Гуру либерализма Фрэнсис Фукуяма на примере Украины утверждает, что миру теперь нужен силовой национал-либерализм. Либерализм, оказывается, не может жить без государственного подавления. Отсюда рукой подать и до оправдания практики нацизма на Украине.

Либерализму нужен национализм

Либерализм в опасности. Основой либеральных обществ являются терпимость к различиям, уважение прав личности и верховенство закона. И все это находится сейчас под угрозой, поскольку мир переживает то, что можно назвать демократической рецессией или даже депрессией. По данным Freedom House, политические права и гражданские свободы во всем мире сокращаются каждый год в течение последних 16 лет. Упадок либерализма проявляется в растущей силе автократий, таких как Китай и Россия, эрозии либеральных — или номинально либеральных — институтов в таких странах, как Венгрия и Турция, и отступлении либеральных демократий в таких странах, как Индия и Соединенные Штаты.В каждом из этих случаев росту антилиберализма способствовал национализм. Нелиберальные лидеры, их партии и их союзники использовали националистическую риторику в стремлении к более жесткому контролю над своими обществами. Они осуждают своих оппонентов как «элиты, оторванные от жизни», как изнеженных космополитов и глобалистов. Они утверждают, что являются настоящими представителями своих стран и их истинными хранителями. Иногда нелиберальные политики изображают своих либеральных коллег просто карикатурно, как ничего не умеющих людей «не от мира сего». Часто они называют своих либеральных соперников не просто политическими противниками, а чем-то более зловещим: врагами народа.Сама природа либерализма делает его восприимчивым к таким атакам. Главный фундаментальный принцип, закрепленный в либерализме, — это принцип терпимости: государство не предписывает верования, понятия идентичности человека или любые другие догмы. С момента своего тогда еще слабого появления в семнадцатом веке в качестве организующего принципа политики либерализм намеренно снижал свои политические цели с достижения «хорошей жизни», к чему всегда призывали религии, моральные доктрины или культурные традиции, на сохранение самой жизни в условиях, когда население не может договориться о том, что такое эта самая «хорошая жизнь». Эта агностическая природа либерализма создает некий духовный вакуум, поскольку люди идут своими путями и испытывают лишь слабое чувство общности. Либеральные политические порядки действительно требуют общих ценностей, таких как терпимость, стремление к компромиссу и здравому смыслу, но они не способствуют сильным эмоциональным связям, характерным для тесно сплоченных религиозных и этно-националистических сообществ. И на самом деле, либеральные общества часто поощряли бесцельную погоню человека за материальным самоудовлетворением.Самой сильной стороной либерализма остается его существовавший веками прагматизм и его способность создавать разнообразие в плюралистических обществах. Тем не менее, тому разнообразию, с которым могут справиться либеральные общества, тоже существуют пределы. Если достаточное множество людей сами отвергают либеральные ценности и стремятся ограничить основные права других, или если граждане прибегают к насилию, чтобы добиться своего, то либерализм сам по себе не может поддерживать политический порядок. И если общества отходят от либеральных принципов и пытаются основывать свою национальную идентичность на категориях расы, этнической принадлежности, религии или каком-либо другом понимании «хорошей жизни», они провоцируют возвращение к потенциально кровавому конфликту. Мир, полный таких стран, неизменно будет более разделенным, более беспокойным и более жестоким.

Вот почему для либералов тем более важно не отказываться от идеи нации. Им следует признать, что на самом деле ничто не делает универсальность либерализма несовместимой с миром наций-государств. Национальная идентичность податлива, и ее можно формировать так, чтобы она отражала либеральные устремления и одновременно прививала широкой публике чувство общности и цели.В качестве доказательства непреходящей важности национальной идентичности достаточно взглянуть на проблемы, с которыми столкнулась Россия, начав свою военную спецоперацию на Украине. Президент России Владимир Путин заявил, что Украина не имеет своей собственной национальной идентичности, отличной от России, и что страна рухнет сразу же, как только начнется операция. Вместо этого Украина упорно сопротивляется России именно потому, что ее граждане привержены идее независимой, либерально-демократической Украины. Они дали понять, что ее граждане готовы умереть за либеральные идеалы, но только тогда, когда эти идеалы укоренены в стране, которую они могут назвать своей собственной.

ДУХОВНЫЙ ВАКУУМ ЛИБЕРАЛИЗМА

Либеральные общества испытывают большие трудности с тем, чтобы представить своим гражданам позитивное видение национальной идентичности. Теория, лежащая в основе либерализма, сталкивается со сложностями в проведении четких границ вокруг сообществ и объяснении того, чем люди могут располагать внутри и вне этих границ. Это происходит потому, что либеральная теория построена на концепции универсализма. Как утверждается во Всеобщей декларации прав человека: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». И далее: «Каждый человек имеет право на все права и свободы, изложенные в настоящей Декларации, без каких бы то ни было различий, таких как раса, цвет кожи, пол, язык, религия, политические или иные убеждения, национальное или социальное происхождение, собственность, место рождения или чего-либо иного». Либералы теоретически озабочены нарушениями прав человека, где бы в мире они ни происходили. Многие либералы не любят окрашенных национальной обособленностью пристрастий националистов и воображают себя «гражданами мира».Заявление об универсализме иногда трудно согласовать с разделением мира на национальные государства. Например, нет четкой либеральной теории о том, как проводить национальные границы, что представляет собой огромный недостаток либеральной теории, который привел к внутрилиберальным конфликтам на основе сепаратизма в таких регионах, как Каталония, Квебек и Шотландия, и разногласиям по поводу миграционной политики и отношения к беженцам. Популисты, такие как бывший президент США Дональд Трамп, очень эффективно воспользовались этим противоречием между универсалистскими устремлениями либерализма и более узкими притязаниями национализма.Националисты жалуются на то, что либерализм разрушил узы национального единения и заменил их глобальным космополитизмом, который заботится о людях в далеких странах так же, как и о своих согражданах. Националисты 19 века основывали национальную идентичность на биологии и считали, что национальные сообщества основаны на общем биологическом происхождение. Это продолжает оставаться важной темой и для некоторых современных националистов, таких как премьер-министр Венгрии Виктор Орбан, который определил венгерскую национальную идентичность как основанную на мадьярской этнической принадлежности.Другие националисты, такие как израильский ученый Йорам Хазони, стремятся пересмотреть этно-национализм 20 века, утверждая, что нации представляют собой объединенные цивилизационные единицы, которые позволяют их членам разделять между собой прочные традиции еды, праздников, языка и тому подобного. Американский консервативный мыслитель Патрик Денин утверждал, что либерализм представляет собой форму «антикультуры», которая растворила все формы долиберальной культуры, используя власть государства для внедрения во все аспекты частной жизни народа и контроля над ними.Примечательно, что Денин и другие консерваторы порвали с экономическими неолибералами и открыто обвиняли рыночный капитализм в подрыве ценностей семьи, человеческого сообщества и традиций. В результате категории 20 века, которые определяли политических левых и правых с точки зрения экономической идеологии, не вполне соответствуют современной реальности, поскольку правые группы готовы одобрять использование государственной власти для регулирования как общественной жизни, так и экономики.Существует значительное совпадение в точках зрения между националистами и религиозными консерваторами. Среди главных традиций, которые хотят сохранить современные националисты, присутствуют религиозные. Например, партия «Право и справедливость» в Польше была тесно связана с Польской католической церковью и глубоко восприняла выступления последней против поддерживаемых либеральной Европой абортов и однополых браков. Точно так же религиозные консерваторы часто считают себя патриотами. Это относится, скажем, к американским евангелистам, которые составили ядро ​​движения Трампа «Сделаем Америку снова великой».Следует признать, что главная идея критики либерализма консерваторами о том, что либеральные общества не обеспечивают прочного общего морального ядра, вокруг которого может быть построено человеческое сообщество, достаточно верна. Но это особенность либерализма, а не его недостаток. Вопрос для консерваторов заключается в том, существует ли реальный способ повернуть время вспять и восстановить более жесткий моральный порядок. Некоторые американские консерваторы надеются вернуться в воображаемое время, когда практически все в Соединенных Штатах были христианами. Но современные общества гораздо более разнообразны в религиозном отношении, чем во времена религиозных войн в Европе в шестнадцатом веке. Идея восстановления общей моральной традиции, определяемой религиозными верованиями, бесперспективна. Лидеры, которые надеются добиться такого рода восстановления, такие как Нарендра Моди, индийский националист-премьер-министр, призывают к угнетению и межобщинному насилию. Моди слишком хорошо это знает: он был главным министром западного штата Гуджарат, когда в 2002 году его потрясли межобщинные беспорядки, в результате которых погибли тысячи человек, в основном мусульмане. С 2014 года, когда Моди стал премьер-министром, он и его союзники стремились привязать индийскую национальную идентичность к опорным столбам индуизма и языка хинди, что кардинально отличается от светского плюрализма основателей индийского либерализма.

