К трехсотлетию Российской империи (1721-2021)
Сергей Сокуров
Введение в тему
Недруги России держат за пазухой неопровержимое (по их мнению) «доказательство», что Российская Империя, включая период СССР, была державой собственно русских (великороссов, по-старому, или москалей, в польской и украинской терминологии). Эти «колонизаторы», которым, видать, стало тесно в Окско-Волжском междуречье, начали захватывать «колонии» вне своей этнической территории, увеличивая изначальные владения в десятки раз, превращая завоеванные народы в рабов, лишая их самобытности, в т.ч. языковой, отнимая наделы и движимое имущество. Повторяю, это мнение недругов России.
Я прочел немало литературы, разоблачающей самых жестоких (по словам одного украинского науковця) колонизаторов, моих соотечественников. По сравнению с их так называемыми преступлениями кровавые деяния испанцев и англосаксов в Америке в отношении туземцев воспринимаются как детские шалости. Правда, есть другие мнения.
Например, трагически знаменитый киевлянин Олесь Бузина высказался так: «Нет, это была и наша Империя… Ни замалчивать, ни стыдиться своего имперского прошлого нам, (украинцам), нет смысла. Оно было прекрасно».
Насчет «прекрасного» можно спорить. Однако для большинства иноязыких, инокультурных народов, для большинства иноверцев имперский, в границах русского мира, период существования оказался во многих отношениях лучшим, более свободным и безопасным, чем предыдущие периоды их истории.
А какова имперская судьба собственно России? Казалось бы, она должна была находится в наибольшем приближении к этому «прекрасному». Так ли это? Давайте разберемся.
Раздел первый
В исторической ретроспективе наблюдаются два типа империй: колониальные и социальные. Вначале поговорим о вторых. К ним относилась Россия в двух ипостасях – белой и красной (предлагаю так) вплоть до 1991 года.
На примере России убеждаешься, что социальные империи ставят метрополию в зависимость(!) от присоединяемых территорий. Идеально, если эволюция социальной империи ведет к общей, равной для всех пользе. Только где такой идеал!? Россия с наибольшей наглядностью доказала, что державный центр этого типа империй, как правило и в целом, всегда уступал активным, «себе на уме» окраинам-украйнам, теряя при этом свой облик и душу.
Можно без ухищрений ума найти угол зрения, позволяющий увидеть собственно Россию, в ее этнических границах, в состоянии непрерывной зависимости от инородных сил. Притом, такого вассалитета, по сравнению с которым ордынское иго представится тем безобидным чертом, что не так страшен, как его малюют.
Прежде чем развить эту мысль дальше, оговоримся: речь идет о той Руси-России, которая уже вышла из великокняжеских рамок и стала империей. Имперский же период у нас начался отнюдь не от Петра Великого, прорубившего, пугая Европу, в нашей толстостенной избе «окно» на западную сторону. По всем признакам первым нашим императором к концу XV века стал Государь Всея Руси Иван III, одолевший «стоянием на Угре» казанского хана Ахмата. И не потому, что породнился через жену византийку с императорским домом, изгнанным турками из Константинополя.
При Иване Васильевиче-деде (не путать с грозным внуком) и при его сыне Василии Московская Русь, растворив в себе до того все финское, что обитало в лесах Волжско-Окского междуречья, прирастила к своему ядру часть земель мордвы, чувашей, марийцев и удмуртов. Также территории, населенные коми, карелами, другими северными народами, уже не смешиваясь с инородцами столь интенсивно, как во времена былинные, добатыевы, больше соседствуя с ними, вовлекая их в общегосударственную жизнь. Были отвоеваны у Литвы (вместе с ранее утраченными землями по Днепру, Десне и Ловати) «оукраинные» Чернигов и Путивль и северная полоса Дикого поля.
Язык державообразующего народа зазвучал на трех миллионах квадратных верст (сравним с площадью империи Карла Великого). Но только меньшая часть этих необъятных пространств была исконно русской. На большей части малолюдных государевых владений в редких селениях говорили на туземных наречиях, а в городах, центрах естественной русификации, тогда проживали два человека из ста подданных государя. Что напоминает вам этот набросок? Не образ ли империи? И чем ближе к нам во времени, тем меньше в этом определении сомнений.
