Средства на «модернизацию и нанотехнологизацию всей страны», провозглашенные Дмитрием Медведевым в качестве стратегического курса развития России, он и его окружение рассчитывали получить на Западе. Для этого требовалось одно – сдать своих партнеров на Востоке, чем медведевская команда и занималась. Позорная «сдача» Ливийской Джамахирии стала, по общему мнению, одним из самых «ярких» эпизодов президентского срока Медведева. Вспомним хотя бы фильм «Игра в поддавки», всколыхнувший недавно Интернет: неприкрытая натовская интервенция, бомбежки, растерзанное тело законного вождя Каддафи… На фоне такой «картинки» грубые ошибки и некомпетентность Медведева выглядят особо весомо и зримо. Произошедшая почти в это же время «сдача» Москвой Ирана была менее зрелищна, но сопровождавшая ее политическая интрига – намного сложнее и многослойнее. Найдется ли режиссер, чтобы снять об этом фильм? Хочется верить в это, а потому и надеюсь, что опубликованный ниже материал послужит основой будущего документального фильма-расследования.
Наследие Путина
Финальной точкой внешнеполитического курса Путина стало событие, произошедшее уже при Медведеве – война в Южной Осетии и победа над Тбилиси. Да, Верховным Главнокомандующим формально был другой человек, но он лишь собрал урожай с того поля, которое восемь лет готовил Путин. Операция «Принуждение к миру» стала финальной точкой путинских усилий по изменению настроений в российском обществе, по изменению отношения к собственной Армии, по изменению внешней и оборонной политики.
Но в тот август 2008-го способность России к предельно жесткому силовому ответу в отношении враждебной деятельности и недружественной экспансии стала поистине «холодным душем» для Запада. Марш-бросок по Грузии, малоубедительный в военном отношении, во внешнеполитическом плане выглядел более чем весомо: Россия показала всему миру, что в определенных обстоятельствах, при вероломном нарушении обязательств, при угрозе ее интересам – она способна ответить жестко и адекватно, вплоть до танковой колонны на улицах городов страны-агрессора. Западу дано было понять, что теперь к заявлениям и мнению Москвы следовало относиться совсем по-иному, чем это было при «друге Борисе».
Впервые после Горбачева у России появился лидер, который имел и военную подготовку, и достаточно целостную сумму взглядов на характер государства, возникшего после 1991 года. И эти взгляды, как бы не пытались уверить нас в обратном либералы, разделялись большинством населения России, отвечали их представлениям о внешнеполитическом курсе. При Путине произошло малозаметное, но важное – впервые был достигнут консенсус в отношении российской внешней политики между населением и политическими элитами страны. Истоки «путинского большинства» – они ведь и в этом согласии взглядов на отношения России с остальным миром.
При Путине Исламская Республика Иран продолжала некоторое время занимать достаточно важное место в нашей политике на Ближнем и Среднем Востоке. Президент, приученный к самостоятельной аналитической работе, возвращавший исполнителям разведывательные сводки и материалы по «горячим», в том числе ближневосточным, точкам с пометками и вопросами, прекрасно осознавал, как минимум, три вещи. Во-первых, то, что США, оккупировав Ирак и Афганистан, провоцируя кризис в «шиитском полумесяце», видят теперь главной своей мишенью Иран. И что в случае операции против него создается угроза дестабилизации не только Ближнего Востока и Центральной Азии, но и в «мусульманских» регионах России. Во-вторых, даже весьма ослабленная реформами Примакова Служба Внешней разведки и постоянно перетрясываемое непрофессионалами ГРУ добывали достаточно информации для того, чтобы понять – Иран не стремится к обладанию ядерным оружием, вся шумиха вокруг этого вопроса носит исключительно искусственный характер. И, наконец, третье – развитие отношений с Ираном необходимо российской экономике, ее высокотехнологическому сектору, на развитие которого Путин делал ставку.