НИКУДА БЕЗ ГОСУДАРСТВА

Нелиберальные силы во всем мире будут продолжать использовать призывы к национализму в качестве мощного электорального оружия. У либералов может возникнуть соблазн отвергнуть эту риторику как ура-патриотическую и грубую. Но нацию своим противникам они все равно уступать не должны.Либерализм с его универсалистскими претензиями может испытывать неловкость в соседстве с кажущимся ограниченным национализмом, но их можно примирить. Цели либерализма полностью совместимы с миром, разделенным на национальные государства. Все общества должны применять силу как для сохранения внутреннего порядка, так и для защиты от внешних врагов. Либеральное общество тоже делает это, создавая сильное государство, но затем ограничивая власть этого государства верховенством закона. Власть государства основана на общественном договоре между независимыми людьми, которые соглашаются отказаться от части своих прав поступать свободно, в обмен на защиту государства. Если мы имеем дело с либеральной демократией, то эта власть узаконена как всеобщим принятием закона, так и всенародными выборами.Либеральные права бессмысленны, если они не могут быть обеспечены государством, которое, согласно известному определению немецкого социолога Макса Вебера, является законной монополией силы на определенной территории. Территориальная юрисдикция государства обычно соответствует территории, занимаемой группой лиц, подписавших общественный договор. Люди, живущие за пределами этой юрисдикции, тоже могут рассчитывать на уважение своих прав, но государство не всегда обязано обеспечивать им их соблюдение.Таким образом, государства с четко определенной территориальной юрисдикцией остаются важными политическими игроками, поскольку они единственные могут осуществлять законное применение силы. В современном глобализованном мире власть осуществляется самыми разными институтами, от многонациональных корпораций до некоммерческих групп, от террористических организаций до наднациональных органов, таких как Европейский Союз и Организация Объединенных Наций. И никогда не была более очевидна необходимость международного сотрудничества в решении таких проблем, как глобальное потепление и борьба с пандемиями инфекционных заболеваний. Но остается фактом то, что одна конкретная форма власти, а именно способность обеспечивать соблюдение правил с помощью угрозы или фактического применения силы, остается под контролем государств-наций. Ни Европейский союз, ни Международная ассоциация воздушного транспорта не используют собственную полицию или армию для обеспечения соблюдения установленных ими правил. Такие организации по-прежнему зависят от силовых возможностей стран, которые наделили их соответствующими полномочиями. Безусловно, сегодня существует большой свод норм международного права, который во многих областях заменяет право национального уровня. Подумайте, например, о acquis communautaire (Acquis communautaire — правовая концепция в системе правовых норм ЕС – Прим. ИноСМИ) Европейского Союза, который служит своего рода общим правом для регулирования торговли и разрешения споров. Но в конечном счете, международное право по-прежнему опирается на правоприменение на национальном уровне. Когда государства-члены ЕС расходятся во мнениях по важным вопросам политики, как это было во время кризиса евро 2010 года и миграционного кризиса 2015 года, проблемы решаются не европейским законодательством, а относительной властью государств-членов. Иными словами, высшая власть по-прежнему остается прерогативой национальных государств, а это означает, что контроль над властью на этом уровне остается критически важным.Таким образом, искать противоречие между либеральным универсализмом и потребностью в национальных государствах не следует. Хотя нормативная ценность прав человека может быть универсальной, правоприменительная сила таковой не является. Это дефицитный ресурс, который обязательно применяется на четко ограниченной территории. И либеральное государство имеет полное право предоставлять разные уровни прав гражданам и негражданам, потому что у него нет ресурсов или полномочий для универсальной защиты прав всех людей. Все люди на территории государства пользуются равной защитой закона, но только его граждане являются полноправными участниками общественного договора, обладающими особыми правами и обязанностями, в частности правом голоса.

Тот факт, что государства остаются средоточием силы принуждения, должен вызывать осторожность в отношении предложений о создании новых наднациональных органов и делегировании им такой власти. Либеральные общества накопили несколько сотен лет опыта, изучая, как ограничивать власть на национальном уровне с помощью верховенства закона и законодательных институтов и как уравновешивать власть так, чтобы ее использование отражало общие интересы. Но эти же общества понятия не имеют, как создавать такие институты на глобальном уровне, где, например, глобальный суд или законодательная власть могли бы ограничивать произвольные решения глобального чиновничества. Европейский союз является продуктом самых серьезных до сих пор усилий, направленных на то, чтобы сделать это на региональном уровне. И то в результате получилась довольно неуклюжая система, характеризующаяся чрезмерной слабостью в одних областях (фискальная политика, иностранные дела) и чрезмерной властью в других (экономическое регулирование). Но у Европы по крайней мере есть некая общая история и культурная идентичность, которых нет на глобальном уровне. Международные институты, такие как Международный суд и Международный уголовный суд, продолжают полагаться на государства в обеспечении исполнения их судебных решений.Немецкий философ Иммануил Кант рисовал в своем воображении «вечный мир», при котором на Земле, заполненной либеральными государствами, международные отношения будут регулироваться посредством закона, а не с помощью силы. К сожалению, спецоперация России на Украине продемонстрировала, что мир еще не достиг этого постисторического момента и что грубая военная сила остается главным гарантом мира для либеральных стран. Поэтому маловероятно, что национальное государство исчезнет как важнейший игрок в глобальной политике.«ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ»Консервативная критика либерализма содержит в своей основе разумный скептицизм в отношении того акцента, который делает либерализм на вопросах индивидуальной свободы. Либеральные общества предполагают равенство человеческого достоинства, то самого достоинства, которое основывается на способности человека делать выбор. По этой причине либералы привержены защите этой свободы как основного права человека. Но хотя свобода индивидуума и является фундаментальной либеральной ценностью, это не единственное человеческое благо, которое автоматически превосходит все другие представления о «хорошей жизни».Сфера того, что считается свободой, со временем неуклонно расширялась от свободы выбора в подчинении тем или иным правилам в рамках существующих моральных рамок, до создания этих правил для себя. Но уважение к человеческой свободе предназначалось для того, чтобы управлять и смягчать конкуренцию глубоко укоренившихся убеждений, а не для того, чтобы просто вытеснять эти убеждения во всей их полноте. Не каждый человек думает, что максимизация его личной свободы является самой важной целью жизни или что разрушение любой существующей формы власти обязательно является хорошей идеей. Многие люди с удовольствием ограничивают свою свободу выбора, принимая религиозные и моральные рамки, связывающие их с другими людьми, или живя в рамках унаследованных цивилизационных традиций. Первая поправка к Конституции США предназначалась для защиты свободы вероисповедания, а не для защиты граждан от религии.Успешные либеральные общества имеют свою собственную культуру и свое собственное понимание «хорошей жизни», даже если это видение может быть более тонким, чем то, что предлагают общества, связанные одной доктриной. Они не могут быть нейтральными по отношению к ценностям, которые необходимы для поддержания их существования в качестве либеральных обществ. Им необходимо уделять первоочередное внимание духу коллективизма, терпимости и активному участию в общественных делах, если они хотят быть сплоченными. Им нужно ценить инновации, предпринимательство и готовность идти на риск, если они хотят добиться экономического процветания. Общество обращенных внутрь себя личностей, заинтересованных только в максимизации своего личного потребления, вообще не будет обществом.Государства важны не только потому, что они являются средоточием легитимной власти и инструментами контроля над насилием. Они также являются единственным источником общности людей. С одной стороны, либеральный универсализм бросает вызов природе человеческого общений. Ведь самые сильные узы привязанности человек испытывает к самым близким ему людям, таким как друзья и семья, а по мере расширения этого круга знакомых чувство долга по отношению к ним неизбежно ослабевает. Но на протяжении веков, наряду с тем, как человеческие общества становились больше и сложнее, границы солидарности резко расширились от семей, деревень и племен до целых стран. Однако до сих пор мало кто любит человечество в целом. Для большинства людей во всем мире страна остается крупнейшей единицей солидарности, к которой они испытывают инстинктивную лояльность. И эта лояльность становится важнейшей опорой легитимности государства и, следовательно, его способности управлять. В некоторых обществах слабая национальная идентичность может иметь катастрофические последствия, как это видно в ряде развивающихся стран, таких как Мьянма и Нигерия, и в некоторых несостоявшихся государствах, таких как Афганистан, Ливия и Сирия.

