороннего соглашения и возвращения администрации американского президента к практике антииранских санкций Тегеран фактически оказался в том же положении «осажденного», в каком в свое время оказалась Москва. Однако, по широко распространенному мнению, у отношений двух стран есть серьезный потенциал конфликта – его скрывает в себе сирийское досье, в рамках которого Россия и Иран выступают ситуативными союзниками и являются гарантами «астанинского процесса» наряду с Турцией.
«В долгосрочной перспективе интересы Тегерана и Москвы (в Сирии. – «НГ») совпадают не полностью, потому что российская сторона заинтересована презентовать Сирию как историю своего успеха, который был достигнут благодаря российскому военному вмешательству, – заявила «НГ» научный сотрудник израильского аналитического центра «Форум регионального мышления» Елизавета Цуркова. – Иран, с другой стороны, хотел бы поддерживать нынешнее «ополченческое» состояние сирийских государственных учреждений, поскольку эти военизированные формирования дают возможность Ирану сохранять более значительное влияние в Сирии. Кроме того, две страны (РФ и Иран. – «НГ») конкурируют за некоторые финансовые выгоды, которые могут быть получены от сирийских природных ресурсов и проектов реконструкции».
Так, весной нынешнего года стало известно, что иранские представители ведут переговоры с сирийским правительством о возможности получения контроля над контейнерным портом в провинции Латакия. Подобные сообщения стали поводом говорить о развертывании иранской базы вблизи российских военных объектов в Сирии и обострении соперничества между Москвой и Тегераном в рамках сирийского конфликта. Цуркова, в свою очередь, считает, что напряженность между Россией и Ираном может усилиться в будущем, но предостерегает от того, чтобы преувеличивать масштабы этой напряженности. Эксперт заявила, что два государства вряд ли когда-либо станут врагами. «Россия признает, что Иран является крупным региональным игроком, и не хочет слишком яростно противодействовать ему, а Иран, в свою очередь, признает, что Россия – набирающая силу на Ближнем Востоке иностранная держава, и видит интерес в том, чтобы поддерживать с Кремлем хорошие отношения», – заключает Цуркова.
Иран, как шиитское государство, прямо использующее свою религиозную идентичность для качественного изменения собственного регионального и глобального статуса, имеет весьма неблагоприятное положение в мусульманском мире. Для суннитов шииты являются еретиками и вероотступниками, с которыми не может быть достигнуто никакого взаимовыгодного консенсуса, поэтому любое активное политическое действие Исламской Республики (ИРИ) тщательно отслеживается и чаще всего оспаривается всем суннитским миром. Однако если на межгосударственном уровне благодаря дипломатии Ирану удается поддерживать конструктивные отношения с суннитскими государствами, то на уровне суннитских религиозных сообществ, особенно наиболее радикального исламистского толка, суннито-шиитские противоречия вскрываются в наиболее полной мере.
Суннитские фундаменталистские радикальные группировки, такие как Талибан, Аль-Каида или ИГИЛ, совершенно открыто провозглашают одной из своих главных целей уничтожение всех носителей любых других религиозных идеологий, в особенности отступников шиитов. Широко известны факты проявления боевиками ИГИЛ в захваченных районах Сирии, Ирака и Ливана исключительной жестокости по отношению к шиитскому населению. А поскольку суннитские исламистские организации, приобретающие те или иные политические формы, уже на протяжении нескольких десятилетий действуют в непосредственной близости к границам ИРИ, Иран находится под постоянной экзистенциальной угрозой.
По этой причине, еще задолго до того, как проблема международного терроризма была сформулирована и признана основной угрозой человечеству в XXI в., Иран вел активную и непримиримую борьбу с исламским фундаментализмом и радикализмом.
Сразу же после исламской революции 1978-1979 гг. Исламская Республика оказалась жертвой внешней агрессии Ирака. Поскольку население Ирака приблизительно на 70 % состояло из мусульман шиитов, Багдад крайне чувствительно отнесся к произошедшим в ИРИ событиям. Опасаясь того, что собственное шиитское население примет идеи исламской революции и предпримет широкомасштабные антиправительственные акции, Ирак решил нанести превентивный удар по своему врагу, для чего был использован вопрос об ирано-иракской границе и статусе провинции Хузестан. Однако истинная, куда более весомая угроза власти толкала иракское правительство на самые радикальные шаги, в частности, применение химического оружия. Стоит отметить, что в период ирано-иракской войны, международное сообщество, в особенности Соединенные Штаты, осталось глухо к заявлениям Ирана, проигнорировало факт применения Ираком химического оружия и, напротив, поддержало С. Хусейна, который был главным нарушителем мира и стабильности на Ближнем Востоке в конце XX в. и признанным спонсором международного терроризма. Впоследствии же, спустя четверть века, именно остатки хусейновской армии составили боевой костяк войск Исламского государства.
