Метка: кумыкский язык

 

 

 

 

 

Гарун-Рашид ГУСЕЙНОВ, Магомед-Расул ИБРАГИМОВ, Гасан ОРАЗАЕВ

(Россия, Махачкала, Республика Дагестан)

 

При этом обращает на себя вни¬мание и то, что уже в первом систематическом изложении грам¬матического строя кумыкского языка, осуществленном в1848 г. изданием «Татарской грамматики кавказского наречия» Тимофея Макарова, четко различаются, вслед за Ю. Клапротом, его разговор¬ный и письменный варианты со смешанным характером последне¬го (О р а з а е в 1987: 49). Тем самым уже в первой половине ХIХ века складывается традиция школьного преподавания кумыкского языка и предпринимаются пер¬вые научные, соответствующие уровню развития грамматической мысли того времени попытки нор¬мализации его грамматического строя. Однако с окончанием военных действий  на Кавказе в связи с утверждением в1864 г. «Положения о начальных народных училищах» обучение в школах России стало допускаться только на русском языке (Больш. сов. энц. 1974: 377), и в Дагестане начинает разворачиваться сеть русских школ.

О том, насколько распространенным в регионе был кумыкский язык, свидетельствует то, что еще в1893 г. инспектор народных училищ Кавказского учебного округа Л.Г. Лопатинский (1893: 60) писал о том, что кумыкский язык еще «служит языком международных сношений, хотя в последнее время русский язык начинает (выделено нами) замещать его в этой роли, проникая все дальше в горные ущелья Кавказа». Кроме того, практически весь южный Дагестан, где проживали носители лезгинских языков, составлявшие, по переписи1897 г., 16,6 % населения области, находился в сфере непосредственного воздействия азербайджанского языка, в т. ч., надо полагать, значительной его части он был известен в качестве второго. Сюда же следует  присовокупить тюркоязычных азербайджанцев и кумыков, составлявших тогда же (см. выше) 14,6 % совокупного населения области. Поэтому можно с уверенностью полагать, что, помимо знания тюркских языков около 15 % населения области в качестве родного, двуязычие с кумыкским и азербайджанским языками было наиболее распространенным в Дагестане.

Вместе с тем следует отметить, что родной (тюркский) язык изучался лишь в т. н. новометодных школах, которые открываются в первом десятилетии ХХ века главным образом в Темир-Хан-Шуринском округе с его по преимуществу  кумыкоязычном населением, а также в с. Ахты и г. Дербенте, где преподавались  русский, арабский и тюркские языки. Причем хотя к1915 г. изучение родного (кумыкского) языка ограничивается лишь вышеупомянутым округом (см.: А л и е в а 2003:18), именно этот язык приобретает, таким образом, в масштабах Дагестана традицию использования в системе школьного образования.

Не случайно, в дальнейшем, в1917 г., в Темир-Хан-Шуре открывается и педагогический институт – Дарулмуаллимин (М у х а м м а д к а р и м: 1917), в котором преподавание велось на тюркском языке. О том, насколько высокого уров¬ня развития  в эту эпоху достиг новый ку¬мыкский литературный язык сви¬детельствует то, что из порядка 300 печатных книг, изданных в Дагестане до1917 г., половина оказалась написанной на кумыкс¬ком языке, около 90 на аварском, по 30 с лишним на даргинском и лакском и около 20 – на чеченс¬ком (Каталог 1989; А б д у л л а т и п о в 1995: 122). Поэтому вполне закономерным следует считать придание ему статуса «языка межнацио¬нального объединения, контакта» еще на прошедших в1918 г. нацио¬нальных съездах народов Север¬ного Кавказа (Islam 1925: 67), когда была образована Северокавказская Демократическая Республика, в числе лидеров которой были и государственные деятели из кумыков. В дальнейшем, в1937 г., на совещании лидеров северокавказской эмиграции в Варшаве была принята резолюция о признании кумыкского языка государственным языком возрождаемой в будущем Северокавказской Демократической Республики в то время, как после осуществления в1928 г. перехода на новый латинский алфавит в самом Дагестане в 1929-1939 гг. осуществляются политические репрессии против видных кумыкских деятелей и интеллигенции под флагом борьбы с пантюркизмом (см. Вести КНКО 2000: 4, 5).

Развертывание последних, надо полагать, было обусловлено не местной «инициативой», но приходом к власти в СССР и РКП(б) И.В. Сталина и его сторонников-изоляционистов, отказавшихся от курса группировки Л.Н. Троцкого на развертывание революции на Востоке. Следует отметить, что в других регионах Северного Кавказа переход на латиницу осуществлялся, начиная уже с1923 г. (кабардино-черкесский и ингушский), затем в1925 г. на нее переходит чеченский, в1926 г. – абазинский, в1927 г. – адыгейский (К о р я к о в 2006: 22, 23, 24, 25, 26, 27). Причем распространение латинского алфавита среди мусульманских народов СССР, в особенности Дагестана, оказалось спряженным во временном отношении с аналогичными событиями в Турции, где в ходе «языковой революции» (Dil Devrimi) аналогичный переход также был осуществлен в1928 г.