Было и еще одно обстоятельство. Путин гораздо лучше других представителей российской политической элиты помнил о российской трагедии на Кавказе. Соответственно, помнил он и о тех, кто поддерживал сепаратистов, кто спонсировал террор, помнил, в каких странах надежно, не опасаясь экстрадиции, укрылись лидеры боевиков. Помнил он и пророссийскую позицию Ирана по Чечне, которая во многом помогла России не допустить более катастрофического развития событий. К концу второго президентского срока даже самым антипутински настроенным наблюдателям было понятно, что Россия в мире начала восприниматься совсем по-иному, чем в 90-е. В определенной степени – это был достойный финал президентского срока Путина, но еще не окончательная победа.
Получив такое наследство, Медведев решил внешнеполитическими достижениями своего предшественника поторговать. Проблема была лишь в том, что торговаться он собрался с теми, кто в опыте политической «коммерции» превосходили его на голову, кто имел гораздо больше материального ресурса и политической воли. Поэтому Медведева просто обвели вокруг пальца, а то, что он считал торговлей – обернулось односторонней сдачей российских позиций и российских интересов по многим направлениям внешней политики.
Отступление I: О последствиях либеральных взглядов на внешнюю политику
Мышление Дмитрия Медведева – насквозь либеральное, причем, либеральное именно в российском, и несколько извращенном значении этого термина. Государство в его понимании – это такая большая корпорация, цель которой – прагматичное извлечение прибыли. «Невидимая рука рынка» все устроит само собой. Министерства и ведомства, службы и управления – это не более чем бизнес-управленцы, цель которых не в соблюдении абстрактных в их понимании государственных интересов, а в «управлении финансовыми потоками». Вот и превратились все министерские ведомства из органов политики в коммерческие структуры. Соответственно, и внешняя политика должна строиться именно на «рыночных отношениях», а отнюдь не на вопросах «войны и мира», те есть обеспечения государственной и национальной безопасности. Псевдопрагматик Медведев определял задачи внешней политики России следующим образом: во-первых, «нам нужно решить, сотрудничество с какими странами даст наибольшую отдачу для развития в России соответствующих технологий и рынков для выхода отечественной высокотехнологичной продукции на региональные и глобальные рынки». Во-вторых, «укрепление институтов российской демократии и гражданского общества. Мы должны способствовать гуманизации социальных систем повсюду в мире, и прежде всего у себя дома». Как видим, – полное следование дискурсу, который навязывает международным отношениям Запад. Но если для Запада «демократия» и «гуманизация» во всем мире – лишь инструмент достижения геополитического господства, блестящий фантик, в которую завернут «софт-колониализм», то Медведев искренне убежден и по сей день в том, что это не инструмент, а цель внешней политики государства.
Последствия таких взглядов в мире реал-политики не заставили себя ждать. В начале 2011 года Медведев едет на Ближний Восток. Преимущества России достаточно очевидны – нормальные отношения как с Палестиной, так и Израилем, конструктивный диалог с ХАМАС, заделы в отношениях с Хезбаллой. Но Медведев совершенно не представляет, какую материальную выгоду можно извлечь из ближневосточного котла. И вместо практической работы ближневосточные партнеры уведели завышенные амбиции и пустые слова о том, что Россия может встать во главе мирных переговоров на Ближнем Востоке. Итог, короче, – нулевой, а авторитет России в регионе начинает быстро испаряться.
Майский саммит 2011 года Большой восьмерки в Довилле Россию не то, что не продвинул, а ослабил в глазах как партнеров, так и конкурентов. Главным вопросом на форуме было заявлено – «обсуждение событий в регионе Ближнего Востока и Северной Африки». И обсудить было что: «цветные революции», трагические события в Египте, Ливии и Сирии, диалог по ПРО в Восточной Европе. Однако из заявлений Москвы явствует, что главной темой для российской делегации оказался вопрос… о вступлении во Всемирную торговую организацию (ВТО), в которой Россия обречена на роль страны второго эшелона и «сырьевого придатка».