Вторым крупным политическим событием, который также можно отнести к борьбе с радикализмом и терроризмом, стало участие Тегерана в урегулировании гражданского конфликта в Таджикистане в 1992-1997 гг. Одной из основных оппозиционных сил конфликта была Партия исламского возрождения Таджикистана. В условиях экономического краха 1990-х гг. существовала крайне высокая вероятность появления в Центральной Азии фундаменталистского исламистского государства. Тегеран использовал весь имеющийся у него политический ресурс для урегулирования конфликта и недопущения прихода к власти радикальных сил, что в купе с усилиями российских миротворцев и дипломатов оказалось достаточным для разрешения конфликта и сохранения секулярного характера власти в Таджикистане.
На рубеже 1990-2000-х гг., когда Североатлантический альянс активно занимался собственным переформатированием и поиском новых направлений деятельности в мире XXI в., Иран обращал внимание мирового сообщества на угрозу Талибана. В 1998 г. талибские боевики совершили нападение на иранское посольство в Мазари-Шарифе, в результате которого погибло девять иранских дипломатов, после чего по всему Афганистану началось притеснение шиитского населения. Но только трагические события 11 сентября 2001 г. обратили внимание мирового сообщества на данную проблему.
Последовательность иранской контртеррористической политики проявляется и на современном этапе в контексте борьбы с запрещённым в России террористическим «Исламским государством». После бесплодных попыток Тегерана обратить внимание международного сообщества на то, что внешнее вмешательство в политику стран Ближнего Востока и, в частности, деградация власти в Сирии и Ираке, приведут к непредсказуемым последствиям, его прогноз сбылся. Летом 2014 г. боевики ИГИЛ начали успешное наступление на севере Ирака и Сирии. Поскольку Иран находился в самом эпицентре событий, и как шиитское государство был одной из основных целей Исламского государства, он начал широкомасштабное сопротивление ему в экономической, идеологической и военной областях. Тегеран сформулировал комплексную стратегию борьбы с ИГ, главными целями которой стало полное уничтожение противника и сохранение целостности Ирака. В условиях возникшей опасности Тегеран даже продемонстрировал решимость отложить противоречия с США и Саудовской Аравией и был готов к совместным с ними действиям, причем не только на дипломатическом, но и военном уровне.
В очередной раз предложения Ирана, как и его усилия по борьбе с Исламским государством были проигнорированы. В рамках современного вестернизированного мирового порядка Иран является феноменом контрсистемным, поэтому любые его политические усилия, даже в области борьбы с международным терроризмом, рассматриваются как вызов этому миропорядку. Даже самые конструктивные и выгодные всем участникам международного политического процесса предложения Ирана отвергаются. Более того, сам Иран является признанным спонсором международного терроризма, причем в последние годы ввиду его успехов в ближневосточной политике критика Тегерана по данному направлению со стороны США усилилась.
Серьезно ситуация для Ирана начала меняться в 2013 г., когда он начал более тесное взаимодействие с Россией, которая также за свою постсоветскую историю значительно пострадала от международного терроризма. Успешные на первом этапе переговоры между Ираном и шестеркой посредников, не последнюю роль в чем сыграла Москва, в конечном итоге не стали началом процесса международной реабилитации Ирана, но дали старт укреплению отношений между Россией и Ираном. Столкнувшись с общей угрозой международного терроризма, которая возникла ввиду образования вакуума силы на Ближнем Востоке после вывода оттуда вооруженных сил США, Россия и Иран начали естественное движение навстречу друг другу. Вскоре обнаружилось общность их взглядов как на природу конфликта в Сирии, так и на будущее Ближнего Востока в целом.
В 2015 г. российские воздушно-космические силы начали проводить операции на территории Сирии против террористических группировок, таких ИГИЛ и Джебхат ан-Нусра, с целью восстановления безопасности и целостности Сирии. Иран в свою очередь продолжил массированные наземные операции на территории Сирии и Ирака, которые он уже не первый год проводил силами Кудс Корпуса стражей исламской революции в тесном взаимодействии с законными правительствами стран. В итоге военно-политический альянс России, Ирана, Ирака и Сирии проявил себя как наиболее эффективная контртеррористическая сила в регионе. В сентябре 2015 г. они создали совместный информационный центр в Багдаде для координации боевых действий против террористов и проведения разведывательных операций.