Видимо, не случайно практически одновременно с переходом русский алфавит, который осуществлялся в Дагестане в1938 г., как и во многих других регионах Северного Кавказа (кабардино-черкесский и адыгейский языки были переведены на него соответственно в 1936 и 1937 гг.), 22 февраля1938 г. «в целях успешного хозяйственного развития» Ачикулакский, Каясулинский, Кизлярский и Шелковской районы были переданы из Дагестанской АССР в состав Орджоникидзевского (ныне Ставропольского) края (Республика Дагестан 2001: 11). Тем самым республика была возвращена к административным пределам1921 г., когда с включением в ее состав Хасавъюртовского округа большинство кумыков оказалось в пределах одного административного подразделения, но при этом не следует забывать, что в Конституции СССР положение о государственном языке отсутствовало.

В самом Дагестане после того, как в 1921-1923 гг. к нему были присоединены Хасавъюртовский и Кизлярский округа, а также Ачикулакский район Присулакского района Терской губернии (Республика Дагестан 2001: 8), что привело к объединению в пределах республики практически всего тюркского (кумыкского, ногайского и азербайджанского) населения Северо-Восточного Кавказа, постановлением Дагобкома ВКП (б) от 29 июня 1923 года государственным в ДАССР был объявлен «тюркско-кумыкский язык». Это решение было принято в связи с тем, что «большая часть населения коренного Дагестана говорит и понимает тюркско-кумыкский язык…, опыт, проделанный по преподаванию тюркского языка в школах Нагорного Дагестана, дал блестящие результаты».

И, в конечном счете, при этом в постановлении (наряду с введением нового тюркского (латинского) алфавита, который с этого времени (см. выше) уже начал распространяться и в других регионах Северного Кавказа) еще раз вполне обоснованно было отмечено  (в соответствии со сложившейся к этому времени языковой ситуацией, о которой было сказано в предшествующем изложении), что «тюрко-кумыкский язык является единственным языком общения граждан  коренного Дагестана» (Протокол 2000: 18).

Тем самым, с точки зрения сложившейся языковой ситуации, как в ареальном, так и законодательном аспектах для кумыкского языка сложились исключительно благоприятные условия, так как он вместе с тюркским (азербайджанским – см. ниже) получил наивысший по сравнению с иными языками республики статус государственного языка. Однако в условиях Дагестана в целом, когда дальнейшее обучение в специальных и высших учебных заведениях страны осуществлялось на русском языке и «выпускники школ не имели не только удовлетворительной общеобразовательной подготовки, но и не обладали  элементарными знаниями по русскому языку» (Л ы с е н к о, Д и б и р о в а 2007: 89), придание статуса государственного «тюрко-кумыкскому языку» стало паллиативой –  «мерой, не обеспечивающей полного решения какой-либо задачи; полумерой» (Слов. иностр. слов. 1979: 357). При этом под  термином «тюркский» в вышеупомянутом постановлении в соответствии с лингвистической традицией того времени понимался, видимо,  широко использовавшийся, как было показано в предшествующем изложении, в Южном Дагестане азербайджанский язык, который именовался аналогичным образом вместе с турецким, уже перешедшим к этому времени на латинский.  В свою очередь, в Северном Дагестане традиционно использовался в отмеченной выше функции, как было показано в предшествующем изложении, язык кумыкский.

К указанному времени, по переписи1926 г., местный тюркский (кумыкско-ногайско-азербайджанский) компонент населения республики достиг 17,3 % по сравнению с 14,6 % в1897 г. и 12 % русского населения республики, 38,9 % которого проживало в городах. Оно составляло лишь половину их 86-тысячного городского населения ДАССР при совокупном населении республики, равном около 821,7 тыс. человек  (т.е. 14,4 %), а остальное было представлено в сельской местности (см. Республика Дагестан 2001: 79-80, 82-84), но главным образом в северной части ДАССР, непосредственно примыкая  лишь к области расселения носителей кумыкского и ногайского языков, среди которого и должно было распространиться, в принципе, в большей степени, чем среди других народов Дагестана, двуязычие с русским языком. Однако, по материалам переписи1926 г., доля лиц считающих родным русский язык среди представителей нерусского населения достигала лишь 0,43 %: у горожан – около 4 %, а в сельской местности – 0,14 % (И б р а г и м о в 1976: 114,115).