Где Нетаньяху прошел, там…
«Коммерциализация» внешнеполитической деятельности предопределила и отношение Медведева к вопросу о важности российско-иранских отношений. Запад ни на минуту не скрывал, как важно, чтобы Россия поддержала западное видение «окончательного решения иранского вопроса». Только цель-то Запада осталась прежней – смести с карты глобализма нынешний иранский режим. Розовые очки Медведева не позволяли ему видеть очевидное. А Запад не скупился на обещания, которые озвучивали главным образом два политика, заявлявших о своем намерении выстроить «особые отношения с Москвой» – это Нетаньяху и Саркози.
Почему именно они? Как минимум по двум причинам. Стремление к партнерству с Израилем давно уже является признаком как лояльности Кремля к США, так и готовности следовать в кильватере западной, в частности, американской внешней политики. Медведеву очень хотелось доказать Обаме свою искренность в деле «перезагрузки» отношений с США, а потому и Нетаньяху принимали в Москве с распростертыми объятиями. Ну, а о чем может говорить Нетаньяху? Только о » наболевшем» – об Иране.
Нетаньяху обещал все: расширение военно-технического сотрудничества, инвестиции, технологии новейших беспилотников… Он был столь красноречив, что у Медведева даже не возникло желания задать израильскому премьеру хоть несколько неприятных вопросов – например, о российско-израильской конкуренции на оружейном рынке, о поставках оружия в Грузию и Азербайджан, о действиях Израиля в отношении сбыта российских необработанных алмазов, о падении закупок нефти из России при общем росте объемов закупок из стран СНГ.
Достаточно было Нетаньяху сказать о том, что «Газпром», которое наше российское все, получит преимущество на разработку месторождений в Средиземном море, как Медведев забыл обо всем «неприятном и скользком» и окончательно утвердился в решении наложить запрет на продажу Ирану зенитных ракетных комплексов С-300, бронетехники, боевых самолетов, вертолетов и кораблей. Сделка России с Ираном по ЗРС на общую сумму $800 миллионов, как и предстоящие контракты по ВТС еще на $4,2 миллиарда, были слиты. Кроме того, в качестве «бонуса» настойчивости Биби, заодно уж своим указом Медведев запретил использовать Россию для перевозки вооружений в Иран транзитом, вывозить вооружения непосредственно с территории России, а также передавать их вне пределов страны под флагом России. Ну, и почему не порадовать израильских партнеров по сущим мелочам? Тем же указом был наложен запрет въезжать на территорию России некоторым гражданам Исламской Республики, в частности, Аббасу Резаи Аштиани (одному из руководителей Организации по атомной энергии Ирана по геологоразведке и добыче), доктору Мохаммаду Эслами (руководителю учебного и научно-исследовательского института оборонной промышленности), бригадному генералу Мохаммаду Резе Нагди (бывшему замначальника Генштаба вооруженных сил Ирана по тыловому обеспечению и промышленным исследованиям)…
Одновременно с официальным указом последовали и закрытые решения. В частности, было окончательно похоронено соглашение начала 2000-х об обмене разведывательной информацией по террористическим группировкам между специальными службами Ирана и России. И – подписано соглашение об обмене разведывательной информацией с Израилем.
Итог – строительство завода по производству беспилотников, по некоторым сведениям, действительно подходит к концу. Только в Азербайджане. Жирную точку в вопросе о перспективах военно-технического сотрудничества между Россией и Израилем поставил директор военно-политического бюро Министерства обороны Израиля генерал-майор в отставке Амос Гилад: «единственное, что мы продали России, это БПЛА «Серчер», который представляет собой 30-летний устаревший аппарат с устаревшими системами… Российская сторона хотела получить его для производства собственных БПЛА. Мы выполнили свою часть соглашения по БПЛА, но ни одна современная система не была продана и не будет продана России». По оценке наших военных экспертов, «иранский» контракт по С-300 вполне мог стать для ВПК РФ тем же, чем был «бушерский контракт» для атомной промышленности России в середине 90-х – источником финансирования и сохранения отрасли. Но – не стал.