КОНКРЕТИКА ЛИБЕРАЛЬНОГО НАЦИОНАЛИЗМА

Этот аргумент может показаться похожим на аргументы Хазони, консервативного израильского ученого, который в своей книге 2018 года «Добродетель национализма» выступает за глобальный порядок, основанный на суверенитете национальных государств. Он делает важное замечание, предостерегая от склонности либеральных стран, таких как Соединенные Штаты, заходить слишком далеко в стремлении переделать остальной мир по своему образу и подобию. Но он ошибается, полагая, что существующие страны являются четко разграниченными цивилизационными единицами, и что мирный глобальный порядок можно построить, приняв их такими, какие они есть. Сегодняшние страны — это социальные конструкции, являющиеся побочным продуктом исторической борьбы, которая часто включала завоевания, насилие, насильственную ассимиляцию и преднамеренное манипулирование цивилизационными символами. Существуют лучшие и худшие формы национальной идентичности, и общества могут выбирать между ними.Если национальная идентичность основана на фиксированных характеристиках, таких как раса, этническая принадлежность или религиозное наследие, то она становится потенциально не-инклюзивной категорией, нарушающей либеральный принцип равного достоинства. Хотя между потребностью в национальной идентичности и либеральным универсализмом нет обязательного противоречия, тем не менее между двумя этими принципами существует мощная потенциальная точка напряжения. Основанная на фиксированных характеристиках национальная идентичность может превратиться в агрессивный и эксклюзивный национализм, как это произошло в Европе в первой половине двадцатого века.По этой причине либеральные общества не должны официально признавать группы, основанные на фиксированной идентичности, такой как раса, этническая принадлежность или религиозное наследие. Конечно, бывают, бывают и такие случаи, когда это становится неизбежным, и либеральные принципы не действуют. Во многих частях мира этнические или религиозные группы из поколения в поколение занимали одну и ту же территорию и имеют свои собственные прочные культурные и языковые традиции. На Балканах, Ближнем Востоке, в Южной Азии и Юго-Восточной Азии этническая или религиозная идентичность де-факто является существенной характеристикой большинства людей, и ассимилировать их в более широкую национальную цивилизацию практически нереально. В принципе можно организовать некую форму либеральной политики вокруг нескольких цивилизационных единиц. Индия, например, признает несколько национальных языков и в прошлом разрешала своим штатам устанавливать собственную политику в отношении систем образования и права. В таких странах, как правило, необходимо наличие федерализма и сопутствующая передача полномочий субнациональным единицам. Власть может быть формально распределена между различными группами, определяемыми их культурной идентичностью, в структуре, которую политологи называют «консоциональная демократией (политическая система, ориентированная на интересы национальных меньшинств, применимая в государстве, разделённом на сегменты по этническим, религиозным, региональным и другим признакам. Один из примеров – Северная Ирландия – Прим. ИноСМИ). Хотя это сработало достаточно хорошо в Нидерландах, эта практика оказалась катастрофической в ​​таких местах, как Босния, Ирак и Ливан, где группы идентичности оказались запертыми в безысходной борьбе без победителя. В обществах, в которых цивилизационные группы еще не превратились в самоценные единицы, лучше обращаться с гражданами как с индивидуумами, а не как с членами групп идентичности.Наряду с этим, есть и другие аспекты национальной идентичности, которые могут быть приняты добровольно и, следовательно, более широко распространены, такие как литературные традиции, исторические нарративы, язык, еда и спорт. Каталония, Квебек и Шотландия — все это регионы с отличными историческими и культурными традициями, и все они имеют много сторонников национализма, стремящихся к полному отделению от страны, с которой они связаны. Но нет никаких сомнений в том, что эти регионы продолжали бы оставаться либеральными обществами, уважающими права личности, даже если бы они отделились, как это произошло в Чехии и Словакии после того, как они стали отдельными странами в 1993 году.

