Обозреватель «Нью-Йорк таймс» критикует решение Трампа отгородиться стеной от Мексики, чтобы решить проблему наплыва в США мигрантов из стран Латинской Америки. По мнению автора, США нужен «план, который создаст стену — а не стена, которая заменяет план».

в

Строительство пограничной стены не решит нашу иммиграционную проблему13.02.2019111410Томас Фридман (Thomas L. Friedman)

Дебаты вокруг стены на границе США и Мексики, а также вопросы миграции стали настолько искаженными этим чрезмерно перегретым нонсенсом президента Трампа — мы должны построить стену, чтобы сдержать всех этих насильников и убийц, и Мексика заплатит за нее — что мы и забыли, как бы это звучало, если бы это говорил президент, определяющий реальную проблему на границе ради настоящего решения, а не просто для того, чтобы активизировать свой электорат.

К сожалению, мы имеем президента, который хочет потратить 5,7 миллиарда долларов на стену, чтобы решить свои политические проблемы с телеведущими Рашем Лимбо, Энн Кольтер и Лорой Ингрэм. В то время как американцы нуждаются в президенте, который хочет потратить 5,7 миллиарда долларов на многостороннюю стратегию миграционного вызова, с которым столкнулись США.

Вот как настоящий президент объяснил бы это: «Дорогие соотечественники, мы столкнулись с глобальным кризисом. Все больше людей сегодня переезжают в поисках работы, убежища, безопасного места подальше от экологических катастроф или просто стремятся к порядку, как никогда со времен Второй мировой войны. Таких людей около 70 миллионов.

Почему сейчас? Ответ: в конце XIX и в течение ХХ века на смену миру, которым во многих регионах руководили великие империи, пришел мир под руководством независимых национальных государств. И 50 лет послевоенного периода были замечательным временем для того, чтобы быть слабым маленьким национальным государством — и этому есть несколько причин.

Во-первых, потому что тогда были две сверхдержавы, которые соревновались за их симпатии, подкидывая свою помощь, создавая их армию, скупая их дешевые товары и обучая своих детей в их университетах. Во-вторых, изменение климата происходило постепенно. В-третьих, численность населения все еще была под контролем в развивающемся мире. В-четвертых, ни у кого не было смартфонов, чтобы с легкостью организовать движение против своего правительства или даже увидеть, как выглядят Париж или город Феникс из штата Аризона. В-пятых, Китай не был членом Всемирной торговой организации, поэтому каждая бедная страна могла развивать текстильную или другую низкооплачиваемую отрасль.

Все эти преимущества исчезли в начале XXI века. Вызванная изменениями климата экстремальная погода — наводнения, засухи, рекордные температуры в результате тотальной вырубки человеком лесов — начала добивать многие страны, а особенно мелких фермеров. Количество людей из мира развивающегося выросло благодаря лучшему качеству здравоохранения. Африка со 140 миллионами людей в 1900 году разрослась до миллиарда к 2010-му, а по прогнозам разрастется до 2,5 миллиарда к 2050-му. Такой же скачок произошел в Центральной Америке, в странах вроде Гватемалы.

В то же время смартфона позволили гражданам с легкостью сравнивать их уровень жизни с жизнью в Париже или Финиксе — и найти, как добраться туда. Кроме того, Китай присоединился к Всемирной торговой организации, захватив низкооплачиваемые индустрии, а конец холодной войны означал, что ни одна сверхдержава не станет трогать вашу страну, потому что все, чтобы она бы от этого выиграла — это счет.

Результат: сегодня значительно труднее быть слабой страной, и слабейшие из них начинают разрушаться или дробиться. Это Гватемала, Гондурас, Сальвадор и Венесуэла в нашем полушарии, а также Судан, Сирия, Афганистан, Ливия и многие страны к югу от африканской Сахары.

Это породило широкие зоны «беспорядка» — крупный геополитический тренд в мире, когда все эти люди пытаются выйти из этого беспорядка в мир порядке. И это то, что порождает все эти популистские, националистические и антиммигрантские вспышки по всему миру порядка, включая Америку и Европу.

Это настоящий контекст миграционного кризиса. Каков ответ? Если вы посмотрите, что замедлило поток мексиканцев, легальными или нелегальными путями прибывавших в Америку в течение последнего десятилетия, то это была комбинация огромной экономической мощи Мексики — частично благодаря NAFTA и замедленному росту населения в этой стране. К этому мржно добавить улучшение принципов управления страной и более качественным контролем на границе Мексики и США.

Такая же формула должна сейчас быть применена к Гватемале, Гондурасу и Сальвадору. Они превратились в основной источник всех мигрантов, прибывающих в Америку сегодня, включая 187 тысяч несовершеннолетних без сопровождения взрослых, которых подобрал Пограничный патруль США в 2014-2018 годы. Их родители отправили их таким образом к родным, которые уже осели в США, или чтобы оградить детей от насилия и принудительной вербовки со стороны местных банд.