Ну, а о том, какие преференции получил Газпром – лучше всего может рассказать руководство австралийской Woodside Petroleum, которая выиграла у Газпрома тендер на 30% в проекте разработки месторождения Левиафан. Или глава министерства энергетики Израиля Узи Ландау, который на днях запретил продавать природный газ из месторождения Тамар иностранным компаниям, в частности российскому Газпрому. И это только начало…
Да, кстати. Два дивизиона С-300 в модификации «Фаворит» по распоряжению Медведева были все же в 2010 году проданы. За $300 миллионов (полмиллиарда – это ведь не деньги, можем себе позволить, да, господин теперь уже премьер-министр?)… Азербайджану. То есть стратегическому партнеру Израиля и США на Южном Кавказе. Стране, чьи чиновники в полуофициальных заявлениях прямо говорят о том, что «Россия является естественным противником Азербайджана». Стране, сделавшей все для ликвидации российской РЛС в Габале.
Отступление II: Фабрика либеральных мифов
Решением по С-300 Медведев полностью разрушил консенсус в отношении российской внешней политики между населением и политическими элитами. Но сделано это было столь вызывающе, что даже самые либеральные советники президента ощутили чувство некоторого неудобства. Услужливые соратники президента параллельно запустили два мифа о данном решении, которые должны были обелить Медведева в глазах общественности. Миф первый: С-300 все же якобы были поставлены Исламской Республике через Беларусь, что доказывают фото этих комплексов в вооруженных силах Ирана. Это – ложь. Речь идет о дивизионе устаревших систем С-300ПМУ (1982 года, Grumble d/e по классификации НАТО), приобретенных Ираном в 1993 году. Миф второй: Россия якобы отказалась от продажи комплексов потому, что Израиль сообщил России «коды передачи данных» для беспилотных летательных аппаратов, которые еврейское государство продало Грузии в обмен на коды для зенитных ракетных комплексов «Тор-М1», поставленных ею Ирану. Следовательно, Россия, во-первых, осуществила обмен с «благородными целями», во-вторых – поступила добросовестно, отказавшись от поставки ненадежных систем. Опять ложь. Мало того, что сведения были вброшены скандальной «американской разведывательной» компанией Stratfor, принадлежность к которой само по себе клеймо, так и Тор-М1((SA-N-9 по классификации НАТО) ничего общего с С-300 не имеет. И без мифической передачи «кодов» израильские ВВС в 2000-х отрабатывали противодействие системам С-300ПМУ1 (Gargoyle a) на совместных учениях с ВС Греции, где два дивизиона этих комплексов поступили на вооружение еще в конце 90-х.
«Прекрасно, Дмитрий! Шарман, Николя!»
При всей значимости вопроса о поставках Ирану С-300 и других видов вооружений, он носил все же ограниченный характер, служил своеобразным индикатором ориентиров российской внешней политики медведевского периода. Для Запада важнее было создание одностороннего режима «калечащих санкций», вводимых под видом борьбы с мифической военной составляющей «иранской ядерной программы». Не менее важным было – «замарать» и повязать Россию соучастием в санкциях. Здесь Израиль мало чем мог помочь, потому, как следовать его рекомендациям в данном вопросе было несколько неудобно перед мусульманским миром. Поэтому к столь деликатному делу подключился Николя Саркози, который со времен российско-грузинского конфликта стремился стать для Медведева тем же, кем была Тэтчер при Горбачеве. Началась операция «впаривание Мистраля», в которой Запад предельно четко разыграл видение Медведевым государства как некоей корпорации. «Никакой политики», – заверял дорогого друга Анатоля обольстительный француз, – «продажа «Мистраля России это чисто экономический вопрос». Ну и кроме того – этот акт представлялся как поддержка российской демократии, как символ новых отношений с Европой, как весомое доказательство избавления от «наследия сталинизма и холодной войны». К «Мистралю» прилагались и другие приятные вещи: Франция обещала («Парижем клянусь, да!») инвестиции, сотрудничество в нанотехнологиях, помощь в переговорах с европейскими производителями бронетехники, решение вопроса об упрощении визового режима с ЕС… Конечно, были и некоторые шероховатости. Например, Москва хотела купить у Франции только один корабль, а остальные три построить в России по лицензии, но президент Николя Саркози считал формулу 2+2 равноправным решением, притом, что корабли России будут поставляться без вооружений и авиационной экипировки. Кроме того, французы упорно избегали вопроса о том, когда пойдут инвестиции и начнутся прочие приятности вроде виз. Но Медведева эти шероховатости не смутили.
