Рубрика: Центральная Азия

Президент Узбекистана Шавкат Мирзиеев сегодня прибудет в Москву с двухдневным государственным визитом. На переговорах с главой РФ Владимиром Путиным он обсудит вопросы расширения двустороннего сотрудничества в экономике, сфере военно-технического сотрудничества и гуманитарные вопросы. По итогам визита будет подписано около 50 документов на сумму свыше 15 млрд долл. Ожидается также заключение пятилетнего контракта с «Газпромом» на закупку узбекского газа.

Узбекистан расставил акценты во внешней политике. После региональных визитов в Туркменистан и Казахстан Шавкат Мирзиеев впервые в должности президента посетит Россию. Приглашение Владимира Путина он получил еще в декабре, сразу после победы на президентских выборах.

«Визит президента Шавката Мирзиеева в Москву знаковый, многогранный и очень ожидаемый. Бизнесмены ждут улучшения условий для ведения бизнеса и совместного инвестирования проектов, появления новых возможностей на российском рынке. Трудовые мигранты – облегчения режима пребывания в РФ. Студенты и абитуриенты – новых предложений для получения образования как в России, так и в Узбекистане в новых филиалах российских вузов. Уже в нынешнем году в Ташкенте может быть открыт филиал МГТУ им. Н.Э. Баумана», – сказал «НГ» экономист Бахтиер Эргашев.

Впервые в преддверии визита была проведена серьезная работа не только на уровне правительств двух стран, но и на уровне регионов. «Появился новый переговорный формат глав регионов Узбекистана и России без посредников. Например, самаркандская делегация во главе с губернатором области провела переговоры в Санкт-Петербурге, андижанская – в Новосибирске, наманганская – в Челябинске. Всюду подписаны соглашения», – отметил эксперт.

Он обратил внимание на то, что в большинстве инвестиционных соглашений речь идет о частных вложениях, по крайней мере с российской стороны. По мнению Эргашева, необходим поиск новых форматов сотрудничества, например формирование зоны свободной торговли (ЗСТ) в рамках Евразийский экономический союз (ЕАЭС) – Узбекистан. При этом речь не идет о вступлении Узбекистана в ЕАЭС, но и нынешнее состояние, когда ЕАЭС проходит по казахско-узбекской границе, дает повод обсуждать эту инициативу.

Еще одно направление – военно-техническое сотрудничество (ВТС). Накануне визита в Москву Мирзиеев подписал закон о ратификации договора между Узбекистаном и Россией. При этом между странами подписан договор о союзнических отношениях, поэтому, как считает Эргашев, в ходе переговоров вопросы более глубокой интеграции, такие как возобновление деятельности Узбекистана в ОДКБ, подниматься не будут. «Россия остается серьезным и наиболее важным партнером Узбекистана в решении вопросов военно-технического развития. Помимо вопросов региональной безопасности отмечу, что узбекская армия полностью оснащена российским оружием», – сказал Бахтиер Эргашев.

«Значение Узбекистана в Средней Азии таково, что без конструктивных отношений с Ташкентом вся остальная региональная политика Москвы просто теряет смысл. Узбекистан не участвует ни в каких в инициируемых Россией альянсах, следовательно, уровень двусторонних отношений нужно оценивать гораздо более широко. Без согласования с Ташкентом не может быть успешной российской политики ни в Таджикистане, ни в Туркмении, ни в Киргизии. И, напротив, российско-узбекское сотрудничество в постсоветский период уже демонстрировало свою эффективность в региональном разрезе», – заявил «НГ» эксперт по Центральной Азии и Среднему Востоку Александр Князев. Эксперт напомнил, что существует и ряд конкретных направлений, которые уже были зафиксированы на межправительственном и межгосударственном уровне во время последнего визита в Москву Ислама Каримова год назад. Как и общий характер двусторонних отношений, они демонстрируют взаимозависимость стран. «Узбекистан, к примеру, нуждается в модернизации вооруженных сил. Не в меньшей степени Россия нуждается в новых рабочих местах на предприятиях оборонного назначения. Узбекистану нужен рынок сбыта сельхозпродукции, а России – устойчивые поставки этой продукции, особенно в условиях внешних санкций и необходимости изменений схем импорта. Список может быть продолжен. Исповедуемый до сих пор некоторыми чиновниками и экспертами в Москве принцип «куда они без нас денутся?» не работает уже давно, и не только в отношении Узбекистана. Этот принцип давно уже превратился в главную причину всех неудач российской политики в странах бывшего СССР», – сказал Александр Князев.

Виктория Панфилова
Обозреватель отдела политики стран ближнего зарубежья «Независимой газеты»

4 апр. 17

Служащий пограничных войск Таджикистана стоит в дозоре во время учений под руководством офицеров армии США. В последние два года Таджикистан являлся крупнейшим получателем помощи по линии Раздела 1004 Закона США об ассигнованиях на национальную оборону.

Как следует из обнародованных данных правительства Соединенных Штатов, в последние два года США значительно нарастили темпы обучения элитных военных подразделений Таджикистана, Узбекистана, Казахстана и Азербайджана. Между тем США практически прекратили обучение военнослужащий из Кыргызстана, который раньше являлся крупнейшим получателем подобной помощи.

Финансирование обучения проводится по линии Раздела №1004 Закона США об ассигнованиях на национальную оборону (Section 1004 of the National Defense Authorization Act), дающего Минобороны США право обучать и оснащать иностранные вооруженные формирования, занимающиеся борьбой с торговлей наркотиками и международной организованной преступностью. Обучение проводится спецназом армии США для подразделений особого назначения в странах-получателях помощи. Факт обучения обычно не афишируется, и о нем сообщается, как правило, только в ежегодных докладах Госдепартамента США.

В целом под руководством американских инструкторов были проведены мероприятия по обучению 1153 военных из стран Кавказа и Центральной Азии в 2015 финансовом году (начинающемся в США 1 октября предыдущего календарного года). По самым последним данным, в 2016 финансовом году планировалось обучить 1157 солдат. Данные за оба года являются рекордными, т.к. в 2013 и 2012 годах было обучено 1141 и 841 человек соответственно, согласно информации Security Assistance Monitor, вашингтонской организации, собирающей данные касательно американской военной помощи.

Данные за 2015 год отражают число реально обученных бойцов, а за 2016 – лишь планы на тот год, и неизвестно, удалось ли реализовать эти планы в полной мере. Центральное командование вооруженных сил США не ответило на запрос о дополнительной информации.

В последние два года Таджикистан являлся крупнейшим получателем помощи по линии Раздела №1004: в 2015 году было обучено 886 военнослужащих этой страны, а в 2016 планировалось провести инструктаж еще для 340.

В Таджикистане американский спецназ обучал сотрудников Национальной гвардии и некоего подразделения, упоминающегося в документах под аббревиатурой MGSO. Госдепартамент и посольство США в Душанбе не ответили на просьбу расшифровать эту аббревиатуру. Проводившиеся в 2015 году курсы обучения длились, как правило, три месяца, но иногда ограничивались шестью неделями. Нацгвардия подчиняется непосредственно президенту Таджикистана Эмомали Рахмону, и американские дипломаты ранее называли ее «преторианской гвардией», т.е. телохранителями главы государства.

В Узбекистане в 2015 году было обучено 267 военнослужащих, и в 2016 году планировалось провести инструктаж для такого же количества солдат из тех же силовых подразделений. Данный факт является примечательным, т.к. США ввели в 2002 году ограничения на предоставление Узбекистану военной помощи по причине нарушения прав человека в этом центральноазиатском государстве. Но в 2011 году Вашингтон снял эти ограничения, т.к. нуждался в помощи Узбекистана для организации снабжения войск США и НАТО в Афганистане по так называемой Северной сети поставок.

В Казахстане в 2016 году планировалось организовать обучающие мероприятия для 450 солдат. Два мероприятия должен был организовать спецназ ВС США, а третье – спецназ ВМС США. Ранее Казахстан получал помощь по линии Раздела №1004 только однажды: в 2012 году инструктаж прошли 125 военнослужащих.

В Азербайджане американский спецназ должен был провести два курса обучения для 100 служащих Министерства национальной безопасности. Но министерство было расформировано в 2015 году. Посольство США в республике не ответило на просьбу прояснить ситуацию. Хотя Госдепартамент США придерживается правила о предоставлении равных объемов помощи Азербайджану и Армении, Минобороны США не обязано следовать этой практике. В этой связи обучение армянских военнослужащих по линии Раздела №1004 не проводилось.

До 2015 года крупнейшим получателем помощи по линии Раздела №1004 был Кыргызстан. Ежегодно спецназ США обучал в этой республике более 1000 военнослужащих, включая бойцов «Альфы» и «Борея» ГКНБ и «Скорпиона», «Пантеры» и «Илбирса» Минобороны КР. Большая часть обучающих мероприятий проводилась на фоне кыргызско-американских переговоров по поводу базы Манас под Бишкеком. Но затем базу в 2013 году закрыли, и США с тех пор больше не проводили обучение кыргызских солдат.

Рост числа военнослужащих стран Центральной Азии, обучающихся под руководством американских инструкторов, является частью общего тренда: помощь США различным странам мира по линии Раздела №1004 выросла с $501 млн в 2011 финансовом году до $957 млн в 2015 году.

Рост ассигнований по линии Раздела №1004 происходит на фоне сокращения финансирования других программ военной помощи государствам Центральной Азии и Кавказа. Согласно последним имеющимся данным Security Assistance Monitor, в 2015 году США потратили $115 млн на оказание военной помощи странам региона, по сравнению с $135 млн в 2014 году и аж $294 млн в 2012. Но эти суммы не включают деньги, выделенные по линии Программы совместного снижения угрозы (Cooperative Threat Reduction), в рамках которой финансируются проекты по нераспространению и уничтожению ядерного оружия.

«В Центральной Евразии Раздел №1004 теперь является основным каналом для предоставления правительством США помощи в сфере безопасности иностранным силам безопасности (за исключением Программы совместного снижения угрозы), после того, как США прекратили оказывать поддержку этим странам по линии операций в Афганистане», – сообщил EurasiaNet.org директор Security Assistance Monitor Колби Гудман по электронной почте.

Пока неясно, какой будет судьба этих программ при администрации президента Трампа. Трамп обещал сократить иностранную помощь, но и ужесточить борьбу с исламистскими террористическими группами, угрозу со стороны которых правительства стран Центральной Азии склонны использовать в качестве оправдания необходимости военной помощи.

Генерал Джозеф Вотел, глава Центрального командования вооруженными силами США, выступая 9 марта в Конгрессе с ежегодным докладом о положении дел, высказал предположение, что сотрудничество в области безопасности будет, вероятнее всего, расти.

«Протяженная граница Таджикистана с Афганистаном остается главной заботой страны, поскольку талибы периодически борются за контроль над афганской провинцией Кундуз, которая находится менее чем в 160 милях от Душанбе, – сказал он. – Эти пограничные проблемы остаются приоритетной сферой сотрудничества между США [и Таджикистаном] в области безопасности, и мы продолжаем помогать повышать способность таджикской стороны бороться с экстремизмом, терроризмом и наркотрафиком, а также содействуем повышению безопасности на границах и противодействию другим региональным угрозам».

По словам Вотела, он с осторожным оптимизмом оценивает перспективы развития сотрудничества между США и Узбекистаном после прихода к власти президента Шавката Мирзиеева. «Мирзиеев подтвердил нежелание страны позволять другим странам создавать военные базы в Узбекистане, присоединяться к военным и политическим блокам иностранных государств, и участвовать в экспедиционных военных операциях, – сказал он. – Несмотря на эти ограничения, наши двусторонние усилия в военной сфере в основном направлены на то, чтобы помочь узбекской стороне повысить безопасность границ, расширить ее возможности по борьбе с торговлей наркотиками и терроризмом, и предотвратить возвращение иностранных боевиков в страну. Сотрудничество на этих направлениях отвечает интересами США в регионе».

Кыргызстан является «единственной демократической страной в Центральной Азии», но он «испытывает политическое давление со стороны более крупных и могущественных соседей, включая Россию», говорится в заявлении Центрального командования вооруженными силами США. В документе также упоминается, что сотрудничество с этим центральноазиатским государством может возобновиться. «После длительного периода, в течение которого почти не наблюдалось действий в рамках двустороннего сотрудничества, кыргызские военные могут быть более расположены к диалогу в сфере обороны на более высоком уровне и расширению сотрудничества в сферах обеспечения безопасности границ и борьбы с торговлей наркотиками, терроризмом и экстремизмом», – отмечается в документе.

Джошуа Кучера редактором EurasiaNet.org по Турции и Кавказу, а также автором блога «The Bug Pit» на сайте EurasiaNet.org.
29 марта 17

Безопасность Центральной Азии — роль России и усиление Китая, а также политика США при Трампе в отношении ЦА — эти и другие вопросы в беседе с CAAN обсуждает д-р Ричард Вайц, старший научный сотрудник и директор Центра военно-политического анализа в Институте Хадсона. Доктор Вайц также является экспертом организации Wikistrat и старшим научным сотрудником Центра новой американской безопасности (CNAS). Сфера его исследований включает вопросы региональной безопасности в Европе, Евразии и Восточной Азии, а также внешнюю и оборонную политику США.

Как Вы оцениваете ситуацию в сфере безопасности в Центральной Азии, какие риски остаются актуальными в 2017 году?

Задачи безопасности для Центральной Азии на 2017 год остаются такими же, как и в предыдущие годы: борьба с внутренним терроризмом и религиозным экстремизмом без настраивания против себя религиозных или других групп; управление ресурсами (особенно водными ресурсами); противодействие негативному воздействию беспорядков на Ближнем Востоке и в Афганистане на страны Центральной Азии; расширение межгосударственного сотрудничества по многим вопросам; балансирование риска китайско-российского сближения или конфронтации, но также и недопущение равнодушия великих держав (сохранение «золотой середины» — то есть, не слишком много и не слишком мало внимания со стороны иностранных держав); предотвращение конфликтов во время внутриполитических транзитов, которые могут угрожать безопасности других стран региона и привести к иностранному военному вмешательству; и пресечение распространения ОМУ (оружие массового поражения), наркотиков, торговли людьми и оружием.

Транснациональные преступные организации используют прозрачные границы региона, подкупают пограничные службы, и по нелегальным маршрутам, проходящим через национальные границы, перемещаются незаконные мигранты и другие эксплуатируемые люди.

Например, Центральная Азия служит связующим звеном для процветающей наркоторговли из Афганистана. Наркоторговцы перевозят героин и опиум из Афганистана через «Северный маршрут», который проходит через Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан и Казахстан, до конечных пунктов назначения в Европе и России. Наркотики также поступают в Китай и Иран. Центральноазиатские правоохранительные органы лучше натренированы и имеют более значительные ресурсы для борьбы с проблемой наркотиков, однако объемы производства и оборота наркотических веществ остаются высокими.

Транзит власти в Узбекистане прошел мягко, и стране удалось сохранить стабильность, но перед Казахстаном в ближайшие годы возникнет аналогичная задача.

Роль внешних сил в вопросах региональной безопасности постоянно меняется. За последние несколько лет произошел резкий спад военных интересов США в Центральной Азии, что побудило Россию, а не Китай, усилить свои позиции в управлении безопасностью региона. В течение последних лет Москва создавала новые базы в Центральной Азии и предоставляла местным национальным армиям субсидированные обучения и вооружения. Россия также стремится к укреплению Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) — военного союза России, Белоруссии, Армении и государств Центральной Азии, за исключением нейтрального Туркменистана. Но конфликт в Украине ослабил внимание и усилия России в Центральной Азии, хотя в то же время Китай начал продавать оружие странам региона. В ближайшие годы Индия и Иран могут расширить свои функции в сфере безопасности в регионе, но Москва и Пекин останутся доминирующими игроками в этом направлении.

Как вы оцениваете последний визит Путина в регион Центральной Азии? Меняется (усиливается или сокращается) роль России как гаранта безопасности в регионе (особенно, в свете событий на Украине)?

С тех пор как Путин стал президентом, Россия с некоторым успехом стремится к усилению своего влияния в Центральной Азии. Краткий визит Путина преследовал несколько целей. Во-первых, Путин хотел оценить политическую ситуацию в тех странах, которые он посетил, особенно — последствия транзита власти в Узбекистане после смерти президента Каримова (в Казахстане таким же фоном стали недавно объявленные реформы конституции).

Во-вторых, Путин хотел еще раз подчеркнуть важность для Москвы Евразийского экономического союза и российских гарантий безопасности через Организацию Договора о коллективной безопасности. Последние тенденции, такие как: растущее экономическое влияние Китая, замедление российской экономики из-за международных санкций и разногласия между Россией и Беларусью, поставили под вопрос оба проекта России.

Разумеется, относительная важность этих вопросов менялась в зависимости от собеседников Путина. В Казахстане он сфокусировался на экономических вопросах, в то время как в Таджикистане он, вероятно, больше сосредоточился на проблемах безопасности. Были также специальные вопросы в повестке дня для каждой страны. Например, в Казахстане обсуждение, вероятно, также касалось сирийских мирных переговоров.

Можно ли предположить усиление Китая в сфере безопасности региона – например, ради защиты своих инвестиций?

Китайское присутствие в сфере безопасности Центральной Азии увеличивается из-за растущего влияния Пекина в регионе, а также общей активизации внешнеполитической деятельности и роста возможностей безопасности КНР. За последние два десятилетия Китай установил прочные экономические связи со странами Центральной Азии, что способствовало их разностороннему развитию. В настоящее время Китай импортирует большой объем нефти и газа из Центральной Азии, и этот регион имеет решающее значение для китайского проекта — «Экономический пояс Шелкового пути».

Озабоченность Китая по поводу региональной безопасности также возросла из-за продолжающейся нестабильности в соседнем Афганистане, расширения исламского экстремизма и ожидаемого сокращения военного присутствия НАТО в этом регионе. Взрыв у китайского посольства в Бишкеке в августе 2016 года является примером региональных террористических атак на китайские объекты в Центральной Азии. Экономическое присутствие Китая в Афганистане возросло, но основная проблема КНР — это отсутствие безопасности, которое может отрицательно повлиять на более значимые экономические и стратегические интересы Пекина в Центральной Азии. Более того, вместе с увеличением китайских экономических проектов в Центральной Азии и Афганистане Пекин беспокоит вопрос безопасности китайских соотечественников в регионе, поскольку защита китайских граждан за рубежом стала более заметной чертой политики страны. В результате этого Китай расширил свое участие в региональной безопасности, особенно со странами Центральной Азии, граничащими с Синьцзян-Уйгурским автономным районом.

До сих пор Китай был доволен тем, что США и Россия, в первую очередь, несут ответственность за защиту интересов военной безопасности Китая в регионе. Например, Пекин проявил мало интереса к укреплению оборонных функций Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), которая считает все страны Центральной Азии (кроме Туркменистана) своими полноправными членами. В результате, ШОС имеет меньше обороноспособности, чем ОДКБ.

Вместо этого Китай сосредоточился на продвижении своей деятельность по контртерроризму, обеспечению энергетической безопасности и других нетрадиционных целей безопасности. Помощь Китая в сфере безопасности, хотя и скромная, теперь идет во все пять центральноазиатских государств. Например, Пекин работает вместе с Москвой и другими субъектами в вопросе взаимодействия с афганскими талибами и обеспечения безопасности на региональных транспортных маршрутах.

Однако основным вкладом Китая в обеспечение безопасности, возможно, является его роль в содействии экономическому развитию и интеграции в Центральной Азии. Если инициатива «Один пояс, один путь» будет успешной, экономический потенциал стран Центральной Азии может существенно возрасти и это даст возможность местным режимам тратить больше денег на их силы безопасности, а также социальные услуги. Тем не менее, Китай недавно начал продавать некоторые виды вооружения Туркменистану, который не является членом ОДКБ, и Пекин в будущем может взять на себя важную ответственность в области безопасности, если Россия и ее союзнические режимы окажутся неспособными поддерживать региональную безопасность.

Ваше отношение к дискуссиям вокруг роли (реформирования мандата) ОДКБ, которые предлагают оперативное применение КСОР в случае внутренних беспорядков?

После 2014 года развитие ОДКБ приостановилось. Москва была поглощена своими военными операциями в Украине и Сирии, где члены ОДКБ четко дали понять, что операции в этих странах выпадают за пределы их круга обязанностей. Были некоторые предположения о том, что ОДКБ может вмешаться, если транзит власти в Узбекистане выйдет за пределы и подорвет политическую стабильность членов ОДКБ, но этого не произошло. Саммит ОДКБ в сентябре 2015 года был посвящен вопросу противодействия угрозе исламистского терроризма, в основном ИГ, в Центральной Азии. Руководители ОДКБ выразили беспокойство по поводу того, что экстремисты могут распространяться из Афганистана в другие государства региона. Если НАТО выведет свои оставшиеся войска из Афганистана, ОДКБ, возможно, придется усилить свою роль в этой стране, но пока ее афганская повестка дня сосредоточена на сдерживании распространения терроризма и незаконного оборота наркотиков за пределы Афганистана, в Центральную Азию.

Как вы относитесь к тому, что некоторые угрозы безопасности все чаще используются режимами в своих целях (для подавления или запугивания населения)? Чем это может грозить?

Некоторые чиновники из Центральной Азии могут преувеличивать угрозу регионального терроризма, чтобы оправдать подавление своих политических оппонентов и независимого гражданского общества, но нет четких доказательств того, что эта тенденция стала более заметной в последнее время. Изменилось то, что предыдущий фокус на Аль-Каиде и Исламском движении Узбекистана сменился на фокус на так называемом Исламском Государстве. Разумеется, Исламское Государство является крупной террористической группой, деятельность которой угрожает многим странам. Если оно укрепит свое присутствие в Афганистане, Центральная Азия, Россия и Китай столкнутся с серьезной угрозой. Но в данный момент его влияние на Центральную Азию проявляется незначительно, и его центральноазиатские боевики в Ираке и Сирии гибнут в большом количестве.

Как Вы считаете, как изменится политика США при Трампе в отношении ЦА? ЦА была включена в программу Республиканской партии США, которая призывает «правительство и наших союзников работать над интеграцией центральноазиатских республик в мировую экономику путем предоставления иностранных инвестиций, которые могут стимулировать рыночные и политические реформы, а также упрочить власть закона».