Постепенно сотрудничество между Россией и Ираном в сфере борьбы с международным терроризмом расширялось. В 2016 г. иранское правительство дало согласие на использование российской авиацией аэродрома Хамадан. Отмеченное событие оказалось знаковым для ирано-российских отношений, свидетельствующим о высокой степени доверия, достигнутой в двустороннем диалоге, поскольку подобное решение для иранского правительства было первым и единственным в истории страны после исламской революции, когда был установлен запрет на присутствие иностранных сил на территории Ирана. Помимо этого, начались регулярные консультации между Ираном и Россией по линии военно-политических организаций, важным участником которых является Россия: ОДКБ и ШОС. Интерес к российско-иранскому диалогу проявил Китай, давний торговый партнер Ирана.
Благодаря скоординированным действиям Ирана и России по оказанию помощи правительствам Сирии и Ирака в борьбе с международным терроризмом Исламскому государству и другим террористическим группировкам был нанесен существенный ущерб. Их присутствие в Сирии и Ираке оказалось сведено к минимуму, экономические возможности спонсировать террористическую деятельность в мире, от которой пострадали страны Европы и в том числе Россия ограничены, проведена эффективная работа по противодействию информационной пропаганде ИГИЛ.
Безусловно о полной победе над радикальным политическим исламом речи быть не может. По-прежнему довольно напряженная ситуация сохраняется в Афганистане, Пакистане. Затянувшийся гражданский конфликт и деградация государственных институтов в Йемене привели к активизации в стране Аль-Каиды (Аль-Каида на Аравийском полуострове). Однако то, что началось как вынужденное сотрудничество Москвы и Тегерана в борьбе с общей угрозой в итоге открыло совершенно новые горизонты сотрудничества в других областях, в которых борьба с терроризмом является лишь одним из множества направлений. Например, широко известны консультации между Ираном и Россией относительно перспектив расширения экономических связей в контексте евразийской интеграции, продолжается сотрудничество Москвы и Тегерана в области мирного атома, разведки и добычи углеводородных ресурсов, строительства инфраструктуры, развития транспортного коридора Север-Юг и поставок вооружений.
Высокую оценку российско-иранское сотрудничество в сфере борьбы с терроризмом получило со стороны представителей иранской государственной власти. Так, президента ИРИ Х. Роухани во время трехсторонней встречи на высшем уровне между лидерами Азербайджана, Ирана и России, состоявшейся 1 ноября 2017 г. в Тегеране, обозначил успехи российско-иранской коалиции в сирийском конфликте и свою полную уверенность в том, что Россия и Иран способны справится с угрозой международного терроризма в регионе и содействовать установлению на Ближнем Востоке мира и стабильности. Верховный руководитель Ирана аятолла Али Хаменеи в разговоре с российским президентом Путиным и вовсе отметил, что вместе Россия и Ирана обладают возможностью пошатнуть устоявшийся американоцентричный мировой порядок, заложив основу новой системы международных отношений на Ближнем Востоке.
В декабре 2017 г. спикер иранского парламента Али Лариджани во время посещения Международной конференции по борьбе с распространением наркотиков, проходившей в Москве, дал развернутое интервью, в котором подробно осветил позицию Ирана относительно сотрудничества с Россией. По его мнению, РФ и ИРИ – это силы, находящиеся на передовой в войне с международным терроризмом, которые в отличие от остальных стран не ограничиваются декларациями и созданием номинальных военных альянсов, а занимаются практическим устранением глобальной угрозы. В свою очередь Соединенные Штаты, долгое время претендовавшие на лидерство в глобальной борьбе с терроризмом, по его словам, продемонстрировали крайне низкую результативность и неготовность вести борьбу такого плана.