Что касается последнего, то, помимо объективных причин, связанных с практической его неизвестностью местному коренному населению еще в досоветский период, о чем было сказано выше, обращает на себя внимание в рассматриваемом отношении мнение современника и активного участника описываемых событий в Дагестане А.Тахо-Годи (1930: 69), более восьми лет возглавлявшего Наркомат народного просвещения ДАССР: «Русский язык еще не успел завоевать симпатии населения, к нему относились враждебно, так как с ним была связана в представлении горца вся ненавистная русификаторская политика старого режима». Даже в постановлении V сессии Дагестанского ЦИК в1930 г., в котором говорилось о необходимости «взять решительную установку на создание и перевод школ и курсов повышенного типа на родные языки», а также о том, что «охваченная идеями пантюркизма национальная буржуазия Дагестана во времена «Горского правительства» (?!) делала определенную ставку (выделено нами) на чуждый большинству народностей Дагестана тюркский язык», отмечалось вместе с тем, что «до советизации… при господстве ислама [языковой] вопрос был разрешен в пользу арабского языка. При царизме был взят решительный курс на русский язык, а родные языки были в полном загоне. Так как развитие местных языков коренным образом противоречило интересам русского самодержавия, стремившегося к скорейшей русификации мелких народностей, то школа была построена исключительно на русском языке» (Десять лет 1931: 141, 142).

В свою очередь, как отмечают литературоведы, «тюркско-дагестанское двуязычие было характерно для мно¬гих деятелей культуры и литературы Дагестана советского времени [в основном довоенного времени]. Лакец Эффенди Капиев (1909-1944) свои первые рассказы опубликовал на кумыкском языке, тат Хизгил Авшалумов (1913-2002) входил в литературу с коротенькими частушка¬ми, написанными на азербайджанском языке. Даргинский поэт Рабадан Нуров (1899-1947) владел арабским письмом, рус¬ским, аварским, ногайским и кумыкским языками. Общеизвестен любопытный факт, как латыш по этническому происхождению Яков Сирмайс стал кумыкским писа¬телем Юсупом Гереевым (1903-1941), который, кстати, писал еще и по-русски… К кумыкскому языку обращались даргинец Омарла Батырай (1831-1910), аварец Магомед Хуршилов (1905-1958)… Словом, говорить о случайном характере тюркско-дагестанского двуязычия не приходится – слишком много примеров» (см. М а з а н а е в 1997: 93).

Сюда же следует присовокупить аварского ученого и политического деятеля Магомедкади Дибирова-Казанищенского родом из горского общества Карах (1877-1929) – составителем первых кумыкских букварей и хрестоматий, автора истории гражданской войны в Дагестане на кумыкском языке, известного мусульманского теолога Ильяс-хаджи Махмудова Цудахарского, даргинца, написавшего на кумыкском языке большую книгу по тарикату и издавшего ее в Казани в 1904 году, чохца (аварца) Магомедмирзу Мавраева (1878-1962) – дагестанского первопечатника, автора многочисленных публицистических и просветительских статей, опубликованных в издаваемой им же первой кумыкской газете «Мусават» в 1917-1918 гг.; Асадуллу Магомаева (Мухаммад-заде) из с. Амуши, который перевел немало произведений с аварского на кумыкский; лакского поэта Абуталиба Гафурова (1883-1975), который иногда сочинял стихи на кумыкском языке, даргинских поэтов Сукур (тюрк. «слепой») Курбана (1848-1922) и Магомедова Курбана («Санакан»), переводивших стихи с кумыкского языка на даргинский, горских евреев Нафтали Анисимова из Тарков (племянник Ильи Щербетовича Анисимова), Амая и Георгия Исмаковых из Яхсая (с. Аксай). На кумыкском языке писал свои произведения аварский поэт и журналист Тагир Абакаров (псевдоним: «Аварский») (1913-1972), как и другой аварец-поэт Абдурашид Абакаров (1913-1933). Сравнительно широко были известны лакец Шахмардан Абдуллаев (1911-1996) – артист Кумыкского театра, автор его истории, написанной на кумыкском языке, переводчик и драматург; тезик Абдулгусейн Ибрагимов-Кизлярский (1890-1962) – автор первого дагестанского романа «Аманхор» и исторического сочинения «Тарихи Кызларкала» («История Кизляра»), созданных им на кумыкском языке.

 

До сих пор пишут на кумыкском языке поэты – лезгин Арип Гусейнов и аварец Магомедамин Акимов, в газету «Елдаш» – аварец Магомед Закарьяев, публиковался там же даргинец Даай Махмудов и его сын – Наби Махмудов (1927-2002), автором стихов, статей и фельетонов, написанных на кумыкском языке, является и аварец Басир Мухаджиров. Не кумыками, представителями разных народов Дагестана и других национальностей является и значительная группа артистов Кумыкского музыкально-драматического театра, среди которых до последнего времени работали и русская по национальности Надежда Викторовна Мусаева, аварки Хайбат Казимагомедова и Хадижат Гаджиева, татары Айна Ахмедова и Сервер Жетере, лакцы Патимат Керимова, Хайбат Магомедова и Шахмардан Абдуллаев, гречака Елена Легомениди, ногайцы Барият и Байсолтан Джумакаевы и др.

В этой связи симптоматично, что немало представителей не кумыкской этнической принадлежности связаны со школой. Так, еврейка Шаулова Ольга Григорьевна работала много лет учительницей русского языка и литературы в Костековской средней школе и получила на этой ниве почетное звание «Заслуженного учителя школ Дагестана и России», даргинка Умузахрат Адуева трудится преподавательницей кумыкского в Махачкалинской школе № 29.