Влияние США в Центральной Азии исторически было ограничено, в основном, за счет географического расположения (дальность Соединенных Штатов Америки и близость России). Единственным исключением была декада после террористической атаки в 2001 году. Поскольку она была совершена террористами, базирующимися в Афганистане, военная интервенция США в этой стране также повысила важность безопасности в соседней Центральной Азии. Хотя в последние годы военное присутствие США сокращалось, дипломатия США оставалась активной благодаря заинтересованности госсекретаря Джона Керри в этом регионе, но теперь ситуация меняется.

Администрация Трампа пока не сформулировала свою политику в отношении Центральной Азии. Ни президент, ни его назначенцы не проявили большого интереса к региону. Обычно это приводит к тому, что должностные лица среднего уровня будут формировать политику США в отношении региона. Совет национальной безопасности еще не имеет управляющего по региону, а должностные лица, ответственные за регион, еще не назначены в государственном и оборонном департаментах.

Я ожидаю, что как только эти должности будут назначены, администрация возьмется за обзор политики этого региона, который включит политические, экономические и другие цели США. Традиционно, программа США для Центральной Азии включает в себя меры противодействия распространению ОМУ; обеспечение безопасности границ от террористов и других транснациональных угроз; продвижение экономических интересов США; содействие надлежащему управлению и гражданской свободе; контроль над действиями России, Китая и Ирана в регионе; и развитие двустороннего сотрудничества с каждым региональным государством.

Проблемы, стоящие перед политикой США в регионе, отталкиваются от все сокращающегося военного и экономического интереса и ресурсов США в регионе по сравнению с другими внешними игроками (Россия и Китай, Япония); враждебность России и Китая к долгосрочному военному присутствию США в Евразии; обеспокоенность местных государств по поводу содействия США демократии и правам человека, в свою очередь США обеспокоены ведущимися репрессиями в отношении гражданского общества, ограниченного верховенства закона и повсеместной коррупции в регионе; неразработанная политика США в отношении ШОС, ОДКБ, ЕАЭС и других региональных институтов; ограниченное взаимодействие региональной политики США с другими странами, даже с союзниками США в Европе и Азии, которые сами в незначительной мере вовлечены в проблемы региональной безопасности; отсутствие внимания Конгресса и других влиятельных институтов власти США к региону; и общее безразличие американского бизнеса или игнорирование им региональных коммерческих возможностей, за исключением энергетического сектора. Хотя некоторые жители Центральной Азии протестовали против попыток США изменить внутреннюю политику в их странах, другие теперь будут рассматривать некоторые политические шаги США (например, запрет на въезд в страну гражданам ряда мусульманских стран) как антимусульманские.

Эти несоответствия между широкими целями США и их небольшими ресурсами ограничивают участие США в решении отдельных вопросов, таких как укрепление безопасности границ региона, продвижение правовой реформы, укрепление регионального сотрудничества по водным и транспортным вопросам и т.д. Если невоенные расходы правительства США снизятся на 30 процентов, как предложено администрацией Трампа, то деятельность США в регионе будет еще более сокращаться, если, конечно, какой-нибудь шок, наподобие событий 11 сентября 2001 года, не приведет к увеличению интереса США к данному региону. Это может вызвать серьезную проблему для Белого дома Трампа, который захочет участвовать в транзакционных сделках, но ему нечего предложить.

С сокращением военного присутствия США в Центральной Азии и с учетом приоритетов национальной безопасности нынешней администрации Белого дома, можно предположить, что будущая политика США в отношении региона вполне может отражать приоритеты администрации Трампа в отношении России и Китая. Остается открытым вопрос о том, будут ли американо-российские или американо-китайские взаимодействия в Центральной Азии совместными, конкурентными или маргинальными из-за ограниченного присутствия США.

Эльвира Айдарханова

29 марта 17

Но Пекин не собирается подвергать КНДР экономической блокаде

Председатель КНР Си Цзиньпин принял госсекретаря США Рекса Тиллерсона в Пекине. Подчеркнув, что у обеих стран больше взаимных интересов, чем разногласий, Си призвал расширять взаимодействие по горячим точкам. Одна из них стала вчера еще горячее. Лидер КНДР Ким Чен Ын объявил, что испытан двигатель, который символизирует рождение национальной ракетной промышленности. Президент США Дональд Трамп в связи с этим сказал, что Китай мало что делает для исправления поведения Пхеньяна. По мнению экспертов, Пекин может пойти на некоторое ужесточение санкций, но не допустит краха северокорейского режима.

Пекин стал последней столицей в Восточной Азии, которую во время своего первого официального зарубежного вояжа посетил Тиллерсон. До этого он побывал в Японии и Южной Корее. Китай – единственный крупный партнер Пхеньяна. На КНР, по данным CNN, приходится около 70% внешней торговли Северной Кореи. Трамп неоднократно призывал Китай использовать этот рычаг для давления на непредсказуемого соседа. А теперь в своем Twitter он обвинил Китай в нежелании осадить Пхеньян.

В Токио и Сеуле Тиллерсон говорил, что все варианты, включая превентивный удар по Северной Корее, не исключаются Вашингтоном. Но в Пекине глава американской дипломатии воздержался от резких заявлений. Он говорил о решимости Пекина и Вашингтона работать вместе, чтобы «убедить правительство Северной Кореи выбрать другое будущее для своего народа».

Однако в Пхеньяне, похоже, не сочли это увещевание заслуживающим внимания. Ким Чен Ын объявил в Пхеньяне о рождении национальной ракетной индустрии, которая не будет зависеть от иностранных технологий. Это заявление было сделано после проведенного на космодроме Сохэ испытания нового ракетного двигателя.

Как отмечает южнокорейская газета Korea Herald, расплывчатые формулировки речей, которые произносили в Пекине при журналистах Тиллерсон и министр иностранных дел КНР Ван И, скрывали глубокие разногласия в подходе к Северной Корее. В Сеуле Тиллерсон провозгласил конец политики «стратегического терпения», проводившейся экс-президентом США Бараком Обамой. И теперь происходит крутой поворот к более жесткой политике. В то же время он исключил возможность переговоров с Севером в настоящее время.

Напротив, Ван И выступил за продолжение дипломатических усилий и призвал возобновить отложенные еще в 2008 году переговоры о денуклеаризации, в которых участвовали шесть стран: КНДР, Южная Корея, США, Китай, Россия и Япония. Ван пояснил, что санкции – это лишь одна опция. Важнее вернуться на путь переговоров.

Хотя ни одна сторона об этом открыто не говорила, Тиллерсон, как ожидалось, мог поднять вопрос о финансовых карах, которым подвергнутся китайские компании и банки, которые ведут бизнес с КНДР. «Администрация Трампа рассчитывает на то, что угрозы военной акции и более жесткие наказания китайских учреждений запугают Пекин. И он изменит свою политику», – говорит Эшли Тауншенд, научный сотрудник Центра изучения США в университете Сиднея.

Но Ван подчеркнул, что конфликт, по существу, происходит между США и Северной Кореей. В таком же ключе высказалась газета Global Times, издающаяся центральным органом ЦК КПК: «Северокорейский ядерный вопрос стал результатом конфронтации между Вашингтоном и Пхеньяном. Китай не обязан нести всю ответственность за него».

Так есть ли шанс на то, что Пекину и Вашингтону все же удастся найти общий язык по Северной Корее? В беседе с «НГ» ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН Александр Ларин отметил, что «позиции Китая и США противоречат друг другу. И не видно, чтобы кто-либо был настроен на уступки. Они хотя вроде бы смягчают тон в отношении друг друга, но и по другим вопросам не собираются отказываться от своего курса. США размещают элементы ПРО в Южной Корее. Трамп намерен выполнить все свои предвыборные обещания».

Тут играют роль и соображения престижа. «Китай не пойдет на суровые санкции против КНДР еще и потому, что тогда будут говорить: китайцы уступили нажиму американцев. По-моему, это невозможно», – заключил эксперт.

В программу пребывания Тиллерсона в Пекине входило также обсуждение возможного визита Си Цзиньпина в США в апреле. Однако дата визита не была подтверждена. Госсекретарь сказал лишь, что Трамп хочет встретиться с Си «так скоро, как это возможно».

Владимир Скосырев

20.03.2017

Терроризм прикрывается исламскими одеждами»
Какие угрозы могут прийти с Ближнего Востока в Среднюю Азию

Как далекий для России Ближний Восток влияет на Среднюю Азию и Закавказье, с которыми граничит Россия? Создадут ли радикалы на южных границах РФ государство Великий Хорасан? Могут ли Москва, Тегеран и Анкара работать в едином экономическом пространстве? Сколько выходцев из бывших советских республик воюет в рядах экстремистов в Сирии и Ираке? Эти и другие вопросы поднимут 11 марта в Ереване участники выездной сессии Международного дискуссионного клуба «Валдай» «Время перемен: мир в эпоху глобальной непредсказуемости». О проблемах, которые в числе прочих обсудят на сессии, в интервью «Ленте.ру» рассказал научный директор Института востоковедения Российской академии наук, эксперт клуба «Валдай» Виталий Наумкин.

«В повышении градуса религиозности ничего плохого нет»

«Лента.ру»: Есть ли угроза исламизации Средней Азии, Казахстана и Кавказа, если исходить из того, что традиционные течения (мазхабы) уступают привнесенным с Ближнего Востока?

Наумкин: Начнем с того, что словосочетание «угроза исламизации», на мой взгляд, крайне непродуктивно и неверно по сути, потому что в самой исламизации, если смотреть на нее как на процесс распространения ислама и повышения градуса религиозности, ничего плохого нет. Везде идет процесс возрождения религии. Он идет и в православной части России, где усиливается влияние православной церкви. То же самое, естественно, параллельно происходит в мусульманских районах бывших советских республик. Речь должна идти о двух процессах, которые могут иметь негативное значение.

Во-первых, это замена традиционных направлений в исламе. В первую очередь имеется в виду эрозия традиционных направлений в исламе и прежде всего нужно говорить о суфизме, который для тюркских народов базируется на суннизме ханафитского толка, а на Кавказе распространен шафиитский суннизм. И там и там широко распространены суфийские практики правила и ордена. Второй негативный процесс — это распространение радикализма, терроризма, апеллирующего к исламу, который прикрывается исламскими одеждами, но на самом деле связан с другими, политическими и иного рода целями. Безусловно, угроза и того и другого в Центральной Азии и на Кавказе существует в разной мере в разных местах. И ей надо противостоять жесткими методами.

Как повлияли на этот процесс обе чеченские кампании?

Опять же для четкости нужно говорить не столько о кампаниях, а все-таки, наверное, о сепаратистском движении, которое поначалу, в первой половине девяностых годов, вообще не имело религиозной составляющей. Оно было связано с интересами определенной части чеченского населения, апеллировавшего к этничности, к каким-то традиционным обидам чеченцев, принесенных из прошлого. Под этим флагом было стремление прийти к власти, перестроить общество, но религиозная составляющая там была невелика. И только уже во второй половине 1990-х на первый план вышел исламистский радикализм, когда лидеры ичкерийцев-сепаратистов стали искать поддержки не только на Западе, что они делали ранее, а главным образом среди радикалов ближнего Востока. Когда они стали приглашать к себе эмиссаров радикальных исламистских движений и получать финансовую помощь, снабжение оружием и боевиками из стран Ближнего и Среднего Востока. Конечно, роль этого фактора была достаточно сильная в то время, после успешных кампаний по борьбе с сепаратизмом и особенно в борьбе с радикализмом, терроризмом.

Сегодня само чеченское руководство и сами чеченцы несут основную тяжесть борьбы и очень успешно противостоят этой угрозе. Я считаю, что роль Чеченской Республики в борьбе с этой угрозой очень велика для России. После того как потерпел поражение сепаратизм, значительная часть ичкерийцев-сепаратистов оказалась за пределами России. И именно из диаспоры, из Европы, где привечали бывших боевиков и террористов, рассматривая их как борцов за «свободу», из других стран Востока эти люди стали выезжать на войну, на джихад — как они ошибочно его себе представляли — в Сирию, Афганистан, Пакистан, Ирак. Сегодня значительные группы этих бывших чеченских боевиков прибывают туда уже не из России, не из Чечни, а в большинстве своем из диаспор, где им дали убежище европейские государства. В том числе Германия, Австрия, Чехия и, с другой стороны, — Турция.

Насколько оправданы обвинения в адрес ряда государств в том, что они сотрудничали с исламистами или закрывали глаза на их активность в регионе (Грузия в случае со скоплением боевиков в Панкисском ущелье, Туркменистан)?

Я бы пооcтерегся называть определенные государства. И Туркменистан в особенности. Туркменистан все же больше связан своими интересами с Афганистаном. Если и можно было бы предъявить какие-то претензии к этой стране, то, может быть, в том, что она старалась установить нормальные отношения с движением «Талибан» (запрещен в России — прим. «Ленты.ру») — не антагонизировать их, а наоборот, оказывать им какое-то содействие, нормальные отношения выстраивать, когда они были у власти.

Что касается Грузии, то, безусловно, на определенном этапе Панкисское ущелье было пристанищем для террористических группировок. На пике противостояния между Грузией и Россией Тбилиси активно вел работу против нашей страны. Безусловно, этот фактор использовался Грузией, она оказывала содействие чеченцам, открывала границу. Мне кажется, что этот этап уже пройден. Это для самой Грузии угроза. Из Грузии многие боевики влились в ряды боевиков на Ближнем Востоке. Они опасны для Грузии. Это светское христианское государство, и я думаю, что там есть вменяемые люди и политические лидеры, которые понимают, что угрозы и для России, и для Грузии в этом плане одинаковы.

Блеф «Великого Хорасана»

Как страны Ближнего Востока влияют на политику этих регионов?

Путей влияния достаточно много. И есть влияние, я бы сказал, позитивное, когда оказывается содействие государствам Средней Азии, особенно Центральной Азии, а также и Кавказа, его мусульманской части. Речь об экономическом развитии, поддержке каких-то проектов духовного возрождения, строительство мечетей: скажем, в Таджикистане ОАЭ помогли построить мечеть, в других местах — другие государства. Иногда под видом благотворительных проектов случается проникновение на территорию этих государств тех самых разрушительных для местного традиционного ислама идей, абсолютно чуждых, неприемлемых и подрывных, которые меняют традиционный образ жизни и нормы толерантности. Но есть и нормы обычного межгосударственного взаимодействия, в частности в рамках Мусульманской организации сотрудничества. Там Россия также является наблюдателем.

Почему оппозиционеры, бизнесмены из этих стран (Средняя Азия, Закавказье) нередко прячутся от преследований в Турции и ОАЭ?

Потому что данные государства предоставляют убежище этим людям. Они преследуют собственные интересы. Нам это, безусловно, не нравится. Но, тем не менее, это реальность, с которой нужно считаться.

Что стоит за заявлениями ИГ (Исламского государства — организация признана экстремистской и запрещена в РФ — прим. «Ленты.ру») о создании в Средней Азии исламского государства Великий Хорасан?

На мой взгляд, это чистый блеф. Попытка создать себе новую базу влияния. Здесь просматривается стремление противопоставить идею радикального суннитского государства шиитской — иранской — модели государства и вовлечь суннитское население Центральной Азии (ЦА) в противостояние с шиитским Ираном.

Что сегодня осталось от некогда мощного Исламского движения Узбекистана (Туркестана) (организация признана террористической и запрещена в России — прим. «Ленты.ру»)?

Так называемое ИДУ было на слуху во второй половине 1990-х, но сейчас о нем меньше слышно. Это не значит, что оно сошло на нет, оно существует. Его базы — это, в основном, Пакистан, Афганистан. Боевики из ИДУ никуда не делись, они воюют в рядах радикальных исламистских группировок. По данным, которые поступают из Сирии, например, эти боевики зачастую представляют собой наиболее боеспособную, хорошо тренированную и жестокую часть того контингента, который ведет войну за ложные цели так называемого ИГИЛ («Исламского государства» — прим. «Ленты.ру») и исповедует наиболее радикальные идеи. По данным, озвученным нашим руководством, 5000 человек воюет в рядах боевиков. Безусловно, это сила, способная при определенных ситуациях вернуться в ЦА. А значит, эти государства должны быть готовы сдерживать наступление. Нужно всеми силами стараться делать это коллективно, а не в одиночку.

Как процессы, происходящие на Ближнем Востоке, могут в целом повлиять на Среднюю Азию и Кавказ?

Для каждого государства на Южном Кавказе значимость Ближнего и Средневосточного региона должна оцениваться по-разному. Скажем, для Армении, которая подвергается блокаде со стороны Турции, где не нормализованы отношения с Турцией, я уж не говорю о проблемах внутренних отношений между Арменией и Азербайджаном, о проблеме Карабаха и так далее, главный путь выхода на мировые рынки, выхода в свет лежит через границу с Ираном. Для Армении Россия — главный стратегический союзник, обеспечивающий безопасность ее граждан, оказывающий всяческое содействие в экономическом плане, в частности снабжением энергоресурами по льготным ценам и вступлением Армении в ЕврАзЭс. Тем не менее для Армении и роль Ирана велика.

Хорошие отношения с Ираном и совместные проекты для Армении — очень важный фактор. А если взять, скажем, Азербайджан, то не стоит забывать, что треть населения Ирана — это этнические азербайджанцы. Их больше в два раза, чем азербайджанцев, живущих в Азербайджане. Это нельзя игнорировать. В иранской правящей религиозной элите доля азербайджанцев большая. Лидер исламской революции в Иране Рахбар Хаменеи — этнический азербайджанец. Среди аятолл есть и другие этнические азербайджанцы. Помимо уз, имеются и пробелы, разделяющие два государства. Они тоже велики, потому что у государств разные системы, разная внешняя ориентация, часто даже разная идеология. Поэтому смесь факторов, связывающих Южный Кавказ со Средним и Ближним Востоком, нужно всегда принимать во внимание.

За пределами границ СНГ

Соответствует ли концепция «Большой Евразии» концепции Хартленда? Кто входит в Большую Евразию? Чем интересен этот проект?

Я не большой сторонник идеи Хартлендов и прочих геополитических конструкций. Во многом это наследие прошлого, идей, популярных у некоторых адептов традиционной геополитики. Я считаю, что мы живем в другое время, когда геополитика существует, но она уже другая, когда нужно оперировать совершенно другими понятиями. Сегодня стерта граница между континентальными и прибрежными государствами.

А если говорить о Большой Евразии, то речь идет о проекте не только укрепления ядра ЕАЭС, Евразийского союза, уже сложившегося, но в котором тоже есть свои противоречия. Не будем забывать, что у нас есть проблемы, связанные с Белоруссией и другими нашими ближайшими союзниками. Это не отменяет заинтересованность этих государств, их народов в укреплении интеграции. Речь идет о расширении этой интеграции, о том, что она может принять совершенно новый характер. И если говорить о ЦА, то последний визит президента Путина в Таджикистан совершенно очевидно был шагом, заставляющим подумать о возможности вовлечения Таджикистана в орбиту этого проекта. Хотя этот вопрос пока не решен.

Помимо Киргизии и Таджикистана, можно сегодня спрогнозировать какие-то изменения с Узбекистаном. Если смелее размышлять о роли таких государств, как Турция и Иран, и о возможности расширения выхода Евразийского сообщества за пределы границ СНГ, то я бы предложил подумать о таких перспективах. Турбулентные события, происходящие в мире, зачастую толкают руководителей этих государств к новым нестандартным для них решениям, к отказу от каких-то прежних планов. Посмотрите, что происходит в турецко-германских, турецко-европейских отношениях в целом. Несмотря на все разногласия, которые есть между нами, мы можем задумываться о том, что, возможно, в перспективе сложится какой-то блок — экономический, прежде всего интеграционный. Блок государств, способных стать очень сильным сообществом, действующим в интересах своих народов.

Александр Широков

В чем разница между наукой и религией? С моей точки зрения разница в том, что наука свои законы, открытия, выводы подтверждает неоспоримыми фактами, экспериментально доказывая свою правоту. Религия же не может привести сколько-нибудь разумных, логичных, экспериментально подтвержденных доводов в свою пользу.
Основной аргумент религии — вера. Вера без практического, экспериментального подтверждения. Вера в абсолютно абсурдные, противоречащие логике и здравому смыслу вещи.

Например. В Исламе есть такой обряд — побивание дьявола камнями. Ну ребята, я сомневаюсь, что такому могущественному, сверхъестественному существу, вдобавок экстерриториальному нашему материальному миру можно запросто нанеси какой-то вред бросая камни в определенное время в определенном месте (я так и представляю, что дьявол там появляется и покорно ждет, когда его начнут закидывать камнями — он же не полный идиот). Это абсурдно, но люди верят. И закидывают камнями пустое место (вообще-то не пустое — там стоят столбы, типа прицела) и, в стремлении нанести ущерб дьяволу, люди, паломники, давят друг друга насмерть. Ну это вообще ни в какие ворота не лезет. Глупо? Это вам решать. Вам голова дана не только для того что бы шапку (тюбетейку, шляпу, кепку, бейсболку, чалму) носить.

И почему на основе этих ветхозаветных, давно уже устаревших сентенций, религия (во всяком случае Ислам) пытается регламентировать все, буквально все стороны жизни и жизнедеятельности человека? Ведь многие из требований религии не имеют никакого смысла, не имеют бесспорного, фактического подтверждения своей правильности и в наше время уже бесполезны и бессмысленны. И служат для производства анекдотических случаев.

Пример? Да пожалуйста. Один очень религиозный, следующий канонам и указаниям человек получил квартиру. И все бы ничего. Но вот в туалете унитаз «не по фэн-шую» оказывается стоит. Для того, чтобы попасть в рай он (хозяин) должен во время пользования данным санитарным оборудованием сидеть (стоять) в определенной ориентации по отношению к Мекке. И что он делает? Нанимает ремонтников, те воплощают его идею на практике (переворачивают унитаз и меняют подводку труб к нему). И что получается? Получается что при посещении данного «места для раздумий» приходиться перелазить через бачок унитаза (бачок упирается в дверь), принимать позу соответственно рекомендованным канонам и делать свое дело. Выход — в обратном порядке.