В июне прошлого года совет по международным отношениям в своем отчете отметил: «В 2015-м, последнем году, когда эти данные стали доступны, 3,4 миллиона человек, родившихся в Сальвадоре, Гватемале и Гондурасе проживали в США, что более чем в два раза превышает их количество в размере 1,5 миллиона в 2000 году». Вследствие безумной коррупции и войн криминальных группировок сальвадорцы, гондурасцы и гватемальцы ежегодно вынуждены выплачивать около 651 миллион долларов по требованию организованных криминальных группировок. Эти банды, вроде MS-13 возникли в Центральной Америке в середине 90-х «после масштабных депортаций из США нелегальных иммигрантов-уголовников».

Вот почему, среди прочего, умная американская политика в отношении миграции могла бы заняться продвижением семейного планирования на сельских территориях Центральной Америки. Разрешить религиозному праву Америки ограничивать помощь США по планированию семьи за рубежом — это глупо.

АЕдинственная вещь, которая превышает последнюю по своей тупости, это отсутствие работы над урегулированием изменения климата, что отказывается делать Трамп. Экстремальная погода разрушила мелкое фермерство в Центральной Америке. И когда мелкое фермерство слабеет или терпит крах, люди оставляют сельскую местность и идут в город. И если они сталкиваются там с высоким уровнем безработицы и преступности — они направляются в Америку.

В то же время мы нуждаемся инвестициях со стороны местных и иностранных компаний и правительств для построения инфраструктуры, туризма и торговли в Центральной Америке, чтобы больше людей могли там процветать, особенно когда 61% населения — моложе 29 лет. К сожалению, сейчас средний уровень инвестиций достигает всего 12% ВВП Гватемалы, Гондураса и Сальвадора, а в Мексике — 26%.

Да, в конечном счете легальные и нелегальные мигранты на самом деле делают свой вклад в развитие Америки, но несомненно и то, что безопасность на границе, предоставление убежища, обустройство и интеграция давят на федеральное и региональные правительства. Однако…

США могли бы тратить миллионы долларов, чтобы помочь стабилизации центрально-американских стран — чтобы больше их жителей могли остаться дома, чему отдают предпочтение большинство мигрантов — и таким образом мы все же сэкономим деньги и уменьшим нелегальную миграцию. В любом случае мы тратим от 14 до 38 тысяч долларов, чтобы задержать и депортировать только одного мигранта.

Наконец, нам нужны ограждения, дроны и сенсоры, чтобы усилить границу на местах. Но вместо того, чтобы строить стену на границе с Мексикой за 5,7 миллиарда долларов, нам нужно помогать Мексике улучшать свою способность перехватывать мигрантов на их южной границе с Гватемалой, которую все мигранты Центральной Америки, движущиеся на север, должны пройти. И это не так трудно. Существует только два главных пути из Гватемалы на север, с горой посередине. Это называется мексиканским «узким перешейком Теуантепек».

Если бы мы вместе с Мексикой работали над тем, чтобы создать на проходном пункте лучшую инфраструктуру — биометрический контроль и улучшенную способность инспекции транспортных средств, людей и товаров с целью остановить контрабандистов, а также интервьюировали потенциальных искателей убежища — мы бы существенно снизили количество тех, кто идет из Центральной Америки через Мексику и собирается на нашей границе.

В итоге нам нужен план, который создаст стену — а не стена, которая заменяет план. Это то, что предложил бы настоящий президент. Если бы только у нас такой был.

И давайте без иллюзий: все больше слабых национальных государств будут разрушаться под давлением обстоятельств в будущем десятилетии, и никакая империя не установит там порядок — эти дни давно прошли. И эти государства просто-напросто больше не смогут эффективно управлять собой. (Черт, Великобритания больше не может эффективно управлять собой!)

Поэтому то, как мир будет взаимодействовать с целью принести порядок во все большее количество мест — Италия вот просто создала и профинансировала Ливийскую береговую охрану, чтобы защитить себя от мигрантов, которые пересекают Средиземноморье, — становится одним из крупнейших управленческих вызовов для этой страны.

https://inosmi.ru/politic/20190213/244561660.html

Президент США Дональд Трамп рассматривает варианты «наказания правительства Асада» в связи с информацией об атаках с использованием хлора, сообщила со ссылкой на источники газета The Washington Post. Одновременно в сирийских соцсетях появились сообщения о новой химатаке в Восточной Гуте. Число подобных публикаций резко возросло на фоне продолжающихся несколько месяцев баталий в Совбезе ООН о новом механизме по расследованию случаев применения химического оружия в Сирии. Москва и Вашингтон никак не могут найти компромисс по этому вопросу.

Источники The Washington Post утверждают, что в ходе состоявшегося на прошлой неделе совещания Дональд Трамп обсудил возможное применение силы против сирийского правительства с главой своего аппарата Джоном Келли, помощником по национальной безопасности Гербертом Макмастером и главой Пентагона Джеймсом Мэттисом. Поводом для удара может стать применение Дамаском химоружия. Как отмечает издание, с начала года в Сирии зафиксировано семь химатак, последняя якобы была 25 февраля — на следующий день после принятия СБ ООН резолюции о прекращении огня в Сирии.