По недавнему признанию костековского еврея Шавадия: «Мы даже забыли свои родные мелодии, песни, поем на кумыкском и кумыкские песни, танцуем по-кумыкски, но религию свою сохранили» (А л и е в 2006: 89).

Небезынтересно положение дел в музыкальном, а вернее – в певческом искусстве народов Дагестана, где также отражается владение кумыкским языком для исполнения песен на этом языке. И это при том, что авторские мелодии кумыкских композиторов, а также народные мотивы из исконно кумыкских мелодий используются почти всеми народами полиэтнического Дагестана, пожалуй, в наилучшем проценте.

 

Многие представители соседних народов стали известны исполнением кумыкских песен. Так, даргинка Аминат Ибрагимова получила звание «Заслуженного артиста Дагестана» за исполнение кумыкских песен, будучи в составе Ансамбля песни и танца Дагестана. Правда, с выходом на пенсию, она стала петь также на даргинском языке. Прекрасно исполняли песни на кумыкском языке (а некоторые из них продолжают исполнять и поныне) аварцы Магомедгаджи Исаков и Тагир Курачев, поэты М.Х. Ханукаева, Геннадий Сосунов, Георгий и Амай Исмаковы, татарин Шамиль Хамидулин, даргинские певцы А.Ибрагимова, Зульфия, Магомедшапи Камалутдинов, азербайджанец Тельман, табасаранка Бурлият Гамзатова, русская Галина Вольская, чеченец Латип Шаибов…

В этом феномене решающую роль сыграли, очевидно, как известное на всем Северном Кавказе благозвучие кумыкской мелодии («къумукъ кюйлер»), так и превалирующее в кумыкской фонематике наличие негортанных и не взрывных звуков, благоприятных для исполнения плавных, благозвучных мелодий.

Не случайно остаточным свидетельством того, насколько распространенным еще в недавнем прошлом был кумыкский язык, является то, что,  по данным переписи2002 г., им в Дагестане свободно владели 38 тысяч человек – представителей соседних народов: 15,3 тыс. аварцев, 11,6 тыс. даргинцев, 7,2 тыс. чеченцев, 1,4 тыс. ногайцев, 1,4 тыс. русских(!), 1,2 тыс. татар и др. Показательно и то, что кумыков, владеющих нахско-дагестанскими языками, гораздо меньше: аварским – 4,1 тыс., даргинским – 2,1 тыс., чеченским – 4,5 тыс. (Национальный состав 2004: 125-127, 126, 129).

Что касается футуристического (перспективного) аспекта языковой ситуации в Дагестане, непосредственно связанного с рассматриваемой проблемой, то сравнительно недавно один из авторов настоящей публикации с привлечением материалов переписи1989 г. и доступных тогда сведений переписи2002 г., а также иных данных квалифицировал положение с коренными родными языками Дагестана в целом как предкатастрофическое, а для языков некоторых  этносов, живущих, прежде всего в равнинной зоне,  в том числе кумыков, как почти катастрофическое. Это не может не сказаться на духовной жизни народов Дагестана и не иметь негативных социально-политических последствий, в том числе в сфере межнациональных отношений (см. Г у с е й н о в 2004: 70).

 

При этом в докладе, было отмечено, что «хотя и косвенным образом, перепись1989 г. свидетельствует об ощутимых миграциях населения РД в период 1979-1989 гг. из горной ее части, в том числе и на равнинную, если иметь в виду, что убыль населения имеет место в большинстве горных районов республики, а прирост – во всех равнинных и в меньшей части горных регионов.

 

В конце концов, после массо¬вого притока жителей во второй половине 50-х гг. XX в. (в связи с восстановлением автономии Чечено-Ингушской АССР) и последующего расселения носителей дагестанских языков равнинная зона РД превратилась из области этнической однородности, где были первоначально представлены лишь носители русского и тюркских языков, в зону этнической неоднородности, подобно горной.

Однако, в отличие от последней, где полиэтничные населенные пункты практически отсутствуют, в равнинной части РД, особенно в ее северной зоне, где исторически проживают носители кумыкского языка, возникли, как и в затеречной (тради¬ционно русской) области, не только анклавы, но и населенные пункты со смешанным, коренным и пришлым (из носителей даге¬станских языков)  населением.

Здесь оказался представленным (если учесть к тому же пер¬манентное неорганизованное оседание на равнинных отгонных пастбищах горных хозяйств пришлого горного населения) прак¬тически весь спектр дагестанских языков, что обусловило в определенной степени эмиграцию за пределы республики еще в советский период не только местного русского, но и кумыкского населения. Этот факт нашел отражение еще в материалах всесоюзной переписи1989 г., согласно которым в других субъектах Российской Федерации (РФ) проживало около 26 тыс. кумыков при 231,8 тыс. в Республики Дагестан (РД). (Г у с е й н о в 2004: 65-66).