Это разумно? Нет. Это ненормально. Любой психолог вам скажет это. Но с его (хозяина) точки зрения это логично и соответствует его вере (религиозным убеждениям). Думаете это я сам выдумал? Глубоко заблуждаетесь.
Религия, вторгаясь в жизнь человека и общества, превращается в идеологию, уже некоторые господа серьезно изучающие проникновение Ислама в жизнь приходят к одному выводу — Ислам превращен в тоталитарную идеологию. Третью по счету после фашизма (национал-социализма) и коммунизма. Хорошо это или плохо — смотрите историю этих течений и чем все это кончилось.

Теперь — о Тенгрианстве. Это даже не столько религия или вера сколько интуитивный, обобществленный опыт общения (взаимодействия) человека с природой. Это осознание человеком своего места в окружающей среде, это больше философское осмысление себя в природе как части целого и, достаточно гармонично вписывающейся части. Тем более в тенгрианстве есть что и куда развивать. Это и философия и осмысление себя в окружающем мире и Тенгрианство — это «терра инкогнита». Это, с моей точки зрения, больше путь к совершенствованию и познанию себя. И Тенгрианство имеет право на существование, на жизнь, на развитие как часть общей культуры.

Так что с моей точки зрения — Тенгрианству быть, жить и развиваться. Вот только непонятно сопротивление комитета по делам религий дающего «добро» всем подряд, даже секте Муна но отвергающем опыт предков — Тенгрианство. Подозрительно это все. Ну, вот как-то так я думаю.

03.03.2017

Автор — J.A.Q

Директор Центра Гумилёва Павел Зарифуллин анализирует американский логистический проект New Silk Road и предлагает евразийский ответ на этот проект под названием «Бабур-хан»

Рекомендации для Государственного департамента

«Много лет прошло с тех пор, как был открыт последний новый континент. Но все же кое-что случается и в наши дни. Задолго до открытий, совершенных известными мореплавателями в XV столетии, было принято говорить о Европе и Азии как о двух разных континента, разделённых между собой огромной и заброшенной территорией. Новые «Шелковые Пути» имеют огромный потенциал для всего Европейского Континента и, в частности, для стран Азии». Так начинается статья Фридерика Старра директора института Центральной Азии и Кавказа при Университете Джона Хопкинса. Его статья – предисловие к научной монографии института, посвященной американскому проекту «New Silk Road». Этот сборник, а также рекомендации Института Госдепу США посвящены логистике реорганизации древних транспортных коридоров, некогда связывающих Евразию тысячью транспортных узлов.

Мёртвый Евразийский Лев

Фридерик Старр в предисловии к рекомендациям очень искренне сожалеет об отсутствии центра для всей возникшей после 1991 года в Евразии «камарильи» государств. Он считает, что динамике в развитии трансевразийских коридоров мешают амбиции постимперских элит этих государств. Примерно также переживал император Николай I по почившему на о. св. Елены императору Наполеону: «Зачем мы убили европейского Льва? Чтобы на его месте воцарилась стая геенн?». Эти государственные твари докучали Льву российскому на протяжении всего его царствования. Пока не свели императора в могилу во время Крымской войны.

Вот и Фридерик Старр – с одной стороны радуется что: «Благодаря краху СССР, закрытая граница которого стояла, как стена, поперек сердца Евразии, благодаря решению Китая открыть торговлю через западные границы и возвращению Афганистана в мировое сообщество континентальная торговля, охватывающая весь европейский континент, вновь стала возможной!»

С другой стороны американец прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что: «процесс является чрезвычайно хаотичным. Причинами являются и грандиозные амбиции, и разбитые планы, неудачные начала, и почти полная нехватка координации. И ко всему прочему проблемы кроются в соревнованиях разных наций, фирм, и даже публичных агентств, которые утверждают, что служат на общественное благосостояние. Почти все из наших авторов сожалеют об отсутствии единой региональной организации координирования, чтобы наблюдать за этим процессом».

Полюс Шёлкового Пути

Действительно – без трансцендентной организации координирования евразийских транспортных потоков никакой Новый Шёлковый Путь не возможен.

Разумеется, этот трансцендентный полюс, если он и будет формироваться – должен организовываться за счёт умаления суверенитета всех перечисленных директором института Хопкинса фирм, агентств, элит, наций, государств и т.д. Господин Старр подводит жителей евразийского материка к весьма старой идее, что без единого таможенного союза, без единой связующей воли, короче говоря – без Империи – процесс управления единой транспортной инфраструктурой Евразии вообще не возможен. Фридерик Старр стал той «свежей головой», в которой нуждались все мы.

Воспринимая идеи г-на Старра как приглашение к диалогу, попробуем посмотреть на проблему построения «Нового Шёлкового Пути» с иной точки зрения, а именно со стороны безымянного полюса координации фирм, агентств и государств.

С высоты единого центра управления, оси, вокруг которой, узлами заплетаются предполагаемые клубки евразийских магистралей. Этот полюс легко опрокидывает все амбиции региональных игроков и с помощью дипломатии и грубой военной силы зачищает пространство от всех потенциально недовольных строительством транспортных коридоров. Трансевразийскую транспортную логистику этот полюс воспринимает как эффективнейшую и базовую цель своего предназначения. Фактически этот полюс и создаётся для всеобщего блага и процветания, которое неминуемо принесут открытые границы, единые экономические пространства и скоростные магистрали.

Согласно доктрине Локка

Транспортная «фридерик-старровская» геополитическая теория базируется на правовой доктрине британского философа и юриста Джона Локка, считавшего, что государство (суверен) формируется для организации личной, а также экономической безопасности его членов путём договора. Старр ведёт вопрос к тому, чтобы государства Центральной Азии, наконец, поняли стратегическую выгоду своего положения и договорились о создании единого координационного органа с участием и под гарантией международных геоэкономических игроков. Он сам перечисляет этих гарантов, которые помогут покончить с евразийской племенной распрей и достичь для блага народов небывалого процветания.

Вот эти достойные партнёры и игроки: «Азиатский Банк Развития, Всемирный Банк, Европейский Банк Реконструкции и Развития и Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе поддерживают программы по обеспечению восстановления «Новых Шелковых Путей», связывающих азиатские и европейские регионы Евразии. Государственный департамент Соединенных Штатов Америки реорганизовал свое европейское и азиатское бюро, чтобы облегчить этот процесс, и даже назначил специального Посла по Торговле в Средней Азии».

Т. е. под протекторатом Соединённых Штатов Америки, а также его финансовых инструментов – Всемирного банка (создан в 1944 г. для реализации Бреттон-Вудских соглашений, штаб-квартира Вашингтон) и его дочек (Азиатский Банк Развития, Европейский Банк Реконструкции и Развития) создаётся демократический полюс управления транспортными потоками Евразии, а, следовательно, и самой Евразии. Американский суверен ответственно берёт в свои руки бразды правления над озверевшими, от нежданно свалившейся им на головы свободы, евразийскими гособразованиями.

Если отбросить какие-либо оценки морали, то эта идея достаточно логична. Фридерик Старр отводит изрядную долю в своём повествовании для обсуждения экономических выгод и перспектив для простых людей после гипотетического создания центра региональной координации: «Средняя Азия – потенциальная машина денег? До настоящего времени, не было никакого общепринятого понятия, оценивающего масштаб и важность торговли, которая разовьется с открытием главной дороги и ж/д путей вдоль Средней Азии (включая Афганистан). Однако эксперты в Азербайджане уверенно предсказывают, что объем внутренней транспортировки, особенно контейнерная торговля, удвоится между 2002 и 2020 годом. Почти весь прирост будет от контейнеров, которые могли бы транспортироваться морским путем через Суэцкий канал. Говоря о восточной торговле Европы-Китая, авторы главы «Китай» сосредотачиваются на сухопутном маршруте, пролегающем от Ляньюньгана через Синьцзян и Среднюю Азию к Роттердаму. Они утверждают, что этот маршрут сократит время в пути от Китая до Европы от 20-40 дней по текущим морским маршрутам к одиннадцати дням».

New Silk Road и глобальный план переустройства Евразии

Согласно оценкам американских экспертов дело обстоит так: есть залежалая трасса, золотая жила, потенциальная «машина для денег», а Центра, который мог бы реализовать её окупающееся функционирование – нет. Его надо создать. И США, их кредитные и военные учреждения готовы вложиться и применить всю совокупность средств, для перемещения людей, грузов, сигналов и информации из одного места Евразии в другое. Как это они умеют прекрасно делать, мы убеждаемся ежедневно в Ираке, Косово и Афганистане. Опять же оставим в стороне моральную сторону проблемы: хорошо это или плохо. (Этого мы как будто и не знаем).

Но с организационной, стратегической, информационной и сетевой точки зрения американцы показывают свою эффективность: вошли на территорию, зачистили её, наладили функционирование. Какое? Эффективное, с точки зрения американского Центра. А другой точки зрения быть не может. Голос бывает только у Центра, у периферии никакого голоса нет, а право голоса отсутствует. Периферия уже передала власть суверену.

Согласно закону Локка она просто должна ожидать своей выгоды от создавшегося положения.
Специальным квадратно-гнездовым способом (посмотрите на карту транспортных коммуникаций США) англосаксы реструктурировали своё американское пространство, превратив гигантскую площадь между Атлантическим и Тихим океаном в растянутую ковбойскую рубашку из квадратных штатов. Step by step, американцы реорганизуют пространство Ближнего Востока (проект «Великий Ближний Восток»). По тому же «квадратно-гнездовому» сценарию согласно плану «светлых голов» из многочисленных think tank groups Госдепартамента США (Институт Хопкинса входит в это число, он один из самых влиятельных) планируется реструктурировать евразийское пространство по территории которого проходит коридор Великого Шёлкового Пути.

Американский геополитический проект предполагает экономический и военный контроль над бывшими советскими республиками Закавказья и Центральной Азии. Из этих стран должен формироваться азиатский «санитарный кордон» (по аналогии с европейским – Балтия-Польша-Украина), призванный разделить крупных региональных игроков в Евразии – Россию, Китай и Иран.

Кроме уже существующих государств планируется сформировать и новые. Имя этим потенциальным лимитрофам: Южный Азербайджан, Гилянь, Синцзян, Маньчжурия, Великая Монголия (объединит современную Монголию, Внутреннюю Монголию Китая, Туву и Бурятию России). Абрис Нового Шёлкового Пути (таким, каким его видят из Вашингтона) готов. Реализация этого проекта ведётся медленно, но решительно и поступательно. Как сказал русский военный наблюдатель Едрихин (Вандам) во время англо-бурской войны: «англо-саксы если начинают что-то делать, то в отличие от нас – всегда доводят дело до конца, чего бы им это не стоило».

Можно было бы поговорить и о китайском проекте «Шёлкового пути». Но это тема отдельной статьи. К тому же Китай (пока) не претендует на роль суверена этой логистической трассы.

Babur`s Order

Данная статья была бы неполной, потому что на каждую горизонталь (к коей, безусловно, относится широтный «Великий Шёлковый Путь») в перспективе есть своя вертикаль – меридиональный транспортный коридор. На каждую геометрическую абсциссу есть своя ордината. Российско-евразийское геополитическое стремление к «тёплым морям» утверждённое Петром Великим и сформированное русскими геополитиками Вандамом, Снесаревым, Дугиным и Дубовицким рано или поздно будет удовлетворено.

Геополитический маршрут Север-Юг из России к Индийскому океану накладывается на «Великий Шёлковый Путь», образуя «геополитический крест» – смысл международной торговли и геополитики ближайших столетий. Начало координат, магическая точка «скрещение осей» находится в древней Ариане, многострадальном Афганистане, после возвращения, которого в мировое сообщество (по мудрому выражению Фридерика Старра) трансконтинентальная торговля вновь стала возможной!
Если и есть на «великой шахматной доске» Евразии (по терминологии американского геополитика Бжезинского) шахматный король, то он может быть проявлен только в Афганистане – месте пересечения двух глобальных транспортных проектов New Silk Road и «Север-Юг». Именно здесь утвердил свой царский статус «передвигавшийся с одного квадрата на другой, подобно шахматному королю» гениальный хан-этнограф Бабур.

Афганистан в геополитическом отношении действительно «пуп земли» и Полюс международной торговли. Контроль над Афганистаном – это принципиальная задача для всех удачливых «разбойников Суши», осуществивших успешное продвижение по оси ординат «Север-Юг». Евразийских «гениев Севера», реализовавших меридиональное перемещение, закончившееся выходом к Индийскому океану и установлением контроля над мировой торговлей и транспортными коммуникациями. Чингисхан, ильхан Хулагу и Бабур-хан – евразийские предшественники русской геополитической миссии посылают нам детальные военные, экономические и этнографические инструкции из глубины веков, о том «как это делать». Самая подробная дирекция, великолепное наставление о значении Афганистана и о походе по коридору Север-Юг – блистательная эпопея «Бабур-наме». Привет русским геополитикам от основателя Империи Великих Моголов.

Описание Бабуром в XV веке караванных путей, направляющихся из Кабула в сторону Индии и в Среднюю Азию, с характеристикой городов, транспортных узлов, рек, мостов, караван-сараев, колодцев, горных тропинок, ведущих к важнейшим перевалам, полностью совпадает с топографическими описаниями XIX и XX веков!

Трансафганский коридор по маршруту Ташкент – Термез – Кабул – порт Карачи в Индийском океане – это примерно 2,5 тыс. километров пути. Каких-то 2, 5 тысяч километров! И это притом, что лишь несколько лет назад в Ташкент из Пакистана прибыл первый за десятилетия грузовик!

Но на сегодняшний день транспортный коридор «Север-Юг» в разрухе. Система сложнейших туннелей и коммуникаций под перевалом Саланг, когда-то спроектированная и построенная лучшими советскими инженерами и дорожными строителями, находится в полуаварийном состоянии.

Транспортные коридоры на юг от границ СНГ контролируются кочевыми племенами, исламистскими полевыми командирами и натовскими войсками. «Это мир, полный раздоров, и всякий грабил и тащил что-нибудь из страны и у населения», – характеристика Афганистана данная Бабуром 500 лет назад актуальна, как новостная лента! Но и севернее этих границ ситуация не лучше. Поэтому мечта о выходе России к «тёплым морям», грёза о «русской геополитической вертикали» сегодня иллюзорна, как никогда. Не транспортный коридор, а мираж, покрывало майи.

Для внимательных читателей «Бабур-наме» для рождённых на «Великом Шёлковом Пути» евразийских стратегов будущего, однако, нет ничего невозможного.

С Севера, через вступившую в Евразийский Союз Киргизию, через горные тропы таджикского Памира, мимо исмаилитских деревень Бадахшана, через ослепляющий на солнце снег Гиндукуша, по раздолбанным туннелям Саланга к сверкающим рекам Пенджаба, к шоколадному многолюдью Синда к несбыточным грёзам – невероятным «тёплым морям»!

Евразийский коридор «Север-Юг» мы назовём именем автора чудесного сверхуспешного похода из Степей Турана к индийским белым городам. В честь Героя-одиночки, по дороге собравшего победоносную армию, мы назовём его – Проект «Бабур-хан», Порядок «Бабур-наме», Babur`s Order.
Футуристический транспортный и геополитический проект из русской сказки про Белую индию.

Павел Зарифуллин

Мало найдется в мире регионов, о которых международные СМИ демонстрируют столь же неглубокие познания, как о Центральной Азии. Новости из этого региона, который свысока называют «станами», редко появляются в крупных мировых изданиях, кроме случаев, касающихся исламского терроризма, авторитаризма и межрелигиозной напряженности.

Хотя эти три проблемы, несомненно, имеют место в Центральной Азии, подобные постоянные «дискуссии об опасностях» выдавливают нюансы и аналитику из большинства статей и так называемых «аналитических» докладов. Если мы хоть что-то поняли за последнее время, так это то, что район Моленбик в Брюсселе с большей вероятностью может стать рассадником исламского терроризма, чем Узбекистан. Тем не менее, после смерти Ислама Каримова комментаторы сразу начали озвучивать ничем не подтвержденные клише по поводу роста исламской угрозы.

Проблема авторитаризма стоит в Центральной Азии очень остро, но существуют большие различия между закрытой, неосталинистской системой в Туркменистане, клептократией в Таджикистане, шатким парламентским либерализмом в Кыргызстане и диктатурой технократов в Казахстане. Что касается межнациональной и межрелигиозной напряженности, действительно удивительным фактом является то, что здесь она проявляется в относительно сдержанной форме, хотя регион отличается большим этнорелигиозным разнообразием. В Центральной Азии не происходит ничего сравнимого с этническими чистками в Дарфуре; кровавыми столкновениями между христианами и мусульманами в Нигерии; войной Турции с курдами; конфликтами между шиитами и суннитами и притеснением христиан в Пакистане; войнами на Балканах в 1990-х годах.

Но, тем не менее, в одном из редких случаев, когда политический конфликт принял межэтническую форму, а именно во время ошских событий в Кыргызстане в 2010 году, нас тут же начали пичкать полным набором ленивых выводов о некой «древней, неискоренимой вражде», напоминающем постулаты из книги «Балканские призраки» Роберта Каплана (Robert Kaplan), в которой тот таким образом объяснял причины развала Югославии.

Одним из особо устойчивых утверждений представляется то, что регион являет собой пороховую бочку из-за расчерченных еще в советские времена границ. Как писал в издании The Guardian Эдвард Стауртон (Edward Stourton) из «Би-Би-Си» во время кровавых событий в Оше, «на вопрос о том, что является причиной проблем Кыргызстана, на самом деле есть простой ответ: расчерчивая границы региона, Сталин сделал так, чтобы эти территории постоянно сотрясали межнациональные конфликты. Когда он в 1920-х годах чертил на карте границы новых советских республик, он создавал меньшинства, которые должны были сделать эти республики нестабильными».

Питер Зейхан (Peter Zeihan) в своей статье в издании Stratfor также написал, что «Сталин хорошо все расчертил», а аналитическая статья в британской газете Economist была озаглавлена «Сталинская жатва». Образ Сталина с огромным карандашом в руке, злобно чертящего на карте Центральной Азии линии, гарантирующие региону нестабильности в случае выхода из СССР, крепко засел в сознании. Несмотря на острую критику со стороны Шона Гиллори (Sean Guillory) и Мадлен Ривз (Madeleine Reeves), это ленивое, стереотипное и, самое главное, противоречащее истории объяснение проблем центральноазиатского региона оказалось весьма живучим.

В своей книге «Беспокойная долина» Филипп Шишкин объясняет большинство проблем региона проводившейся Сталиным политикой в формате «разделяй и властвуй». В недавней аналитической статье Эндрю Корыбко (Andrew Korybko) также заявил об «этнополитическом подходе Сталина в стиле Макиавелли» при создании границ в Ферганской долине «без оглядки на этническое распределение». В опубликованном недавно в Stratfor историческом очерке об Узбекистане заявляется, что «Сталин расчерчивал границы таким образом, чтобы еще больше перемешать различные группы населения и поддерживать этническую напряженность», а Шон Уокер (Shaun Walker) в своей в других отношениях весьма тщательно проработанной статье, посвященной 25-летней годовщине независимости республик ЦА, написал в декабре прошлого года, что «вьющиеся и пересекающиеся границы Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана являются наследием советских границ, которые, как иногда кажется, начертил какой-то пьяница с карандашом в руке». Ну, хоть он не упомянул Сталина.

Почему это так важно? Во-первых, подобными заявлениями подразумевается, что жители Центральной Азии являются бессильными узниками своего прошлого, не способными самостоятельно решать свои проблемы. Во-вторых, эти заявления грубо искажают историю. Вопрос границ в Центральной Азии стоит остро, но эти границы чертили не случайным образом и не без оглядки на этнические группы. И, самое главное, границы не были навязаны Москвой региону против его воли.

Среди наиболее интересных событий в историографии СССР со времени рассекречивания советских архивов после развала Союза в 1991 году было появление серии исследований советской национальной политики в районах, населенных преимущественно нерусскими, в частности в Центральной Азии. Исследования, проведенные Юрием Слёзкиным (Yuri Slezkine), Рональдом Сани (Ronald Suny), Терри Мартином (Terry Martin), Арном Хогеном (Arne Haugen), Франсин Хёрш (Francine Hirsch), Сергеем Абашиным (Sergei Abashin) и многими другими показали, что Сталин не являлся «крушителем наций», как назвал его Роберт Конквест (Robert Conquest), а, напротив, в качестве народного комиссара по делам национальностей придал им территориальную и институциональную форму. Он сделал это не в рамках политики в формате «разделяй и властвуй», а в ответ на рост националистских движений, появившихся во многих частях Российской империи в период революции и гражданской войны. Была предпринята искренняя, хотя, возможно, и ошибочная, попытка создать национальные территориальные образования там, где их раньше не было, и произошло это потому, что Ленин и Сталин считали, что «отсталые народы» ни за что не смогут построить социализм, если он не будет формироваться на основе национальных образований.

Данный процесс не был спущен сверху из Москвы. В 1920-х годах советский режим в Центральной Азии был ослаблен и остро нуждался в союзниках. Как показали Адриана Эдгар (Adrienne Edgar) в случае с Туркменистаном, Пол Бёргне (Paul Bergne) – с Таджикистаном, Али Игмен (Ali Igmen) – с Кыргызстаном, Адиб Халид (Adeeb Khalid) – с Узбекистаном, Дина Аманжолова (Dina Amanzholova) и Томохико Уяма (Tomohiko Uyama) – с Казахстаном, новые национальные территориальные образования стали плодом часто непростых альянсов между местными интеллектуалами-националистами и советским государством, особенно так называемыми джадидами в Узбекистане и Алаш-Ордой в Казахстане.

Местные коммунистические организации, в рядах которых состояло много местных кадров, играли ключевые роли в переговорах с Москвой и друг с другом по поводу новых национальных границ. В отличие от Африки, где на Берлинском конгрессе в 1884 году европейские колониальные державы действительно просто сели и начертили границы на карте, или Ближнего Востока, где при заключении Соглашения Сайкса-Пико желания местных жителей не принимались или почти не принимались в расчет, появившиеся в Центральной Азии границы не чертили случайным образом, хотя в рамках этого процесса часто казалось, что нарушается географическая логика. Границы в ЦА были продуктом переписей населения в конце царистской эпохи и раннего советского периода, исследований этнографов и востоковедов и, частично, процесса районирования – формирования предположительно рациональных и жизнеспособных территориально-экономических единиц и обеспечения соответствия каждого нового территориального образования минимальным критериям, которые позволили бы ему затем стать настоящей Советской Социалистической Республикой. Критерии включали такие параметры, как население минимум в один миллион человек и столица с доступом к железной дороге.

