Журнал «Хан-Тенгри» поговорил с лауреатом «Русской премии», писателем Алексеем Торком.
Алексей Торк (Алишер Ниязов) родился в 1970 году в Таджикистане. С 1996 по 1999 год был корреспондентом ИТАР—ТАСС в Кыргызстане. В 2000 году работал спецкором программы «Вместе» (канал ОРТ), потом корреспондентом агентства РИА Новости в Кыргызстане и Казахстане. Освещал военные конфликты в Таджикистане и на юге Кыргызстана.
Литературным творчеством начал заниматься в 2000 году. По рассказу «Пенсия» был поставлен спектакль под названием «Тутиш» во МХАТе (первая премьера 110-го театрального сезона МХАТа на Малой сцене). Лауреат «Русской премии» за сборник рассказов «Фархад и Ширин» (2010).
Живёт в Бишкеке.
— Алексей, сейчас вы живёте в Киргизии, а до этого жили в Таджикистане, Казахстане, России. У вас зоркий писательский глаз, в качестве корреспондента крупнейших информационных агентств вы побывали во многих горячих точках региона. То есть – много видели, много знаете, много думали. С большим интересом читаю ваши посты в Фейсбуке – там много точных наблюдений и выводов о взаимоотношениях стран региона с Россией, которая «пришла незвана, ушла негнана…»
— Камол Абдуллаев, таджикский историк. Это он так гениально выразился…
— И был очень любопытный пост о джажидизме – о том, что первые «обновленцы»-мусульмане были отчаянные русофилы…
— Да, были тут определенный споры. Возможно, люди не очень хорошо знают основоположников джадидизма. Например, Исмаила Гаспринского, крымско-татарского деятеля, который не просто предусматривал, он закладывал русофилию – или что-то похожее на неё – в концепцию джадидизма. Он сын российского офицера, основоположник мусульманского обновленчества, модернизма. В программных работах он утверждал, что его видение обновления – сближение русского народа с российскими мусульманами. В своей крымско-татарской газете «Переводчикъ-Терджиман» он писал, что «будущая Россия – это христианско-исламская держава». Гаспринский считал, что «русский народ по складу своего характера, традициям и свойствам глубинным, миролюбию, гораздо ближе к Востоку». И заключал: «В интересах российских тюрок – стремиться к нравственному обрусению».
Ей-богу, и Победоносцев бы зарделся, прочитав это.
Конечно, джадидизм, был неоднородным. Это достаточно рыхлое образование в котором существовала и протурецкая партия, особенно начиная с Первой мировой войны. Но была четко очерчена и русофильская партия достаточно серьезная, в особенности в среде творческой среднеазиатской интеллигенции. Имен много. Всех не назвать. Это Хамза Ниязи. Кто-то помнит его по советскому сериалу «Огненные дороги». Это Фуркат. Первоклассный кокандский поэт, я его очень люблю. Он был еще предджадидом – модернистом, обновленцем, действовавшим еще до Исмаила Гаспринского. Воспевал Россию просто с отчаянной прямотой: «Меня корят, что мой не сдержан пыл, что я Россию слишком расхвалил. Нет, я не лгу, ее бойцов хваля, об их отваге знает вся земля».
Тут и Садриддин Айни, отец таджикского романа. Как известно, восток славен стихами, но у него были проблемы с прозой.
Да, устод (мастер) в большей мере являлся «просоветским» интеллигентом, но тут надо понимать, что для туркестанцев той поры – да и для всех пор — все советское – это в большей степени русское.
Русофилом был Абай – первый и главный казахский мыслитель, кстати, почему-то не очень оцененный в России. Его «Книга назиданий» – чудесная книга. Абай, как известно, переводчик Пушкина, семи, по-моему, глав из «Евгения Онегина». Он выходец из знатного казахского рода. Он прославлял «свет с севера». Везде и повсюду. Среди современников – «полудиких», выражаясь небрежным языком русской колониальной администрации, казахских племен. Говоря о Казахстане, конечно, надо вспомнить культового в этой стране Чокана Валиханова, русского офицера, знакомца Федора Достоевского, неистового русофила… Одни его предложения властям об переустройстве Туркестана чего стоят…
Да, туркестанская интеллигенция была русофильской. Как правило. Конечно, можно найти и обратные примеры, их достаточно. Но мы говорим о больших величинах.
— Вы сказали, что в основном это творческая интеллигенция, она больше была русофильской. Можно ли сказать, что это именно влияние русской культуры?
— Абсолютно, в первую очередь.
– То есть можно констатировать, что среди всех продуктов и технологий сближения русская культура оказалась самым эффективным продуктом?