Представитель Пентагона Дейна Уайт отрицает, что Джеймс Мэттис участвовал во встрече. Между тем один из источников газеты рассказал, что глава Пентагона был против военного варианта, в то время как Герберт Макмастер выступал за. В итоге было решено продолжить следить за ситуацией.

Как сирийская армия перешла в наступление в Восточной Гуте
Как сирийская армия перешла в наступление в Восточной Гуте

Одновременно с публикацией The Washington Post в арабских соцсетях появилась информация о новой химатаке в Восточной Гуте. Со ссылкой на силы гражданской обороны говорится о 30 пострадавших в населенном пункте Хаммурия. В Twitter создан хештег «Асад бомбит Гуту хлором». Официальное сирийское агентство САНА настаивает на версии инсценировки этой и других химатак боевиками.

О возможной провокации с целью обвинения Дамаска неоднократно говорила и российская сторона. «Нам известно, какие совещания проводятся с этой целью, где они проходят и кто в них участвует»,- сказал постпред России при ООН Василий Небензя 28 февраля. В Москве считают, что выводы о применении химоружия могут делать только эксперты. «Единственное, что может стать причиной каких-либо обвинений,- это выводы международной комиссии»,- прокомментировал новость об атаке в Хаммурии пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков.

В ноябре Россия заблокировала продление мандата миссии ООН-ОЗХО по расследованию случаев применения химоружия в Сирии и предложила разработать новый механизм, чтобы обеспечить «независимый и профессиональный метод расследования», в рамках которого улики должны будут собираться на местах. В Москве полагают, что информация о химатаках основывается едва ли не исключительно на публикациях в соцсетях. Впрочем, независимых источников по ситуации в Сирии не так много.

Как США обвинили Россию в обстреле Восточной Гуты
Как США обвинили Россию в обстреле Восточной Гуты

Применение химоружия в Сирии может стать единственным основанием для свержения режима Башара Асада, если дипломатическое урегулирование зайдет в тупик. В 2013 году военный сценарий был в шаге от реализации, но Москва убедила Дамаск пойти на сотрудничество с ОЗХО и присоединиться к программе по уничтожению химоружия.

О военном сценарии заговорили вновь после избрания президентом США Дональда Трампа. 7 апреля 2017 года США нанесли ракетный удар по сирийской авиабазе Эш-Шайрат после заявлений сирийской оппозиции о 80 погибших и 200 раненых в результате химатаки в провинции Идлиб. Ответственность за происшедшее была возложена на Дамаск.

В начале этого года в западных СМИ появилась информация, что США, Франция и Великобритания обсуждают новые атаки по Сирии. Это подтвердил президент Франции Эмманюэль Макрон. «Если мы получим неопровержимые доказательства, что запрещенное договорами химоружие было использовано, то мы нанесем удары по местам, откуда оно было взято»,- сказал он журналистам, добавив, что пока доказательств нет. В аналогичном духе высказывались и глава МИД Великобритании Борис Джонсон и госсекретарь США Рекс Тиллерсон.

По мнению эксперта клуба «Валдай», редактора российского издания Al-Monitor Максима Сучкова, новый удар по Сирии поставит Россию и США на грань прямого военного столкновения. «Одни в администрации Трампа предостерегают его, другие советуют идти ва-банк. Вопрос, чья позиция перевесит»,- сказал «Ъ» эксперт. Он напомнил, что еще в 2011 году спецслужбы подготовили для Белого дома около 50 сценариев устранения сирийского президента. «Обама не решился пойти по этому пути. За ухо Трампа конкурируют несколько высокопоставленных чиновников»,- сказал эксперт.

Марианна Беленькая
07.03.2018

Источник — kommersant.ru

Стратегия национальной безопасности США
Америка должна сфокусировать свое внимание на нахождении и использовании в своих интересах асимметрий в долгосрочном соревновании великих держав.

В течение всей своей легендарной карьеры в качестве главы внутреннего исследовательского центра Пентагона, сфокусированного на разработке долгосрочных стратегий, Энди Маршалл (Andy Marshall) разработал концепцию «соревновательной стратегии» (competitive strategy) как ключевого элемента продвижения национальных интересов Америки в безжалостно конкурентном мире геополитики. Внимание Маршалла было сосредоточено на Советском Союзе во время холодной войны, и он внес свой вклад в успешное нанесение Рейганом поражения СССР. Позднее он переключил свое внимание на восхождение Китая. Однако все американские президенты в период после окончания холодной войны избегали принятия откровенно соревновательной стратегии в отношении таких ревизионистских держав как Китай или Россия. Недавняя опубликованная администрацией Трампа Национальная стратегия безопасности (National Security Strategy) является весьма убедительным свидетельством того, что подобная ситуация скоро изменится.