Процесс введения национальных границ в регионе, где их раньше не было, где двуязычие и многослойная идентичность были распространенным явлением, и где границы языков и этнических групп часто пролегали у границ между городами и сельскими районами, неизбежно порождал множество аномалий. Среди оседлого населения широкий круг национальных идентичностей – сарты, хорезмийцы, ферганцы, самаркандцы, бухарцы – объединили под общим ярлыком «узбеки», хотя до 1921 года это слово относилось только к определенным племенным группам. Ташкент и Шымкент были городами, населенными европейцами и узбеками, а вокруг этих городов простирались территории, населенные по большей части казахами. Ташкент включили в состав Узбекистана, а Шымкент – Казахстана. Таджикоязычные Бухара и Самарканд были окружены сельскими районами, где население говорило на тюркских языках, и оба города оказались в Узбекистане, что до сих пор не дает покоя Таджикистану.

Учитывая, что казахи и киргизы были по большей части кочевыми народами, представители этих групп составляли лишь малую часть городского населения в своих республиках, где города в основном населяли европейцы и узбеки. Ош и Джалал-Абад, где в 2010 году произошли наиболее ожесточенные столкновения, вошли в состав Кыргызстана, несмотря на то, что были населены преимущественно узбеками, но это произошло потому, что иначе они бы лишились важных для них с экономической точки зрения прилегающих сельских районов, населенных по большей части киргизами, а также потому, что без них на юге Кыргызстана вообще бы не осталось городов.

Процесс пересмотра границ продолжился и после смерти Сталина. Последние изменения произошли в 1980-х годах. Как продемонстрировала Мадлен Ривз, эти более поздние перемены часто следовали иной территориальной и этнополитической логике, чем в период размежевания в 1920-х годах, и были продуктом борьбы за воду и сельскохозяйственные угодья на очень локальном уровне. Сложное переплетение границ и анклавов в районе Ферганской долины было не частью сталинского заговора в духе Макиавелли с целью посеять межнациональную вражду, а попыткой приспособиться к очень сложным реалиям, включавшим крайнее национальное разнообразие и требования местных националистов.

Сейчас, оглядываясь назад, мы можем сказать, что попытки ввести принципы национальных государств в регионе, где население и политические границы всегда распределялись иным образом, не могли не создать проблем. Это касается не только Центральной Азии, но любого другого региона мира. Но ни Сталин, ни советское государство не заставляли Центральную Азию делиться по национальному признаку. Как заявил Адиб Халид, у советского проекта по построению национальных территориальных образований были местные корни, и возник он на основе идей и движений местной мусульманской интеллигенции, возникших до прихода советской власти. Комиссары в 1920-х годах просто приняли их в качестве части своей политики.

Хотя большая часть этого первого поколения центральноазиатских интеллектуалов стала жертвой советских репрессий в 1930-х годах, проект по построению национальных территориальных образований продолжился. Этот проект всегда шел вразрез с целью по созданию общей советской идентичности, но он оказался весьма стойким. Центральноазиатским национальным государствам, неохотно появившимся на свет после развала СССР в 1991 году, не пришлось с нуля создавать свою национальную идентичность. Они могли строить на заложенном еще при советах фундаменте. То, что большинство жителей Центральной Азии сейчас прочно идентифицируют себя в качестве граждан стран, в которых они живут, является явным показателем того, как прочно укоренилась идея национальной государственности.

Два с половиной десятилетия назад Роберт Каплан – вместо того, чтобы попытаться понять современные политические и экономические факторы, приведшие к развалу межэтнических отношений и ввергшие бывшую Югославию в пламя войны, – объяснил все «древней и неискоренимой» враждой между сербами и хорватами, христианами и мусульманами, сдержать которую мог только безжалостный авторитаризм Тито. Но затем Ноэль Малкольм (Noel Malcolm) камня на камне не оставил от его аргументов, и сегодня мало кто воспринимает идеи Каплана всерьез, будь то по отношению к Югославии или другой части Европы. Тем не менее, Центральную Азию продолжают представлять в качестве узника советского прошлого, места, где готова вырваться на поверхность межэтническая вражда, ставшая неизбежной благодаря усилиям Сталина по созданию местных границ.

Национальные государства никогда не бывают естественными политическими образованиями. Их приходится строить, и приходится прогибать под них действительность, чтобы создать идеальный, иллюзорный союз между границами и идентичностью, являющийся целью любого националиста. Это привело к этническим чисткам, насильственному переселению людей и насильственной ассимиляции, причем не только в большинстве бывших европейских колоний, но также по всей Европе, где, как предполагается, зародилась эта националистская идея. По сравнению с обменом населением между Грецией и Турцией в 1920-х годах, выселением немцев из большей части Восточной Европы после 1945 года, выездом европейских поселенцев из Алжира после 1962 года и этническими чистками и геноцидом на Балканах в 1990-е годы, последствия национализма в Центральной Азии представляются относительно мягкими. Частично это объясняется тем, что после создания этих советских республик они существовали в рамках общей, наднациональной структуры СССР, и у них не было «жестких» границ (и предполагалось, что границы продолжат оставаться административными).

После обретения независимости и укрепления границ передвижения населения носили постепенный и добровольный характер: миллионы русских покинули регион (хотя и оставшиеся тоже исчисляются миллионами), казахи постепенно начали переезжать в Казахстан из соседних республик, будучи привлеченными растущей экономикой этой страны. Но во всех центральноазиатских республиках продолжают оставаться крупные национальные и религиозные меньшинства. Агрессивный национализм может нарушить этот баланс, но здесь он проявляется меньше, чем, скажем, в России или даже во многих странах Западной Европы.

Запутанные границы региона действительно создают значительные трудности, особенно в районе Ферганской долины, но, как продемонстрировала Мадлен Ривз, люди, живущие у границы, выработали изобретательные способы обойти преграды или даже обратить их себе на пользу. Отсутствие региональной интеграции в регионе является проблемой, которую необходимо решить. Но заявления о том, что эта проблема носит неразрешимый характер, что злобный дух Сталина продолжает преследовать Центральную Азию, и что жители региона являются бессильными узниками прошлого, необходимо отмести раз и навсегда.

Александр Моррисон, преподаватель истории в Назарбаев Университете в Астане, автор труда «Российское господство в Самарканде в 1868-1910 гг. Сравнение с Британской Индией» (Оксфорд, 2008 г.). Сейчас работает над исторической книгой о российском завоевании Центральной Азии. Оригинал материала опубликован Eurasianet.Org

http://www.fergananews.com/articles/9275

Резюме: Еще недавно доминирование Запада казалось абсолютным, но роли учителя и ученика, лидера и отстающего не закреплены здесь раз и навсегда. Все более острым будет соперничество в интерпретации реальности, производстве смыслов и трансляции

Почти четверть века разделяют два символических совпадения, каждое из которых свидетельствовало о тектонических сдвигах в мировой политике. 8 декабря 1991 г. в Беловежской пуще подписан договор, прекративший существование Союза Советских Социалистических Республик. На следующий день в Маастрихте лидеры двенадцати западноевропейских государств согласовали «Договор о Европейском союзе». 23 июня 2016 г. большинство избирателей Соединенного Королевства высказались за выход Великобритании из Евросоюза. И в то же время в Ташкенте подписаны меморандумы о присоединении Индии и Пакистана к действующим конвенциям Шанхайской организации сотрудничества, которая в результате этого расширения объединит страны, где проживает почти половина человечества.

Разумеется, не стоит поддаваться соблазну упрощенных оценок: Brexit не означает заката Европы. Однако было бы ошибкой недооценивать значимость изменений, означающих восхождение Большой Евразии.

Большая Евразия: долгосрочные стратегии и самоорганизация

Говоря о Большой Евразии, я имею в виду фундаментальный процесс геополитических и геоэкономических изменений, ареной которых становятся евразийский континент и примыкающие к нему пространства африканского континента (впрочем, возможно, и Африка в целом). В данной статье Большая Евразия не рассматривается лишь в качестве синонима российско-китайского стратегического партнерства, в орбиту которого вовлекаются или могут быть вовлечены другие государства. Большая Евразия не сводится к представлениям о хартленде, а пространственный фактор не может считаться единственной детерминантой происходящих преобразований. Спору нет, пространство имеет значение. Но понять суть происходящего можно лишь с учетом исторического времени, многовариантности путей мирового развития, альтернатив даже по отношению к тем процессам, которые еще вчера казались безальтернативными. Сегодня мы наблюдаем радикальную активизацию некоторых тенденций, проявившихся еще в 1990-е – начале 2000-х гг., и в то же время эрозию тех характеристик глобализации, которые связывались с торжеством постбиполярного миропорядка.

Одна из важнейших предпосылок становления Большой Евразии – усиление полупериферийных и периферийных держав, поймавших в паруса попутный ветер глобализации и начавших быстро догонять развитые державы. Эта заявка на обретение собственной субъектности рядом стран незападного мира сформировалась в краткий период современной истории, когда казалось, что глобализация несет выигрыш всем – от стран – производителей сырья до государств, заявивших о прорыве в постиндустриальную эру. Как известно, эта Belle Époque оборвалась в 2008 году.

Кризис 2008 г. продемонстрировал, что глобализация, понимаемая как всемирное торжество либеральной политико-экономической модели, забуксовала. Вдруг обнаружилось, что для сохранения доминирования Запада многие процессы нужно срочно разворачивать вспять. В самом деле, страной, наиболее успешно справлявшейся с тяготами кризиса, оказался Китай, который не только закрепил за собой статус второй экономики мира, но и заявил о глобальных амбициях. Причем сделал это, когда выжал почти все из своей прежней экспортно-ориентированной стратегии роста. Потребность в изменении экономической политики совпала с приходом во власть нового поколения лидеров во главе с Си Цзиньпином и Ли Кэцяном. С их именами теперь ассоциируется комплекс мер, связанных с переориентацией экономики на развитие внутреннего спроса при одновременном проведении структурных реформ, выравнивании диспропорций и стимулировании инновационной активности.

Стратегическая инициатива Си Цзиньпина «Один пояс, один путь» беспрецедентна по масштабам и пространственно-временному охвату. Впервые со времен плавания Васко да Гамы предпринимается попытка выстроить систему экономических взаимосвязей в направлении с Востока на Запад. Нередко стремление Пекина обеспечить проекцию собственной экономической мощи, создать плотную сеть коммуникаций, хозяйственных и торговых связей между крупнейшими рынками Евразии истолковывается как проявление своекорыстия: дескать, Пекин стремится превратить соседние и отдаленные страны в ресурс собственного развития. Конечно, во вред себе Китай ничего делать не будет, но китайская культура политического управления с ее ориентацией на долгосрочное стратегическое планирование предполагает большее: создать благоприятные внешние условия для процветания Поднебесной. Предпосылкой такого процветания служат стабильность и экономическое благополучие тех стран, которые проявят готовность к обслуживанию китайских интересов.

«Один пояс, один путь», разумеется, создает новую конкуренцию между странами, соперничающими за китайские инвестиции и кредиты, за то, чтобы транспортная инфраструктура, обеспечивающая единство Большой Евразии, проходила именно по их территориям. Но еще более важно, что запущенный Пекином процесс обретает собственную внутреннюю логику, вслед за стремлением подключиться к китайскому проекту начинают активизироваться усилия других стран, нацеленные на выстраивание собственных логистических цепочек. Характерный пример последнего времени – резкое ускорение работ по созданию транспортного коридора «Север–Юг», соединяющего Россию через Азербайджан с Ираном, а в перспективе – и с Индией. Вокруг этого проекта начинает формироваться трехстороннее стратегическое партнерство России, Ирана и Азербайджана. В связи с планами реализации транспортных проектов евразийского значения обостряется конкуренция и корпоративных игроков, как, например, в случае со строительством высокоскоростной железной дороги Москва–Казань (участок будущей трансконтинентальной магистрали, соединяющей столицы Китая и России), когда альтернативу китайским инвесторам (консорциум «Шелковый путь») предлагают (несмотря на антироссийские санкции) инвесторы из Германии (консорциум «Немецкая инициатива»). Стремлением не отдать окончательно инициативу в руки Китая отчасти обусловлен и новый подход японского руководства к разрешению территориального спора с Москвой, предусматривающий расширение сотрудничества в сфере энергетики и развития инфраструктуры российского Дальнего Востока.

Таким образом, становление Большой Евразии начинает выглядеть как процесс самоорганизации. Предпосылки вызревали давно, но только теперь сформировались необходимые условия. Вместе с тем ряд факторов оказывает негативное или дестабилизирующее воздействие на обретение Большой Евразией субъектности как важнейшей подсистемы трансформирующегося мирового порядка.

Большая Евразия vs. Океания?

К числу таких факторов относится американская политика сдерживания по гигантскому внешнему периметру Китая и России. Вольно или невольно, но, придвигая НАТО к российским рубежам на Западе и укрепляя существующие оборонные альянсы в АТР, Вашингтон способствует тому, что видение стратегических целей американской политики в Москве и Пекине сближается, следствием чего становится их стремление к большей военно-политической координации. В то же время многие страны, через которые проходят линии противостояния, оказываются в непростом положении, поскольку их национальным целям может отвечать более активное участие в процессах становления Большой Евразии. Однако эти устремления приходится соотносить и все чаще подчинять американским военно-стратегическим интересам.

Примером может служить Южная Корея, согласившаяся принять на своей территории американский противоракетный комплекс THAAD. Согласно официальным заявлениям Вашингтона и Сеула, противоракетный комплекс размещается в целях противодействия ядерной угрозе со стороны КНДР. Однако никакого контроля над инфраструктурой ПРО Сеул иметь не будет, все решения переходят к американскому командованию. А для США развертывание ПРО на Корейском полуострове означает возможность снизить эффективность китайского ракетно-ядерного потенциала и – правда, в значительно меньшей степени – соответствующего потенциала России. Неудивительно, что первоначальная реакция Москвы и Пекина была весьма болезненной. Южная Корея фактически оказывается вовлеченной в стратегию сдерживания Китая и России, тогда как ее долгосрочным национальным устремлениям, скорее всего, в большей степени отвечает максимальное использование возможностей становления Большой Евразии. Сеулу предстоит сложный поиск средней линии между сохранением союза с Соединенными Штатами в области безопасности и перспективами трансконтинентального сотрудничества и разделения труда.

Если Вашингтон после президентских выборов 2016 г. продолжит курс на противостояние с Пекином и Москвой, следует ожидать новых попыток дестабилизации в особо уязвимых точках социальной и межэтнической напряженности в странах, значимых для России или Китая. Самой серьезной ставкой опять становится мировая торговля, попытка США обеспечить собственное доминирование после провала в 2008 г. прежней модели глобализации. На смену курсу на либерализацию торговли в планетарном масштабе пришла гонка формирования нового поколения торгово-экономических группировок, создание которых диктуется не только соображениями рыночной рациональности, но также и геостратегическими интересами. Едва ли только экономическими причинами обусловлено отсутствие в составе Транстихоокеанского партнерства Китая и России. Более того, если планы Вашингтона по созданию экономических макроблоков – Транстихоокеанского партнерства (ТТП) и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (ТТИП) – будут осуществлены в полном объеме, то оруэлловская Океания станет реальностью, по крайней мере с точки зрения контроля гигантских территорий из единого центра. Причем НАТО и активизирующиеся в АТР под эгидой США различные форматы военно-политического взаимодействия могут рассматриваться в качестве своеобразных силовых «скреп» зоны американского экономического доминирования. Впрочем, сенсационная победа на выборах Дональда Трампа, который вел кампанию под лозунгом отрицания торговых объединений как класса, делает ситуацию еще более запутанной.

Однако не стоит смотреть на эту тенденцию упрощенно. Восприятие будущей системы международных отношений как бинарной оппозиции хартленда и римленда, пространства демократии и пространства автократии – не более чем искусственная рамка, применяемая для решения определенных задач, но едва ли схватывающая всю сложность и многообразие отношений акторов изменяющегося мирового порядка. Такая редуцированная картина способствует усугублению центростремительных тенденций, укреплению сил, которые выигрывают от проведения новых разделительных линий и гиперболизации противоречий. Опасность здесь не только в искажении фактического положения дел, но и в том, что, в соответствии с теоремой Томаса, восприятие такой картины мира как реальной будет иметь реальные последствия.

Конфронтация между Соединенными Штатами, с одной стороны, и Китаем и Россией – с другой, уже налицо, но значение факторов жесткой силы и экономической мощи постепенно будет уменьшаться, причем две крупнейшие державы Евразии постараются уйти от формирования совместного военно-политического блока. В то же время все более острым будет становиться соперничество в интерпретации реальности, производстве смыслов и трансляции ценностей. И если в этих сферах доминирование Запада еще недавно казалось абсолютным, то теперь обнаруживается, что в дискуссиях о смыслах и ценностях роли учителя и ученика, лидера и отстающего вовсе не атрибутированы раз и навсегда тем или иным нациям и моделям социально-политического устройства.

Западный полуостров Евразии

Рассуждения о совокупности изменений, способствующих становлению Большой Евразии, неизбежно подводят к вопросу о том, какое место в этой новой реальности будет принадлежать Европе. Ведь если Большую Евразию рассматривать в контексте геостратегии китайских лидеров, то именно на появление множества связующих нитей с Европой и рассчитан в конечном счете проект «Один пояс, один путь».

Brexit делает очевидным для всех (даже энтузиастов евроинтеграции) то обстоятельство, что Евросоюз не равен Европе. Вероятно, на некоторое время Лондон обретет несколько большую свободу маневра, возникнет своеобразная британская многовекторность, в которой найдется место и для Большой Евразии. Покидающая единую Европу Великобритания постарается использовать все возможности для того, чтобы обеспечить себе выгодную позицию в мировой экономике.

С выходом Великобритании достаточно быстро обозначатся пределы территориального расширения Евросоюза. Скорее всего, окончательно возобладает мнение, что вступление Турции необратимо дестабилизирует Евросоюз. По всей видимости, общее ощущение перегруженности поставит преграды расширению ЕС и на территорию постсоветского пространства. Наконец, нет гарантий, что британский пример не окажется заразительным.

После Brexit’а перевес Германии в ЕС станет неоспоримым. Но это не значит, что Берлин сумеет навязать остальным 26 странам собственный сценарий углубления интеграции. Более вероятной представляется перегруппировка сил и общее переосмысление интеграционных процессов как возврата к Европе национальных государств. Соответственно, изменится и уровень внешнеполитической координации, появится новое пространство возможностей дифференцированного взаимодействия тех или иных стран с внешними игроками. Можно сказать, что поверхность ЕС-овского массива окажется более пористой, он станет куда более податливым к установлению множественных и разноуровневых взаимодействий с государственными и негосударственными акторами Большой Евразии. Например, можно представить себе Европейский союз, объединенный с США, Канадой и Великобританией общим режимом свободной торговли (ТТИП), если он все-таки состоится, и военно-политическими обязательствами (НАТО), но на микро- и мезоуровнях все более плотно охваченный сетью взаимодействий Большой Евразии.

Оборотная сторона Евразии

Самые разнородные факторы начинают действовать синергетически, усиливая взаимозависимость в трансконтинентальных масштабах, причем во многих отношениях она может рассматриваться как негативная, сопряженная с высоким уровнем риска и политической турбулентностью.

В наши дни вновь интенсифицируются процессы, которые еще тысячелетия назад заставляли жителей европейских центров цивилизации осознавать, что их благополучные города и провинции – лишь окраина гигантской ойкумены, откуда постоянно можно ждать нашествия пришельцев. В современной Европе проблемы переселенческих потоков и сосуществования коренного населения с мигрантами из Азии и Африки связаны с наследием колониальной эпохи, а также проводившейся на протяжении десятилетий либеральной миграционной политикой. Подлинный драматизм ситуации стал ясен, когда обнаружилось, что не происходит полноценной интеграции выходцев из стран, где большинство исповедует ислам, и вместо целостной социальной ткани возникают инокультурные инфильтраты. Мигрантские сообщества в странах Европы не утрачивают собственной религиозной и культурной идентичности, и в ряде случаев их связи с обществом страны исхода остаются более глубокими, чем с обществом страны, предоставившей убежище или работу. Революция средств информации и коммуникации лишь усилила резистентность многих мигрантских общин попыткам их интеграции, не только обеспечивая повседневное общение физически удаленных друг от друга родственников и друзей, но и сохраняя погруженность мигрантов в близкие им социокультурные реалии. Когда же «Магриб в Провансе» или «Карачи на Темзе» превращаются в густую сеть районов No-go для представителей титульной нации (в одной Франции таких зон уже около 800), мультикультурализм становится и вовсе невозможным по причине отсутствия доступа носителей одной из культурных традиций на соответствующую территорию.

Провал мультикультурализма и этнодемографическая динамика в странах ЕС необратимо привязывают Европу к мусульманской части Большой Евразии. Но политические элиты стран Запада немало преуспели в высвобождении дестабилизирующего потенциала, накопленного в странах Ближнего и Среднего Востока. Начиная со свержения режима Саддама Хусейна и заканчивая поощрением «арабской весны», все преграды для усиления радикального исламизма последовательно устранялись, а примыкающий к Европе огромный регион погружался в смуту. Теракты в европейских городах и крупнейший со времен Второй мировой войны миграционный кризис показали, что турбулентность арабского мира начинает распространяться и на благополучную Европу, меняя представления о внутренней безопасности и путая прежние электоральные расклады. Вслед за этим последовали события, ускорившие изменение геополитической реальности в Восточном Средиземноморье и в Восточной Европе.

В 2015–2016 гг. две из трех держав, расположенных географически как в Азии, так и в Европе, предприняли действия, приведшие в замешательство страны Запада. При всем различии целеполаганий обе державы – Турция и Россия – стремились продемонстрировать, что держат в руках ключи от разрешения сирийского кризиса или по крайней мере способны регулировать нестабильность, вызванную фактическим разрушением государственности Сирии и Ирака. По сути дела, участие России и Турции в сирийском конфликте способствовало погружению стран ЕС в евразийский контекст.