 

 

 

 

Гарун-Рашид ГУСЕЙНОВ, Магомед-Расул ИБРАГИМОВ, Гасан ОРАЗАЕВ

(Россия, Махачкала, Республика Дагестан)

 

 

 

И если завтра мой язык исчезнет,

То я готов сегодня умереть.

Р. Гамзатов

 

Кумыки – один из коренных народов Республики Дагестан (РД), наиболее крупный из тюркских этносов Северного Кавказа и третий по численности среди народов Дагестана, насчитывающий 503,1 тыс. человек в Российской Федерации (РФ), из них 431,7 тыс. (14,9 %) в РД (http://www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/perepis_itogi1612.htm). Половина (51 %) кумыков РД расселена в восьми сельских районах: Карабудахкентском, Буйнакском, Кумторкалинском, Бабаюртовском, Каякентском, Хасавюртовском, Кизлюртовском и Кайтагском. Около половины всех кумыков сосредоточены в городах (Махачкале, Буйнакске, Хасавюрте и др.) и поселках городского типа, бывших ранее кумыкскими селениями и преобра¬зованных в городские поселения.

 

За пределами Дагестана в других регионах России проживают около 71 тыс. человек или более 14 % всех кумыков РФ. Во-первых, на исторически исконных этнических территориях большими группами кумыки проживают в Гудермесском и Грозненском районах Чеченской Республики (около 9 тыс. человек) и Моздокском районе Республики Северная Осетия – Алания (около 13 тыс. человек). Во-вторых, довольно большая часть кумыков, в последние десятилетия, расселилась в Ставропольском крае (около 6 тыс. человек), а также в Тюменской обл. (более 12 тыс. человек), Ханты-мансийском автономном округе Югра (около 10 тыс. человек) и Ямало-Ненецком автономном округе (около 3 тыс. человек) Российской Федерации. Этому в немалой степени способствовали организованные массовые переселения значительной части горцев на Кумыкскую равнину следствием, которого явилась перенаселенность кумыкских земель и обострение проблем трудоустройства.

 

Относительно крупные общины кумыков проживают также в г. Москве и Московской области (2,4 тыс. человек), Астраханской и Ростовской областях (по 1,4), Волгоградской области, Кабардино-Балкарии, Калмыкии и Краснодарском крае (по 0,9-0,6) и в г. Санкт-Петербурге (0,5 тыс. человек) (Национальный состав и владение языками, гражданство. 2004. С. 12, 59).

 

В дальнем зарубежье кумыкская диаспора начала формироваться еще в средневековье, но начало массовых миграций кумыков, как и других народов Северного Кавказа, приходится преимущественно на период после окончания Кавказской войны в 60-70-е годы XIX века. Именно с этого времени фиксируются относительно крупные общины северокавказцев, в том числе и кумыков, в Турции, Иордании, Сирии и некоторых других странах мира.

 

В ближнем зарубежье сегодня кумыки проживают также в республиках Казахстан, Ук¬раина, Узбекистан, Туркменистан и Азербайджан.

 

Самоназвание – къумукъ; от этого эндоэтнонима происходит русское и ногайское – кумык, чеченское – гIумкхи; у горских народов Дагестана экзоэтноним кумыков передается словами «жители речных долин, равнин»: по–аварски – лъарагIал, по–даргински – диркъаланти, по–лакски – арнисса. Этимология этнонима кумык объясняется учеными по-разному, в том числе: от слов «гунн» (название племени), «къон» + «укъ» (оседлое племя), «кум» (песок), «кув» (лебедь, предположительно бывший племенным тотемом) и т.д.

 

Кумыки относятся к древнейшему на Северном Кавказе каспийскому антропологическому типу большой европеоидной расы с примесью кавказского типа в некоторых группах. Говорят на кумыкском языке, который является одним из старописьменных литературных языков Дагестана. Он входит в кыпчакскую подгруппу тюркских языков, однако в нем обнаруживаются более древние элементы языка гуннов (IV в. н. э.), булгар, хазар (V – Х вв.) и огузов (XI – XII вв.), свидетельствующие о том, что кумыкский народ является одним из исторических преемников этих этносов. Кумыкский язык имеет следующие диалекты: буйнакский, кайтагский, подгорный, хасавюртовский и терский, последний представлен также на территории Чечни, Ингушетии и Осетии. Литературный язык сложился на основе хасавюртовского и буйнакского диалектов. Родным считают язык своей национальности 99 % кумыков. Кумыки, указавшие владение родным кумыкским языком насчитывают 409 тыс. человек или 96,8 % всех кумыков РФ. Распространен  также русский язык, которым свободно владеет 91 % кумыков (Национальный состав и владение языками, гражданство. 2004. С. 22, 126).

 

Дагестанская область, образовавшаяся в1860 г. из части бывшего Прикаспийского края (без Кубинского уезда) и положившая начало новому административно-территориальному устройству Дагестана, в условиях, когда в определении как его границ (исторических), так и территории до сих пор отсутствует единое мнение, имела полиэтнический состав населения.