Иван Грозный, назвавшись царем (то есть цезарем, кесарем, кайзером), присоединил к царству тюркоязычное, в целом, Поволжье и западную Сибирь с ее местными угро-финнами и пришлыми тюрками. Первые Романовы вышли к Тихому океану через разноязыкие пространства. В середине XVII века вернули, пользуясь встречным движением потомков полян, ставших малороссами, Левобережную Украйну и часть нынешней Белой Руси. Приобретения уже признанной в Европе империи, затем СССР в ходе Второй мировой войны территориально уступали царским. Однако дали значительную прибавку населения, как оказалось, решающую в демографической эволюции страны, в судьбе ее, в целом, в изменении структуры основного народа.
Произошла «массовая явка» коренного населения приобретаемых территорий в Век Екатерины («польское наследие» и Причерноморье), затем при ее внуках и правнуке (Финляндия, Кавказ, Казахстан, Средняя Азия), наконец, при «династии Политбюро» (Галиция и Волынь, Буковина и Подкарпатская Русь, Молдавия, Западная Белоруссия, взамен утерянных Польши и Финляндии). Она сказалась тем, что к концу второго тысячелетия собственно русских (великороссов) осталось в советской империи только половина от количества населения. Притом, инородцы в естественном приросте всегда обгоняли славян. Территория государства увеличилась с тех изначальных 2,8 миллионов квадратных километров до 22 миллионов.
Обличители русского империализма (а сейчас они концентрируются по юго-западной дуге бывших социалистических республик) могут потирать с удовлетворением ручки: каковы колонизаторы! Не будем спешить, однако, ни соглашаться, ни возражать. Разберемся сначала, что такое колонии вообще и как выглядит колонизатор.
Сделаем мысленный обзор Старого и Нового Света за пределами Европы во временном диапазоне XV- XX (первой половины последнего) веков. Обратим внимание на те места, где «белым» человеком, ради обретения земельного участка под плантацию или разработку драгоценных металлов и камней, зачищены территории от «лишних» туземцев, а выжившие при этом, как рабочий скот, перемещены в места малолюдны, часто за океан, где рук не хватало или там они оказались слишком слабы, чтобы собирать хлопок и добывать в рудниках серебро. Присмотрелись? Вы видите колонию в классическом образе и колонизатора во всей его красе (не путать при этом последнего с колонистом, мирно занимающимся колонизацией пустых или необрабатываемых туземцами земель). Колонизатор выбирает из колонии все, что можно выбрать, почти ничего не оставляя взамен, разве обронит какую малость или даст в обмен, когда выгодней поменяться, чем отобрать силой. Чернокожего раба (он самый выносливый из цветных) можно и отловить где-нибудь в саванне или в джунглях, или купить у его цветного же царька. Краснокожие, которые в редкую работу годятся, обязаны уйти с дороги белого человека в сторону, в голодную местность, или умереть. Бунтари расплачиваются скальпами: 100 фунтов за скальп воина, 50 – ребенка, чтобы не вырос воином или воина не родил. Поэтому за пять столетий в Африке и Америке численность коренного населения резко сократилась. Людские потери в Юго-Восточной Азии компенсировались фантастической рождаемостью, как и в Индии. Перед ней бессильны оказались голод и чума, которые для колониальных властей были «допустимым злом». Не достигла своей цели опиумная потрава аборигенов ради немыслимых прибылей и «с прицелом» — уменьшить «желтую опасность». Здесь колонизаторы основное внимание уделяли не земле, а ее редкостям: пряностям, «алмазам пламенным», рукотворной экзотике. Колонии Центральной и Южной Америки утвердились на костях и пепелищах древних цивилизаций. Здесь «звучат лишь письмена», а уцелевшие после погрома народы лишены исторической памяти.
Колонии нового времени (британские, испанские, португальские, французские, бельгийские и голландские, поздние – германские и итальянские) были отделены от метрополии морями и океанами. Негр с Мадагаскара о домовладении в Париже не мечтал. Внуку Монтесумы в испанские гранды было не пролезть, как в лорды — магарадже. Сипаи теоретически могли всю Индию отвоевать, использовав несметный людской потенциал страны, и в том же «потенциале» растворить в себе британцев без остатка, но до Британских островов им было не достать. А британская администрация с брезгливостью смотрела на «расово неполноценных».