Вмешавшись в сирийскую войну на стороне Башара Асада, Россия продемонстрировала, что способна не только эффективно действовать одновременно на нескольких театрах военно-политического противостояния, но и увязать в один узел конфликты, которые в европейских столицах рассматривали как совершенно изолированные. Сирийский гамбит Кремля хотя и не привел к примитивному размену «Леванта на Донбасс» (такая задача никогда и не стояла), но способствовал размыванию антироссийской ортодоксии и пониманию подлинной цены политики санкций. Теперь Запад вынужден рассматривать Россию как ключевого партнера в купировании угроз, связанных с исламским фундаментализмом и дестабилизацией государств Ближнего и Среднего Востока.

Объективной основой вовлеченности Турции в сирийский конфликт являются проблемы безопасности, курдский сепаратизм и угрозы жизненно важным национальным интересам. Однако эти факторы были многократно усилены неоосманистскими амбициями президента Эрдогана. Кроме того, положение еще более осложнялось внутриполитическим противостоянием, кульминацией которого стала попытка военного переворота в июле 2016 года. Маневры турецкого лидера в ходе сирийского конфликта были особенно рискованными. Он с готовностью играл на повышение ставок, но игра приносила лишь временный успех, а затем положение Анкары только усугублялось. В критический момент миграционного кризиса Эрдоган, по сути, попытался диктовать Брюсселю и Берлину свои условия, пользуясь возможностью регулировать интенсивность и масштаб потоков беженцев. Обескураженные евробюрократы и лидеры стран ЕС пошли на сделку с Анкарой, заключение которой Amnesty International назвала «черным днем для конвенции ООН о статусе беженцев, Европы и человечности». Анкара явно «пережала», и видимое сближение с Брюсселем очень быстро обернулось ростом взаимного раздражения и отчуждения. А это означало уже почти полную политическую изоляцию, если учесть негативную динамику в турецко-американских отношениях, разрыв с Израилем, соперничество с Ираном и конфронтацию с Россией.

Начиная с 24 ноября 2015 г., когда турецкие ВВС уничтожили российский СУ-24, и вплоть до 27 июня 2016 г., когда в Кремле было получено письмо Реджепа Тайипа Эрдогана с выражением извинений в связи с гибелью российского летчика, отношения между Москвой и Анкарой носили остро конфликтный характер. За полгода обе державы сумели опробовать различные инструменты воздействия на оппонента. Продолжение российско-турецкого клинча могло привести к выстраиванию новой дуги напряженности и формированию по ее линии противостоящих группировок. В частности, для Москвы синергия сирийского и украинского кризисов могла бы обернуться возникновением антироссийского фронта, включающего Турцию, Украину, Молдавию, Румынию, Грузию, Польшу и страны Балтии. Для Анкары «достройка» за счет курдов уже сформировавшегося ситуативного альянса в составе России, режима в Дамаске, Ирана и «Хезболлы» могла бы иметь еще более серьезные последствия. В сущности, Россия и Турция подошли к грани втягивания в длительное противостояние, причем в конфигурации, приводящей обе державы к взаимному ослаблению. Осознание этого способствовало шагам по преодолению вражды.

Возрожденное партнерство России и Турции может существенным образом повлиять на процесс становления Большой Евразии и скорректировать направление уже идущих геополитических трансформаций. Однако следует помнить и об ограничительных факторах. К ним относятся сохраняющиеся разногласия в отношении Сирии, ускоренное формирование режима личной власти президента Эрдогана и общая внутренняя напряженность, связанная с зачисткой политического ландшафта Турции после неудавшегося переворота.

ШОС как инкубатор

Наиболее серьезным претендентом на роль международной организации, способной упорядочить становление Большой Евразии, является Шанхайская организация сотрудничества. Вступление в ШОС Индии и Пакистана, очевидно, приведет к качественным изменениям миссии и региональной повестки этой организации. Соперничество этих двух стран может способствовать блокировке ряда инициатив, привести к общему снижению эффективности решений, принимаемых на консенсусной основе. Есть риск, что нынешний институциональный формат не справится с перегрузками быстрого расширения, а формирование новой структуры под более многочисленный состав и перспективные задачи начнет пробуксовывать. Решение проблемы видится в том, чтобы стремиться к реализации менее амбициозных и более реалистичных сценариев будущего ШОС. С одной стороны, необходима высокая степень пластичности, позволяющая повысить роль ШОС как платформы диалога и регулярного взаимодействия все большего числа стран. Но при этом надо избежать соблазна преждевременной разработки претендующих на универсальность документов, наподобие Хельсинкского заключительного акта 1975 года. С другой стороны, ШОС не должна превращаться лишь в площадку для риторических упражнений на тему трансконтинентального сотрудничества. По возможности сохраняя достижения первых 15 лет своего существования, ШОС могла бы выступить в роли инкубатора множества соглашений и инициатив в сферах безопасности, торговли, решения экологических проблем, культурного и научно-технического сотрудничества. Продвижение вперед должно быть постепенным: по мере развития этого процесса начнет образовываться сеть формализованных взаимосвязей, партнерств и институтов на региональных, межрегиональных и трансрегиональных уровнях, в конечном счете – в масштабах Большой Евразии. Скорее всего, лишь после прохождения этих промежуточных этапов будет уместно начинать предметное обсуждение темы формирования «Сообщества Большой Евразии».

Малая Евразия в Большой Евразии

Развитие Евразийского экономического союза – некогда наиболее многообещающего интеграционного проекта на постсоветском пространстве – не идет по восходящей. На то много причин. Одна из них состоит в естественном доминировании России, следствием которого является высокая степень зависимости всех стран – членов ЕАЭС от состояния российской экономики. Сочетание кризиса существующей в России модели экономического развития с западными санкциями и снижением цен на энергоносители привело к тому, что и партнеры по ЕАЭС столкнулись с немалыми экономическими издержками. Попытки Белоруссии или Казахстана минимизировать эти потери (а когда представлялось возможным – то и извлечь выгоду из ограничений, наложенных на Россию США и Евросоюзом, и ответных санкций со стороны России) являются, безусловно, сколь эгоистическими, столь и рациональными.

Идея сопряжения евразийской экономической интеграции с китайской инициативой Экономического пояса Шелкового пути отчасти имела защитный характер. Она позволяла снять напряжение, которое неизбежно возникло бы в случае ничем не регулируемой конкуренции между дальнейшими усилиями по развитию ЕАЭС и активностью Пекина на постсоветском пространстве. Признавая роль Китая и декларируя возможность согласованного участия в его проектах, Россия и другие участники ЕАЭС несколько укрепили позиции этого объединения.

На дальнейшую эволюцию ЕАЭС все большее влияние начинает оказывать многовекторность политики таких стран, как Казахстан и Белоруссия. В случае Казахстана значительно усиливается неопределенность, связанная с неизбежной сменой лидерства и кажущимся все более проблематичным сохранением стабильности при переходе власти. После событий в Актобе Казахстан в значительной мере утратил имидж оплота стабильности и порядка в Центральноазиатском регионе. Причем независимо от того, были ли эти события проявлением междоусобной борьбы элит или действиями исламистских групп, надо понимать: разворачивающиеся в Казахстане процессы становятся долгосрочной проблемой, от участия в решении которой Москве уйти не удастся.

Членство Казахстана в ЕАЭС и в особенности кризисные явления в экономике (отнюдь не все из них имеют непосредственное отношение к евразийской интеграции) становятся объектом критики со стороны как правящих кругов, так и недовольных правлением Назарбаева. Сам президент в основном использует критику неэффективности институтов и механизмов евразийской интеграции не для их подрыва, а для укрепления позиций Казахстана внутри ЕАЭС и за его пределами. Назарбаевское видение Большой Евразии, очевидно, не полностью совпадает с российским. Назарбаев расставляет акценты таким образом, чтобы обеспечить своей стране максимально благоприятные позиции в новой конфигурации, основными сторонами которой могут быть Китай, Европейский союз, Россия и исламский мир. Выдвинутое президентом Казахстана на Петербургском экономическом форуме предложение о сопряжении Европейского и Евразийского союзов служит тому яркой иллюстрацией. На первый взгляд, он доводит до логического завершения идею Большой Евразии. Однако в варианте институционализации диалога между ЕС и ЕАЭС именно Астана может больше всех выиграть от самого процесса, даже не слишком рассчитывая на реальное сопряжение двух интеграционных проектов. Ведь в текущих обстоятельствах (даже после Brexit’а) трудно рассчитывать на что-то иное, чем предложение Брюсселя странам – участницам ЕАЭС принять правила и нормы Евросоюза без возможности воздействия на их выработку. Сценарий «интеграции интеграций» относится к сфере благих пожеланий, попытка преждевременной реализации которых может иметь опасные последствия.

Для руководства Казахстана призывы подогнать забуксовавший евразийский интеграционный проект под европейский стандарт могут быть попыткой преодолеть дискомфорт, с которым ассоциируется сегодня пребывание в составе ЕАЭС. Нельзя исключать также, что в Астане колеблются между стремлением «улучшить» ЕАЭС, например, добиваясь сокращения списка изъятий из режима свободной торговли, и шагами, ведущими к эрозии самого интеграционного проекта. К числу последних, несомненно, относятся принятые Казахстаном условия вступления в ВТО в части тарифной политики, отличающиеся от согласованной всеми странами ЕАЭС ставки единого таможенного тарифа.

В то же время именно Казахстан добился гораздо более впечатляющих результатов в экономическом сотрудничестве с Китаем в рамках реализации инициативы Экономического пояса Шелкового пути. На начало 2016 г. Казахстан опередил Россию в области кооперации с Китаем, осуществляя более полусотни совместных индустриальных и логистических проектов стоимостью свыше 24 млрд долларов. Правда, некоторые из этих усилий останутся тщетными, пока к ним не присоединится Россия: такова, например, автомобильная трасса «Западная Европа – Западный Китай», упирающаяся «в никуда» на российско-казахстанской границе. В то же время Казахстан участвует и в прокладке маршрутов, идущих в обход России через Каспий и страны Южного Кавказа. Руководство в Астане стремится превратить страну в важнейший транспортно-логистический хаб, и здесь интересы Казахстана и России совпадают далеко не полностью. Тем не менее, в случае развития транспортной инфраструктуры наиболее перспективным направлением является сотрудничество Китая, России и Казахстана, причем позиции двух последних только укрепятся, если они будут проводить заранее согласованную линию в рамках ЕАЭС.

Институциональные слабости ЕАЭС обсуждались уже неоднократно. Как известно, основным механизмом, призванным уравновесить естественное экономическое доминирование России в ЕАЭС, является право вето и принцип равенства сторон при принятии решений Евразийской экономической комиссией. Правда, этот принцип не распространяется зеркально на участие в финансировании этого института, стоимость работы которого за несколько лет выросла экспоненциально. Возможности ЕЭК как наднационального органа минимизированы, эта структура даже лишена права самостоятельной инициативы в разработке тех или иных предложений по развитию сотрудничества в рамках ЕАЭС. Неудивительно, что «аппаратный вес» ЕЭК даже в самой России, в сопоставлении с весом национальных структур управления, продолжает снижаться. Ловушка принципа консенсуса, похоже, захлопнулась, а присоединение к ЕАЭС Армении и Киргизии лишь подчеркнуло остроту проблемы институциональной эффективности. Можно предположить, что изменение механизма принятия решений (а когда-то это обязательно придется сделать) спровоцирует серьезный кризис в отношениях между странами ЕАЭС. Альтернативой может стать переопределение миссии ЕАЭС и его институтов, их превращение в коллективный механизм, позволяющий странам – участницам экономического союза наиболее эффективным образом встраиваться в формирующуюся сеть взаимосвязей Большой Евразии.

Новая перспективная миссия институтов ЕАЭС могла бы состоять в выработке единой позиции стран-участниц по вопросам, связанным с множественными интеграционными инициативами и форматами торгово-экономического сотрудничества как в Евразии, так и в глобальном масштабе. Экономический пояс Шелкового пути – важнейший вызов для стран ЕАЭС, но далеко не единственный. Однако если России удастся убедить своих партнеров по ЕАЭС выработать единую линию по отношению к китайской стратегии экономического освоения евразийского континента, это будет принципиальным достижением. Ставки настолько высоки, что пересмотр институциональной модели ЕАЭС окажется вполне оправданным.

Некоторые выводы применительно к России

Важнейший импульс в ускорении изменений на просторах Большой Евразии исходит от Китая. Россия вынуждена реагировать на эти трансформации, но именно она способна существенно повлиять на их ход. Проблема в том, что одновременно усиливаются региональные и глобальные противоречия, они становятся более комплексными, охватывая не только сферы безопасности, экономики, торговли, финансов, но и информационные потоки и виртуальное пространство. Россия может оказаться в числе бенефициаров становления Большой Евразии. В то же время существует вероятность оказаться в этом процессе основным магнитом рисков и угроз.

Стратегическое партнерство с КНР становится для России ключевым. Оно не должно перерастать в формальный военно-политический союз, направленный против США или иной страны, но и Китай, и Россия будут действовать солидарно в деле демонтажа американоцентричного мирового порядка и построения более справедливой и безопасной системы международных отношений в Евразии и мире. России не избежать признания общего лидерства Китая, но она в состоянии сохранить равноправие и свободу маневра в выстраивании отношений стратегического партнерства с третьими странами.

Развивая стратегическое партнерство или конструктивный диалог с Индией, Вьетнамом, Ираном, Израилем, Египтом, при определенных условиях – с Турцией, Саудовской Аравией, Японией и Южной Кореей, Россия будет способствовать тому, чтобы Большая Евразия стала более сбалансированной системой, имеющей несколько центров силы. Не только добиваться благоприятного для себя баланса сил, но и постараться максимально расширить круг стран, с которыми возможно решение совместных задач на основе доверия и согласования интересов.

Одновременно России предстоит подготовить к интеграции в Большую Евразию собственные институты влияния на постсоветском пространстве, обеспечив совместно с союзными государствами существенное повышение эффективности и маневренности ЕАЭС и ОДКБ. Будет непросто. На первых порах скажется недостаток опыта, слабость экспертного обеспечения, инерция прежних отношений. Тем не менее, встраивание постсоветского пространства в Большую Евразию – неизбежный процесс, который лучше возглавить, чем сопротивляться ему. Если же будет достигнута синергия с процессами развития, обеспечивающими более быстрый и качественный экономический рост в третьих странах, то риски обернутся взаимным выигрышем.

Россия, конечно же, останется страной европейской культуры. Но сейчас речь не идет о том, чтобы прорубить в Европу очередное окно. Еще совсем недавно ведущие страны ЕС с пренебрежением отмахнулись от идеи Большой Европы «от Лиссабона до Владивостока». Теперь Москве предстоит принять участие в открытии кратчайшего пути к европейскому порогу для азиатских гигантов мировой экономики, хотя одной лишь ролью транзитера Россия не удовлетворится. Россия имеет возможность сформировать собственный, весьма солидный набор предложений, включающий не только пути сообщения и логистические центры, сырьевые товары, сельскохозяйственную продукцию, продукцию ВПК и космические технологии, но и безопасность. Речь идет об источниках нестабильности, угрожающих и старой Европе, и азиатским центрам глобального экономического роста. Вклад России в борьбу с сетевыми структурами исламского терроризма и в освобождение от их контроля части территорий Сирии и Ирака можно рассматривать как своеобразный экзамен на роль шерифа Большой Евразии. Единолично претендовать на такую роль безрассудно, но при условии разделения этого специфического труда с другими влиятельными игроками Большой Евразии экспорт безопасности может оказаться прибыльным и политически, и экономически.

В отношении Европейского союза пока нельзя сделать большего, чем продемонстрировать европейцам, что в формате Большой Евразии возможно решение некоторых проблем, с которыми сам Брюссель справиться не в состоянии. Не надо стремиться к достижению универсальных договоренностей, регламентирующих весь комплекс отношений стран ЕС с основным массивом постсоветского пространства (ЕАЭС) и – тем более – с другими частями Большой Евразии. Евросоюз находится на перепутье, и ему нужно время, чтобы выбрать направление собственной трансформации.

Россия обладает необходимым опытом и возможностями, чтобы справляться с рисками, возникающими в процессе становления Большой Евразии. Одной из составляющих успеха здесь является оптимальное разделение труда в рамках стратегического партнерства с Китаем, рядом других стран Азии и Африки, в отдаленной перспективе – с ведущими европейскими государствами. Но другая составляющая – запуск уверенного экономического роста, сохранение политической стабильности при одновременной модернизации системы государственного управления, обеспечение эффективного функционирования общественных институтов. Опыт Китая и ряда других азиатских стран будет весьма полезен в поисках работающей модели экономического развития, но в конечном счете только внутренняя совместная работа власти и общества сможет обеспечить России достойный статус и в Большой Евразии, и в мире.

28 ноября 2016

Дмитрий Ефременко

Как завершается эпоха после холодной войны

Дмитрий Ефременко – доктор политических наук, заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН.

№6 за нояб. 2016

Затягивание решения вопроса о статусе крупнейшего водоема увеличивает военные риски

На саммите глав государств «каспийской пятерки», который должен состояться в Астане в нынешнем году, может быть поставлена точка в определении статуса Каспийского моря. Такое заявление сделал замминистра иностранных дел Азербайджана Халаф Халафов в Баку в ходе заседания специальной рабочей группы по разработке Конвенции каспийского водоема.

«Проделана большая работа в вопросе согласования позиций по проекту Конвенции об определении статуса Каспийского моря», – заявил Халаф Халафов в среду в Баку. По его словам, полное согласование проекта конвенции создаст предпосылки для определения статуса моря на уровне глав государств «каспийской пятерки» – России, Казахстана, Азербайджана, Туркмении и Ирана.

Баку рассчитывает на скорое разделение морского дна и основывается на договоренностях, достигнутых между Азербайджаном и Казахстаном и Россией. Халафов заявил, что осталось согласовать несколько пунктов. В частности, оговорить некоторые аспекты выхода каспийских стран в другие моря и океаны, право на проход военных кораблей по территориальным водам других стран, правила прокладки кабелей и трубопроводов. «Прошедшие саммиты, которые состоялись в Баку и Ашхабаде, сблизили позиции сторон в ряде вопросов. Надеюсь, что на очередном саммите стороны добьются соглашения по правовому статусу Каспия», – сказал азербайджанский чиновник.

Однако эксперты считают, что прорыва не произойдет. «Ни для кого не является секретом, что именно принцип раздела моря является ключевым сдерживающим фактором в переговорах. Позиция Ирана остается неизменной: Тегеран пока не согласился с принципом раздела моря», – сказал «НГ» научный сотрудник Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Поволжья Института востоковедения РАН Станислав Притчин. По его словам, не координаты всех пяти секторов должны войти в итоговый документ, а сам принцип размежевания должен быть тот, который использовали Россия, Азербайджан и Казахстан при разделе дна северной части моря. Тогда, напомним, использовался принцип серединной, или модифицированной, линии – равноудаленной от двух берегов линии, которая была несколько сглажена и траектория которой была согласована переговорщиками. Важно отметить, что данный механизм раздела является наиболее распространенным в мире при решении территориальных споров на море, так как позволяет найти компромисс с максимальным учетом географических условий.

Но в этом случае у Ирана было бы только чуть больше 13-процентной доли на Каспии, в то время как у остальных прикаспийских государств – больше. Например, у Казахстана по такой схеме могло бы быть около 29%. Тегеран же выступает с двумя предложениями: либо поделить шельф на пять одинаковых по площади участков, чтобы каждой из пяти стран досталось по 20% территории, либо вообще ничего не делить и совместно использовать всю акваторию. В прошлом году замминистра иностранных дел Ирана Ибрагим Рахимпур заявил, что его страна не согласится на 13% сектора Каспия.

«Интересно, что, по данным иранских СМИ, прикаспийские государства не смогли договориться по семи вопросам. Сложность состоит в том, что в мировой практике нет похожих, уже отработанных универсальных принципов раздела спорных участков в таком регионе, как Каспий. Он имеет уникальное положение. Максимум что было сделано – это заявление президентов пяти прикаспийских государств в 2014 году по поводу определения национального суверенитета каждой стороны над прибрежным морским пространством в пределах 15 морских миль. Также закреплялись их исключительные права на добычу любых водных биоресурсов в пределах 10 морских миль от берега», – сказал «НГ» директор Группы оценки рисков Досым Сатпаев.

Но затруднения переговорного процесса о международно-правовом статусе Каспия связаны не только с Ираном, считает Станислав Притчин. «Туркменистан, например, придерживается особой позиции по возможности прокладки транскаспийских трубопроводных проектов. Официальный Ашхабад настаивает, что реализация таких проектов может осуществляться без согласования со всей пятеркой. У России и Ирана позиция другая: ввиду замкнутости моря, уязвимости ее экологии любые трансграничные инфраструктурные проекты должны быть согласованы всеми игроками. Помимо этого, до сих пор остается неразрешенным азербайджано-туркменский спор из-за месторождения «Сердар–Кяпаз».

Поэтому эксперты называют заявление Халафа Халафова о том, что большая часть вопросов по проекту Конвенции о правовом статусе Каспийского моря согласована, слишком оптимистичными. «С учетом всех существующих факторов, а также происходящих событий в мире – война в Сирии, прошедшие выборы президента в США и предстоящие в Иране – по оптимальному сценарию можно прогнозировать, что подписание Конвенции о статусе моря в 2017 году станет настоящим прорывом. По оптимальному же сценарию возможна подготовка нескольких отраслевых соглашений, например по активизации экономического сотрудничества с учетом завершения работ по строительству железной дороги Иран–Азербайджан–Россия, а также принятие декларации или политического заявления с фиксацией достигнутых договоренностей, которые затем станут частью итоговой конвенции», – сказал Станислав Притчин.

Затягивание решения вопроса о правовом статусе Каспия, как считают эксперты, ведет к немалому количеству побочных рисков. Как отметил Сатпаев, первая проблема – это процесс активной милитаризации региона, когда практически все прикаспийские государства укрепляют в нем свои военно-морские силы. Вторая – поставка нефти на мировой рынок. «Основными поставщиками каспийской нефти на мировой рынок являются Казахстан и Азербайджан, в то время как для России, Туркменистана и Ирана каспийские нефтегазовые ресурсы не являются приоритетными», – омтетил Сатпаев. По его словам, 10 крупнейших нефтяных месторождений России, такие как «Самотлорское», «Ромашкинское», «Приобское» и др., расположены далеко от Каспия, как, впрочем, и крупные российские газовые запасы. У Туркменистана основные запасы газа также расположены на суше. Для того же Ирана углеводородный фактор не так важен, поскольку основную ставку он делает на свои обширные запасы нефти и газа в Персидском заливе. Хотя не исключено, что после отмены санкций против Ирана эта страна начнет привлекать инвесторов и на свои каспийские месторождения. К тому же Россия и Иран больше рассматривают Каспий как сферу своих геополитических интересов на стыке нескольких важных регионов, в то время как Казахстан и Азербайджан больше делают ставку на свои экономические интересы, связанные с добычей сырья.