 

Ее административные границы в отношении народов, проживавших в ее крайних северных (кумыки) и южных (лезгины и аварцы) пределах не соответствовали этническим, так как были проведены по историко-географическому принципу – р. Сулак на севере и р. Самур на юге, при этом территория между рр. Сулак и Терек (исторические пределы засулакских кумыкских княжеств) была включена в состав Терской области как Кумыкский округ.

 

В результате кумыки не входили в состав какого-либо одного административного моноэтнического подразделения и в основной своей части  (50 тыс. человек),  проживали, по данным первой  Всеобщей переписи населения Российской империи1897 г. с учетом населения  городов Петровск (Махач¬кала) и Темир-Хан-Шура (Буйнакск) в Темир-Хан-Шуринском округе, образованном в1867 г. из упраздненных кумыкских государственных образований – шамхальства Тарковского, ханства Мехтулинского и Присулакского наибства, состоявшего из присулакских и других кумыкских селений, не входивших в состав округов и ханских управлений.

 

Кроме того, около 12 тыс. кумыков оказались включенными в образованный из Кайтагского уцмийства и Табасарана Кайтаго-Табасаранский округ, и еще  более 26 тыс. кумыков была представлена в Хасавъюртовском (первоначально Кумыкском) округе Терской области.

 

В результате, в Дагестанской области, по данным той же переписи, насчитывалась 51,2 тыс. кумыков, которые (без Хасавъюртовского округа) составляли лишь 9 % ее населения, а вместе с тюркоязычными азербайджанцами – 14,6 % вслед за лезгинами (16,6 %), даргинцами (21,2 % вместе с кайтагцами и кубачинцами) и аварцами (27,8 % вместе с андо-цезскими народами) (см. Республика Дагестан 2001: 5, 6, 7).

Другая довольно значительная часть кумыков оказалась включенной в состав Терской области, где их насчитывалось 31,8 тыс. (Ист. нар. Сев. Кав. 1988: 385), в том числе в ее Сунженском округе – 2,4 тыс. (нынешняя Республика Северная Осетия-Алания) (В о л к о в а 1974: 245) моздокских кумыков, что позволяет предполагать проживание в Грозненском округе Терской области (нынешняя Чечня) еще 3,3 тыс. брагунских кумыков. В Хасавъюртовском округе  наряду с 26,1 тыс. кумыков проживали также аккинцы-ауховцы, русские, ногайцы, аварцы-салатавцы и горские евреи.

Русское и украинское население области (по данным первой  Всеобщей переписи населения Российской империи1897 г.,) составляло 16 тыс., или 2,8 % ее состава, в т.ч. к 1 января1902 г. здесь же насчитывалось 9,2 тыс. войск. Оно на1897 г. оказалось представленным главным образом в городах, среди 33,6 тыс. жителей которых насчитывалось 11 тысяч носителей русского и украинского языков, в т.ч. к 1 января1902 г. 5,5 тыс. войск, т.е. при допущении прироста в 12 % должно было составить около 7 тыс. человек гражданского населения, а также в1897 г. 0,8 тыс. – аварского и андийского, 0,2 тыс. – даргинского, 0,1 тыс. – лезгинского, 0,2 тыс. – лакского,  около 2 тыс. – кумыкского, около 4 тыс. – еврейского, 11,6 тыс. – азербайджанского и 3,7 тыс. – других.

Таким образом, гражданского населения – носителей русского и украинского языков – в области, население которой достигло лишь 639,3 тыс. человек на 1 января1902 г., по сравнению с 571, 2 тыс. в1897 г.,  имелось лишь около 9 тыс. человек, или 1,4 %,  каковое, надо полагать, не особенно сильно изменилось к1917 г., когда население области, без учета численности населения городов, достигло 635,9 тыс. человек. При этом в сельской местности, где в1897 г. проживало  свыше 5 тыс. русского и украинского населения, из которых 3,7 тыс. составляли войска, дислоцировавшиеся главным образом в Темир-Хан-Шуринском (около 1 тыс.), Кайтаго-Табасаранском (около 1,5 тыс.), Гунибском (свыше 0,5 тыс.) и Аварском (около 0,5 тыс.) округах,  т.е. 2,3 тыс. человек гражданского населения из 597,7 тыс. сельского населения округа, или около 0,4 %. Из этого числа более или менее компактно (504 человека) было представлено вместе с евреями в Дешлагаре Кайтаго-Табасаранского округа, 46 вместе с кумыками – в слободе Ишкарты Темир-Хан-Шуринского округа и 2498 вместе с кумыками и аварцами в сс. Верхний и Нижний Чир-юрт того же округа (см. Республика Дагестан 2001: 7, 43, 44, 74, 34, 44, 58, 65, 34-36).

 

Таким образом, какие-либо ощутимые перспективы распространения русского языка вследствие непосредственного общения местных народов, в особенности проживавших в горной сельской местности дагестаноязычных, с носителями русского языка, в лице, прежде всего его гражданской части, практически отсутствовали.