Вскоре слова Лариджани нашли неожиданное подтверждение в новой стратегии национальной безопасности США, проект которой озвучил министр обороны США Дж. Мэтис, выступая в университете Джона Хопкинса. В новой стратегии США сместили основной акцент с международного терроризма, который раньше признавался основной угрозой безопасности, на, во-первых, растущую военно-политическую мощь России и Китая, и, во-вторых, угрозы, исходящие от правительств КНДР и Ирана. Мэттис пообещал продолжить борьбу с терроризмом, однако на первый план американской политики, по его словам, выходит соперничество с глобальными державами. Одним из важнейших аспектов данного противостояния, по мнению Мэттиса, должна стать еще более тесная кооперация с союзниками США по евроатлантическому единству. Слова Мэттиса, озвучившего новый подход США к международным отношениям, особенно тепло были встречены секретарем министерства обороны Великобритании.
В феврале 2018 г., спустя месяц после выступления Мэттиса Великобритания предложила в Совете безопасности ООН проект резолюции, в которой признается вина Ирана в поставках йеменским повстанцам хуситам оружия в обход существующего эмбарго. Официальный представитель России в Совбезе ООН В. Небензя наложил вето на данный проект, выразив несогласие российской стороны с «некоторыми отдельными, но ключевыми формулировкам», которые смещают вину в конфликте на Иран и могут трактоваться, как предлог для создания антииранской коалиции.
Отмеченная ситуация в Совбезе ООН наглядно продемонстрировала, что широкие последствия российско-иранского сотрудничества оказались заметны в масштабах мировой политики. Фактически, оказавшись наедине с угрозой международного терроризма в Сирии, Россия и Иран не только нанесли ему значительный ущерб, но и, не забывая о собственных национальных интересах, существенно повысили свой политический статус, как на региональном, так и на глобальном уровне. Подобный сценарий во многом оказался неожиданным для Соединенных Штатов и их союзников, которые уступили инициативу в ближневосточной политике в целом, и в борьбе с терроризмом в частности, России и Ирану, поэтому совершенно закономерными и естественными являются их попытки создать трудности для российско-иранского альянса. Однако в современных условиях подобная политика не приведет к ожидаемому Вашингтоном результату и будет способствовать лишь дальнейшему укреплению связей между Москвой и Тегераном, причем как в области борьбы с терроризмом, так и во всех обозначенных выше сферах.
Несмотря на активизацию российско-иранских отношений в последние годы, специалисты считают, что между ИРИ и РФ не может быть установлено стратегическое партнёрство.
Ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН Владимир Сажин, выступая на конференции «Роль СМИ в развитии российско-иранских отношений» в кулуарах 23-й Международной выставки прессы и информационных агентств, которая проходит с 27 октября по 3 ноября в Тегеране, рассказал, каким может быть сотрудничество между Ираном и Россией в плане расширения двусторонних отношений. Об этом сообщает ИРНА.
«Последние 3-4 года демонстрируют активизацию российско-иранских отношений. Увеличилась частота встреч и переговоров высших руководителей двух стран, глав дипломатических и оборонных ведомств, бизнесменов, личных контактов по линии туризма. Всё чаще дипломаты и журналисты стали говорить о стратегическом партнёрстве РФ и ИРИ.
В то же время, если говорить откровенно и без пропагандистского задора, вызванного нынешней ситуацией вокруг России и Ирана, о состоянии российско-иранских отношений в настоящее время, то к сожалению, характеризовать их как стратегические было бы явным преувеличением. И в значительной степени виной тому отсутствие доверия.
Нематолла Язди – последний посол Ирана в СССР и первый посол Ирана в России – сказал в одном из своих последних интервью: «Мы не можем иметь стратегические отношения. Наши идеи в некоторых сферах противоречат друг другу… Но мы можем иметь наилучшие отношения на самом высоком уровне». В связи с этим господин Язди высказал очень правильную и современную мысль: Тегеран и Москва не могут быть стратегическими союзниками, но они должны иметь стратегию развития своих отношений.
К сожалению, стратегия развития двусторонних отношений не просматривается. Если говорить о политике, то как было отмечено, даже в таких важнейших сферах, как проблемы Каспия и Сирии, полного единства взглядов нет. И нет совместного плана как решать эти проблемы.
Пожалуй одним из немногих пунктов, который политически сближает Москву и Тегеран – это противостояние Западу. Однако, по всей вероятности, этого мало. Тезис, предложенный на конференции «Развитие стратегического партнёрства России и Ирана» 24 ноября 2014 года бывшим министром иностранных дел РФ, президентом Российского совета по международным делам Игорем Ивановым, наилучшим образом показывает это: «Нельзя строить двусторонние отношения на совместном противостоянии Западу. Нужна конструктивная повестка дня, список приоритетов, который позволил бы нам двигаться дальше, исходя из взаимных интересов в первую очередь».
