Рубрика: Headlines

Агентство Анадолу (aa.com.tr)

На фоне объявления Россией частичной мобилизации взоры мирового сообщества вновь обратились к теме войны в Украине.

Агентство Анадолу (aa.com.tr)

Игорь Субботин
Обозреватель-международник при главном редакторе НГ

Киев предложил еврейскому государству особый канал обмена разведданными

Украинское руководство направило Израилю запрос о предоставлении разведывательных данных о военно-техническом сотрудничестве Москвы и Тегерана. Источники западных изданий сообщили, что Киев заинтересовался сообщениями о появлении в зоне боевых действий беспилотной летательной авиации иранского производства. Украинские официальные лица не скрывают, что хотят сформировать с израильтянами регулярный канал координации, и дают понять, что разделяют все обеспокоенности ближневосточной страны по поводу политики Тегерана.
О предложении Киева рассказали израильские источники портала Axios. По их словам, его наибольшую обеспокоенность вызывают слухи об использовании в зоне боевых действий дронов-камикадзе Shahed-136 иранского производства. «Израильтяне предоставили нам некоторую информацию, но нам нужно гораздо больше», – цитирует Axios неназванного украинского чиновника.

Cоответствующая просьба была передана Израилю во время визита руководителя евро-азиатского отдела его Министерства иностранных дел Симоны Гальперин в Киев, где у нее состоялась беседа со спецпредставителем Украины по Ближнему Востоку и Северной Африке Максимом Субхом. Последний предложил сформировать особый канал связи с еврейским государством, который бы дал возможность обсуждать проблемы Ближнего Востока, обмениваться разведданными и координировать действия. Несмотря на обтекаемые формулировки, нетрудно предположить, что этот формат будет посвящен главным образом вопросу военно-технического сотрудничества (ВТС) между Москвой и Тегераном, которое, как принято считать, набирает обороты.

Субх в ходе переговоров подчеркнул, что Украина, как и Израиль, выступает против отмены американских санкций в отношении Тегерана даже в случае восстановления «ядерной сделки». По его словам, выход Исламской Республики из международной изоляции только стимулирует ее оборонпром. Однако такая солидаризация с позицией еврейского государства имеет свою цену: в то же время украинский спецпредставитель выразил надежду на то, что израильтяне дадут гораздо более четкую оценку специальной военной операции России и вполне однозначно поддержат Украину. Субх также дал понять, что его страна рассчитывает на полноценную военную помощь Израиля, которая могла бы поступать прямо или косвенно, через третьи государства.

Несмотря на то что Израиль формально осудил спецоперацию, его позиция с 24 февраля была двоякой: ближневосточная страна прилагала усилия для того, чтобы избежать эскалационного сценария в отношениях с Кремлем. Киев, в свою очередь, рассчитывал на углубление взаимодействия в сферах противоракетной обороны и кибербезопасности. Однако политика предыдущего премьер-министра еврейского государства Нафтали Беннета сводилась к тому, чтобы избегать поставок передовых систем. Его преемник и партнер по коалиции Яир Лапид санкционировал отправку в Украину крупных партий защитной амуниции и прямую финансовую поддержку организаций гражданской помощи, но не отошел от магистральной линии в плане ВТС.

Задолго до начала спецоперации официальный Киев делал недвусмысленные шаги, рассчитанные на то, чтобы укрепить доверие в отношениях с ближневосточным партнером. Так, еще в декабре 2021 года посол Украины в Израиле Евгений Корнийчук проинформировал, что его страна не только готова нарастить дипломатическое присутствие в Иерусалиме, но и признать его столицей еврейского государства. «У Израиля только одна столица – Иерусалим», – эмоционально подчеркнул он, выступая на мероприятии, посвященном 30-летию отношений между странами, и пообещал, что решение о признании займет всего несколько месяцев. Высказывания выглядели как попытка создать атмосферу для интенсификации оборонного сотрудничества между странами.

Если рассуждать о том, что инициатива Киева по созданию специального канала для обмена разведданными обещает российско-израильским отношениям, то можно констатировать, что тенденция достаточно тревожная, заявил «НГ» приглашенный исследователь вашингтонского Института Ближнего Востока (MEI) и эксперт Российского совета по международным делам Антон Мардасов. «С одной стороны, после контактов президентов России и Израиля кризис вокруг еврейского агентства «Сохнут» пошел на спад (см. «НГ» от 18.08.22), и это широко воспринимается как некая разрядка в отношениях, особенно после многочисленных заявлений российских чиновников о проукраинской позиции Израиля после 24 февраля», – отметил аналитик.