В большинстве Национальных стратегий безопасности, разработанных после окончания холодной войны, соперники или конкуренты не указывались. Часто публиковавшиеся президентом Клинтоном Национальные стратегии безопасности беспечно представляли мир в неконкурентном свете. Вот как начиналась опубликованная в 2001 году Национальная стратегия безопасности президента Клинтона: «Вступая в новое тысячелетие, мы благословенным образом являемся гражданами страны, которая обладает рекордными показателями процветания, не имеет у себя дома глубоких разногласий и, кроме того, не сталкивается со значительными внешними угрозами за границей». Опубликованные в 2002 году и в 2006 году в период президентства Буша варианты Национальной стратегии безопасности были сфокусированы, в основном, на угрозе международного терроризма, а в документе 2006 года Китай и Россия были названы «ключевыми партнерами Соединенных Штатов». В первой Национальной стратеги безопасности президента Обамы, опубликованной в 2010 году, подчеркивалась возможность сотрудничества с Россией и Китаем, а конфликты при этом минимизировались. Однако достаточно короткая Национальная стратегия безопасности 2015 года была уже намного более пессимистичной относительно ландшафта международной безопасности. В ней, в частности, говорилось о том, что «российская агрессия на Украине ясно указывает на то, что… международные правила и нормы, направленные на предотвращение территориальной агрессии, нельзя воспринимать как нечто само собой разумеющееся».

Новая национальная стратегия безопасности, опубликованная в период правления Трампа, идет уже значительно дальше в признании возвращения интенсивной конкуренции между великими державами. Сегодня перед стратегами Белого дома и Пентагона, работающими, по слухам, над секретной версией Национальной стратегии безопасности, стоит более сложная задача — они в ответ должны представить то, что Маршалл называл «соревновательной стратегией». Такого рода стратегия должна, в основном, быть сфокусирована на обнаружении и исследовании асимметрий в долгосрочном соревновании великих держав. Для артикулирования такой стратегии нужно провести то, что Маршалл называл «всесторонней оценкой» (net assessment) своей относительной позиции, а также позиции своего соперника в военной, экономической и дипломатической сферах. А что же будет элементами Соревновательной стратегии в ответ на все более напористые действия Пекина и возрождающуюся Москву?

Российская Федерация усилила свою глобальную политическую роль за счет, в основном, тех же средств, что и Советский Союз — она направила более значительную часть своих национальных ресурсов на соревнование с великими державами, чем ее соперники. Ее ограниченная экономическая база стала в результате ее явной уязвимостью. С учетом относительно меньшего размера российской (в сравнении с советской) экономики, российское государство стало сильно зависеть от экспорта энергоносителей. Доходы от продажи нефти и природного газа сегодня составляют 36% российского национального бюджета. А заключенные Россией контракты в области экспорта атомных технологий оцениваются в сумму, превышающую 300 миллиардов долларов, что составляет 60% мирового рынка в области ядерных реакторов.

Содержащееся в Национальной стратегии безопасности предложение относительно «энергетического доминирования», позволяет сосредоточить внимание на этой зависимости России и воспользоваться преимуществами растущего влияния американского энергетического сектора. Соединенные Штаты опередили Российскую Федерацию и стали в 2009 году крупнейшим в мире производителем природного газа. Трамп постоянно говорит об экспорте американского сжиженного природного газа (СПГ) как о средстве, позволяющем решить проблему баланса в американской торговле. Кроме того, подобного рода экспорт направлен на то, чтобы бросить вызов российскому влиянию на европейском энергетическом рынке, о чем сам Трамп заявил в своем выступление в Варшаве в июле прошлого года. Но существуют и другие возможности — оживление экспорта американских ядерных технологий, особенно с помощью новых правительственных контрактов с недавно обанкротившейся компанией Westinghouse также может сократить российский экспорт в области ядерных технологий. Возможно, подобные действия помогут улучшить отношения Соединенных Штатов с Индией, Египтом и Венгрией (все они являются покупателями российского оборудования).

Обращая внимание на Китай, Национальная стратегия безопасности Трампа явно исходит из того, что попытки включить Пекин в либеральный международный порядок в качестве ответственного партнера закончились неудачей. Однако демографические факторы, устойчивый экономический рост и относительная гомогенность населения Китая — все это свидетельствует о том, что влияние Пекина в долгосрочной перспективе будет возрастать. А как новая Соревновательная стратегия может помочь лучше защитить интересы Соединенных Штатов перед лицом восхождения Китая?

Главой стратегической уязвимостью Китая в настоящий момент является отсутствие у него союзников — как на региональном, так и на глобальном уровне. Так, например, партнеры Китая в Азии и в Африке пользуются его финансовой щедростью, однако они все более осторожно начинают относиться к более широкому стратегическому партнерству.

Главные инфраструктурные проекты в Пакистане, Непале и в Ньянме были остановлены в течение прошлого года, а причиной этого является недоверие по отношению к мотивам Китая и его своеволию.

В целом можно говорить о том, что все более уверенный в своих силах Китай имеет сложные отношения с целым рядом своих соседей, включая Индию, Японию и Вьетнам. Все более агрессивная внешняя политика генерального секретаря Си Цзиньпина в Южно-Китайском море усугубила некоторые из этих напряженностей, что позволило Соединенным Штатам улучшить свои отношения со несколькими странами. А продолжающееся партнерство Китая с Северной Кореей продолжает оставаться тяжелым бременем, мешающим Пекину наводить мосты в отношениях со своими соседями. Америка обладает соответствующими инструментами и может воспользоваться этой уязвимостью за счет усиления своих региональных альянсов, сохраняя при этом — или, на самом деле, расширяя — свое вызывающее доверие военное присутствие в этом регионе.