«Именно поэтому Москву и Тегеран скорее волнуют не вопросы нефтегазового развития региона, а создание препятствий для присутствия на Каспии военных сил третьих стран или поддержание экологического равновесия. Частью этих геополитических игр в том числе являются протесты Москвы и Тегерана против строительства любых нефте- и газопроводов по дну Каспия, которые активно лоббировали США и ЕС», – отметил Сатпаев. По его словам, некоторые российские эксперты даже предлагали заморозить планы по активной добыче нефти и газа в регионе, чтобы создать условия для долгосрочного освоения биологических ресурсов моря. Но это, по его мнению, явно противоречит энергетической политике Казахстана и Азербайджана.

Виктория Панфилова
Обозреватель отдела политики стран ближнего зарубежья «Независимой газеты»

25.01.17

Обычно каждое государство имеет свою Конституцию и на этой основе собственное конституционное устройство. «Уложениям Темура» Сахибкирана Амира Темура присущи свойства конституционного документа цивилизации Востока. Они оказали сильное влияние на народы Азии, в частности, нашего региона.

Если обратиться к сложной, чрезвычайно важной исторической летописи создания Конституции Республики Узбекистан, несомненно, можно убедиться, что Конституция является логическим результатом движения нашего народа на пути к независимости. При создании Основного Закона учитывался почти трехтысячелетний опыт национальной государственности.

Как отмечал Президент нашей страны Шавкат Мирзиёев, история современного Узбекистана — это история чрезвычайно сложной и тяжелой борьбы нашего народа во главе с Исламом Каримовым за обретение подлинной независимости. Наш великий лидер был основным автором Конституции Республики Узбеки­стан, полностью соответствующей демократическим требованиям и международным критериям.

Первым правовым шагом на пути к конституционной независимости стало присвоение узбекскому языку статуса государственного. В то время, являясь членом правительственной рабочей группы по изучению языковых проблем, я стал непосредственным участником исторических процессов, связанных с началом деятельности Ислама Каримова 23 июня 1989 года в качестве первого руководителя Узбекистана.

21 октября того же года был принят и опубликован в печати Закон «О Государственном языке». Закрепленные в нем важные правовые положения позже были определены в статье 4 Конституции следующим образом: «Государственным языком Республики Узбеки­стан является узбекский язык. Республика Узбекистан обеспечивает уважительное отношение к языкам, обычаям и традициям наций и народностей, проживающих на ее территории, создание условий для их развития».

Второй правовой шаг на пути конституционной независимости связан с учреждением института Президентства. Это очень важное в жизни нашей страны историческое событие свершилось 24 марта 1990 года. Еще до объявления независимости на первой сессии Верховного Совета двенадцатого созыва было принято решение об учреждении должности Президента. На этой сессии Ислам Каримов был избран первым Президентом Узбекистана.

Идея создания первой Конституции независимого Узбекистана впервые была выдвинута на этой сессии. Учреждение института Президентства является настоящим образцом политического и духовного мужества на пути обретения Узбекистаном государственного суверенитета и независимости. Об этом свидетельствует и тот факт, что в нашей стране первой в бывшем Союзе была учреждена должность Президента.

Третьим важным шагом на пути к конституционной независимости стало образование Комиссии конституционного контроля. В законопроекте о внесении изменений и дополнений в Конституцию, утвержденном на той же сессии, предусматривалось также образование этой комиссии. При этом акцентировалось внимание депутатов на том, что этот высший государственный орган будет обеспечивать сбалансированность президент­ской власти. Таким образом, уже накануне независимости была заложена основа еще одного института — действующего сегодня Конституционного суда Республики Узбекистан.

Четвертым правовым шагом на пути к конституционной независимости явилось принятие государственных символов, создание Государственного флага, герба и гимна Республики Узбекистан.

Принятие Конституции, учреждение должности Президента, объявление названия государства, принятие официальных государственных символов, наличие собственной валюты, столицы, языка, территории, гражданства, общенациональных праздников свидетельствовало о появлении на карте мира нового государства — Республики Узбеки­стан.

Пятым правовым шагом на пути к конституционной независимости стало объявление Декларации о суверенитете. В пункте 8 Декларации, объявленной Верховным Советом Узбекистана 20 июня 1990 года, закреплено положение о том, что Узбекистан самостоятельно определяет свой путь развития, свое название. В пункте 12 Декларации отмечается что этот документ является основанием для разработки новой Конституции.

Шестым правовым шагом на пути к конституционной независимости является образование Конституционной комиссии. В соответствии с решением Верховного Совета 21 июня 1990 года была создана Конституционная комиссия под председательством Ислама Каримова, объединяющая 64 члена — государственных деятелей, депутатов, специалистов. Этой комиссией за два года был подготовлен проект новой Конституции. В этом историческом процессе Первый Президент нашей страны проявил себя как выдающийся государственный и общественный деятель, талантливый политический лидер.

Президент Республики Узбекистан Шавкат Мирзиёев в своем выступлении на торжественном собрании, посвященном 24-й годовщине принятия Конституции, по этому поводу отметил: «Я всегда с гордостью вспоминаю, как, будучи депутатом Верховного Совета, в составе Конституционной комиссии непосредственно участвовал в процессе разработки и принятия нашего Основного Закона. До сих пор помню бурные дискуссии и споры в сложном процессе создания нашей Конституции. Действительно, в чрезвычайно трудные 90-е годы решающее значение имело то, что руководство по разработке проекта нашего Основного Закона взял на себя такой великий, дальновидный политический деятель, обладающий широким стратегическим мышлением, как Ислам Абдуганиевич Каримов».

Очередным правовым шагом на пути к конституционной независимости стало объявление государственной независимости. Слова Первого Президента нашей страны 31 августа 1991 года на внеочередной шестой сессии Верховного Совета Республики Узбекистан двенадцатого созыва запечатлены навечно золотыми буквами в истории нашей Родины:  «предлагаю объявить 1 сентября Днем независимости, днем всенародного праздника».

В тот же день Верховный Совет принял Заявление о государственной независимости Республики Узбекистан. В нем отмечалось, что отныне на нашей территории Конституция республики и ее законы имеют несомненное превосходство. В этот же день принят конституционный Закон «Об основах государственной независимости Республики Узбекистан».

29 декабря 1991 года состоялись всенародные выборы Президента и референдум о государственной независимости. Наш народ проголосовал за независимость и на альтернативной основе избрал своего Президента.

4 января 1992 года состоялась девятая сессия Верховного Совета, посвященная итогам этих выборов и референдума. На этой сессии состоялась торжественная церемония вступления Ислама Каримова в долж­ность Президента Республики Узбекистан.

Конституционная комиссия 8 сентября 1992 года приняла решение об опубликовании проекта Основного Закона для всенародного обсуждения. Первый проект новой Конституции был готов 26 сентября 1992 года и в тот же день опубликован в печати.

После опубликования проекта его обсуждение приобрело всенародный характер. Открытые обсуждения прошли при активном участии граждан, в духе творческого подъема.

В проект Конституции были внесены изменения, и на основе поступивших предложений документ был доработан. Для продолжения всенародного обсуждения проект Конституции был повторно опубликован в газетах 21 ноября 1992 года.

Таким образом, состоялся правовой прецедент — двух­этапное всенародное обсуждение. Это обстоятельство, с одной стороны, сыграло роль мощного стимула для активизации участников обсуждения, а с другой, — обеспечило народность нашего Основного Закона. Проект Конституции прошел всенародную экспертизу.

Конституционной комиссией 6 декабря 1992 года проект Конституции был обсужден в последний раз. Первый Президент нашей страны на сессии назвал ее «народной энциклопедией» и отметил, что работа над ней продолжалась примерно два года, в течение двух с половиной месяцев прошло всенародное обсуждение и за это время документ обогатился жемчужинами народной мысли и усовершенствовался.

Ислам Каримов четыре раза редактировал проект Конституции до первой публикации, до следующей публикации — два раза и еще один раз — до внесения документа на сессию. Все эти правки и дополнения имели важное значение. Ислам Каримов предложил дополнить проект статьями о равноправии мужчин и женщин, государственной охране памятников культуры, защите материнства и детства. Первый Президент нашей страны уделял большое внимание статьям, закрепляющим свободы человека и обязанности граждан. Таким образом, после семикратной проверки проект был представлен депутатам для заключительного обсуждения.

Ислам Каримов в качестве председателя Конституционной комиссии выступил с речью на сессии. В этом выступлении глубоко комментируются такие положения, как «Народ является единственным источником государственной власти», «Государство выражает волю народа, служит его интересам. Государственные органы и должностные лица ответственны перед обществом и гражданами», «Демократические права и свободы защищаются Конституцией и законами».

В проекте, внесенном на обсуждение сессии, было около 80 изменений и дополнений. Депутатами парламента он был постатейно обсужден, внесен еще ряд изменений и после этого 8 декабря 1992 года была принята Конституция Республики Узбекистан. С этого дня 8 декабря объявлено всенародным праздником.

Конституция в полном смысле слова была новой, основанной на принципах демократических конституций ряда развитых стран мира. Наш Основной Закон благодаря демократичности, приверженности принципам правового государства и справедливого гражданского общества в сложных условиях перехода к новому строю стал основным правовым документом, обеспечившим реализацию коренных демократических преобразований.

Вместе с тем мы ясно представляем последовательные шаги по пути широкого демократического обновления страны и либерализации в условиях стремительно меняющегося современного мира, нашу великую цель — вхождение в будущем в ряд развитых государств, а также масштабные задачи по дальнейшему развитию проводимых реформ.

В нашей стране формирование демократического правового государства и сильного гражданского общества реализуется на системной и поэтапной основе. Конституционные нормы определяют юридические критерии развития государственных органов и институтов гражданского общества. Конституция нашей страны является зеркалом политической и правовой жизни.

В заключение можно сказать: процесс разработки, обсуждения и принятия Конституции, а также 25-летние результаты действия нашего Основного Закона ярко подтверждают мысли Первого Президента Узбекистана Ислама Каримова о том, что Конституция является энциклопедией, которая прославляет на весь мир государство как государство, нацию как нацию, отображает волю, духовность, социальное сознание и культуру нашего народа, является результатом народного мышления и творчества.

Конституция — надежный фундамент формирования правовой основы нашего суверенного государства, крае­угольный камень национальной независимости. Сегодня сама жизнь, достигаемые страной успехи подтверждают, насколько правильными являются закрепленные в ней положения и принципы, отвечающие мечтам и чаяниям нашего народа, интересам сегодняшних и будущих поколений.

Расчет Казахстана на будущий рост цен на уран выглядит вполне оправданным. Несмотря на постоянные разговоры об отказе от атомной энергетики, развивающиеся страны сейчас массово строят новые реакторы, и объем потребляемого ими урана должен удвоиться к 2032 году. В сочетании со снижением добычи, которую сейчас проводит Астана, это неизбежно скажется на ценах, позволив Казахстану почувствовать выгоды лидерства на урановом рынке

В 1980-е годы крупнейшим производителем урана на планете был СССР – здесь его добывали до 16 тысяч тонн ежегодно. После распада Советского Союза уран стал попадать на рынок не из земли, а из утилизированных ядерных боеголовок, а в лидеры по добыче вышли Канада и Австралия. И так продолжалось до тех пор, пока около десяти лет назад Казахстан не решил вернуть себе советское урановое лидерство. В результате сейчас по силе влияния на урановом рынке Казахстан вполне сопоставим со всеми государствами ОПЕК, вместе взятыми, на нефтяном.

Несмотря на сокращение уранового рынка в последние годы, в Астане не намерены отдавать свое лидерство и переориентировать горнодобывающую промышленность на другие виды сырья. Наоборот, в Казахстане хотят воспользоваться своим господствующим положением в отрасли, чтобы стабилизировать мировые цены и благополучно дождаться восстановления спроса.

Наследники ядерной гонки

Добывать уран в Казахстане начали еще в 1948 году, а с 2003 года этим занимается АО «Волковгеология» в составе Национальной атомной компании «Казатомпром», которая контролирует более половины добычи урана в стране. В 1949 году Ульбинский металлургический завод в Усть-Каменогорске, построенный в рамках советской атомной программы, дал первую продукцию (оксалат тория). Вместе с производством на территории Казахстана начались геолого-разведочные работы: в 1951 году первое урановое месторождение было открыто в Джамбульской области. В конце 1950-х под Алма-Атой был запущен научно-исследовательский атомный реактор, а в 1972 году в городе Шевченко (ныне Актау), который из-за урановых разработок долгое время был закрытым, был запущен первый в мире экспериментально-промышленный реактор на быстрых нейтронах БН-350.

После распада СССР урановая промышленность Казахстана, встроенная в военно-промышленный комплекс советской империи, осталась только с двумя звеньями ядерно-топливного цикла: добычей урана и производством топливных таблеток, поэтому ее пришлось переводить на мирные рельсы и полностью перестраивать. В итоге «Казатомпром» к сегодняшнему дню превратился в гигантский концерн, включающий более двух с половиной десятков предприятий.

Парадоксальным образом самому Казахстану уран не нужен. Страна давно отказалась от ядерной энергетики, единственную АЭС начали выводить из эксплуатации еще в 1999 году, после чего станция была перепрофилирована в Мангистауский атомно-энергетический комбинат. Но это не мешает казахам неуклонно наращивать добычу урана. В 2007 году в республике было произведено около семи тысяч тонн, а в 2012 году уже втрое больше, 21,3 тысячи тонн. На 2016 год в планах было заявлено более 24 тысяч. По сути, весь мировой рост добычи урана в последние годы (с 42 тысяч тонн в 2005 году до 60 тысяч в 2015-м) приходится на Казахстан, хотя по запасам республика уступает той же Австралии, где располагается крупнейшее в мире разведанное месторождение – Olympic Dam mine.

Но в Австралии, как и во многих других развитых странах, расширить добычу урана очень трудно – такие попытки постоянно блокируются местными экологами, аборигенами, обеспокоенной общественностью. А вот в Казахстане таких проблем не существует. Астана, располагающая вторыми по объемам запасами урана на планете, полностью поддерживает уранодобытчиков.

Никакого сопротивления общества в Казахстане не наблюдалось ни в 2004 году, когда власти принимали масштабную программу развития урановой промышленности, ни в последующие годы, когда казахи активно наращивали добычу, создавая СП с французами, русскими и канадцами, которые сочли, что им выгоднее добывать уран в Казахстане, чем на собственной территории. К 2014 году доля урановой продукции в общем объеме экспорта страны достигла 2,5%. Это, конечно, далеко не нефть, которая составляет более половины экспорта (хотя из-за падения цен ее доля в последние годы сокращается), но в денежном выражении почти $2 млрд.

Сократить предложение

До последнего времени Казахстан не сбавлял темпов производства, хотя рынок урана дважды пережил падение цен. Достигнув пиковых показателей в 2007 году, когда фунт урана торговался по $136, цена на него обвалилась после финансового кризиса 2008 года и, слегка восстановившись, снова рухнула после аварии на АЭС в японской Фукусиме в 2011 году. Тогда некоторые страны стали сворачивать свои атомные программы. Если в 2011 году чистая прибыль «Казатомпрома» составила около $0,5 млрд, то в 2015 году упала до $125 млн.

Наконец, после нескольких лет падающих цен в Казахстане решили, что пришло время воспользоваться тем, что они добывают почти половину всего мирового урана. В середине января в «Казатомпроме» заявили, что в этом году Казахстан снизит добычу на 10%, до 21,8 тысячи тонн. В мировом масштабе это будет означать сокращение добычи на 3%. «Будет лучше для наших акционеров, чтобы эти стратегические казахстанские ресурсы на некоторое время оставались в недрах земли, чем были бы использованы в текущей ситуации перенасыщенного рынка. Уран будет реализован при более благоприятной ситуации на рынке в ближайшие годы», – пояснил решение компании ее глава Аскар Жумагалиев.

И действительно, цены на уран начали расти. После падения ниже $19 за фунт в конце прошлого года сейчас уран торгуется на уровне $23. Это максимальное подорожание урана за последние месяцы – в целом за 2016 год это сырье подешевело на 41%, достигнув минимальной стоимости в ноябре.

Впрочем, одним сокращением добычи Казахстан ограничиваться не собирается. Еще весной прошлого года, когда стоимость урана колебалась в районе $27, стало известно, что «Казатомпром» создает специальный фонд для избытков сырья, чтобы не продавать его в ближайшие три года по рекордно низким ценам. Часть добытого урана будет резервироваться в 2016–2018 годах, а сбываться при благоприятной рыночной ситуации в 2019–2021 годах. При этом банк урана аккумулирует излишки добычи только самого «Казатомпрома», и это не коснется его партнеров по совместным предприятиям: французской AREVA, канадской Cameco и находящейся под контролем «Росатома» Uranium One, которой принадлежит более 20% от общей добычи урана в Казахстане.

Для избытков казахского урана было найдено еще одно подходящее место – в Банке низкообогащенного урана, который в 2017 году создаст на Ульбинском металлургическом заводе Международное агентство по атомной энергетике. Закон о строительстве соответствующего хранилища Назарбаев подписал в декабре прошлого года, несмотря на многочисленные протесты экологов и общественности. По планам МАГАТЭ, которое курирует этот проект, на начальном этапе в банке, расположенном, к слову, всего в ста километрах от границы с Россией, будет сосредоточено до 90 тонн ядерного топлива для АЭС. Затраты самого Казахстана на проект стоимостью $150 млн ограничиваются лишь $5 млн, основную сумму внесли фонд «Инициатива по сокращению ядерной угрозы», США, ЕС, Кувейт, Норвегия, ОАЭ. В «Казатомпроме» рассчитывают, что производиться топливо будет именно из местного сырья.

Расширить спрос

Разумеется, просто откладывая запасы урана до лучшего времени и сокращая добычу, стимула развитию отрасли не придашь. Поэтому основные надежды Казахстана в этом направлении связаны с расширением рынка сбыта и линейки предлагаемых для продажи товаров. И основное внимание «Казатомпрома» здесь обращено на Китай.

Сегодня Китай основной покупатель казахского урана (доля КНР в урановом экспорте Казахстана, по некоторым оценкам, превышает 60%). Еще в 2009 году было заключено соглашение о поставках в Китай до 2020 года 24,2 тысячи тонн урана, но уже давно стало понятно, что эта цифра будет превышена – только за 2012–2013 годы Китай импортировал из Казахстана 24,5 тысячи тонн. Сырье из казахстанских рудников составляет около 75% от всего урана, импортированного Китаем. Так что по крайней мере от избыточных запасов Пекин поможет Астане избавиться, ведь снижать объемы закупок в Китае не собираются.

В настоящее время в Китае эксплуатируется тридцать и строится еще более двадцати атомных энергоблоков. Из десяти реакторов, запущенных в мире в 2015 году, восемь приходятся на Китай. Китайцам, как и Казахстану, чужды проблемы, присущие Австралии, – интересы госкомпаний там ставят выше мнения экологов или местных жителей.

Казахстан до сих пор так и не начал производить готовое топливо для АЭС на собственной территории – только в 2013 году республика начала обогащать уран на Уральском электрохимическом комбинате в России. Однако в «Казатомпроме» рассчитывают полностью освоить этот цикл к 2025 году, что предполагает новая стратегия госкомпании, и Пекин ей должен в этом помочь.

Помимо Китая, Казахстан уже стал крупнейшим поставщиком урана в США и Францию (пока эти страны лидируют по количеству эксплуатируемых АЭС и энергоблоков) и подключился к сделке по иранской ядерной программе. Соглашение гарантирует Тегерану возможность покупать природный уран, и Казахстан старается взять на себя часть этих поставок. Тем более, как ранее заявлял Назарбаев, сделка с Ираном стала возможна лишь благодаря его стране. По словам елбасы, Исламская Республика пошла на компромисс в обмен на 60 тонн природного урана, который ей предоставила Астана. Хотя до сделки с Тегераном власти Казахстана категорически отвергали какое-либо отношение к иранской ядерной программе.

За счет Казахстана намерена полностью обеспечивать свои потребности ураном и Украина. Во всяком случае, такие планы декларируются в Киеве, где хотят полностью отказаться от сотрудничества с Россией в этой сфере, и Казахстан тут становится самой простой заменой.

В целом расчет Казахстана на будущий рост цен выглядит вполне оправданным. Несмотря на постоянные разговоры об отказе от атомной энергетики, в 2016 году, по данным МАГАТЭ, в мире работали 442 атомных реактора, а к 2032 году их число должно вырасти до 650; объем потребляемого ими урана должен удвоиться. Помимо Китая, новые АЭС строятся в Индии, Южной Корее, ОАЭ, Иране, Турции, ЮАР. Временное снижение добычи и грядущий рост спроса на уран для новых реакторов неизбежно скажется на ценах, если не завтра, то в ближайшие 5–10 лет. Вот тогда в Казахстане, который к тому времени, возможно, обзаведется и собственной АЭС (на сегодняшний день имеющиеся планы по строительству станции заморожены), почувствуют приятное бремя лидерства на урановом рынке.

Петр Бологов
24.01.17

В Астане во вторник завершились двухдневные международные переговоры по сирийскому урегулированию. По итогам встречи делегации трех стран, ставших ее инициаторами (России, Ирана и Турции), заявили, что «привержены принципам суверенитета» Сирии и готовы отслеживать любые нарушения перемирия. Впрочем, во взглядах на будущее политическое устройство страны в ходе переговоров обозначились серьезные разногласия. Анкара и представители вооруженной оппозиции выступили против требования Дамаска, чтобы Сирия оставалась светским государством.

«Россия, Иран и Турция решили создать трехсторонний механизм для мониторинга полного соблюдения режима перемирия и предотвращения провокаций»,- говорится в совместном заявлении, которое во вторник подписали главы делегаций трех стран по итогам двухдневных переговоров в Астане, а зачитал журналистам глава МИД Казахстана Кайрат Абдрахманов. При этом трудности в борьбе с запрещенными в России группировками «Исламское государство» и «Джебхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джебхат ан-Нусра»), на которые перемирие не распространяется, остаются прежними: некоторые отряды оппозиции до сих пор не отделились от террористов.