Не смутило его и то, что «сугубо экономический вопрос» оказался тесно увязан с Ираном. Что там Иран, когда перед Москвою замаячила ВТО, дверь в Европу? И уже по итогам мартовской встречи 2010 года двух президентов, Саркози с плохо скрываемым торжеством заявил, что Россия готова пойти на введение санкций в отношении Ирана, если они не создадут гуманитарных проблем для Ирана. Его радовало: «очень большое совпадение взглядов между Россией и Францией по крупным направлениям. Например, Иран. Президент Медведев сказал мне, что готов решать вопрос санкций, чтобы эти санкции не создали гуманитарной трагедии».
Правда, Медведев сделал строгое лицо и решил показать западным партнерам принципиальность России в данном вопросе: «эти санкции не должны быть направлены против гражданского населения и эти санкции должны знаменовать самую крайнюю форму, за рамками которой уже невозможен диалог. Поэтому сейчас соответствующие инициативы обсуждаются. Мы готовы к тому, чтобы продолжить обсуждение этого вопроса с нашими партнерами, хотя, конечно, желательно этих санкций было бы избежать». Но кого уже интересовали оговорки, когда принципиальное согласие было получено?
Спустя три месяца после встречи с Саркози, на ежегодном совещании российских послов в Москве, Медведев послал Западу сигнал о том, что о договоренностях помнит. Он заявил следующее: «Очевидно, что Иран приближается к обладанию потенциалом, который, в принципе, может быть использован для создания ядерного оружия… Я неоднократно говорил в беседах со своими партнёрами (и с Соединёнными Штатами, и с европейцами, с другими партнёрами) о том, что санкции, как правило, не приводят к желаемым результатам, но в них есть определённый смысл. Этот смысл в сигнале, который подан международным сообществом и должен простимулировать переговорный процесс». Фактически, это было признание и поддержка антииранской коалиции Запада, которому больше ничего и не требовалось, а для запуска механизм подготовки односторонних «калечащих» санкций теперь не оставалось препятствий. Россия, по факту, к этим санкциям присоединилась, позволив российским банкам участвовать в блокаде денежного обращения Ирана и наложив ряд ограничений на импортно-экспортные операции с Исламской республикой. Теперь уже речь шла не о том, что Иран Медведев «сдал», а о том, что он втягивал Россию в антииранскую коалицию, делал ее соучастником «необъявленной войны» против Исламской республики.
И что Россия получила взамен? Вроде как товарооборот с Францией демонстрирует положительную динамику. Но вот структура его – поводом для оптимизма служить не может. Франция поставляет нам самолеты, оборудование для ядерной промышленности, автомобили. Мы – минеральное топливо, нефть и продукты перегонки (88% французского импорта из России), продукты неорганической химии, черные металлы и никель. Сырьевой придаток Европы в классическом виде. О развитии нанотехнологий как-то и забылось. Сделка по «Мистралю» не состоялась. Ну, а о прочем… В конце февраля в Москве побывал Олланд. И в своем выступлении вновь говорил об инвестициях, визах, особых отношениях, обо всем, что обещалось Медведеву. В этот раз он требовал «голову» Башара Асада и согласия на введение новых санкций против Ирана, уже через Совет Безопасности ООН. Правда, никакого понимания и готовности к уступкам у немногословного Путина Олланд не встретил. Французскому президенту дали дипломатично понять, что «торг здесь неуместен».
Юрист и шейхи
Было бы несправедливым обойти молчанием еще один эпизод внешнеполитической активности Медведева – его «переговоры» с саудитами. Ограниченный объем статьи не позволяет развернуть здесь широкую панораму действа, больше похожего на сюжет из «Тысячи и одной ночи».