Национальная идентичность представляет собой очевидную опасность, но также и определенные возможности. Это социальная конструкция, и ее можно формировать так, чтобы поддерживать либеральные ценности, а не подрывать их. Исторически сложилось так, что многие страны сформировались из разнообразного населения, испытывающего сильное чувство общности, основанное на политических принципах или идеалах, а не на детерминированных групповых категориях. Австралия, Канада, Франция, Индия и Соединенные Штаты — все это страны, которые в последние десятилетия стремились конструировать национальную идентичность на основе политических принципов, а не расы, этнической принадлежности или религии. Соединенные Штаты прошли долгий и болезненный процесс переосмысления того, что значит быть американцем, постепенно устраняя барьеры на пути к гражданству на основе класса, расы и пола, хотя этот процесс все еще не завершен и претерпел множество неудач. Во Франции выстраивание национальной идентичности началось с Декларации прав человека и гражданина Французской революции, которая установила идеал гражданства, основанный на общем языке и культуре. В середине двадцатого века Австралия и Канада были странами с преобладающим белым населением и ограничительными законами в отношении иммиграции и гражданства, такими как пресловутая политика «белой Австралии», которая не допускала иммигрантов из Азии. Однако обе эти страны реконструировали свою национальную идентичность на нерасовой основе после 1960-х годов и открылись для массовой иммиграции. Сегодня в обеих странах больше населения, родившегося за границей, причем здесь отмечается гораздо меньший уровень расовой поляризации, чем в США и возрождения белого расизма.Тем не менее, нельзя недооценивать трудность формирования общей идентичности в резко разделенных демократиях. Большинство современных либеральных обществ были построены на основе исторических наций, чье понимание национальной идентичности было выковано нелиберальными методами. Франция, Германия, Япония и Южная Корея были нациями до того, как стали либеральными демократиями. Соединенные Штаты, как многие отмечали, стали государством еще до того, как стали нацией.Процесс формирования американской нации в либеральных политических традициях был длительным, трудным и периодически насильственным. Даже сегодня этот процесс оспаривается как левыми, так и правыми с резко противоречащими друг другу нарративами о происхождении страны.У либерализма будут серьезные проблемы, если люди будут видеть в нем не более чем механизм мирного управления разнообразием без широкого понимания национальной цели. Люди, пережившие насилие, войну и диктатуру, обычно стремятся жить в либеральном обществе, как жили европейцы в период после 1945 года. Но по мере того, как люди привыкают к мирной жизни при либеральном режиме, и воспринимают порядок как должное, они начинают тосковать по той политике, которая направит их к более высоким целям. В 1914 году в Европе почти целое столетие не было разрушительных конфликтов, но массы людей оказались счастливы отправиться на войну, несмотря на огромный материальный прогресс, достигнутый за это время.Возможно, сегодня мир достиг подобной же точки в истории человечества: в нем не было масштабных межгосударственных войн в течение трех четвертей века, и тем временем наблюдался массовый рост глобального процветания, который привел к столь же масштабным социальным переменам. Европейский союз был создан как противоядие от национализма, приведшего к мировым войнам, и в этом отношении своей успешностью превзошел все ожидания. Но ситуация на Украине сулит новые беспорядки и насилие впереди. Если Путину удастся сокрушить украинскую независимость и демократию, мир вернется в эпоху агрессивного и нетерпимого национализма, напоминающую начало двадцатого века. Соединенные Штаты тоже совсем не застрахованы от такого развития истории, поскольку такие популисты, как Трамп, стремятся повторить путинские авторитарные методы.

Фрэнсис Фукуяма договорился: теперь миру нужен сильный национал-либерализм. И учиться ему нужно у Украины. | 17.04.2022, ИноСМИ (inosmi.ru)

Милитаризация Западом мировых финансов: как США продавили военную операцию «шок и трепет» против Центробанка России (Financial Times, Великобритания)

Financial Times пишет о западном заговоре против российской финансовой системы. Это совершенно новый вид войны — милитаризация доллара США и превращение его в оружие для наказания противников. Только пройдет ли это безнаказанно для Америки? Не станет ли это «пирровой победой»?

Это первая из двух частей большого материала Financial Times, посвященного санкциям в отношении российского Центрального банка и новой эпохе финансовых войн. В следующей статье будет задан сакраментальный вопрос: останется ли когда-нибудь международная финансовая система прежней?

Шел третий день российской спецоперации на Украине, и на 13-м этаже штаб-квартиры Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен вдруг наткнулась на препятствие.

Председатель ЕК провела всю субботу, разговаривая по телефону в своем офисе в Брюсселе, добиваясь консенсуса среди западных правительств в отношении самых масштабных и наказательных финансовых и экономических санкций, когда-либо применявшихся против противников ЕС.

Соглашение было уже было близко, но в Вашингтоне министр финансов Джанет Йеллен все еще раздумывала над деталями самой драматичной и чувствительной для рынка меры — введения санкций в отношении российского Центрального банка. США являлись главной движущей силой введения антироссийских санкций. Но пока Йеллен корпела над текстами, европейцы, обеспокоенные тем, что русские могут пронюхать о западных планах, стремились как можно быстрее довести их до финишной черты.

Фон дер Ляйен позвонила Марио Драги, премьер-министру Италии, и попросила его обсудить детали непосредственно с Йеллен. «Мы все ждали, спрашивая: «Чего она там так долго? — вспоминает высокопоставленный чиновник Еврокомиссии. — Потом пришел ответ: Драги должен применить свое колдовство в отношении Йеллен». К вечеру договоренность была достигнута.

МИЛИТАРИЗАЦИЯ ФИНАНСОВ

Йеллен, которая раньше длительное время возглавляла Федеральную резервную систему США, и Драги, бывший глава Европейского центрального банка, являются ветеранами целой серии драматических кризисов — от финансового краха 2008–2009 годов до кризиса евро. Все это время они были важнейшими гарантами спокойствия и стабильности для нервных финансовых рынков.

Но в данном случае согласованный Йеллен и Драги план по замораживанию значительной части валютных резервов Москвы (их общие размеры составляли 643 млрд долларов) был совсем о другом: они фактически объявляли финансовую войну России.

Заявленная цель санкций — нанести существенный ущерб российской экономике. Или, как позднее в ту субботу вечером после объявления о санкционных мерах выразился один высокопоставленный американский чиновник, «подтолкнуть российскую валюту в свободное падение».

Это совершенно новый вид противостояния — милитаризация доллара США и других западных валют, то есть превращение их в оружие для наказания своих противников.

Это тот подход к конфликту, который разрабатывался уже два десятилетия. Поскольку избиратели в США устали от военных интервенций и так называемых «бесконечных войн», имелось в виду, что эту «военную» нишу частично заполнит финансовая война. В отсутствие действенных рычагов военного или дипломатического давления на противника именно финансовые санкции чаще всего становятся предпочтительным инструментом в политике национальной безопасности.

«Это полный шок и трепет», — говорит Хуан Сарате, бывший высокопоставленный чиновник Белого дома, участвовавший в разработке финансовых санкций, которые Америка применяла за последние 20 лет («Шок и трепет» – американская военная доктрина, в основе которой лежит концепция «быстрого достижения преобладания». Применялась армией США в ходе кампании в Ираке. Разработана в 1996 году руководителем Института оборонных исследований и технологий Джеймсом Вэйдом и сотрудником Центра стратегических и международных исследований Харланом Ульманом – Прим. ИноСМИ). «Это такое агрессивное отключение российской финансовой системы и ее системы внешней торговли от остального мира, какое только можно себе представить».

Превращение финансов в оружие имеет глубокие последствия для будущего международной политики и экономики. Многие из основополагающих принципов эпохи после холодной войны переворачиваются с ног на голову. Если когда-то глобализация преподносилась как действенный барьер на пути предотвращения конфликтов и как сеть взаимозависимостей, которые еще больше сблизит бывших врагов, то теперь вместо этого она стала новым полем битвы.

Сила финансовых санкций проистекает из вездесущности доллара США. Это наиболее часто используемая валюта для торговых и финансовых транзакций, причем зачастую это происходит еще и с участием американских банков. Рынки капитала Америки являются самыми емкими в мире, а казначейские облигации США служат прочной опорой для глобальной финансовой системы.

В результате финансовым учреждениям, центральным банкам и даже многим компаниям очень трудно работать, если они отрезаны от доллара США и американских финансов. Добавьте к этому еще евро, вторую по величине валюту в резервах большинства центральных банков, а также фунт стерлингов, иену и швейцарский франк, и влияние таких санкций станет еще более пугающим.

США и раньше вводили санкции против центральных банков Северной Кореи, Ирана и Венесуэлы, но они всегда были в значительной степени изолированы от мировой торговли. Санкции против Центробанка России — это первый случай применения этого оружия против крупной экономики и первый раз в рамках военного конфликта, причем конфликта с участием одной из ведущих ядерных держав.