В отличие от сельских населенных  пунктов, население городов Дербент, Петровск (Махач¬кала) и Темир-Хан-Шура (Буйнакск), по данным переписи1897 г., было по преимуществу полиэтничным, но только в Темир-Хан-Шуре и Петровске  относительное большинство населения составляли русские: в Темир-Хан-Шуре их было 41,7 %, в Петровске – 56,6 %. В Дербенте основное (66,7 %) население города составляли азербайджанцы.

 

Определенный процент городских жителей Дагестана был пред¬ставлен горскими евреями: в Дербенте их было 14,9 %, в Темир-Хан-Шуре – 13,0 %, в Петровске – 5,9 %. Среди других народов, проживавших в дагестанских городах, заметно преобладали армяне и персы – по 4,5 %, относительное их большинство проживало в Петровске и Темир-Хан-Шуре. Жители из крупных народностей Дагестана начали появляться в городах лишь в 90-е гг. XIX в. (Г у с е й н о в, М у г у м о в а 2003: 52-53).

При этом в качестве основного традиционного средства устного межэтнического общения народов Дагестана продолжали использоваться местные тюркские языки – кумыкский и азербайджанский, которые были известны населению края не только в сельской местности, но в вышеупомянутых городах, находившихся в территориальных пределах исторического проживания местных тюркских народов – кумыков (Петровск и Темир-Хан-Шура) и азербайджанцев (Дербент). Тем более, что носителей указанных тюркских языков насчитывалось в городах, по переписи1897 г.  12,8 тыс. при 1,3 тыс. дагестанских, 11 тыс. русского, с учетом того, что на1902 г. около 5,5 тыс. войск, т. е. около 5 тысяч, и около 4 тыс. евреев.

 

По данным же  переписи1897 г., грамотность населения Дагестанской  области составила 9,2 %, в том числе на русском языке –  лишь 2,3 % (т.е. порядка 13 тыс. человек). Причем в сельской местности, где, как было показано в предшествующем изложении, практически не было русского населения, таковых  насчитывалось только 5582 человека (Первая всеобщая перепись 1905: 3, 13, 101) (или около 1 % населения области, что, видимо, соответствовало реальному его знанию),  знавших  русскую грамоту, остальное грамотное население области владело грамотой преимущественно на арабском языке (см. К а й м а р а з о в 1989: 31), который изучался в сельских (религиозных) школах, а из 12,5 тыс. грамотных в городах достаточно значительную, надо полагать, часть составляли природные носители русского и украинского языков. При этом, согласно «Сведениям об учебных заведениях в Дагестанской области за 1892 и 1894 гг.», светских (русскоязычных) учебных заведений в  Дагестане было очень мало (Обзор 1892, 1894), а в1914 г. их было всего 93 с 7092 учащимися (Обзор 1914; Ист. нар. Сев. Кав. 1988: 511).

С социолингвистической точки зрения, языковая ситуация (cм. Больш. энц. сл. 1998: 616-617), сложившаяся в Дагестанской области со времени ее образования не по этническому, а по территориальному (историко-географическому) признаку, оказалась негативной и продолжает оставаться таковой (см. в последующем изложении) не только по количественным, но и качественным признакам. При этом в условиях исключительного многоязычия, по степени распространенности которого в соотношении язык/площадь горный Дагестан входит в первую десятку регионов мира вслед за Новой Каледонией, Вануату и Соломоновыми островами и каковое распространилось в настоящее время и на равнинную зону, представляющую собой «пеструю мозаику из коренных кумыков и ногайцев, появившихся в 19 веке русских и массово переселившихся после 1940-х годов горцев» (К о р я к о в 2006: 18), функцию государственного языка, в том числе в системе образования, стал выполнять «импортированный» русский язык. Однако его носители, как было показано в предшествующем изложении, в незначительном числе, считая и войска, были представлены в области, будучи сосредоточенными главным образом в немногочисленных и малонаселенных в тот период городах.

 

В качестве языка делопроизводства, который изучался в школах сельской местности и городах, главным образом использовался арабский. Языком устного межэтнического общения, деловой переписки и частично делопроизводства (исключая Западный и Центральный нагорный Дагестан) являлись местные тюркские языки – кумыкский и азербайджанский, а также язык тюрки (язык письменного употребления) (О р а з а е в 2002; 2007).

 

Учитывая, с точки зрения оценочных признаков, высокую степень т. н. «языковой лояльности» – приверженности родному языку в Дагестане его носителей, которая обычно рассматривается в качестве позитивного внутреннего момента, возникла в рассматриваемом отношении не преодоленная и в настоящее время коллизия («столкновение противоположных взглядов, стремлений, интересов» (Слов. иностр. слов 1979: 236), при том, что внешние оценки идиомов (языков Дагестана) в плане коммуникативной пригодности, эстетической, культурной престижности и т.д., остаются  различными.