К 2003 году меры по международному обеспечению российской позиции по Чечне (конфликт вокруг которой являлся основным источником напряженности между Россией и Королевством Саудовской Аравии) дали свой положительный результат. Отношения РФ-КСА стали более доброжелательны и визит В.В. Путина в 2007 году в Эр-Рияд закрепил нормализацию отношений как свершившийся факт. Но принципиальная разница между Путин и Медведевым по отношению к монархиям Залива заключалась в том, что если Путин рассматривал нормализацию этих отношений исключительно с целью нейтрализации экспансии Королевства и Катара в мусульманские регионы России, то Медведев рассматривал эти монархии как источник инвестиций, совершенно не задумываясь о последствиях. На чем саудиты и сыграли, предложив, не мудрствуя лукаво, Медведеву миллиард долларов (по другим источникам – три) «отступных» в виде безвозвратного кредита. Условий получения было всего три:
— не продавать Ирану С-300;
— пересмотреть свои контракты на поставку российского оружия Сирии в сторону полного прекращения этих поставок;
— не ветировать резолюции по Сирии, которые будут предусматривать «гуманитарную интервенцию»;
— присоединиться к санкциям против Ирана или, как минимум, не накладывать вето на резолюцию СБ ООН, предусматривающую их ужесточение.
Понимая, что миллиард или даже три, все же несколько малая сумма за такой пакет «политических уступок», саудиты дали понять, что готовы еще и прикупить российского оружия: 150 танков Т-90, 100 вертолетов Ми-17 и Ми-35, 100 БМП-3, 20 комплексов ПВО, всего-то – на $4 миллиарда. А еще шейхи обещали предоставление разведывательной информации по террористам, посредничество в переговорах с ними и «поддержку интересов России» на Ближнем Востоке. Ах, да, — еще и инвестиции в мусульманские регионы России – Татарстан и Северный Кавказ.
Сделке с шейхами помешали два обстоятельства. Во-первых, Медведев уже выполнил большую часть их условий, но – в качестве исполнения обязательств перед Израилем и Францией. Дважды за уже выполненную работу деньги получить не представилось возможным. А во-вторых, команда Медведева элементарно испугалась тесных отношений с теми, кто по сути является основными спонсорами терроризма и на Ближнем Востоке, и в Центральной Азии, и на Северном Кавказе.
Впрочем, определенного влияния на Медведева королевская семья все же добилась, хотя бы в том, что успешно вбрасывала ему свое видение ближневосточной проблематики, при этом – задавая ложные ориентиры. Показательный эпизод произошел 22 февраля 2012 г. В этот день Медведев провел телефонный разговор с королем Саудовской Аравии Абдаллой Бен Абдель Азизом аль Саудом, В официальном сообщении было сказано, что «Дмитрий Медведев и Король Абдалла обменялись мнениями по ситуации на Ближнем Востоке в свете происходящих в Сирии событий». В тот же день Медведев говорил о перспективах Ближнего Востока на заседании национального антитеррористического комитета (НАК): «сейчас там сложилась тяжелейшая ситуация, предстоят очень большие трудности. В ряде случаев речь может пойти о дезинтеграции больших густонаселенных государств, о распаде этих стран на мелкие осколки. А государства эти очень непростые, вполне вероятно, что произойдут сложные события, включая приход фанатиков к власти – это будет означать пожары на десятилетия и распространение экстремизма в дальнейшем, надо смотреть правде в глаза». Какие «густонаселенные государства» имел в виду Медведев, точнее – о каких ему говорил аль Сауд?
Имитация бурной деятельности как инструмент внешней политики
Позиция Медведева в отношении Ирана хорошо характеризуется русской поговоркой «И вашим, и нашим – спляшем». Плясали с огоньком, перед всеми… Иран заверяли в том, что до стратегического партнерства рукою подать, вот-вот начнем – и дружить, и наращивать торговой оборот, и (шепотом) даже развивать военно-техническое сотрудничество… В танце перед Западом – причудливо изгибались: «уж вы нам только перезагрузку дайте, а уж мы для вас все, чего изволите». Постоянство было в одном – наша внешнеполитическая линия колебалась только и исключительно вместе с колебаниями генеральной линии Запада.