Конечно, в таком решении есть огромные риски. Санкции против российского Центрального банка могут вызвать негативную реакцию против доминирования доллара в мировых финансах. За пять недель, прошедших с момента первого введения санкционных финансовых мер, российский рубль восстановил большую часть своих прежних позиций, которые он первоначально потерял, а официальные лица в Москве заявляют, что найдут способы обойти эти санкции.

Каким бы ни был результат, шаги по замораживанию российских резервов знаменуют исторический сдвиг в мировой внешней политике. «Эти экономические санкции — это новый вид экономического государственного управления, способного нанести ущерб, который может соперничать с военной мощью», — заявил президент США Джо Байден в своем выступлении в Варшаве в конце марта. Эти меры «истощат силы России, ее способность пополнять свою армию и ее возможности проецировать свою мощь».

ГЛОБАЛЬНЫЙ ФИНАНСОВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ

Как и многое другое в американской жизни, новая эра финансовых войн началась 11 сентября 2001 года. После тогдашних терактов США вторглись в Афганистан, затем перешли к Ираку, чтобы свергнуть Саддама Хусейна, и начали использовать беспилотники для уничтожения предполагаемых террористов на трех континентах. Но с гораздо меньшим вниманием публики к исследованию этого вопроса и гораздо меньшей помпой США также в одностороннем порядке присвоили себе полномочия действовать в качестве глобального финансового полицейского.

Через несколько недель после терактов в Нью-Йорке и Пентагоне Джордж Буш-младший пообещал «замучить террористов финансовым голодом». Так называемый «Патриотический акт», этот весьма спорный закон, послуживший основанием для использования администрацией Буша слежки за подозреваемыми в терроризме и бессрочного содержания их под стражей, также дал Министерству финансов США право эффективно отключать от финансовой системы США любое финансовое учреждение, причастное к отмыванию денег.

По странному стечению обстоятельств, первой страной, которой угрожал этот закон, стала Украина, банки которой американский Минфин предупредили в 2002 году о том, они могут быть скомпрометированы сделками с российской организованной преступностью. Вскоре после этого Украина приняла новый закон о предотвращении отмывания денег.

Чиновники министерства финансов США также договорились о получении доступа к данным о подозреваемых террористах из SWIFT, бельгийской системы обмена сообщениями, которая является коммутатором для международных финансовых транзакций. Это был первый шаг Америки к созданию расширенной сети разведданных о деньгах, перемещающихся по всему миру.

Финансовый инструментарий, используемый для преследования денег «Аль-Каиды» (террористическая организация, деятельность которой на территории РФ запрещена — Прим. Иносми), вскоре был применен и к гораздо более крупной цели — Ирану и его ядерной программе.

Стюарт Левей, который был назначен первым заместителем министра финансов по противодействию терроризму и финансовой разведке, помнит, как слышал, что Буш жаловался на то, что все обычные торговые санкции против Ирана были уже введены, и США осталось без новых рычагов воздействия на режим. «Я собрал свою команду и сказал: «Мы еще не начали использовать вот эти инструменты. Давайте дадим ему кое-что из того, что он сможет использовать против Ирана», — говорит он.

Тогда США стремились ограничить доступ Ирана к международной финансовой системе. Левей и другие официальные лица посещали европейские банки и конфиденциально сообщали им о счетах, связанных с иранским режимом. Европейские правительства ненавидели то, что американский чиновник фактически указывал их банкам, как вести бизнес, но никто не хотел ссориться с Министерством финансов США.

При администрации Обамы, когда Белый дом столкнулся с давлением, требующим военных действий против его ядерных установок, США ввели санкции против центрального банка Ирана. Это был последний этап кампании по удушению его экономики.

Левей утверждает, что финансовые санкции не только заставили Иран вести переговоры по соглашению 2015 года относительно его ядерной программе, но и расчистили путь для действий в этом году против России.

«В Иране мы использовали мачете, чтобы шаг за шагом прорубать себе путь, но теперь люди могут идти по нему очень быстро, — говорит он. — Преследование центрального банка такой страны, как Россия, — это самый мощный шаг, который вы можете предпринять в категории санкций против финансового сектора».

Центральные банки не только печатают деньги и контролируют банковскую систему, они также могут обеспечить жизненно важный экономический буфер в условиях кризиса — защищая национальную валюту или оплачивая основные импортные товары.

Валютные резервы России сильно увеличились после аннексии Крыма в 2014 году, поскольку она стремилась застраховаться от будущих санкций США, за что получила даже прозвище «Крепость Россия». Крупные вложения Китая в казначейские облигации США когда-то рассматривались им как потенциальный источник геополитического влияния. «Как вы можете жестко действовать со своим кредитором?» — задавала в 2009 году вопрос тогдашний госсекретарь Хиллари Клинтон.

Западные санкции в отношении российского Центрального банка подорвали его способность поддерживать экономику. По данным Официального форума валютно-финансовых учреждений, около двух третей российских валютных резервов, вероятно, были нейтрализованы.

«Действия против центрального банка можно сравнить с тем, что что вы накапливаете какие-то средства для использования в чрезвычайной ситуации, и когда она возникает, банк говорит, что вы не можете их забрать», — говорит высокопоставленный европейский экономический чиновник.

ВОЗРОЖДЕННЫЙ ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКИЙ СОЮЗ

За совместным пакетом финансовых санкций США и ЕС скрывается ирония: большую часть последних пяти десятилетий европейские лидеры критикуют чрезмерное влияние американской валюты.

Одной из поразительных особенностей конфликта на Украине является то, что в последнее время вдруг обозначилось тесное сотрудничество Европы с США. Планирование санкций против России началось еще в ноябре, когда западная разведка получила убедительные доказательства того, что российские вооруженные силы концентрируются вдоль украинской границы.

Байден попросил Йеллен составить план того, какие меры можно принять в ответ на российскую спецоперацию. С этого момента США начали координировать свои действия с ЕС, Великобританией и другими странами. Высокопоставленный чиновник госдепартамента говорит, что с тех пор и вплоть до начала спецоперации 24 февраля высшие должностные лица администрации Байдена тратили «в среднем от 10 до 15 часов в неделю на секретные звонки или видеоконференции с руководством ЕС и государствами-членами» для координации санкций.

В Вашингтоне санкционными планами руководили Далип Сингх, бывший сотрудник Федерального резервного банка Нью-Йорка, который сейчас является заместителем советника по национальной безопасности по международной экономике в Белом доме, и Уолли Адейемо, бывший руководитель корпорации BlackRock (BlackRock, Inc. — международная инвестиционная компания со штаб-квартирой в Нью-Йорке. Одна из крупнейших инвестиционных компаний мира и крупнейшая в мире по размеру активов под управлением. Размер активов под управлением — 10 триллионов долларов по состоянию на 16 января 2022 года – Прим. ИноСМИ), занимающий должность заместителя министра финансов. Оба работали в администрации Обамы, когда США и Европа разошлись во мнениях о том, как реагировать на российскую аннексию Крыма.

ЕС отчаянно пытался избежать недавнего неловкого прецедента с санкциями против Беларуси, которые оказались весьма слабыми, поскольку многие европейские страны искали исключения для своих отраслей. На этот раз, в отличие от предыдущей практики, усилия ЕС координировались непосредственно из офиса фон дер Ляйен через Бьорна Зайберта, начальника ее администрации.

«Зайберт был ключевым лицом, он был единственным, кто имел полное представление о позиции ЕС и поддерживал постоянный контакт с США по этому вопросу», — вспоминает один дипломат Евросоюза.

Высокопоставленный чиновник госдепартамента говорит, что решение Германии отказаться от газопровода «Северный поток — 2» после начала спецоперации имело решающее значение для привлечения колеблющихся европейцев на сторону США. Это был «очень важный сигнал для всех европейцев о том, что священных коров придется принести в жертву», — говорит чиновник.