Кроме того, как Россия, так и Китай имеют одну общую уязвимость — речь идет о непрозрачной структуре их политических систем. В то время как Россия и Китая считают американскую открытость слабостью, Америка традиционно считает это силой. Возможно, президент Путин уже не будет президентом после 2024 года, однако в стране нет очевидных преемников или политических институтов, способных обеспечить передачу власти. Самый большой страх у правящей клики в Москве продолжают вызывать «цветные революции», которые привели к смещению посткоммунистических авторитарных правителей в Грузии и на Украине. Коммунистическая партия Китая (КПК) тоже страшно боится потерять свою власть. Проведенная недавно чистка в рядах КПК, а также усиление давления на реформаторов, НКО и некоммунистов свидетельствует о том, что Пекин считает политическую оппозицию своей главной и увеличивающейся уязвимостью. Противодействие иностранным новостным нарративам и политическому вмешательству может осуществляться теми средствами, которые были разработаны в Соединенных Штатах во время холодной войны. Возможно, это будет противоречить политическим инстинктам Трампа, однако возрождение Информационного агентства США (United States Information Agency) для координации контрпропагандистского ответа может в определенной мере компенсировать американскую уязвимость и позволит воспользоваться преимуществами в отношениях со своими соперниками.

И, наконец, если перейти от слабостей других к асимметричным преимуществам Америки, можно сказать, что новая Национальная стратегия безопасности соответствующим образом обращает внимание на два ключевых вопроса: «Новые достижения в компьютерной области, в автономности и в производстве уже изменяют способы борьбы, находящиеся в распоряжении Соединенных Штатов. Если соединить все это с сильными сторонами наших союзников и партнеров, то преимущество возрастет». Эти два преимущества, на самом деле, должны стать основой большой стратегии Америки в отношении наших соперников. Однако администрация в настоящее время должна провести серьезную работу по инвестированию экономического и политического капитала в каждую из этих областей, а также связать их вместе в рамках согласованного подхода на долгую перспективу. Если говорить более конкретно, то ситуация с неопределенным статусом стратегии Пентагона относительно третьего ассиметричного противовеса (Third Offset), связанного с инвестированием в технологический скачок, должна быть немедленно исправлена, тогда как управление Вашингтоном своими альянсами на ключевых геополитических театрах должно быть лучше интегрировано в общие рамки соревновательной стратегии великой державы.

Новый документ свидетельствует о значительном изменении в американской стратегии. Чтобы она заработала, требуется особое долгосрочное осмысление, пионером которого был Энди Маршалл и Управление общих оценок (Office of Net Assessment).

Иэн Джонсон — заместитель директора Программы Брэди и Джонсона (Brady-Johnson Program) в области Большой стратегии Йельского университета.

Йонут Попеску — доцент кафедры политических наук Университета штата Техас.

Оригинал публикации: The Missing Element in Trump’s NSS: A Competitive Strategy
National Interest, США
Опубликовано 02/01/2018

Источник — inosmi.ru

У Соединенных Штатов никогда не было такого президента, как Дональд Трамп. Страдающий нарциссизмом и неспособностью сконцентрироваться, а также отсутствием опыта в международных делах, в вопросах внешней политики он как правило выдвигает лозунги, а не стратегию. Некоторые президенты, такие как Ричард Никсон, обладали подобным чувством неуверенности в себе и социальными предубеждениями, но Никсон придерживался стратегического взгляда на внешнюю политику. Другие, такие как Линдон Джонсон, были крайне эгоцентричны, но у них был огромный политический опыт в работе с Конгрессом и другими лидерами.

Будут ли будущие историки рассматривать президентство Трампа как временное недоразумение или как главный переломный момент в роли Америки в мире? Журналисты, как правило, концентрируются на личностях лидеров, потому что получается «хороший материал». Социологи, напротив, склонны предлагать обширные структурные теории об экономическом росте и географическом местоположении, которые представляют историю неизбежной.

Я написал книгу, в которой пытался изучить важность лидеров, исследуя важные поворотные моменты в создании «Американской эпохи» в прошлом веке, и рассуждая о том, что могло бы произойти, если бы в президентском кресле сидел его главный соперник. Привели бы структурные силы под разными президентами к той же эпохе глобального лидерства США?

В начале XX века Теодор Рузвельт был лидером-активистом, но он повлиял в основном на время. Мощными определяющими факторами были экономический рост и география. Вудро Вильсон разрушил американские традиции масштаба полушария, отправив американские силы воевать в Европу. Но где Вильсон привнес существенные изменения, так это в моральном тоне американской исключительности в свое оправдание. Что было контрпродуктивным? Его упорная настойчивость в Лиге Наций по принципу «все или ничего».