Кроме того, сам Израиль не заинтересован в полном обвале отношений с Россией, учитывая величину еврейской общины в РФ, сказал собеседник «НГ». «С другой стороны, заявление Лапида об увеличении количества авиарейсов из России после объявления частичной мобилизации выглядит как поощрение иммиграции и оттока IT-специалистов, – рассуждает Мардасов. – Это как минимум может снова запустить отложенный процесс ликвидации агентства «Сохнут». Но главное, что ввиду специфики нынешних отношений Израиля и США, а также очевидного провала Вашингтона по возвращению в «ядерную сделку» и консолидации Ираном своих сил в регионе, включая Сирию, Израиль может пойти на ужесточение своей позиции».

По словам эксперта, во многих ближневосточных вопросах Москва давно упустила стратегическую инициативу – будь то палестинский трек или инициативы примирения в регионе, поэтому российско-иранское сотрудничество и сообщения о применении иранских дронов-камикадзе могут быть интерпретированы в Израиле как нарушение Россией баланса. «А раз роль медиатора в нынешних условиях Москве играть станет все сложнее и сложнее, израильское руководство может решиться на ужесточение позиций и сыграть прежним козырем Москвы, демонстрируя готовность обвалить отношения», – предполагает аналитик.

«Однако я думаю, что израильское руководство, которое внимательно анализирует ход боевых действий в Донбассе, скорее всего будет пытаться балансировать и оставит возможность для переговоров: несмотря на продолжение давления на Россию после объявления частичной мобилизации, российское руководство может уже по-другому оперировать войсками со всеми вытекающими последствиями для Киева и поддерживающих его в военном отношении сторон», – заключил Мардасов.

Источник — НГ

Агентство Анадолу (aa.com.tr)

В Казахстане языковая проблема стала выходить на центральное место во внутриполитической повестке, пишет QMonitor. Издание приводит мнение эксперта, который рассказывает о рисках для позиций русского языка в стране в ближайшем и отдаленном будущем.

Юлия Кисткина

Несмотря на то, что в нашей стране определенные группы все чаще пытаются столкнуть лбами русскоязычных и казахоязычных, государство вовремя успевает бить по рукам авторов подобных инициатив. Делается это довольно мягко, но вместе с тем эффективно, что позволяет сохранять очень хрупкий баланс в языковой сфере. В казахоязычной среде такие подходы нередко расцениваются как проявление слабости. Русскоязычные же в большинстве своём предпочитают не педалировать болезненную тему, а если и высказываются о ней, то обычно в русле демонстрируемого государством в этом вопросе прагматизма, что является ключевым условием мирного сосуществования разных этносов, населяющих Казахстан.

Что русскоязычное население на самом деле думает о языковой политике, проводимой в стране? Какие проблемы, связанные с ней, его волнуют? Видит ли оно реальные основания для потери русским языком своих позиций в Казахстане? Об этом наш разговор с председателем общественного объединения «Республиканское славянское движение «Лад», руководителем информационно-аналитического центра «Институт Евразийской политики» Максимом Крамаренко.

QMonitor: Максим Борисович, в последнее время на фоне участившихся требований исключить из Конституции РК упоминание о статусе русского языка президент страны стал уделять довольно много внимания вопросу сохранения его функциональности. Стоит ли считать эти месседжи своего рода сигналом обществу?

Максим Крамаренко: Действительно, в последних двух посланиях народу Казахстана (если не брать в расчет то, которое было сделано в марте текущего года после январской трагедии) Касым-Жомарт Токаев уделил внимание языковой политике в части использования русского языка. При этом стоит отметить, что ранее, в 2019 и 2020 годах, глава государства избегал давать какие-то установки по этому поводу, видимо, не желая катализировать негативные процессы и считая, что эту проблему перестанут столь активно обсуждать.

Но произошло обратное – языковая проблематика стала выходить на первое место во внутриполитической повестке. Поэтому в прошлом году президент Казахстана был вынужден напомнить о статусе русского языка в нашей стране, а в нынешнем – сказать о том, что он будет сохранен в системе школьного образования. Тем самым Касым-Жомарт Токаев подал русскоязычным гражданам республики сигнал, что русский язык сохранит свои функции как язык образования и взаимодействия между государством и обществом.

– Как в целом вы воспринимаете языковую политику, проводимую в Казахстане? Видите ли вы в том фундаменте, который закладывается сегодня, риски для позиций русского языка в ближайшем или отдаленном будущем, признаки умышленной его дискриминации в тех или иных сферах жизнедеятельности?

– Понятно, что языковая политика в Казахстане, как, собственно, и в других государствах, является одним из основных инструментов национально-государственного строительства. Вот только из-за привитого Западом синдрома постколониализма она имеет сходство с опытом государств, боровшихся с влиянием бывших метрополий или со своей же культурно-политической идентичностью.