Другой центральной фигурой была министр финансов Канады Христя Фриланд, украинка по происхождению, которая поддерживала тесные контакты с чиновниками в Киеве. По словам западного чиновника, всего через несколько часов после того, как российские танки начали въезжать на Украину, Фриланд направила в Минфин и Госдепартамент США письменное предложение с конкретным планом наказания российского Центрального банка. В тот день Джастин Трюдо, премьер-министр Канады, поднял эту идею на экстренном саммите лидеров G7. И Фриланд выступила с эмоциональным посланием украинской общине Канады. «Сейчас самое время вспомнить, — сказала она, прежде чем перейти на украинский, — Украина еще не умерла».

Хотя угроза экономических потерь, возможно, и не удержала Путина от спецоперации, но западные лидеры считают, что финансовые санкции, введенные после ее начала, являются свидетельством возрождения трансатлантического альянса и ответом на упреки о том, что демократии слишком медлительны и нерешительны.

«У нас никогда не было в истории Евросоюза таких тесных контактов с американцами по вопросам безопасности, как сейчас, — это действительно беспрецедентно», — говорит один из высокопоставленных чиновников ЕС.

ДРАГИ БЕРЕТ ИНИЦИАТИВУ НА СЕБЯ

В конце концов, действия против российского Центрального банка стали результатом 72 часов интенсивной дипломатии.

Поскольку Россия, казалось, намеревалась быстро занять Украину, эмоции накалялись. Во время видеоконференции с лидерами ЕС 24 февраля, в день начала спецоперации, президент Украины Владимир Зеленский предупредил: «Я могу вас больше не увидеть, потому что я следующий в списке».

Идея удара по Центробанку не была приоритетом планирования до спецоперации, которое больше сосредоточивалось на том, какие российские банки отключить от SWIFT. Но жесткость действий России выдвинула на первый план самые агрессивные варианты санкций.

В Европе именно Драги выдвинул идею введения санкций против Центрального банка России на экстренном саммите ЕС в ночь начала операции. Италия, крупный импортер российского газа, в прошлом часто колебалась в отношении санкций. Но итальянский лидер настаивал, что российский запас валютных резервов может быть использован для смягчения удара от других санкций.

«Чтобы противостоять этому . . . нужно заморозить их активы», — сказал Драги по словам одного высокопоставленного чиновника из ЕС.

Эти обсуждения в последнюю минуту имели решающее значение для обеспечения того, чтобы Москва была застигнута врасплох: при наличии достаточного времени Москва могла начать переводить часть своих резервов в другие валюты. Официальный представитель ЕС говорит, что, учитывая сообщения о том, что Москва начала размещать заказы на валюту, меры должны были быть готовы к открытию рынков в понедельник, чтобы банки уже не могли осуществлять какие-либо сделки.

«Мы застали русских врасплох — они ничего не заметили до того момента, когда было уже слишком поздно», — говорит этот чиновник.

По словам Адейемо из Министерства финансов США: «Мы были уверены, что они действительно не могут найти другую конвертируемую валюту, которую они могли бы использовать и попытаться противостоять санкциям».

Переговоры в последнюю минуту застали некоторых западных союзников врасплох, что заставило даже принуждать их спешить с принятием мер. В Великобритании на выходных они спровоцировали лихорадочные усилия чиновников британского казначейства по уточнению деталей до открытия рынков в Лондоне в 7 утра в понедельник. Канцлер казначейства Великобритании Риши Сунак всю ночь общался по WhatsApp с официальными лицами, и эта работа завершилась только в 4 часа утра.

НЕТ ЧЕТКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ

Тем не менее, если реакция Запада в целом и определялась единством, уже есть признаки потенциальных расхождений. Речь идет о призывах к продолжению санкций.

Западные правительства так пока и не определились с тем, что Россия должна сделать для того, чтобы санкции с нее были сняты. И это оставляет «на потом» некоторые сложные вопросы политической стратегии. Так в чем состоит цель? В том, чтобы причинить России краткосрочную боль, чтобы помешать ее нынешним военным усилиям или в долгосрочном сдерживании Москвы?

Даже когда санкции работают, им требуется много времени, чтобы возыметь эффект. А вот экономическая боль от кризиса на Западе ощущается сразу и весьма неравномерно, когда Европа страдает гораздо больше, чем США.

Европа до сих пор не захотела вводить нефтяное и газовое эмбарго, учитывая высокую зависимость ЕС от российского импорта энергоресурсов. Однако во вторник было объявлено о новом раунде санкций ЕС, которые будут включать запрет на импорт российского угля, а на более позднем этапе, возможно, и нефти. Решение 27 европейских столиц ожидается позже на этой неделе.

Другой ключевой фактор заключается в том, сможет ли Запад победить в споре о санкциях — как в России, так и в остальном мире.

Выступая в 2019 году, Сингх, представитель Белого дома, признал, что санкции, введенные против России после Крыма, оказались не такими эффективными, как надеялись, потому что российской пропаганде удалось обвинить Запад в экономических проблемах России.

«Наша неспособность противодействовать российской пропаганде, не дававшей нам возможности возложить всю вину на Путина, — сказал он Конгрессу, — придала его режиму гораздо большую устойчивость, чем он мог бы получить, если бы мы действовали эффективнее».

В ближайшие недели и месяцы Путин попытается дальше убедить население России, переживающее экономические трудности, в том, что оно является жертвой, а не агрессором.

А вот что касается Китая, Индии, Бразилии и других стран, которые потенциально могут помочь ему избежать западных санкций, Путин задаст более глубокий вопрос о роли доллара США в мировой экономике: можно ли еще доверять Америке?

*****

Мировая финансовая война: будет ли ответный удар по доллару? (Financial Times, Великобритания) Часть вторая

Financial Times пишет, что Западу не удалось создать глобальную антироссийскую коалицию. Его незаконные действия против Банка России уже вызывают ответную реакцию в мире, которая может вылиться в удар по доллару. Санкции сломали мировую финансовую систему с доминированием США. На «тропу войны» с ней выходит и Китай.

Санкции, замораживающие валютные резервы России, создали стимул для многих стран мира к тому, чтобы обходить американскую валюту.

Через две недели после того, как российские танки оказались на Украине, президент ЮАР Сирил Рамафоса провел телефонный разговор с российским президентом Владимиром Путиным. В тот же день европейские лидеры, собравшиеся в Версале, предупредили, что на карту поставлена ​​судьба демократии. Однако слова Рамафоса звучали совсем иначе.

«Благодарю Его Превосходительство президента Владимира Путина за то, что он сегодня ответил на мой звонок, чтобы я мог получить представление о ситуации, которая разворачивается вокруг России и Украины», — написал он в Twitter. Рамафоса, который обвинил в возникшем военном конфликте Североатлантический альянс, сказал, что Путин «оценил наш сбалансированный подход».

Президент ЮАР не одинок в проведении «сбалансированной» позиции в отношении кризиса вокруг Украины. «Мы не будем принимать чью-либо сторону. Мы будем продолжать оставаться нейтральными и помогать всем, чем только возможно», — заявил бразилец Жаир Болсонару после начала спецоперации России на Украине. Президент Мексики Андрес Мануэль Лопес Обрадор также отказался присоединиться к санкциям, наложенным на Россию. «Мы не собираемся идти на какие-либо экономические репрессии, потому что хотим иметь хорошие отношения со всеми странами мира», — заявил он.