Напомним, что о необходимости разграничить «умеренную оппозицию» и запрещенные группировки многократно заявлял глава МИД РФ Сергей Лавров, однако по итогам переговоров в Астане этот ключевой вопрос так и не был разрешен.

Участники встречи выразили «приверженность принципам суверенитета, независимости и территориальной целостности Сирии, ее межэтническому и межконфессиональному характеру». Впрочем, при обсуждении последних тезисов не удалось избежать разногласий. Как сообщил журналистам постпред Сирии при ООН Башар аль-Джафари, выступавший на переговорах от лица Дамаска, он настаивал, чтобы Сирия «была гражданским и светским государством», однако, по его словам, турецкая делегация и представители оппозиции отвергли это предложение.

Высказал свою точку зрения и глава делегации оппозиции, один из лидеров группировки «Джейш аль-Ислам» Мухаммед Аллюш. «Мы мирные люди, мы хотим защитить жителей Сирии, но в случае необходимости готовы продолжать борьбу,- сказал он.- И сейчас мы прибыли для того, чтобы укрепить режим прекращения боевых действий, создать для этого конституциональную основу». По словам господина Аллюша, для обеспечения политического урегулирования в Сирии необходимо сначала улучшить гуманитарную ситуацию.

Представители курдов также приняли участие в переговорах, однако они были не из Сирийского Курдистана, а из лояльного Анкаре Курдского национального совета, основанного в Ираке. Сирийские курды приглашения в Астану не получали вовсе, так как переговоры с ними были бы неприемлемы для Турции, противостоящей им в рамках операции «Щит Евфрата». В результате курдские отряды самообороны еще накануне переговоров сообщили, что не будут принимать во внимание принятые на них договоренности, выразив недоверие всем участникам конференции в Астане.

Российская делегация, в свою очередь, сообщила, что передала представителям оппозиции проект будущей конституции Сирии, подготовленный специалистами в Москве, и ждет их замечаний. «Это было сделано исключительно потому, что мы хотим ускорить процесс (выработки конституции.- «Ъ») и придать ему дополнительный импульс, не вмешиваясь в сам процесс рассмотрения и принятия основного закона»,- пояснил глава делегации Александр Лаврентьев.

Кирилл Кривошеев

«Коммерсантъ» от 24.01.2017

Мирные переговоры по Сирии в Астане являются возможно одним из ключевых трендов в мировой политике в 2017 году. Несмотря на пессимистичные ожидания, наблюдатели признают: астанинская площадка является важной составляющей женевских переговоров. Политолог Евгений Бахревский прогнозирует в интервью «Саясат»: если астанинский процесс будет успешным, то основными выгодополучателями станут Турция и Иран.

23 января, в Астане прошли переговоры по Сирии. Так называемый астанинский процесс. Что следует ожидать, по-вашему, от предстоящих переговоров?

Некоторым достижением является уже то, что переговоры состоятся. Будут ли они успешными? Скорее всего, на первых порах не будут. Будем надеяться, что будет положено начало длительному и сложному процессу.

Как вы считаете, для чего нужна эта площадка, если уже имеется переговорный процесс в Женеве?

Если бы в Женеве за последние годы были бы достигнуты сколь бы то ни было значительные успехи, то этот вопрос был бы уместен. Гражданская война не прекращается, конца ей не видно, поэтому естественно, что заинтересованные в окончании войны стороны предпринимают новые усилия.

Курды являются одной из активных сторон сирийского конфликта. Можно ли считать их отсутствие на переговорах как в Астане, так и в Женеве консенсусом между Турцией и Россией?

Отсутствие курдов — это непременное условие Турции. Кстати, отношение Ирана к курдским левым экстремистам ничем не отличается от турецкого. Россия на это согласилась, чтобы процесс запустить. Очевидно также, что без курдов представительство противоборствующих сторон неполное. Понятно, что для Турции нет принципиальной разницы между курдскими левыми экстремистами и ваххабитскими группировками. Курдские леваки в Турции пролили гораздо больше крови, чем так называемое «Исламское государство».

Если вынести за скобки технические цели или функции переговоров в Астане, то, на ваш взгляд, какие стратегические бонусы принесут предстоящие переговоры в Астане всем участникам этих переговоров? И кого можно считать главным бенефициарием астанинского процесса?

Если процесс будет успешным, основными выгодополучателями станут Турция и Иран. Для России это также важно, но нужно учитывать, что всё же война не идёт на наших границах. Но пока говорить об этом очень рано — пусть переговоры хотя бы начнутся.

Почему, на ваш взгляд, США решили отправить на эти переговоры своего посла в Казахстане посла Джорджа Крола?

Учитывая всеобщее напряжённое ожидание перемен во внешнеполитическом курсе США при новой администрации, участие американцев в том или ином виде в переговорах должно приветствоваться.

Стоит ли ожидать, что астанинский процесс будет синхронизирован с женевской площадкой?

Об этом опять же будет смысл говорить, когда и если астанинская площадка покажет свою эффективность.

подготовил Халил МУКАНОВ

http://sayasat.kz/articles/1837-s-novymi-usilijami

Влияние Узбекистана на весь регион Центральной Азии, даже в закрытом режиме — значительное. Политика в сфере безопасности, религиозные течения и их регулирование, миграция и приграничная торговля – на все эти сферы по всему региону отражаются решения и процессы в Узбекистане. Вместе с тем без Узбекистана постановка «региональной повестки» сама по себе невозможна. Как изменится ситуация с «открывающимся» Узбекистаном? Да, и откроется ли он? Чем объясняется «потепление» региональных отношений? Может быть, поставлена цель улучшения двустронних отношений с Кыргызстаном и Таджикистаном, а о региональной повестки нет и речи?

Наконец, как определяются национальные интересы Узбекистана в регионе? Насколько они руководствуются экономическими соображениями? Может ли узбекская экономика получить новый импульс? И как отнесется Казахстан к появлению более открытого и конкурентного соседа?

Об этом размышляют три эксперта – Фарход Толипов, Юлий Юсупов и Санат Кушкумбаев.

Фарход Толипов, директор негосударственного научного учреждения «Караван знаний»

Диалектика политики Узбекистана. Было ли «охлаждение» отношений, чтобы говорить о «потеплении»?

Вновь избранный Президент Шавкат Мирзиеев еще в ходе в своей предвыборной кампании заявил, что регион Центральной Азии станет приоритетом внешней политики Узбекистана. И первые внешнеполитические шаги Узбекистана после избрания Мирзиеева на пост Президента, действительно, были направлены на соседние страны по региону.

Это, казалось бы, внезапная реактивация Узбекистана в региональных делах сразу обратила на себя внимание экспертов, обозревателей и политиков. Многие заговорили о новом курсе Узбекистана с приходом нового Президента и разрыве с курсом Первого Президента Ислама Каримова, который во многом оказался изоляционистским.

Однако этот вопрос более сложный, чем может показаться. К нему следует подходить с диалектической точки зрения, как к проблеме постоянного выбора между преемственностью и изменением проводимой политики в связи с трансформацией высшей власти в стране. С этой точки зрения, стоит упомянуть, что Узбекистан с самого начала пост-советской истории был активным инициатором региональной интеграции в Центральной Азии и что этот процесс последовательно развивался с 1990 года вплоть до 2006 года, когда интеграция была заморожена. Именно Каримову принадлежит лозунг «Туркестан – наш общий дом», выдвинутый еще в 1994 году.

Таким образом, то, что мы стали называть «потеплением» региональных отношений, во-первых, происходит, так сказать, не на пустом месте; во-вторых, охлаждения-то этих отношений тоже не было в такой степени, чтобы говорить о конфликтах или разрыве отношений; в-третьих, если и уместно слово «охлаждение» (чтобы говорить о потеплении), то этому способствовали действия и политика всех центральноазиатских государств, а не одного из них. Между тем, до сих пор поддерживались двусторонние взаимодействия, главы государств и правительств регулярно встречались на многосторонних платформах (таких как ШОС, СНГ и др.), в целом поддерживались рабочие контакты на официальном уровне.

Вместе с тем, Узбекистан как ключевое и самое крупное государство региона несет особую ответственность за состояние региональных дел в Центральной Азии, признаки которой вновь проявились и не могли не проявиться рано или поздно с трансформацией власти в Узбекистане.

Первые шаги нового руководства

Президент Мирзиеев 23декабря 2016 г. принял Министра иностранных дел Ерлана Идрисова; на следующий день 24 декабря он принял Президента Кыргызской Республики Алмазбека Атамбаева; 27 декабря крупная правительственная делегация Узбекистана прибыла в Таджикистан и была принята Президентом Эмомали Рахмоном. Участились прямые телефонные разговоры между президентом Узбекистана и его коллегами по странам региона. Так что практически со всеми странами Центральной Азии в равной мере возобновляется активное сотрудничество. Впечатление о том, что больший акцент сделан на Таджикистане и Кыргызстане, — ложное; просто с этими двумя странами накопилось больше нерешенных проблем, требующих повышенного внимания: например, возобновление прерванного в 1992 году авиасообщения между Ташкентом и Душанбе, смягчение визового режима между этими двумя странами, строительство Рогунской ГЭС, повышение заметно упавшего уровня торговли и т.п. Отношения с Кыргызстаном также требуют особого внимания в связи с заметным сокращением экономического сотрудничества, необходимостью решения пограничных вопросов и т.д.

Что же касается узбекско-казахских отношений, то они имеют решающее значение для развития региона в целом. Казахстан и Узбекистан, как известно, еще во времена Каримова, в 2013 году, подписали Договор «О стратегическом партнерстве», признав, тем самым, достижение самого высокого уровня взаимного доверия и сотрудничества, а также продемонстрировав, что они несут основную политическую нагрузку в деле налаживания региональных дел.

Обращает на себя внимание, что Президент Мирзиеев в ходе вышеупомянутой встречи с Ерланом Идрисовым заявил, что одним из его первых зарубежных визитов будет визит в Казахстан. Не случайно также, что в контексте происходящих изменений в регионе и Узбекистане, неоднократно сообщалось, что вскоре будет построена железная дорога, которая соединит узбекский город Самарканд с казахским городом Чимкентом.

Особенности нового (старого) курса пост-Каримовского Узбекистана на международной арене. Станет ли Узбекистан пророссийским?

На мой взгляд, это будет практически настолько же «про-российский» курс, насколько пророссийским был курс каримовского Узбекистана. И этот курс будет настолько же «прозападным», насколько таковым был прежний курс. Дело в том, что кроме особенностей внешней политики государства, связанных с ролью, симпатиями, взглядами и характером главы этого государства, существуют еще другие детерминанты этой политики, а именно: объективные факторы окружающей действительности, такие как деятельность различных ведомств; стечение международных обстоятельств, ситуации в регионе, связанной с давлением или влиянием великих держав, а также геополитическими трендами; ресурсные возможности страны; особенности национальной элиты и групп интересов, и т.д. С этой точки зрения, можно говорить о командной работе по разработке и реализации государственной политики, о сложном характере и качестве управления. Таким образом, любые возможные существенные изменения во внешней политике не будут связаны только с заменой одного главы государства другим.

С этой точки зрения, достигнутая Узбекистаном модель взаимодействия с мировыми и региональными державами, в том числе с Россией, на сегодняшний день, вероятно, является наиболее оптимальной и сбалансированной. При этом, вполне объяснимо и ожидаемо, что произойдет некоторое расширение масштабов сотрудничества Узбекистана с Россией; в частности, например, ожидается увеличение поставок узбекских фруктов на российские рынки. Однако это вряд ли будет осуществляться за счет уменьшения масштабов сотрудничества с другими державами. Президент Мирзиеев уже в своих первых выступлениях неоднократно подчеркивал необходимость наращивания работы по привлечению иностранных инвестиций в экономику Узбекистана.

Мне представляется, что Ташкент будет развивать сотрудничество на международной арене по всем направлениям, включая международные организации, стремясь сохранять сбалансированный курс и избегая отклонений, которые давали бы повод для оценок типа «про» и «анти».

Национальные интересы Узбекистана в Центральной Азии

Я определяю термин «национальные интересы» как актуальное и потенциальное отношение нации к условиям своего существования и развития в качестве физической, культурной и политической единицы, побуждающее эту нацию к постановке целей и задач по сохранению или изменению этих условий. Национальные интересы Узбекистана детерминируются его центральным положением в регионе Центральной Азии, его демографическими особенностями, культурно-историческим весом, ресурсным, экономическим и научным потенциалом, прошлым опытом как национального развития, так и международных отношений государства, а также силой национального единства и мудростью руководства.

Национальные интересы страны формируются и формулируются vis-a-vis национальных интересов других стран. Исходя из своего долгого исследования данной проблемы, я бы выразил содержание национальных интересов Узбекистана следующим образом.

Стратегические интересы Узбекистана диктуют ему стать локомотивом региональной интеграции в Центральной Азии. Для этого сначала Ташкент должен инициировать восстановление региональной структуры «Организация Центрально-Азиатского Сотрудничества» (ОЦАС). Узбекистан заинтересован в создании общего рынка в Центральной Азии. Для Узбекистана чрезвычайно важно, чтобы все государства региона проводили скоординированную внешнюю политику и имели одинаковые или близкие позиции по ключевым международным проблемам, а также выступали с общих позиций в международных организациях.

Для достижения этих целей Узбекистан, прежде всего, сам должен стать привлекательным центром региона во всех отношениях. Успешное проведение реформ, превращение Узбекистана в сильное, развитое, демократическое государство является залогом лидерства в Центральной Азии.

Юлий Юсупов, директор Центра содействия экономическому развитию, эксперт в вопросах экономического развития и экономической политики

Экономические интересы Узбекистана в Центральной Азии. Как Узбекистан может выиграть от более открытого курса в регионе?

Экономические интересы Узбекистана в Центральной Азии следующие:
1.Учитывая территориальную близость (что означает низкие издержки доставки товаров), страны ЦА – выгодные торговые партнеры для Узбекистана. Поэтому все страны ЦА (включая Узбекистан) заинтересованы в развитии внутрирегионального разделения труда, что является источником роста экономики и благосостояния населения (как и любое международное разделение труда). Для узбекских производителей рынки соседних стран, особенно Казахстана, весьма перспективны с точки зрения расширения экспорта. Для полноценного задействования этого фактора экономического развития необходимо устранить существующие барьеры на пути региональной торговли.
2.Предприятия стран ЦА – потенциальные партнеры для разного рода кооперационных связей, основанных на производственной кооперации, взаимных прямых и портфельных инвестициях, франчайзинге, совместном продвижении продукции на экспорт и пр. Наличие региональной кооперации также является важным фактором экономического развития стран региона. Для его активизации необходимо устранить не только торговые барьеры, но и барьеры в межстрановом движении финансовых ресурсов.
3.Через соседние страны региона проходят транспортные пути в Узбекистан. Поэтому страна заинтересована в добрососедских отношениях с соседями, чтобы не возникали проблемы в этой сфере. Кроме того, сам Узбекистан оказывает транспортные и коммуникационные услуги для соседних стран и поэтому заинтересован в развитии товарооборота этих стран.
4.Соседние страны являются для Узбекистана важным источником доходов в области туризма, особенно по таким направлениям, как исторический, религиозный туризм, посещение родственников и друзей. Соответственно, очень важно устранить существующие барьеры (визы, регистрация и пр.) для приезда гостей из стран региона.
5.Казахстан является для Узбекистана одним из основных источников поступлений доходов от внешних трудовых мигрантов.

Таким образом, Узбекистан, несомненно, выигрывает от устранения барьеров на пути движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы внутри центрально-азиатского региона.

Интерес иностранных инвесторов

Безусловно, Узбекистан – весьма привлекательный объект для иностранных инвесторов, как страна с высокой численностью населения и наличием больших природных ресурсов. Главное препятствие для прихода иностранного капитала – плохой бизнес-климат, включая нерешенность вопросов конвертации, слабую защищенность прав собственности, высокое налоговое бремя на крупный бизнес.

Новое руководство страны провозгласило курс на реформы, в том числе по таким направлениям, как либерализация валютного рынка, повышение эффективности судебной системы, снижение издержек налогового администрирования и пр. Если эти обещания будут выполнены, то они, конечно же, улучшат бизнес-климат в стране и будут способствовать притоку иностранного капитала. Но инвесторы начнут проявлять больший интерес к стране только, когда увидят, что начнутся реальные реформы. Одних обещаний им недостаточно.

Активная региональная политика Узбекистана — не будет ли конкуренции?

Я думаю, что конкуренция — это всегда (или почти всегда) хорошо. Если в Узбекистане произойдет либерализация экономики, то конкуренция на региональных рынках усилится. Но это: а) откроет больше возможностей для регионального разделения труда и кооперации (см. выше), б) расширит возможности для экспорта товаров стран ЦА в Узбекистан. Причем, чем богаче будет Узбекистан, тем более выгодным он будет партнером.

Посмотрите, каким выгодным партнером для стран Центральной Азии является Казахстан – безусловный на сегодня экономический лидер региона (около 60% регионального ВВП). Что для соседних стран было бы лучше, если бы Казахстан оказался бедным и закрытым?

Так что не надо бояться конкуренции. Ее надо только приветствовать.

Узбекистан и ЕАЭС

Активизация экономических отношений с Россией весьма вероятна. И я не вижу ничего плохого в развитии торговых отношений и привлечении российских инвестиций. Само вступление в ЕАЭС заставит Узбекистан сократить внешнеэкономические барьеры, что уже замечательно. Меня смущает только одно. Сегодня Россия часто увязывает экономическое и политическое партнерство. А такое сочетание часто за собой ведет консервацию сложившихся экономических, правовых и политических институтов, что ограничивает возможности экономического и политического развития стран-партнеров. Если бы Узбекистану удалось включиться в экономические интеграционные процессы, в том числе проходящие в рамках ЕАЭС, избегая при этом участия в «играх» современной геополитики, вот это было бы замечательно.

Санат Кушкумбаев, политолог, член аналитической платформы Almaty-club

Отношения с Казахстаном

Все предпринимаемые Ташкентом шаги во внешней политике начиная с транзитного периода (сентябрь 2016 г.) и в настоящий период свидетельствуют о желании перезагрузить отношения с региональными соседями в Центральной Азии. В числе наиболее актуальных вопросов урегулирование вопросов делимитации границ с Кыргызстаном и Таджикистаном, поиск водно-энергетического баланса.

Что в промежуточном итоге этой политике? Улучшилась атмосфера международных отношений в Центральной Азии, ощутимо уменьшилась конфликтная риторика. Например, следует обратить внимание на выступление главы МИД Узбекистана А. Камилова в сентябре 2016 г. на генассамблее ООН. В отличие от предыдущих лет, в этот раз не было жесткой критики позиции региональных соседей по водным вопросам.

Беспрецедентно интенсифицировался диалог Узбекистана с соседями. Было несколько телефонных разговоров главы Узбекистана Ш. Мирзиеева с лидерами соседних стран. Кроме того, встречи как по линии МИД, так и в целом на межправительственном уровне по границам, водным ресурсам, транспортному сообщению, визам и т.д. стали более продуктивными. Например, на узбекско-кыргызской границе к середине ноября было согласовано 56 участков и осталось несогласованными всего 2 и по ним диалог продолжается. Также следует отметить, выступление таджикского лидера Э. Рахмона в октябре 2016 г. на церемонии возведения Рогунской ГЭС заявившего тогда, что «сегодня со странами региона, в том числе с дружественным и братским Узбекистаном, мы наладили добрососедские отношения во взаимовыгодных направлениях, особенно в сферах воды, энергетики, транспорта».

Таким образом, новое руководство Узбекистана прагматизирует свою внешнюю политику, стремясь выстроить отношения, лишенные политизированных подходов и отягощенных застаревшими противоречиями.

Хорошие отношения Узбекистана с Казахстаном также крайне важны, как для обеих сторон, так и в целом для региональной атмосферы. Две крупные страны региона нуждаются в еще более тесном сотрудничестве. При этом это не противоречит ключевым принципам внешней политики обеих стран. Полагаю, что казахстанско-узбекские отношения будут находиться в общем указанном выше тренде и соответственно углубляться, особенно в экономической сфере.

Возможности и риски для Казахстана в связи с более активной региональной политикой Узбекистана. Интересы казахстанского бизнеса и элиты

Активизация Узбекистана, как отмечалось, нацелена на прагматичные и, самое главное, конструктивные цели. Уже это дает надежду на позитивные изменения. Безусловно, Казахстан, как на политическом уровне, так и на уровне бизнес-сообщества с заинтересованностью воспринимает новые шаги Узбекистана по привлечению иностранных инвесторов, экономической открытости. Например, Казахстан инвестировал в Грузию больше, чем в Узбекистан, и понятно почему. Поэтому открывающиеся перспективы обещают как двустороннюю, так и многостороннюю выгоду.

Здоровая конкуренция, особенно между экономическими субъектами, должна приветствоваться. Это стимулирует развитие. Например, учитывая климатические особенности, у наших стран может и должны сложиться взаимодополняющие аграрные сектора. Следует отметить, что Узбекистан представляет большой и быстро растущий рынок и казахстанский бизнес позитивно смотрит на перспективы его развития. Все это стимулирует улучшение политических отношений, которые должны быть лишены нездоровых геополитических амбиций.

Национальные интересы Казахстана в Центральной Азии. Как Казахстан и Узбекистан могли бы вместе играть конструктивную роль в региональных делах?

Суть интереса Казахстана в регионе заключается в создании условий для безопасного, стабильного и взаимовыгодного взаимодействия с соседями. Позиция нашей страны заключается в том, что с учетом внешней среды и международных трендов, наиболее оптимально интересы каждой страны Центральной Азии, можно отстоять и реализовать при тесном региональном сотрудничестве. Полагаю, что субъектность каждой страны Центральной Азии укрепится, когда совместными усилиями будет возрастать международная субъектность региона в целом. Простой пример, рынок всей Центральной Азии это около 70 млн. человек. В глобальном контексте это ведь более привлекательно, с точки зрения инвестиций, создания совместных производств, развития экспортно-импортных операций и т.д.

Прагматичная цель Казахстана, таким образом, усилить конкурентоспособность региона и стран его составляющих. Ведь несинхронное развитие стран Центральной Азии чревато усугублением межстрановых диспропорций, как например, в уровне жизни, экономическим изоляционизмом, способных усилить противоречия по чувствительным вопросам в транспортно-транзитной области, трудовой миграции, водно-энергетической и пограничной сферах.