Не так с российскими… колониями (если уж полюбилось некоторым это слово). Между метрополией и приобретенными территориями (путем мирной колонизации пустошей, добровольного присоединения, отъятия у сторонних завоевателей, гораздо реже – прямого захвата) не всегда и речка протекала, редко стояла гора. Ходи, кто хочет, туда-сюда, сколько душе угодно – и с товаром, и за подаянием, и с ножом за пазухой (даже в руке, открыто). И выходили (ударение на «ы»): потомок казанского мурзы Годунов – Шапку Мономаха, мордвин, из простонародья, известный под именем Никон, — патриаршую власть, казачий сын Безбородко, себе на уме, – княжеский титул и должность канцлера Империи, по-Пушкину – «в князья прыгнул из хохлов». А до этого его земляк, по прозвищу Розум, вошел, пользуясь ангельским голосом и телесной красотой, в спальню Петровой дщери, да так и остался там до смерти императрицы. Русские «колонизаторы» не чурались межрасовых браков, не смогли запретить адвокату Кони, «убогому чухонцу», оправдывать убийц своих соплеменников, надо полагать, «колонизаторов» же. Беспрепятственно заполнял расстрельные рвы цветом русского офицерства молдаванин Фрунзе. Поляк Дзержинский и «узник» полосы оседлости Бронштейн-Троцкий ввели в закон перекрасивший цвета империи террор против создавшего обширнейшую империю народа. Еще один инородец, доставшийся короне вместе с населением Малороссии после завоеваний Екатерины, скрывавшийся под очень русской фамилией Свердлов, организовал геноцид казачества и казнь членов Дома Романовых, в то время уже немецкого. И, наконец (закончим эффектно этот бесконечный ряд), сын «Грузии печальной», с неполным семинарским образованием, назвавшись стальным именем с русским окончанием, на «ин», захватил в «стране колонизаторов» такую власть, какая и Богу не по рангу (прошу прощения за вольность!).
Вы скажете, нет страны, в которой инородец не достигал бы высоких положений, подобных описанным выше. И, конечно же, ткнете пальцем в корсиканца Буонапарте. Я соглашусь. Более того, добавлю факты из некоторых стран, в которых более-менее четко выражены по языковому и генетическому признакам ведущий центр и ведомые провинции. Так, повышенной активностью в Великобритании всегда отличались ирландцы, а не англичане; во Франции – жители Прованса, всюду оттеснявшие и в Париже уроженцев Иль-де-Франс, в Испании – каталонцы, запоздалые соперники жителей Кастилии и Арагона. Причина здесь и в исторической усталости основного этноса, и в стремлении окраинных пассионариев добиться успеха в столицах (там они концентрируются и усиливаются поддержкой землячества на чужой территории). Относительно легче добиться признания среди чужих, ведь нет пророка в своем отечестве. Но взятые для иллюстрации страны уже заселены признавшими неотвратимо свое единство этносами. Их ментальности «притерты». Уже выработался для общения между собой единый язык, который в каждой семье употребляется чаще, чем родной, провинциальный, как правило, даже не отличный язык, а диалект. Проще было с наречиями и диалектами в романском языковом поле; сложнее – на британских островах. Там язык англичан, по грамматическому строю германский, а по словарному запасу – преимущественно из корней латинских слов, оказавшись на одной территории с кельтскими языками, решительно и безжалостно подавил их во имя речевой общности, усилившей политическую. Колонии находились за океанами, а такие «рвы» препятствовали смешиванию населения. Заморские гости в метрополии были наперечет. Да и законы, обычаи стран-владетельниц не давали ни малейшей щели инородцам пробраться в ряды правящей элиты. С трудом, по одиночке, допускали пришельцев к финансам, к хозяйственным рычагам, немногих – к науке и образованию. Только искусство и литература были для них теоретически открыты, но творцы, как правило, создают продукты духа для своих.