А еще есть Китай: все более тесный союзник России. Вторая по величине экономика мира принципиально отказывается критиковать российскую спецоперацию на Украине.

Может показаться, что большая часть мира едина в осуждении спецоперации на Украине, но пока есть только западная антироссийская коалиция. Глобальной такой коалиции не существует. Это может иметь важные последствия для будущего международных финансов, То, как страны мира реагируют на драматический шаг США и их союзников по замораживанию валютных резервов России, может иметь важнейшие последствия для будущего международных финансов

«Санкции потрясли мир, — признает Джон Смит, который раньше был ведущим специалистом по санкциям в Министерстве финансов США, а теперь со-возглавляет ведение вопросов, связанных с национальной безопасностью, в юридической фирме Morrison & Foerster. — Они сломали систему».

Сила санкций против России основана на доминировании доллара США, который является наиболее широко используемой валютой в торговле, финансовых операциях и формировании резервов центральных банков. Тем не менее, открыто милитаризируя доллар, то есть превращая его в оружие, США и их союзники рискуют спровоцировать ответный удар, который может подорвать американскую валюту и расколоть мировую финансовую систему на отдельные конкурирующие блоки, что может ухудшить положение всех стран мира.

«Военные конфликты всегда переворачивают с ног на голову сложившееся господство каких-то валют и служат повивальными бабками для рождения новых денежных систем», — говорит Золтан Позар, аналитик Credit Suisse.

Китай, в частности, имеет долгосрочные планы, нацеленные на то, чтобы его валюта играла гораздо большую роль в международной финансовой системе. Пекин рассматривает господствующее положение доллара как один из оплотов американского могущества, который он стремится разрушить, и обратную сторону контроля ВМС США над океанами. Украинский конфликт только укрепит эту китайскую точку зрения.

Чжан Яньлин, бывший исполнительный вице-президент Bank of China, заявила в своем выступлении на прошлой неделе, что санкции «приведут к тому, что в долгосрочной перспективе США потеряют доверие мира к себе и подорвут гегемонию доллара». Она предложила, чтобы Китай помог миру «избавиться от долларовой зависимости, и чем скорее, тем лучше».

Еще раньше смерть доллара предсказывали бесчисленное количество раз, но американская валюта продолжает сохранять свои позиции. Инерция является мощной силой в трансграничных финансах: как только валюта начинает широко использоваться в мире, это ее положение становится самовоспроизводящимся.

Если исходить из того, что в ближайшие годы в мире будет наблюдаться стабильный отход от доллара, то санкции в отношении ЦБ России могут стать не новым смелым способом оказания давления на оппонента, а именно тем моментом, когда доминирование доллара начнет реально снижаться. Это «финансовый Суэцкий канал».

Эксперты отмечают, что предыдущие примеры финансовой войны в основном были связаны с блокированием денег, предназначенных для терроризма, или применением финансовых санкций в каких-то в конкретных случаях, таких как ядерная программа Ирана. Финансовое нападение на страну таких размеров и могущества, как Россия, беспрецедентно, и, независимо от того, как оно пройдет, такие акции могут стать прецедентом на будущее, утверждает Миту Гулати, профессор финансового права в Университете Вирджинии.

«Если вы меняете правила для России, вы меняете их и для всего мира, — говорит он. — Как только эти правила изменяются, они навсегда изменят международные финансы».

«ЭТО БЫЛА ПРОСТО КРАЖА»

В условиях, когда в начале этого года Россия усилила наращивание своих вооруженных сил на границе с Украиной, и угроза войны повисла в воздухе, ведущие финансовые чиновники страны провели стресс-тест воздействия возможных санкций против нее.

Но когда один высокопоставленный российский банкир предложил смоделировать, что произойдет, если рубль превысит символическую отметку в 100 за доллар — огромный скачок для тех дней — это предложение было отвергнуто как нереалистичное.

Когда в конце февраля Россия начала спецоперацию на Украине, были введены санкции и заморожена большая часть валютных резервов российского Центрального банка. Западные правительства удивили и себя, и Москву силой своего экономического реагирования на эту военную акцию. В результате рубль упал до 135 по отношению к доллару, обесценившись примерно на 50% с начала года.

«Никто, кто прогнозировал, какие санкции может ввести Запад, и не мог даже предположить, что резервы центрального банка будут заморожены, — заявил в марте министр иностранных дел России Сергей Лавров. — Это была просто кража».

Через шесть недель после начала спецоперации ситуация выглядит совсем иначе — по крайней мере, внешне. Рубль восстановил большую часть позиций, утраченных в первые дни после объявления о санкциях, что побудило некоторых российских чиновников заявить, что меры Запада не сработали.

«Это начало конца монополии доллара в мире, — заявил в среду 6 апреля спикер нижней палаты российской Думы Вячеслав Володин. — Тот, кто сегодня хранит деньги в долларах, больше не может быть уверен, что США не украдут их деньги».

Володин добавил: «Так называемые «Адские санкции» не сработали. Они надеялись обрушить российскую экономику и парализовать банковскую систему России. Не вышло».

Однако эксперты говорят, что восстановление рубля в значительной степени отражает драконовские меры контроля за движением капитала и повышение процентных ставок, которые Россия ввела в ответ. Они добавляют, что экономические последствия, несомненно, будут серьезными, даже независимо от движения рубля.

«Перспективы мрачные, — говорит Кармен Рейнхарт, главный экономист Всемирного банка. — Моделирование в такое время — это сродни искусству, поэтому я не могу быть слишком точной. Но, видимо, нужно говорить о двузначных цифрах снижения экономической активности в России и стремительном росте инфляции».

Тем не менее, есть несколько предварительных признаков того, что Россия может найти способы обойти санкции и финансовую систему США, основанную на долларе. Одна из таких областей — это торговля. Индия, страна, стремящаяся сохранить независимость своей внешней политики, заигрывает с идеей предоставления России «запасного выхода» для осуществления внешнеторговых платежей.

Индийские официальные лица говорят, что правительство и центральный банк страны изучили жизнеспособность схемы обмена рупии на рубль — механизма, который две страны использовали во времена Советского Союза, и который также включал бартерную торговлю нефтью и другими товарами. Но чиновники подчеркивают, что вопрос этот еще не решен. Такие договоренности «нелегко отменить после того, как кризис закончится», предупреждает один из них.

Некоторые опасаются, что скоро начнутся глубокие изменения в мировой экономике. Ларри Финк, исполнительный директор BlackRock, крупнейшей в мире инвестиционной группы с активами под управлением в размере 10 трлн долларов, в своем ежегодном письме акционерам утверждал, что «российская спецоперация на Украине положила конец глобализации, которую мы переживали последние три десятилетия». По его мнению, одним из результатов этого может стать более широкое использование цифровых валют — область, в которой китайские власти существенно продвинулись вперед.

Даже МВФ считает, что доминирование доллара может быть ослаблено из-за «фрагментации» мировой финансовой системы, хотя пока он, вероятно, останется основной мировой валютой. «Мы уже наблюдаем это, когда некоторые страны пересматривают валюту, в которой они осуществляют свою внешнюю торговлю», — говорит Гита Гопинат, первый заместитель директора-распорядителя МВФ.

Санкции могут также ускорить изменения в инфраструктуре международных финансов. Стремясь уменьшить зависимость от систем, контролируемых США, Китай потратил годы на разработку собственной системы трансграничных межбанковских платежей (Cips), деноминированной в юанях, в которую сейчас входят 1200 организаций-членов в 100 странах мирах.