Что касается Франклина Рузвельта (ФДР), то представляется по меньшей мере спорным, что структурные силы втянули бы США во Вторую мировую войну, находясь под консерватором-изоляционистом. Очевидно, что для Рузвельта угроза, исходящая от Гитлера, и его (Рузвельта) готовность воспользоваться таким событием, как Перл-Харбор, сыграли ключевую роль.

Структурная биполярность США и Советского Союза после 1945 года определила рамки холодной войны. Но президентство Генри Уоллеса (которое могло бы произойти, если бы Рузвельт не заменил его как вице-президента в 1944 году на Гарри Трумэна), возможно, изменило бы стиль реагирования США. Точно так же президентство Роберта Тафта или Дугласа Макартура могло бы нарушить относительно сбалансированную консолидацию системы сдерживания, которой руководил Дуайт Эйзенхауэр.

В конце века структурные силы глобальных экономических изменений привели к ослаблению советской сверхдержавы, а попытки Михаила Горбачева провести реформу системы ускорили распад Советского Союза. Тем не менее, наращивание сил обороны Рональдом Рейганом и опытное ведение переговоров наряду с навыками Джорджа Буша положили конец холодной войне и были важны для конечного результата.

Существует ли вероятный сценарий, в котором Америка из-за какого-то другого человека, занимающего пост президента, не достигла бы глобального превосходства к концу двадцатого века?

Возможно, если бы Рузвельт не был президентом, а Германия укрепила бы свою власть, международная система в 40-е годы могла бы реализовать концепцию Джорджа Оруэлла о подверженном конфликтам многополярном мире. Возможно, если бы Трумэн не был президентом, а Сталин добился больших успехов в Европе и на Ближнем Востоке, советская империя была бы сильнее, и биполярность могла сохраниться гораздо дольше. Возможно, если бы Эйзенхауэр или Буш не были президентами, а другой лидер был бы менее успешным в предотвращении войны, то господство Америки было бы замедленно (как это произошло на какое-то время из-за вмешательства США во Вьетнаме).

Учитывая экономические масштабы и благоприятную географию, структурные силы, вероятно, создали бы некоторую форму Американского превосходства в двадцатом веке. Тем не менее, решения лидеров сильно сказались на сроках и типах превосходства. В этом смысле, даже когда структура объясняет многое, лидерство внутри нее может сыграть важную роль. Если история — это река, курс и течение которой сформированы значительными структурными климатическими силами и топографией, людские ресурсы могут быть изображены как муравьи, цепляющиеся за бревно, охваченное течением, или как рафтеры на порогах рек, выруливающие и избегающие камней, которые изредка опрокидываются, а подчас добиваются успеха.

Итак, вопрос лидерства важен, но насколько? Окончательного ответа никогда не будет. Ученые, которые пытались измерить влияние лидерства в корпорациях или лабораторных экспериментах, иногда приходят к цифрам в диапазоне 10% или 15% в зависимости от контекста. Но это весьма структурированные ситуации, когда изменения часто линейны. В неструктурированных ситуациях, таких как пост-апартеидная Южная Африка, трансформационное руководство Нельсона Манделы имело огромное значение.

Американская внешняя политика структурирована институтами и конституцией, но внешние кризисы могут создать контекст, гораздо более восприимчивый к выборам лидеров, к лучшему или к худшему. Если бы Альберт Гор был объявлен президентом в 2000 году, США, вероятно, вступили бы в войну с Афганистаном, а не с Ираком. Поскольку внешнеполитические события — это то, что социологи называют «зависимым путем», относительно небольшой выбор лидеров — даже в пределах 10-15% в начале пути — со временем может привести к значительным расхождениям в результатах. Как однажды сказал Роберт Фрост, когда две дороги в лесу расходятся, выбор той, что наименее проторена, иногда может иметь решающее значение.

И в заключение, риски, создаваемые личностью лидера, могут быть несимметричны; они могут изменить положение уже зрелой силы, а не силы, набирающей мощь. Столкновение со скалой или разжигание войны могут потопить корабль. Если Трамп избежит крупной войны, и если он не будет переизбран, будущие ученые смогут рассматривать его президентство как любопытное явление на кривой истории Америки. Но здесь есть большое «если».

Джозеф Най (Joseph S. Nye)
Оригинал публикации: How Much Does Trump Matter?
Опубликовано 05/09/2017

Источник — Project Syndicate, США

С приходом Д. Трампа в Белый дом европейские лидеры первыми заговорили о «новой исторической эре» (А. Меркель), о «завершении прежнего мира XX века» (Ф.-В. Штайнмайер). Алармизм, сквозящий в этих высказываниях, подогревается рассуждениями о неопределенности и непредсказуемости нового американского президента. На мой взгляд, однако, суждения по поводу его «непредсказуемости» стоило бы несколько умерить. Хотя бы потому, что если субъект политики «непредсказуем» и все вокруг становится вдруг неопределенным, то можно вообразить, что и планирование невозможно, что остается только ждать от Трампа тех или иных шагов, чтобы потом на них реагировать. В пределе такое умонастроение оборачивается отказом от выработки собственной национальной стратегии.