Все эти вопросы смогут найти взаимоприемлемое решение при системном взаимодействии региональных стран. Убежден, что неразрешимых вопросов на межстрановом и региональном уровнях нет. В этом контексте роль Узбекистана и Казахстана крайне важна. Тесное сотрудничество обеих стран способно качественно повлиять на всю Центральную Азию, тем самым усиливая кумулятивный эффект в региональном масштабе. Пусть это будет происходить на двустороннем или многостороннем уровне, в формализованном или нет формате, но главным критерием должен быть фактический положительный эффект, который ощутят люди, общества, страны.
19.01.2017

В январе должно пройти очередное заседание специальной рабочей группы по разработке Конвенции о правовом статусе Каспийского моря

Эта одна из самых долгоиграющих проблем, которую прикаспийские государства так и не смогли решить с момента распада Советского Союза.

Мы делили апельсин…

Нефтегазовая сфера является стратегически важной для экономического развития страны, а ситуация в Каспийском регионе имеет прямую связь с обеспечением национальной, в том числе экономической, безопасности Казахстана.

Именно поэтому важно учитывать угрозу появления разных «черных лебедей», которые могут нанести удар по этой безопасности в Каспийском регионе.

Под такими «лебедями» математик и трейдер Нассим Николас ТАЛЕБ понимал побочные риски, способные оказать сильное влияние на траекторию экономического и политического развития любого государства.

И неопределенность правового статуса Каспия увеличивает их.

Многолетние переговоры по данной теме напоминают детский стишок: «Мы делили апельсин. Много нас, а он один».

Проблема определения правового статуса Каспия стала обсуждаться после распада СССР. Конечно, за этот период между тремя прикаспийскими странами возникали попытки решить этот вопрос по-своему.

Например, в июле 1998 года между Казахстаном и Россией было заключено соглашение о разграничении дна северной части Каспийского моря в целях осуществления суверенных прав на недропользование, а в мае 2002 года подписан протокол к данному соглашению.

Кстати, в июне 2016 года президент РФ Владимир ПУТИН подписал закон о ратификации документа, который вносит изменения в соглашение между РФ и Казахстаном о разграничении дна северной части Каспийского моря.

Новый протокол предоставляет той компании, которая будет создана уполномоченными организациями России и Казахстана, право пользования участком недр для геологического изучения, разведки и добычи полезных ископаемых без проведения аукциона сроком на 25 лет с этапом геологического изучения недр до 7 лет.

В свою очередь в 2001 и в 2003 годах были заключены соглашения между Казахстаном и Азербайджаном о разграничении дна Каспийского моря и соответствующий протокол к нему.

Кроме того, между Казахстаном, Азербайджаном и Россией в 2003 году было подписано соглашение о точке стыка, линий разграничения сопредельных участков дна Каспийского моря.

В 2014 году Казахстан и Туркменистан также пришли к аналогичной схеме.

Но все эти протоколы и соглашения не ускорили процесс определения правового статуса Каспия.

В июле 2016 года министры иностранных дел «каспийской пятерки» в Астане снова не пришли к консенсусу по проекту Конвенции о правовом статусе Каспия, который часть прикаспийских стран считает морем, а другая — озером.

От этого зависит сама модель его разделения.

Наиболее жесткую позицию занимает Иран, который не присоединился к Конвенции ООН 1982 года о морском праве, настаивая, что Каспий является озером.

Тегеран выступает с двумя предложениями: либо поделить шельф на пять одинаковых по площади участков, чтобы каждой из пяти стран досталось по 20 процентов территории, либо вообще ничего не делить и совместно использовать всю акваторию.

В свою очередь Казахстан, Азербайджан и Россия поддерживают принцип срединной или модифицированной линии разделения Каспия, в результате которой у Ирана было бы только чуть больше 13-процентной доли на Каспии, в то время как у остальных прикаспийских государств больше. Например, у Казахстана по такой схеме могло бы быть около 29 процентов, что, естественно, устраивает Астану.

В прошлом году замминистра иностранных дел Ирана Ибрагим РАХИМПУР опять заявил, что его страна не согласится на 13 процентов сектора Каспия. В то время как вице-министр иностранных дел Азербайджана Халаф ХАЛАФОВ был более оптимистичен, отметив, что в 2016 году большая часть вопросов по проекту Конвенции о правовом статусе Каспийского моря согласована. И все спорные вопросы планируется завершить до следующего саммита глав прикаспийских государств в 2017 году.

Вот только одним из спорных вопросов все еще является принцип деления. В июле 2016 года глава МИД РК (ныне посол РК в Великобритании) Ерлан ИДРИСОВ заявил, что к сложным темам во время переговоров были отнесены вопросы прокладки коммуникаций по дну Каспийского моря, а также определения методики разграничения дна.

Интересно, что, по данным иранских СМИ, прикаспийские государства не смогли договориться по семи вопросам. Сложность состоит в том, что в мировой практике нет похожих, уже отработанных универсальных принципов раздела спорных участков в таком регионе, как Каспий. Он имеет уникальное положение.

Максимум, что было сделано — это заявление президентов пяти прикаспийских государств в 2014 году по поводу определения национального суверенитета каждой стороны над прибрежным морским пространством в пределах 15 морских миль. Также закреплялись их исключительные права на добычу любых водных биоресурсов в пределах 10 морских миль от берега.

Затягивание решения вопроса о правовом статусе Каспия имеет много причин и ведет к немалому количеству побочных рисков.

Одна из таких причин — наличие спорных месторождений между Туркменистаном, Азербайджаном и Ираном. Хотя, например, Россия и Казахстан на практике продемонстрировали неплохую модель решения проблемы спорных месторождений путем их совместных разработок. Как оказалось, для этого необходимы только две вещи — прагматизм и политическая воля.

Милитаризация Каспия

К побочному риску наличия спорных месторождений и отсутствия правового статуса Каспия можно отнести процесс активной милитаризации региона, когда практически все прикаспийские государства укрепляют в нем свои военно-морские силы.

Кроме того, на Каспии сложилось две группы государств, по-разному смотрящих на военное сотрудничество в этом регионе с другими странами. Это, во-первых, Иран и Россия, которые категорически против любого военного присутствия третьих стран, в первую очередь США, в районе Каспия.

Иран давно уже выражает опасения по поводу увеличения вооруженных сил на Каспии и вмешательства третьих стран в дела Каспийского моря. Еще несколько лет назад министр иностранных дел Ирана Камаль ХАРРАЗИ предложил заключить договор, запрещающий его участникам подписывать двусторонние соглашения с третьими странами, представляющими угрозу безопасности региона.

Кстати, Россия также лоббировала введение запрета на присутствие в регионе вооруженных сил третьих стран, не имеющих непосредственного выхода к морю, а также выступала за запрещение плавания судов под флагами «неприкаспийских» государств.

Здесь было видно явное сближение с иранской позицией. Такая позиция, кстати, может найти поддержку и в Китае, который рано или поздно усилит свою активность на Каспии в качестве дополнительного центра влияния. Поводом для этого может послужить политика защиты китайских нефтегазовых интересов не только в Казахстане, но и в Туркменистане. К тому же Россия и Китай уже опробовали механизм выдавливания «третьих стран» из Центральной Азии через ШОС.

Хотя приход Дональда ТРАМПА в Белый дом с его лозунгами сокращения военного присутствия США в разных регионах мира, с одной стороны, частично может затронуть и Каспий.

К тому же, новым государственным секретарем США Д. Трамп назначил главу компании ExxonMobil Рекса ТИЛЛЕРСОНА, у которого более гибкий подход в отношениях с Москвой, что, впрочем, не помешало ему уже назвать действия России на Украине агрессией, а присоединение Крыма к России расценить как вторжение.

Но большая нефть — всегда большая геополитика. И Рекс Тиллерсон это хорошо понимает. Ведь те же американские компании являются одними из акционеров трубопровода «Баку – Тбилиси – Джейхан», который изначально создавался как дополнительный, не зависимый от России путь транспортировки нефти на мировой рынок не только из Азербайджана, но также из Казахстана. И пока в некоторых прикаспийских государствах будут присутствовать интересы западных нефтегазовых ТНК, в том числе американских, США останутся за карточным столом геополитического каспийского пасьянса.

Что касается милитаризации Каспия, то в 2007 году в Тегеране приняли декларацию, где также был пункт не использовать вооруженные силы для решения споров и не предоставлять свою территорию третьим странам для агрессии против соседей по морю.

Но вся проблема в том, что это не мешает сохранению напряженных отношений между Ираном и Азербайджаном вокруг спорных месторождений. И рано или поздно, но гонка вооружений в каспийском регионе может достичь верхней границы безопасности, за которой риск вооруженного конфликта увеличивается. А любой военный конфликт на Каспии нанесет удар по экономическим интересам Казахстана, который сильно зависит от разработки каспийских месторождений и трубопроводной инфраструктуры, которая здесь существует.

Более того, в 2015 году Каспий впервые не напрямую, а косвенно, был уже втянут в чужой вооруженный конфликт, когда корабли каспийской флотилии ВМФ России применили крылатые ракеты «Калибр» против террористической организации ИГИЛ в Сирии. И тогда это вызвало озабоченность Туркменистана и Казахстана.

Формула «3-2»

Еще одна проблема: основными поставщиками каспийской нефти на мировой рынок являются Казахстан и Азербайджан. В то время как для России, Туркменистана и Ирана каспийские нефтегазовые ресурсы не являются приоритетными.

Некоторые российские компании работают совместно с Казахстаном при разработке каспийских месторождений и являются акционерами Каспийского трубопроводного консорциума. Но десять крупнейших нефтяных месторождений России, такие как Самотлорское, Ромашкинское, Приобское и другие, расположены далеко от Каспия, как, впрочем, и крупные российские газовые запасы.

У Туркменистана основные запасы газа также расположены на суше.

Для того же Ирана углеводородный фактор не так важен, поскольку основную ставку он делает на свои обширные запасы нефти и газа в Персидском заливе.

Конечно, возможно, после отмены санкций против Ирана эта страна начнет привлекать инвесторов и на свои каспийские месторождения. Например, в 2015 году управляющий директор иранской компании по разведке и добыче нефти на Каспии Али ОСУЛИ пообещал представить иностранным инвесторам четыре проекта, связанные с месторождениями на Каспии. Интересно, что один из них является спорным в отношениях с Баку. Хотя все же для России и Ирана Каспий больше интересен не как важный источник добычи и экспорта в виде нефти, а икры и осетровых, поскольку два этих государства являются ее крупнейшими мировыми экспортерами.

К тому же Россия и Иран больше рассматривают Каспий как сферу своих геополитических интересов на стыке нескольких важных регионов. В то время как Казахстан и Азербайджан больше делают ставку на свои экономические интересы, связанные с добычей сырья.

Именно поэтому Москву и Тегеран, скорее, волнуют не вопросы нефтегазового развития региона, а создание препятствий для присутствия на Каспии военных сил третьих стран или поддержание экологического равновесия. Частью этих геополитических игр, в том числе, являются протесты Москвы и Тегерана против строительства любых нефте- и газопроводов по дну Каспия, большинство из которых активно лоббировали США и ЕС.

Некоторые российские эксперты даже предлагали заморозить планы по активной добыче нефти и газа в регионе, чтобы создать условия для долгосрочного освоения биологических ресурсов моря.

Но это явно противоречит энергетической политике Казахстана, даже если и наносит серьезный удар по биоразнообразию казахстанской части Каспийского моря.

Впрочем, сама Россия когда-то не менее активно вела строительство Северо-Европейского газопровода по дну Балтийского моря, несмотря на экологические претензии прибалтийских государств. Но когда речь идет о геополитических играх, политика «двойных стандартов» к ним обычно прилагается.

ДОСЫМ САТПАЕВ

Президент Верховный главнокомандующий Вооруженными силами страны Узбекистана Шавкат Мирзиёев направил праздничное поздравление защитникам Родины по случаю 25-летие образования Вооруженных сил и озвучил приоритетные задачи по дальнейшему развитию и совершенствованию национальной армии.

Президент Шавкат Мирзияев в своем поздравлении подчеркнул, что все, что было достигнуто за прошедшие 25 лет на пути построения армии, неразрывно связано с именем первого президента республики Ислама Каримова.

«Сегодня есть все основания заявить, что за исторически короткий период мы создали национальную армию, способную надежно защитить независимость и территориальную целостность нашей страны», — говорится в поздравлении.

Президент отметил, что на основе глубокого и критического анализа всех достижений и ошибок важно продолжить продуманные и последовательные усилия по дальнейшему развитию и совершенствованию национальной армии.

Во-первых, в числе приоритетов – повышение эффективности законодательного регулирования такой важнейшей сферы, как национальная безопасность. Большинство документов в этой области не отвечают реалиям сегодняшнего дня.

Шавкат Мирзиёев сообщил, что принципиальной позицией нашей страны остается приверженность курсу неприсоединения к любым военно-политическим блокам, недопущения размещения иностранных военных баз и объектов на территории Республики Узбекистан и неучастия военнослужащих в миротворческих операциях за рубежом.

Во-вторых, дальнейшего совершенствования требует система организационного построения Вооруженных Сил.

В-третьих, следует выработать новый подход к планированию мероприятий по подготовке войск, которые, прежде всего, должны соответствовать задачам, возложенным на подразделения, а также степени их подготовленности и оснащенности. В конечном итоге главный критерий для нас в этой работе – практическая отдача, реальное повышение боеспособности и боеготовности Вооруженных Сил, высокая слаженность и эффективное взаимодействие.

В-четвертых, в центре внимания должно оставаться совершенствование системы подготовки профессиональных военных кадров всех уровней.

«В этом плане первым нашим шагом будет создание совершенно новой Академии Вооруженных Сил. В ходе реализации этой задачи мы должны внедрить в процесс обучения новейшие методики и технологии, оснастить учебные аудитории современными тренажерами, учебным и лабораторным оборудованием и компьютерной техникой, создать благоприятные условия для повышения общей культуры слушателей, их досуга и занятий спортом», — отметил Президент.

В-пятых, важнейшая задача сегодня и на перспективу – переоснащение войск современными видами вооружения и военной техники.

В этой связи буде разработана Комплексная программа на 2017-2021 годы, предусматривающая конкретные мероприятия по приобретению продукции военного назначения, ремонт и модернизации имеющейся на вооружении техники с обеспечением их целевого финансирования.

«Считаю, что также пришло время приступить к созданию собственного военно-промышленного комплекса. В этом плане необходимо проработать вопрос образования под руководством первого заместителя Премьер-министра Раматова А.Ж. соответствующего государственного органа, ответственного за реализацию единой политики в области оборонной промышленности, передав в его состав все ремонтные предприятия Министерства обороны, а также Чирчикский авиационный ремонтный завод и госпредприятие НПО «Восток», — заявил Шавкат Мирзиёев.

«В-шестых, необходимо сосредоточиться на повышении эффективности мер по социальной защите военнослужащих. Сегодня мы столкнулись с объективной необходимостью выработки новых механизмов реализации государственных программ в данной сфере», — отметил Президент.

Шавкат Мирзиёев сообщил, что в систему жилищного обеспечения военнослужащих целесообразно шире внедрять положительно зарекомендовавшую себя новую практику предоставления долгосрочных льготных ипотечных кредитов для строительства индивидуального жилья. Уже в этом году во всех регионах страны будет начато строительство 56 трехэтажных жилых домов для семей военнослужащих с предоставлением им льготных ипотечных кредитов.

В-седьмых, актуальной значение имеет непрерывная работа по патриотическому воспитанию нашей молодежи. Как всем известно, патриотизм является нравственной основой жизнеспособности любого государства и выступает в качестве важного мобилизующего ресурса всестороннего развития общества. Именно поэтому мы должны предпринять конкретные шаги по формированию у граждан стойкого иммунитета против негативного воздействия чуждых нам идей и укреплению чувства ответственности за судьбу Отечества.

Президент Республики Узбекистан Шавкат Мирзиёев 7 января 2017 года в преддверии Дня работников органов прокуратуры встретился с группой сотрудников сферы.

Во встрече приняли участие руководители обеих палат Олий Мажлиса, члены правительства, представители государственных и общественных организаций, работники и ветераны органов прокуратуры.

В соответствии с Законом Республики Узбекистан от 19 декабря 2016 года 8 января установлен Днем работников органов прокуратуры Республики Узбекистан. Это способствует дальнейшему повышению эффективности деятельности органов прокуратуры, стимулированию труда работников сферы.

— Сегодня впервые отмечаем День работников органов прокуратуры Узбекистана. От всей души поздравляю вас с этой датой. Желаю всем вам крепкого здоровья, мира и спокойствия, успехов в вашей ответственной работе, — сказал Президент нашей страны. — Как известно, 8 января 1992 года Указом Первого Президента Республики Узбекистан Ислама Каримова Прокуратура Узбекской ССР была преобразована в прокуратуру независимой Республики Узбекистан.

В соответствии с Конституцией Республики Узбекистан органы прокуратуры являются одними из субъектов, обладающих правом законодательной инициативы. Органами прокуратуры проводится системная работа по обеспечению верховенства закона, укреплению законности в стране, защите прав и свобод граждан, интересов общества и государства, профилактике преступности и правонарушений.

В годы независимости в нашей стране осуществлены широкомасштабные реформы по обеспечению верховенства закона, надежной защите прав и свобод граждан. Кардинально реформирована судебно-правовая система.

Сегодня мы должны обсудить стоящие перед нами актуальные задачи, сказал глава нашего государства. Люди могут терпеть любые трудности, но не могут терпеть несправедливость. Органы прокуратуры должны играть важную роль в дальнейшем укреплении справедливости в обществе.

Осуществленные под руководством Первого Президента нашей страны Ислама Каримова меры по укреплению законодательных основ реализуемых последовательных реформ и повышению их эффективности способствуют всестороннему развитию нашей страны. Достигнутые высокие результаты в дальнейшей демократизации и модернизации страны, развитии гражданского общества широко признаются международным сообществом.

На работников органов прокуратуры возложена ответственная задача, которая требует самоотверженности и объективности, сказал Президент нашей страны. За каждым принимаемым решением стоит судьба человека. Здесь уместно вспомнить народную мудрость: семь раз отмерь, один раз отрежь. Поэтому принятие всесторонне продуманных и взвешенных решений должно стать основным критерием деятельности работников сферы.

Органы прокуратуры занимают важное место в укреплении законодательства, обеспечении неукоснительного исполнения законов, повышении правовой культуры граждан, формировании демократического правового государства, поддержке развития частной собственности и предпринимательства, обеспечении их надежной защиты.

В соответствии с Указом Президента Республики Узбекистан «О дополнительных мерах по обеспечению ускоренного развития предпринимательской деятельности, всемерной защите частной собственности и качественному улучшению делового климата» от 5 октября 2016 года повышена ответственность должностных лиц за незаконное вмешательство и воспрепятствование предпринимательской деятельности, ее необоснованное приостановление.

Это ставит перед работниками органов прокуратуры еще более ответственные задачи по надзору за правильным и полным исполнением законодательных актов, предупреждением правонарушений.

Глава нашего государства особо отметил роль органов прокуратуры в дальнейшем развитии предпринимательской деятельности. Если предприниматель будет богатым, то богатым будет и государство. Необходимо создать широкие условия для деловых людей. Прокурор должен помогать и поддерживать предпринимателей.

Наша страна достигает положительных результатов в реорганизации сферы на уровне международных стандартов. Органы прокуратуры должны обладать высоким авторитетом в обеспечении верховенства закона в обществе, в построении правового государства, служить защите законных прав юридических и физических лиц, повышению правовой культуры населения.

В целях дальнейшего совершенствования организационно-правовых механизмов осуществления парламентского контроля за деятельностью органов прокуратуры, повышения эффективности их работы по обеспечению верховенства закона и законности в стране, надежной защиты прав и свобод граждан, интересов общества и государства было принято совместное постановление Кенгашей Сената и Законодательной палаты Олий Мажлиса Республики Узбекистан об образовании Комиссии Сената Олий Мажлиса по контролю за деятельностью органов прокуратуры. На Комиссию возложены задачи по осуществлению системного парламентского контроля за деятельностью органов прокуратуры, эффективностью выполнения возложенных на них функций по обеспечению верховенства закона и законности, защиты прав и свобод граждан, всестороннему изучению и обобщению правоприменительной практики органов прокуратуры, дальнейшему совершенствованию законодательства, регламентирующего деятельность органов прокуратуры, а также правоприменительной практики и методов их работы.

В настоящее время Сенат Олий Мажлиса ежегодно заслушивает отчет Генерального прокурора. Это, конечно, важно, однако, кто будет заслушивать отчеты прокуроров на местах, сказал глава нашего государства.

Начиная с нынешнего года будет внедрена система отчетности перед населением хокимов всех уровней, руководителей органов прокуратуры и внутренних дел. Кроме того, в регионах будет составляться ежемесячный рейтинг деятельности прокуроров. Их работа будет оцениваться исходя из показателей этого рейтинга.

В открытую в прошлом году виртуальную приемную Премьер-министра от граждан поступило 311 тысяч обращений. Среди них немало обращений, касающихся деятельности органов прокуратуры. Эти факты вызывают сожаление, отметил Президент нашей страны. Почему увеличиваются проблемы в жизни людей? Большая часть обращений – это последствия безответственности соответствующих руководителей, в том числе органов прокуратуры.

В Год диалога с народом и интересов человека перед работниками прокуратуры стоят очень ответственные задачи. Ни одно обращение не должно оставаться без внимания, подчеркнул глава нашего государства.

Генеральный прокурор Республики Узбекистан Ихтиёр Абдуллаев, прокурор Хорезмской области Садриддин Турдиев, прокурор Ханкинского района Гайрат Абдуллаев, старший инспектор Гузарской районной прокуратуры Замира Аширова, прокурор города Ташкента Ботир Кудратхужаев, начальник Ташкентского городского управления департамента Генеральной прокуратуры Жахонгир Эгамов и другие выразили Президенту нашей страны признательность за  установление 8 января Днем работников органов прокуратуры и отметили, что из высказанных главой нашего государства критических замечаний будут сделаны необходимые выводы и задействованы все силы и возможности для полного обеспечения интересов человека.