23 января 2012 г., когда стало ясно, что политика замирения и перезагрузки провалилась окончательно, когда по итогам «Ормузского кризиса» стало очевидным, что военного решения иранского вопроса не будет, а, следовательно, продавать свою позицию больше не придется, никому она теперь особо и не нужна, Медведев меняет тон. Выступая на научно-практической конференции «Евроатлантическое сообщество безопасности: миф или реальность», он говорит уже по-другому: «Кто-то хочет поскорее сделать современной демократической страной Сирию, кто-то хочет разобраться с ядерной программой Ирана, но за всем тем, что происходит, очень часто просматривается ущербная логика и психология войны».
6 ноября 2012 уже премьер-министр Медведев, выступая на пленарном заседании саммита форума «Азия-Европа», отметил важность продолжения диалога по иранской ядерной проблеме: «Важно продолжить диалог по иранской ядерной проблеме… Россия исходит из того, что любое государство, в том числе Иран, имеет право на развитие гражданской ядерной программы, но при этом необходимо обеспечить международный контроль за этой деятельностью».
Пришло прозрение? Да ничего подобного! Просто опять главой РФ стал Владимир Путин. Но «мавр» Медведев свое дело сделал. Стремясь остаться на плаву, «в мейнстриме», Медведев сорвал военно-техническое сотрудничество с Ираном, позволил развязать в отношении него «войну санкций», осложнил и без того непростую обстановку на южных рубежах России, нанес стране материальный и репутационный ущерб. Если к началу президентского срока Медведева товарооборот между Россией и Ираном составил $3.7 миллиардов (причем 80% составлял российский экспорт, который приходился, в основном, на малый и средний бизнес), то к концу его срока общий товарооборот снизился более чем на 40%, составив в 2012 всего $2,3 миллиарда. Почти на миллиард долларов сократился российский экспорт в Иран ($2,96миллиарда в 2008 и $1.9 миллиарда в 2012). Кризис? Катаклизм? Нет, это так работают «эффективные менеджеры» от внешней политики. Только вот внешняя она лишь по названию. Для десятков разорившихся компаний, для российских граждан, оставшихся без работы, для бюджета, недополучившего средств – она очень даже внутренняя. Только вот что до этого Медведеву? У него своя трагедия. Он «честно» выполнил свои обязательства перед Западом – и оказался Западу не нужен, данные ему обещания – оказались фикцией. Отработанный материал, незадачливый продавец, «Горбачев постсоветской России». Ходячий урок тем, кто искренне считает, что, предавая партнера, можно добиться благодарности Запада.
* * *
Качнулся ли реально маятник российской внешней политики к Ирану после годичного пребывания Путина президентом РФ, пока не видно, особенно уже недоверчивым по отношению к Москве иранцам. Да, некоторое сближение в вопросах борьбы с международным терроризмом, наркотрафиком, организованной преступностью по линии спецслужб обеих стран наблюдается. Безусловно, внешнеполитические ведомства Москвы и Тегерана, уже сплотила работа по поддержке режима Башара Асада в Сирии. Есть признаки динамизма в работе межправительственной комиссии ИРИ и РФ по оживлению двухсторонних бизнес-контактов…
Все это хорошо, но сегодня нет самого главного – стратегического понимания этой страны. А Иран, с его мощью, масштабом и и геополитическом местом в мире может немного нимало спасти и развалить Россию. Поэтому требуется несколько другое. Прежде всего России необходимо осмыслить и публично изложить – в чем общность российско-иранских интересов в регионе? Где границы совместных интересов в политической и экономической сфере? Что нужно для выхода к этим границам? Нужна четкая политика в отношениях с Ираном и стоящим за ним «шиитским странам». Именно этого ждет от России иранский народ и иранское руководство. Не больше. Но и никак не меньше.
Игорь Панкратенко, шеф-редактор журнала «Современный Иран»,
По материалам: Iran.ru