Е.М. Примаков в своей книге «Годы в большой политике» хорошо иллюстрирует недопустимость отсутствия ясно очерченных и открыто заявленных национальных интересов. Он приводит показательный диалог, который состоялся между бывшим президентом США Р. Никсоном и тогдашним министром иностранных дел РФ А. Козыревым. Никсон спросил Козырева о том, каковы интересы новой России. «Одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы слишком как бы заклинились на национальных интересах, – ответил на это Козырев. – И теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях. Но если у вас есть какие-то идеи и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, то я буду вам очень благодарен». И американцы подсказали. Так подсказали, что в 90-е годы Россия скатилась в разряд третьесортных развивающихся стран, потеряв всех своих союзников и даже должников. Сегодня, когда Россия в таких «подсказках» не нуждается, ей подобает иметь четкие представления о своем месте в мире и там, где речь идет о текущих событиях, и там, где речь заходит об отдаленном будущем.

Разговор Козырева с Никсоном вспомнился не случайно. Дело в том, что Д. Трамп бережно хранит личное письмо от 37-го президента США, в котором тот поделился с ним одним пророчеством своей супруги. В письме есть такие строки: «Дорогой Дональд, я не видел саму передачу, но миссис Никсон сказала, что на «Шоу Донахью» Вы были бесподобны. Как понимаете, она эксперт в политике и предсказала, что если Вы будете баллотироваться, то обязательно станете победителем!» Эти строки были написаны в 1987 году. Трамп обещал повесить этот отрывок из письма Никсона на самом видном месте в Белом доме.

Двух этих, без сомнения, выдающихся американских политиков связывает особое отношение к своей стране. Для Никсона, как сегодня для Трампа, национальные интересы заключаются в создании условий развития и процветания Америки граждан, а не Америки – кластера транснациональных корпораций. Никсона по праву называют последним национальным президентом США – после его ухода все высокопоставленные американские лидеры, включая Обаму, были ставленниками «глобальной элиты». Недаром лозунг «Сделаем Америку снова великой» стал холодным политтехнологическим душем для банкстеров. Другое дело, как он будет воплощаться в жизнь.

Если о «непредсказуемости» Трампа и можно говорить, то только в сравнении с прежней политикой Белого дома, от продолжения которой новая администрация отказывается. В свое время импичмент Никсону ознаменовал ползучий переворот, в результате которого к власти в США пришли ставленники космополитического финансового капитала. В последнюю четверть века интересы американских банкстеров вылились в масштабный погром промышленности и среднего класса у себя на родине. Таким положением вещей не могла быть довольна масса американцев, связанных с реальной экономикой. Здесь интересы определенных групп промышленников совпали с интересами части среднего класса и квалифицированных рабочих. Приход Трампа в Белый дом есть результат победы промышленно-рабочего пула, что серьезным образом меняет правила игры, работавшие почти сорок лет. И в этом смысле его победу можно считать революционной.

В то же время идеализировать риторику и «умиротворяющие» высказывания Трампа не стоит по целому ряду причин.

Во-первых, какими бы незаурядными личными качествами ни обладал президент, политическая система США устроена так, что он нуждается в поддержке ее крупных сегментов. И Трамп – не одиночка, он человек системы или, если сказать точнее, определенной ее части. Стать президентом Соединенных Штатов мог только «коллективный Трамп». Богатство и связи — непременный атрибут большой политики, а если таковые используются для обретения верховной власти, то верховная власть в свою очередь будет использоваться для удовлетворения интересов всех тех, кто способствовал восхождению новой политической звезды.

Во-вторых, продвигая «своего» кандидата в президенты, заинтересованные группы уже имеют стратегию, план действий, результаты аудита ресурсов и возможностей. Более того, господство, влияние – это, прежде всего, идеи, под которые дают деньги и активизируют иные ресурсы. У команды Трампа такие идеи есть. Они продуманы и выверены – в этом проявился «бизнес-подход» нового президента США к политике. И, что не менее важно, Дональд Трамп – убежденный человек, он уверен в своей правоте в отличие от Б.Обамы, Х. Клинтон и прочих наемных менеджеров «глобальной элиты».

В-третьих, законы развития общества, классовой борьбы и социальной солидарности никто не отменял. Будучи самым богатым президентом, Трамп не будет предаваться альтруизму и раздавать деньги на улице. Его задача — оптимизировать экономические и политические институты, чем он уже занимается. Мировоззренческие установки, высказанные им в инаугурационной речи, приобретают ясные очертания.

«Каждое решение о торговле, о налогах, об иммиграции, по иностранным делам будет сделано в пользу американских рабочих и американских семей… Защита приведет к процветанию и силе… Мы будем следовать двум простым правилам: покупайте американское и нанимайте американцев». В ряду последних новостей, свидетельствующих о готовности подтверждать эти слова делами, — решение о введении налога на мексиканскую нефть. Оно выглядит как защита собственных производителей нефти и нацеленность на «революцию» в сфере добычи шельфового газа и нефти. И пусть это противоречит правилам «свободной торговли» – для Трампа и тех, кто привел его к власти, эти правила ровным счетом ничего не значат. Главное — оздоровить экономику США, повысить национальный промышленный потенциал.