Но даже в близости антизападных взглядов Москвы и Тегерана появляются новые оттенки. Выходящий из-под санкций Иран в лице либерально-реформатского крыла политической и бизнес элиты, а также большинства населения всё пристальнее и с большей надеждой смотрит на Запад, в первую очередь, на Европейский Союз. Более того, президент ИРИ Хасан Рухани заявил, что Иран может иметь дружественные отношения с США, что в понимании его оппонентов – фундаменталистов – является просто крамолой и ересью, достойной порицания и осуждения.
Исламская Республика Иран играет одну из доминирующих военно-политических ролей в важнейшем регионе планеты – Западной Азии, куда входит Ближний Восток, Средний Восток, Кавказ, зона Каспийского моря, Центральная Азия. Излишние напоминать, что Иран мощный источник углеводородных природных ископаемых.
После решения иранской ядерной проблемы 14 июля 2015 года и начала процесса снятия санкций Иран стал мировым центром притяжения политики и бизнеса. Россия не может потерять эту перспективную страну и в политическом, и в торгово-экономическом плане.
Что касается политики, то здесь, возможно, для Москвы приоритетным интересом является то, что Тегеран как в глобальном, так и в региональном масштабах проводит в целом антизападную политику (правда, иногда с явным уклоном в чистую пропаганду).
Если говорить о деловых двусторонних отношениях в сфере торговли и экономики, то к сожалению, Россия ограничена в своих возможностях всего несколькими сферами. Это энергетика, в том числе и атомная; исследование космоса, в том числе запуск российскими носителями мощных стационарных спутников для практических хозяйственных нужд; железнодорожное строительство, электрификация и модернизация иранских железных дорог; сельское хозяйство на различных уровнях от государственного до малого бизнеса. Перспективной областью сотрудничества является нефте- и газо-разведка, а также проекты по повышению коэффициента извлечения нефти на старых иранских месторождениях с помощью российских технологий. Важным направлением может стать военно-техническое сотрудничество. Но в целом бизнес, к сожалению, не проявляет особой заинтересованности на уровне предпринимателей двух стран по причинам как объективного, так и субъективного характера.
Несмотря на явную активизацию в 2014-2017 годах встреч и переговоров на разных уровнях, в том числе на высшем уровне в разных форматах, немалого количества заключённых соглашений о намерениях, лишь несколько проектов подошли к стадии реального осуществления. Это соглашение о строительстве Россией двух новых энергоблоков на площадке Бушерской АЭС, соглашение о модернизации иранских железных дорог, соглашение о геологоразведке железной руды, соглашение между «Роснефтегазстроем» и иранским «NPC International» о создании совместной компании по производству удобрений, договорённости по поставкам в Иран российской автомобильной продукции.
Некоторые подвижки наблюдаются в поставках в РФ иранской сельскохозяйственной продукции.
Россия выразила готовность выделить государственный экспортный кредит в размере 5 млрд. долларов. Первый транш составит 2,2 млрд. долларов, который пойдёт на финансирование контрактов на строительство электростанции и электрификацию железных дорог. Для совместного сотрудничества отобрано 35 приоритетных проектов в области энергетики, строительства, морских терминалов и железных дорог. Дойдут ли все эти планы до завершающей стадии? Вот в чём вопрос.
Развитию российско-иранских экономических отношений мешает множество причин.
Во-первых, в обеих экономиках велика роль крупного капитала и государственных корпораций с явней ориентацией на смычку чиновников и крупного капитала.
Во-вторых, структура экспорта РФ и ИРИ такова, что потребительский спрос на товары друг друга крайне незначителен (в определённой степени доказательством этому является крайне низкий уровень товарооборота).
В-третьих, даже после восстановления доступа Ирана к системе SWIFT крайне затруднены банковские платежи между российскими и иранскими контрагентами.
В-четвёртых, у сторон нет достаточных средств, чтобы выполнять эти платежи необходимыми деньгами, рублями и риалами.
В-пятых, завышены транспортные издержки в силу отсутствия современной логистики и соглашений по автомобильным перевозкам.
В-шестых, малый и средний бизнес в Иране ориентирован на внутреннее потребление или на соседние страны, а крупный бизнес на Запад и Китай.
Кроме того, в Иране и в России ведению бизнеса очень мешают бюрократические препоны и повсеместная коррупция, а предприниматели в большинстве своём имеют смутное представление об особенностях деловой практики обеих стран.