Раздел второй
Даже беглый сравнительный анализ, сделанный в Разделе первом настоящей работы, позволяет почувствовать разницу между Россией, как империей, и империями запада. В чем же она? Да в том, повторюсь, что Россия не была империей колониальной. Присоединяемые территории не упирались в крепостные стены с закрытыми наглухо воротами и подъемными мостами Руси изначальной. Она продолжалась естественно вовне, изменяя собой новь и сама, в свою очередь, ею изменяясь, вынося на общее пользование лучшее и приживающееся вовне, что накопила в отчем доме. А что не приживалось у новых жильцов, оказывалось бесполезным и даже вредным, что не отвечало их потребностям, было им чуждо. Пришлая административная власть старалась не нарушать местных традиций ни чем, ибо это было практично. Не всегда получалось, но худо-бедно как-то веками уживались на одном дворе обитатели центрального строения и пристроек. Не так у классических колонизаторов. Париж, например, одним росчерком пера превратил колонию Новая Каледония в заморскую территорию, приравняв таким образом остров, буквально на краю света, административно к домашнему департаменту. Никаких оснований для этого, кроме как сохранить при себе ради престижа колонию, у французов не вижу. А вот прибежавшие под надежное крылышко России в панике, с трудом переводящее дыхание, царства Картли-Кахетинское и Менгрельское, с выводком мелких княжеств, превращать в российские губернии, Тифлисскую и Кутаисскую, Санкт-Петербург имел резон: обе хищницы – Турция и Персия, — падкие до христианского мясца, при очередном желании отобедать на Кавказе, теперь сталкивались с мощной империей и ломали зубы. Ради справедливости следует отметить, что выгода была обоюдная: присоединенный Кавказ становился предпольем России в вековой перманентной войне с неугомонными врагами. Какая выгода Новой Каледонии от Франции и наоборот, согласитесь, без специального разъяснения Елисейского дворца не догадаешься. По мне, «новокаледонцам» было бы выгоднее принадлежать Австралии, и французы вздохнули бы облегченно, сбагрив обузу.
Усилим пример в отношении России, как страны не колониальной, поведением ее администрации в Средней Азии. Этот пестрый регион был не отвоеван у третьей стороны, не присоединен с согласия правителей и по чаянию народов, а, в отличие от большинства приобретений наших государей (от Даниила Александровича Рюриковича до Иосифа Виссарионовича Джугашвили), завоеван с целью остановить англичан в их продвижении от индийского субконтинента на север. Занят малыми силами, без крупных сражений. Только защитники туркменской крепости Геок-Тепе, с английскими пушками и советниками, оказали серьезное сопротивление, но вдруг разбежались, да скоро вернулись и, в полном составе, со своими сардарами, присягнули победителям. Бухару и Хиву штурмовать не пришлось, дали возможность выбора позиции по отношению к северному колоссу. Эмир и хан подумали и выбрали протекторат. Под боком у «белого царя» надежней и спокойней: прекратились клановые войны, по 200 дней в году, когда всех пленных продавали в рабство. Дехканин стал получать с мирного поля несравнимо большую прибыль. Новые города, речные и морские порты и железная дорога (ее строила та единственная русская дивизия, что контролировала весь регион от Памира до Каспия) оживили торговлю и сельское хозяйство. Стали возникать промышленные предприятия. Европейские медицина и образование избавляли миллионные народы от вечного, казалось, сна средневековья.
«Здравомыслящей политикой, исполненной политической нравственностью» назвал М. Симашко методы управления приобретенных территорий к югу от 50-й параллели. Тогда у руля восточной политики стали рядом с военными и чиновниками Императорское географическое общество и ученые востоковеды, еще до открытия военных действий досконально изучившие местные условия и настроения тамошних мусульман. Они сделали правильный прогноз поведения завоевываемых и дали рекомендации поведения завоевателей. С самого начала походов русские не вмешивались без ума во внутреннюю жизнь народов и социальных групп, верования, обычаи, не изменяли на новый лад постулаты нравственности. Единственно, что запретили решительно, не считаясь с тысячелетней практикой, — работорговлю. Для колониальных чиновников стало обязательным знание местного языка; за это увеличивали жалование. И, главное, иноверцы-завоеватели были лишены того вида и тех поступков высокомерия, которые возбуждают злобу сильнее, чем насилие. Русские безыскуственно прощали поверженного врага, искренне братались с ним. Это замечено с завистью лордом Керзоном, соплеменники которого в соседней Индии наказывали непокорных зарядом картечи, привязывая жертву к орудию.
Думаю, здесь, в настоящей статье, достаточно примеров для сравнений. Заинтересованный читатель может обратиться к статье «Зависимая империя» в прозе.ру. Остановимся только на Украине, поскольку эта территория сейчас у нас в «горячей» теме.