Сочетая национализм и протекционизм, заявляя о приоритете решения внутренних проблем, апеллируя к рабочим и «голубым воротничкам», к Америке «ржавого пояса», Трамп опирается не только на авторитет Никсона, но и седьмого президента США Эндрю Джексона (кстати, основателя Демократической партии). Идеология и политика Джексона в корне отличаются от вильсонианских принципов, близких хозяевам ФРС (не случайно самую крупную американскую банкноту в 100 тыс. долл. украшает портрет 28-го президента: Вудро Вильсон по праву считается основоположником либерального проекта мироустройства).

Будучи последователем Джексона, Трамп в основу своей политики закладывает не глобальное лидерство, а национальные интересы, и здесь есть важный пункт, который совсем не обязательно будет соотноситься с интересами России, а, скорее всего, будет вступать с ними в противоречие. «Мы будем добиваться дружбы и добрососедства с народами мира, — говорил Трамп во время инаугурации, – но понимая, что это право всех народов – на первое место ставить свои интересы. Мы не стремимся навязывать наш образ жизни кому-либо, мы скорее стремимся позволить ему сиять как пример для всех». Стоит вдуматься в эти слова.

В-четвертых. Авторитетный американский аналитик Эдвард Люттвак убежден, что появление политика, подобного Трампу, было на 90% неизбежно – как реакция на предшествующее.

Действительно, многое из «предшествующего» привело к катастрофическим мирополитическим изменениям. В мусульманском мире на смену светским режимам пришли силы антимодерна. Выбранная демократами стратегия «управляемого хаоса» способствовала не только разрушению светских государств, но и рождению антисистемных сил, когда агрессия и деструкция, архаизация и варварство, проникшие в Европу вместе с сотнями тысяч беженцев, уже не имеют границ. Политикой глобального экспансионизма Обама загнал Евросоюз в ловушку, способствовал его ослаблению и разбалансировке. Раскол американской элиты и поддержка Трампа в значительной мере связаны с нежеланием повторить такой европейский опыт. Отсюда и жесткая антииммиграционная риторика, и стремление новой администрации уничтожить «Исламское государство». Это с одной стороны.

С другой стороны, «коллективный Трамп» прекрасно понимает, что экспансионизм — это не только плоды в виде военных баз, вассального менталитета лидеров других стран, дешевые товары и торжество доллара на всех континентах. Экспансионизм – это и тяжелое бремя, грозящее надрывом сил. Для того чтобы совершить рывок и «сиять как пример для всех», нужна передышка. Нужно сосредоточить силы, перегруппировать их, оптимизировать ресурсы. Вся история США — это чередование двух тенденций: период экспансии, расширения (времена демократов Вильсона, Рузвельта, Трумэна, Кеннеди) сменяется периодом «сжатия», сосредоточения (времена республиканцев, за исключением Буша-младшего).

Трамп как реакция на «предшествующее» — это, прежде всего, передышка, сосредоточение Америки на своих внутренних проблемах, это период переваривания «съеденного». Америка Трампа может быть понята как Америка, готовящаяся к новому прыжку, новым высотам. Отсюда и его сосредоточенность на внутренних проблемах. Однако эта сосредоточенность – временная. Не стоит представлять Трампа изоляционистом. Он будет проводить внешнюю политику усиления США. Способы такого усиления могут быть самими разными. Например, ослабление Евросоюза и Китая. Например, отказ от активной политики на украинском направлении. Уже для администрации Обамы Украина превратилась в старый чемодан без ручки, который и нести неудобно, и бросить жалко. Ведь «бросить» в политике – это еще и «потерять лицо». Трампу же потеря лица не грозит – он может легко разменять Украину на другие варианты.

Для России приход Трампа — это, прежде всего, открывающееся окно возможностей. Пока США будут переваривать крутой бульон глобализации, доведенный Обамой до кипения, Россия может решить ряд своих задач. Главное, чтобы было четкое их понимание.

Резюмируем. Россию не ждут легкие времена. Готовится очень хитрая и многоходовая игра. Трамп – трудный переговорщик, жесткий бизнесмен. Он привык всегда добиваться поставленной цели. В любом случае впереди новые испытания. Как отметила официальный представитель МИД России М. Захарова, Москва готова к полноценному диалогу с администрацией Д. Трампа. «Сейчас мы ждем формирования команды, формулирования ее внешнеполитических подходов, концепций, тезисов и начала ее функционирования. Понимаем, что Вашингтон сейчас переживает непростые дни. Это уже не просто непростые дни, а непростые месяцы. Но мы исходим из того, что в ближайшее время должны быть сделаны ключевые назначения, и ведомства заработают, и мы поймем стратегию США на международной арене». Ключевым в этих словах является потребность в понимании новой стратегии США. Если такое понимание сложится, «непредсказуемости» не будет.
Елена ПОНОМАРЕВА | 30.01.2017 |

Источник — fondsk.ru