— Ключом, да. Это тот ключ, которым Россия, собственно, не только Туркестан открыла, но и весь мир. Мы это хорошо знаем. Были жестокости, колониальные походы в регион. Классика общемирового колониального XIX века. Но вслед за военными явились Чайковский и Пушкин. Второе оказалось куда эффективней. Средняя Азия, кстати, уже это проходила, в случае с походом в регион Александра Македонского. Военных греков тогда сменил Гомер и греко-бактрийские образования. Возник известный греко-бактрийский культурный феномен. Этот же феномен, «русско-туркестанский», мы и наблюдали и, отчасти, наблюдаем сейчас.
— Джадиды, насколько мне известно, поначалу довольно охотно сотрудничали с советской властью. Потом наступило некоторое…
— … Расхождение. Оно было неизбежно. Джадиды — ставшие советскими чиновниками — попали бы под каток, в любом случае. Уцелели только сверхосторожные люди, как упомянутый мной Садриддин Айни. Устод – «учитель» по-таджикски – был чрезвычайно осторожен и скрытен. Но многие, такие как крупный советский деятель Файзулла Ходжаев, бывший джадид, младобухарец, попали под репрессии. Увернулись немногие. Конечно, «национализм», который в любом случае был им присущ, расходился с советскими установками. Это был неизбежный стык.
— Вы сейчас живете, как я понимаю, в Киргизии. Есть ли какие-либо нюансы по отношению к русской культуре в Киргизии, Казахстане и Таджикистане?
— Сложно изменять степень русскоориентированности. Но и Казахстан, и Киргизия – страны кочевнической культуры и психологии. И до последних пор не очень сильно затронутые исламом. Сейчас процесс идет, страны отчасти исламизируются, но в любом случае не так, как, условно, Ферганская долина либо территория Таджикистана – территория древнего развитого ислама. Здесь, да, существуют определенные отличия. Таджикистан и вообще все области исторического ислама – более «в себе», более самодостаточны, в идеологическом смысле, я бы так сказал. Они менее «привязаны» к России по ряду ценностных и культурных установок.
Казахстан и Киргизия, в этом смысле, как кочевники, более пластичны, они природные обновленцы, модернисты, они прекрасные ученики, которые сходу хватают все новое, завтрашнее. Россия некогда генерировала новые смыслы. Они их охотно воспринимали. Они больше нуждались в ней. Так было. Теперь этого не хватает не только нам, но и самой России. Я имею в виду генерацию новых смыслов.
— Я даже заметил, что казахи и киргизы намного лучше говорят по-русски, чем таджики…
— Лучше. И быстрее адаптируются в России. Читал давно смешной случай. Какой-то таджикский историк, или политолог, не помню, жаловался на ущемление таджиков в какой-то крупной московской компании, занимающейся, кажется, торговлей. Мол, на многих менеджерских должностях там набрали киргизов в ущерб таджикам, тоже работающих там. Кажется, историк видел в этом какой-то заговор. Мол, почему киргизы? которые только недавно вообще столкнулись с торговлей, в то время как таджики, по его словам, славны своим торговым прошлым, начиная с легендарных согдийских купцов.
Легендарно предприимчивые согдийцы были. Но сейчас 2021 год. И сейчас, на этом этапе, киргизы и казахи более адаптивны, в России и везде. На этом этапе, подчеркну. Ни капли не сомневаюсь в талантах таджикистанцев.
— Интересный взгляд. Что представляет собой в этом смысле, скажем, Бишкек? Там много русских школ?
— Полно. Я бы сказал, что преимущественно русские школы и существуют.
— Это именно Бишкек?
— И в других крупных городах – тоже. На юге меньше. А Бишкек весь обстроен школами с русским языком обучения. Я отец четверых детей. У меня дети учились и продолжают учиться в разных школах Бишкека. Везде одна и та же ситуация. Подавляющее преимущество русского языка. И русско-советских систем обучения. Все школьные мероприятия, утренники ведутся на русском. Все сюжеты из русских сказок, и это, заметьте, при организации киргизских педагогов. Вообще, бишкекские дети – я говорю о столице – узнают о Репке раньше, чем о царевне Айнек. Кому-то это не нравится. Патриотически мыслящей прослойке. Их можно понять. Но таков сегодня киргизский выбор. Русский язык в стране имеет статус официального.
Межнацбраки. В последние годы я заметил тенденцию – она пока не изучена, не отрефлексирована, но замечаема многими: наблюдается резко возросшее число межнацбраков. По русско-киргизской линии. Я просто вижу это. В СССР межнацбраки в основном проходили по линии мужчина – киргиз, женщина – русская, ну, «европейка», грубо говоря. Так было везде в национальных республиках. Я сам – продукт этой линии. А сейчас, в Кыргызстане, браки идут по линии «русский – азиатка». Это любопытно. С чем связана эта тенденция – не знаю.