Плач свидомого украинства о навязанном Украине Петербургом рабстве хлебопашцев – чистой воды лицемерие. За полные сто лет до известного указа от 3 мая 1783 года «…в отвращение всяких побегов к отягощению помещиков…» (из п. 8) освобожденные от шляхты земли Украйны вместе с крестьянами прибрали к рукам «свои» помещики, из казацкой старшины и урядников. Следовательно, крепостничество на Украине до Екатерины Великой уже существовало волею местных региональных правителей. В Век Екатерины малороссийские помещики становятся богаче великорусских. Неудивительно: рвавшиеся к «лыцарскому» званию паны полковники и их жадное к привилегиям окружение лишены были шляхетской брезгливости к ростовщичеству, торговли, ко всем видам мелкой наживы. А когда эта армия помещиков возведена была Екатериной же в дворянское достоинство, да секретарем хозяйки России стал земляк Сашко Безбородько (будущий светлейший князь и канцлер империи), зависимое положение потомков тех, кто определил Богданов успех, было окончательно закреплено. Что касается Новороссии, здесь поднимали новь, в основном, крестьяне, переводимые своими помещиками из центральных губерний.
В составе «польского наследия» оказалось 700-тысячное (в начале XIX в.), 5-миллионное через 100 лет еврейское население – вместе с антисемитизмом, русским до того не свойственным. Накануне краха СССР евреями признавали себя около 2-х миллионов человек. До революции они жили по законам раввината в пределах внутренней автономии, занимаясь торговлей и ростовщичеством, христианами осуждаемым. Введение для них «черты оседлости» при Александре III вызвано было опасением властей повторения погромов в Малороссии 1881-1883 годов, когда войскам пришлось стрелять в погромщиков-христиан. Для выкрестов не существовало никаких ограничений: поселяйся где хочешь, выслуживайся хоть до генерала (вот начальник штаба у Деникина Романовский и выслужил). Иудеи составили заметную часть пассионариев, принявших деятельное участие в революционном движении, а во второй половине ХХ века советские евреи образовали авангард диссидентов.
На вершине «белой» империи из 122 миллионов подданных последнего из Романовых русских насчитывалось 84 миллиона человек (это вместе с тем значительным числом малороссов и белорусов, которые при переписи 1897 года назвались русскими). Тюркоязычных, вторых по численности после славян, оказалось 14 миллионов. Таким образом, нация ныне повсюду поносимых «империалистов» в той империи составляла тогда около 70% подданных государя. На вершине же «красной империи» русские отступили за пределы 51% (143 миллиона из 282). В наши дни, когда президент Путин возвращением Крыма дал понять о возрождении империи, собственно русских в пределах РФ стало 75,6% (110,8 млн. из 146,5млн.). Факт, говорящий сам за себя.
Раздел третий, последний
Народ никогда и нигде не правил и не правит. У государственного руля всегда элита, в новое время – финансовая («Союз ума и капитала», по философу Севастьянову). Агрессивно демонстрируемая сегодня Западом якобы «высшая форма народовластия» — всего лишь доведенная до совершенства, «утонченная» ложь, с которой соглашаются обводимые вокруг жирного пальца массы, ибо имеют от него ощутимый «навар». И народы отнюдь не творцы истории. Они складывают ее кубики, согласно своим потребностям, действительным и мнимым, лукаво нашептываемым «бесами». Складывают под руководством властвующих элит или активных групп властолюбцев, подбирающихся к заветному кормилу и кормушке (эти предметы всегда рядом!). Когда интересы народа болезненно не ущемлены, можно терпеть, отводя душу оппозиционным ворчанием. Когда его цели и цели власти совпадают, сосуществование верхов и низов может длиться довольно долго. А нарушится равновесие, тут же услужливо подбегают «народные заступники», чтобы, приспособившись к бунту, помочь народу сбросить старое ярмо, и надеть на освобожденных новое, себе на пользу. Так было в ветхозаветные времена, так случилось в 1917 году, так будет всегда.
В России «от Рюрика до наших дней» правила родовая элита. Члены ее могли быть и сказочно богаты и (гораздо чаще) бедны, как церковные мыши, но благородное сословие распределяло налоги и прочие тягла, контролировала «лучшими» своими представителями финансы страны, а значит – аппарат управления и вооруженные силы. Сначала это были удельные князья и бояре, дети боярские, вооруженные и исполняющие хозяйственные поручения холопы, после Ивана III – дворянство; в советское время –номенклатура партийная и хозяйственная. Последняя только возникла, в основном, из низов по османскому образцу, однако уже после Сталина, особенно замкнуто при Брежневе, стала воспроизводиться, то есть превращаться в касту, в привилегированное сословие. Какая сегодня элита правит в России, сказать определенно затруднительно, да и это за рамками темы.
А священная для нас страна с вечным именем Россия, без приставок и аббревиатур, стояла и стоять будет, как сказал наш национальный герой, пока существуем мы — имперский, по призванию, народ.
| Источник — Завтра |