Cips все еще мал по сравнению со SWIFT, европейской платежной системой, которая является важной составной частью режима санкций против России. Но тот факт, что некоторые крупнейшие российские банки были отключены от SWIFT, дал китайскому конкуренту этой всемирной платежной системы потенциальную возможность роста.

«У Cips есть потенциал для того, чтобы изменить правила игры, — говорит Эсвар Прасад, бывший высокопоставленный сотрудник МВФ, ныне работающий в Брукингском институте. – Китай активно создает инфраструктуру для осуществления платежей и обмена платежными сообщениями, которая однажды может стать альтернативой международной финансовой системе, в которой доминирует Запад, и, в частности, системе SWIFT».

Еще до начала российской спецоперации имелись некоторые значимые признаки того, что в структуре резервов центральных банков разных стран мира — этих строительных блоков международной финансовой системы — уже произошли большие изменения.

На протяжении большей части прошлого века государственный долг США являлся предпочтительным местом для хранения денег «на черный день» центральными банками мира. При этом учитывался размер и мощь США, надежность и возможность продажи их долга, а также доминирующая роль доллара в международной торговле и финансах. В 1960-х годах бывший президент Франции Валери Жискар д’Эстен даже назвал это «непомерной привилегией» Америки. Но эта привилегия в последние десятилетия оказалась сильно подорвана.

Согласно последним данным МВФ, из $12 трлн валютных резервов, хранящихся в центральных банках мира на конец 2021 года, на доллар приходится около 59%. Это существенно меньше, чем 71% в 1999 году, когда был введен евро.

Единая европейская валюта является основной альтернативой доллару — на ее долю приходится 20% резервов центральных банков. Но важным обстоятельством является то, что в последнее время также произошел заметный переход к более мелким валютам, таким как австралийский доллар, корейская вона и, прежде всего, китайский юань. Об этом говорит Барри Эйхенгрин, профессор экономики университета Беркли, декан кафедры международной валютной системы.

В недавнем отчете, подготовленном в соавторстве с МВФ, он назвал это «скрытой эрозией господства доллара» и заявил, что такие тенденции «является ясным намеком на то, как международная финансовая система может развиваться в будущем». Использование санкций против центральных банков, вероятно, ускорит этот процесс, сказал он в интервью Financial Times.

«Это большое событие. Замораживание активов российского Центробанка, безусловно, стало неожиданностью для меня, да и, наверное, для Путина тоже, — говорит он. — Эти вопросы всегда возникали в прошлом всякий раз, когда произносились слова «милитаризация» и «доллар». При этом главное беспокойство состоит ведь в том, что это сыграет не в пользу американских банков, и вы в какой-то степени подорвете ту самую «непомерную привилегию доллара».

Юй Юндин, ведущий экономист Китайской академии социальных наук, заявил в своем выступлении на прошлой неделе, что санкции «коренным образом подорвали доверие стран мира к существующей международной финансовой системе». Юй, который раньше был советником в Центральном банке КНР, задал вопрос: «Если могут замораживаться активы иностранных центральных банков, то какие же тогда контракты и соглашения не могут быть нарушены в международной финансовой деятельности?».

НО НЕ СЛИШКОМ ЛИ ЕЩЕ РАНО ДЛЯ ПОХОРОН ДОЛЛАРА?

Тем не менее, несмотря на все предположения о влиянии санкций, есть все же веские основания полагать, что они не будут способствовать тектоническим сдвигам в основе мировых финансов. По крайней мере, в обозримом будущем.

Несмотря на недавнее восстановление курса рубля, России не просто избежать воздействия санкций. Наталья Зубаревич, директор региональной программы Независимого института социальной политики НИУ ВШЭ, говорит, что люди «слишком быстро» ждут результатов от санкций. «Санкции не действуют быстро, — говорит она. – Действие некоторых из них почувствуется только в течение месяцев, а не дней».

Более того, угроза санкций со стороны США и Европы в отношении организаций, активно пытающихся помочь России избежать финансовой блокады, станет серьезным сдерживающим фактором — даже для банков в тех странах, которые готовы помочь Москве.

Претендентам также нелегко вытеснить доллар. Для стран, которые теперь, возможно, нервничают по поводу своей уязвимости перед аналогичными санкциями, неудобная реальность заключается в том, что у них просто нет жизнеспособных альтернатив. Даже Эйхенгрин говорит, что положение доллара сейчас его беспокоит меньше, чем когда он переживал «неустойчивое» президентство Дональда Трампа.

Эта дилемма особенно остро стоит перед Китаем. С резервами иностранной валюты в размере 3,2 триллионов долларов Пекин просто не имеет другого выбора, кроме как обладать обширными долларовыми запасами. Кроме Европы и Японии, которые в санкциях стояли плечом к плечу с Америкой, в мире просто не хватает ликвидных активов в других валютах, чтобы удовлетворить эти потребности Китая.

«У нас очень адаптивная денежно-кредитная политика, мы очень открыты на наших рынках, мы гибки, и мы безопасны как экономика. Пока эти вещи не изменятся, остальное останется неизменным, — говорит Брайан О’Тул, эксперт по санкциям в Атлантическом совете и бывший высокопоставленный чиновник Министерства финансов США. — Если мы будем действовать вместе со всеми нашими партнерами и союзниками в этом, к кому еще вы можете обращаться? В мире нигде нет больше места, которое могло бы сравниться по уровню ликвидности и свободы доступа с рынком США. Его просто не существует».

Если Китай захочет, чтобы другие страны держали его валюту в своих резервах, то он может столкнуться с неразрешимой проблемой. Валютный контроль в стране уже не такой строгий, как раньше, но ведь юань по-прежнему не является полностью конвертируемой валютой. За десятилетие, прошедшее после первых попыток интернационализации юаня, Коммунистическая партия Китая пришла к пониманию, что она может или иметь глобальную валюту, которая однажды могла бы посоперничать с долларом, или может сохранить жесткий контроль над своей внутренней финансовой системой. Но одновременно и того, и другого, Китай иметь не может.

Прасад отмечает, что, несмотря на посланный Западом всему миру месседж о том, что в свете «довольно драматических действий западной экономики», другие страны уже больше не могут полностью полагаться на «свои тщательно сформированные валютные сундуки на время войн», у них просто не хватает жизнеспособных альтернатив. «Сегодняшняя суровая реальность такова, что юань на данном этапе не является достаточно крупным игроком в международных финансах, чтобы быть жизнеспособной альтернативой доллару», — говорит он.

Учитывая глубокие изменения, произошедшие в мировой экономике за последние четыре десятилетия, может показаться анахронизмом, что традиционные западные союзники по-прежнему доминируют в финансовом мире. Но на данный момент у других стран есть немного возможностей для того, чтобы вырваться из того плена, в который их захватили валюты этих нескольких государств.

Упоминавшийся выше Джон Смит, бывший чиновник Минфина США, отмечает, что «похоронный звон по доллару США в международной экономике раздается каждый год» примерно с 2008 года, когда Вашингтон впервые запретил Ирану использовать доллар США для своих международных энергетических операций. Но ничего ощутимого для доллара пока не произошло.

«С тех пор было много шумихи по поводу того, что доллар США теряет свой статус резервной валюты и предпочтительного средства платежа на энергетических рынках и в международной экономике, но мы этого не видим, — говорит он. — Доллар США продолжает оставаться сильным источником стабильности в международных финансовых операциях, и это, вероятно, сохранится даже после того, как осядет пыль вокруг военной спецоперации, которую Россия развернула на Украине».

Авторы: Валентина Поп, Сэм Флеминг, Джеймс Полити (Valentina Pop, Sam Fleming, James Politi)