— Будем полагать, что с красотой местных девушек. А приходят турецкие, китайские школы?..
— Да, но ограничено. Турецкие, впрочем, пользуются популярностью. Но самые ходовые – это, конечно, «европейские», существующие под различными брендами — «Американская школа», «Оксфордская школа» и т.д. и т.п. Это – мечта киргизской молодежи. Она вестернизирована. Практически более чем полностью. Мыслями она на Западе. С ним связаны все установки и мечты.
Скажу больше, мои собственные дети при папе, который с утра до вечера пропагандирует им, условно, Пушкина и Ивана Павлова, тоже вестернизированы, судя по плейлистам, электронных книжкам. И я только за. Конечно. Это здорово. Но я хотел бы, чтобы там присутствовал и, условно, Пушкин. Пока они достаточно равнодушно меня в этом смысле воспринимают. И я понимаю причину, выше о ней говорил. Россия перестала быть привлекательной для молодежи ЦА-региона. Увы.
— То есть русскоориентированные – это старшее и среднее поколения?
— В основном, да.
— Скажите, пожалуйста, Алексей, кто к нам едет в Россию? Я имею в виду трудовую миграцию. Это из Бишкека едут или больше из районов?
— В основном из районов. Бишкек сидит в офисах и на удаленной работе на какие-то IT-компании и прочие компании. Едут из глубинки. Преимущественно из южных районов. То есть, север Киргизии как-то меньше подвержен миграционным процессам. В основном это южные области: Джалал-Абадская, Ошская, Баткенская. В основном оттуда.
— В количественном выражении это примерно сколько человек?
— Посчитать трудно. Есть официальные цифры. Речь, кажется, о миллионе.
— И с чем они возвращаются?
— Кто-то с обидами. Мы знаем ситуацию. Киргизы достаточно чувствительный и обидчивый народ. Их окружает неважная атмосфера: поборы силовиков, оскорбления радикалов и так далее. Всяко бывает, хотя они честно пашут. Да, получают неплохие деньги. Но деньгами не всё измеряется. Вернее, деньгами ничего не измеряется. Конечно, многое они пытаются пропустить мимо ушей. Хотя что-то оседает.
Но основная часть всё понимает. Россия сама в проблемах, она взвинчена.
И это, вновь, подчеркну, связано только с одним. Элита перестала генерировать смыслы. Без смыслов же и забора толком не построить. Так Россия устроена.
— У нас говорят – Россия ушла из Средней Азии, зато Средняя Азия пришла к нам…
— Естественное явление. Индия и Пакистан пришли в Лондон. Арабы и Магриб пришли в Париж. Средняя Азия пришла в Москву, в метрополию. Очевидный общемировой процесс. Они должны были прийти. И пришли.
— Да, тут трудно не согласиться. И долгосрочный эффект от этого массового сближения ещё не просчитан. У Вас есть какой-то прогноз по развитию отношений России со странами Средней Азии?
— По тому, что я вижу, это неторопливое, вялое отплывание друг от друга. С соблюдением всех политесов, всех церемоний восточной вежливости. Потому что – что нас соединяло? Две случившиеся истории — колониальный поход Российской Империи XIX века, и советский проект. Та и другая история – закончились. Мы отплываем друг от друга.
Завтрашних проектов пока не вижу. В евразийство, в особый «евразийский код», который, нас, якобы, будет связывать всегда, я не верю, и вообще очень скептически отношусь к евразийству, со всем его антизападничеством и подспудной мистикой. Теория продолжает оставаться рыхлой и темной – лично для меня. При том, что я сам являюсь «ходячей Евразией», как имеющий среди предков русских, волжских булгар и монголов племени «дурмен». Мое личное евразийство – ситуационное, прикладное. Да, нас свела степь, тюрко-монголы, нас свел Чингиз. Позже степь передала функцию управления все этой территории Батыеву улусу, то есть Руси. Да, мы вместе прожили очень долго. Мы слежались. Вот тут и начинается мое евразийство. На этом «слежавшемся» пространстве, от Благовещенска до Пянджа, можно построить что-то одинаково хорошее, утвердить общие ценности, сделать какие-то недобродетели одинаково порицаемыми. Мы могли бы это сделать. Может быть, мы это ещё сделаем. Я пока не вижу, за счет чего, правда. Но я же, извините за выражение, писатель, я верю в историческое чудо.
Алексей Торк: «Казахи и киргизы – природные обновленцы, они сходу хватают всё новое…» (ia-centr.ru)
Войны и конфликты по всему миру не только приводят к гибели людей и материальному ущербу, но также нарушают экологический баланс и наносят большой урон окружающей среде.