 

О приверженности родному языку свидетельствует тот факт, что в Дагестане из всего сельского населения (без русских) русский язык к 1970 году лишь знало 35 %. Среди местных народов этот показатель даже несколько ниже – 34 %. А следует помнить, что именно в сельской местности в этот период прожи¬вало около 75 % всего коренного населения республики (И б р а г и м о в 1976: 113).

Следует отметить в связи с вышеизложенным, что коммуникативные и прочие (оценочные) качества кумыкского языка характеризовались русскими исследователями еще периода Кавказской войны на очень высоком уровне. Так, автор первой грамматики кумыкского языка «Татарской грамматики Кавказского наречия» Тимофей Макаров еще в1848 г. писал: «Из племен, говорящих на татарском (тюркском) языке, мне более всего понравились кумыки, как по определенности и точности языка, так и по близости к европейской цивилизации, но главное,  я имел в виду то, что они живут на левом фланге Кавказской линии, где все племена, кроме своего языка, говорят и по-кумыкски» (М а к а р о в 1848: V).

 

То же самое, в принципе, отмечал в1852 г. армянский  уроженец г. Кизляра (см. ниже) Иосиф Адамов – автор второй «Грамматики кавказского диалекта тюркского языка» (1857 г.): «Кумыкский язык, принадлежащий к одной  из ветвей  тюркского языка, приобрел решительное первенство между языками прочих племен северокавказских, изучение его может способствовать передаче местным жителям европейских понятий и служит таким образом, проводником европейской мысли в недра Кавказа» (А л и е в: 1990).

Исследователь конца XVIII в. граф Ян Потоцкий, говоря о масштабах распространения кумыкского языка на территории Северо-Восточного Кавказа, точнее о его географии, в своем сочинении «Путешествия в Астраханские и Кавказские степи в 1797-1798 гг.» отметил: «изучаю тюркский или кумыкский, на котором говорят от Терека до Дербента» (П о т о ц к и й: 2003).

 

Известный исследователь горско-еврейской этнографии И.Ш. Анисимов в1888 г., описывая обряды вызывания дождя, отмечал, что горские евреи «распевают хором татарскую песню»; далее он пояснял, что «так как кумыкский язык или, как его называют, татарский считается между племенами Кавказа одним из господствующих и популярней¬ших языков, то и горские евреи стараются при торжественных слу¬чаях сочинить песни не на своем родном татском языке, а на татарском» (А н и с и м о в 2002: 68).

 

Свидетельством стремления горцев изучить кумыкский язык, являлся институт отправки ими своих 7-10-летних детей в кумыкские селения. Для того чтобы обучить этому языку детей, горцы специально отправляли их на довольно долгий срок (на 1-2 года), как правило, в семьи своих кунаков. Вспоминая свое детство, лакец А. Омаров писал: «Когда я был еще маленьким, отец возил меня в эту деревню (Казанищи), где он сам некоторое время был муллою одного… магала (квартала). Цель его поездки состояла, между прочим, в том, чтобы познакомить меня с татарским (кумыкским) языком, который считается общеупотребительным на Кавказе. Поэтому знание этого языка составляет одно из необходимых условий для существования горца. Ибо кавказские горцы, в особенности дагестанские, живя в самых тесных трущобах, где вообще мало земли, да и та по большей части не плодородна, поставлены судьбою в необходимость иметь постоянные сообщения с жителями Закавказья и Прикаспийской плоскости для приобретения насущного хлеба. В этих-то видах отец мой воспользовался случаем и возил меня с собою на плоскость, где я в продолжение одной зимы выучился совершенно свободно говорить на татарском языке и с тех пор всегда при всяком удобном случае старался припомнить этот язык» (О м а р о в 1869: 37, 38).

 

Как указывал в дальнейшем Л.Н. Толстой в своей заметке к «Словарю горских слов» повести «Хаджи-Мурат», «в эпоху, к которой относятся события, описанные в «Хаджи-Мурате», многочисленные мелкие племена, населявшие Кавказ, не имели одного общего языка, а каждое племя говорило на своем собственном наречии. Всех наречий насчитывалось около  шестидесяти. Но для сношений племен между собой существовал татарский язык в двух его разветвлениях: 1) на юго-восточном Кавказе – адирбеджанский, 2) на северо-восточном – кумыкский. Почти  каждый горец имел кое-какие познания в межплеменном языке, как и в языках соседних племен» (Т о л с т о й 1950: 644).

Еще в начале XIX в. имели место систематические попытки регламентации и, воз¬можно, нормализации строя кумыкского языка, причем уже, видимо, на неарабской графической основе, если иметь ввиду перевод на него в1809 г. в г. Лейпциге Евангелия. Не случайно  уже в1829 г. Николаем I было подписано «По¬ложение о кавказских учили¬щах», согласно которому на от¬делении восточных языков Ново¬черкасской гимназии, в Ставро¬польской городской гимназии, Ставропольский духовной семина¬рии, Ставропольском, Моздокс¬ком, Георгиевском и Кизлярском уездном училищах (последнее было открыто в1826 г.) начинает преподаваться кумыкский язык (А л и е в К. 1982; 1990).