Так, переход на латинский алфавит в республике можно объяснить тем, что наш политический класс решил повторить опыт Турции столетней давности, где отказ от арабской графики нужен был для европейской перезагрузки турецкой нации – в этом проявлялось «освобождение» от прошлого Оттоманской империи и влияния мусульманской культуры. В желании переименовать географические объекты, имеющие «идеологически устаревшие названия», мы повторяем опыт киприотов, менявших на острове английскую топонимику на греческую и турецкую. А в постепенном продвижении английского языка прослеживается аналогия с рядом государств французской Африки, стремившихся заменить язык бывшей метрополии на английский, что, как они думали, станет демонстрацией их суверенитета и независимости.

В Казахстане после ликвидации Советского Союза была избрана модель построения государства со взаимной обусловленностью языка «титульного этноса» и политической нации, при которой знание населением государственного языка увязывается с процессом консолидации граждан страны в единую политическую нацию. Поэтому в законе «О языках» прописано, что овладение государственным языком является долгом для каждого казахстанца, хотя, напомню, в нашем законодательстве также заложена норма, устанавливающая возможность использования русского языка официально наравне с казахским в органах государственной власти. В этой связи журналисты и политики нередко утверждают, что русский обладает статусом официального языка в республике. Но по факту нет ни одного нормативно-правового акта, содержащего такую формулировку. В отличие, кстати, от того же английского, который имеет такой статус в Казахстане на ограниченной территории – в Международном финансовом центре «Астана».

Фактически возможность использовать русский язык наравне с государственным имеется только в публично-правовой сфере, то есть при взаимодействии человека с государством. Принятые же в прошлом году законодательные поправки сделали необязательным использование русского языка в частной сфере. В ней к нему теперь прибегают только по необходимости. То есть, отныне стало необязательным употребление русского языка при оформлении визуальной информации в негосударственных организациях – речь идет об объявлениях, рекламе, прейскурантах, ценниках, меню.

YleФинляндия

Преподаватель русского языка напоминает: язык ни в чем не виноват

06.09.2022

– Во многих постсоветских государствах, в частности, в Латвии, на Украине, сегодня происходит жесткое исключение русского языка из всех сфер жизни, особенно из системы образования. В Казахстане тоже довольно часто звучат подобные призывы, но в реальности ситуация обратная: в нашей стране со школьной семьи воспитывается полиязычность. Это, на ваш взгляд, позитивный процесс, или же такой подход тоже имеет свои риски?

– Если мы посмотрим на языковую политику в сфере образования, то увидим, что у нас существуют учебные организации с разными языками обучения. То есть, пока еще есть и русские школы, и русские отделения в вузах. Но это с одной стороны. С другой – планы по введению трехъязычного образования могут в итоге привести к упразднению такого понятия, как язык обучения. К тому же они будут способствовать усилению в нашей стране экспансии английского. Правда, про эту реформу в последнее время перестали «рапортовать», к тому же теперь, как сообщил глава профильного министерства, английский будут преподавать не с первого класса, а с третьего, поскольку ученикам трудно изучать сразу три языка. Хочется надеяться, что рано или поздно на государственном уровне будет принято предельно ясное решение – все-таки знания лучше получать на родном языке, а не на трех разных языках сразу.

– Достаточно ли, на ваш взгляд, нормативно-правовых условий для сохранения позиций русского языка в казахстанском социуме?

– Хотелось бы, чтобы статус русского языка получил более четкое определение. Если он у нас действительно официальный, то это должно быть прописано хотя бы в законе «О языках» с использованием точной формулировки: русский язык – официальный язык Республики Казахстан. Тогда бы его отличие от казахского языка заключалось только в том, что тот является также символом государственного суверенитета Казахстана, как флаг и герб.

– Но вы же понимаете, к какой реакции это приведет. В обществе усилятся противоречия, возможны непредсказуемые последствия…

– Для кристаллизации статуса русского языка применим и другой подход.

Возможно, когда-то логика законодателя, «придумавшего» конституционную норму «об официальном употреблении русского языка наравне с государственным» в госорганах, была продиктована объективно-вынужденной необходимостью. В силу того, что на момент принятия конституции казахским языком на необходимом уровне не владела существенная часть населения страны, исключение использования русского в официальной сфере могло привести к кризисным явлениям в государственном управлении. Если законодатель не подразумевал присвоение русскому статуса «официального языка», то тогда почему бы не имплементировать в наше языковое право нормы Европейской хартии о языках? То есть, признать за русским статус «регионального языка», дав возможность в русскоязычных регионах республики использовать его вместе и/или вместо государственного языка, в том числе в образовании и в предпринимательской сфере.

– Предположим, статус русского языка в казахстанском законодательстве будет наконец-то более четко очерчен. Что это даст государству и его гражданам?

– Думаю, что реализация одного из таких подходов, как законодательное закрепление статуса русского языка как «официального» или признание его «региональным» не только будет способствовать дальнейшей гармонизации межнациональных отношений, но и снизит миграцию из страны части «человеческого капитала», говорящего преимущественно на русском.

Казахстан не спешит отказываться от русского. Вот к чему это приведет | 21.09.2022, ИноСМИ (inosmi.ru)