Рубрика: США

Caucasus Times — Пока политологи и эксперты гадают о происхождении движения «Черные ястребы», угрозы кабардино-балкарских «антиваххабитов» становятся все более адресными. Так, накануне в интернете появилось обращение, в котором члены движения пригрозили так называемому Амиру кабардино-балкарских экстремистов Аскеру Джапуеву карательными действиями в отношении родственников боевиков, в случае, если лесными братьями будут предприняты какие-то активные боевые действия в отношении жителей Кабардино-Балкарии.

В обращении также отмечается, что, если боевики будут вымогать у жителей республики деньги, «Черные ястребы» найдут вымогателя и «его семья, род понесет такой ущерб, какой тебе [Джапуеву] и не снился».

В экспертном сообществе отношение к появлению «Черных ястребов» неоднозначное. Одни считают, что это естественная реакция общества, на произвол подполья, другие что «антиваххабиты» — проект, созданный местными властями при молчаливом согласии Кремля. Определенную интригу внес в ситуацию член Национального антитеррористического комитета (НАК), первый вице-спикер Совета Федерации Александр Торшин, заявивший, что нужно использовать силу «Черных ястребов» для противостояния бандподполью. Тем самым Трошин продемонстрировал «адабрямс» федеральных властей к появлению незаконных вооруженных формирований на территории российского субъекта.

Однако большинство экспертов сходятся во мнении о том, что появление третьей силы в гражданском противостоянии в республики лишь приведет к дополнительному всплеску насилия.

СМИ выдвигают различные версии о происхождении « Черных ястребов». Самая распространенная из них сводиться к тому, что кабардино-балкарские «антиваххабиты» — это молодежное движение, члены которого хотят жить по цивилизованным законам, а не по радикальным религиозным исламским порядкам.
Еще в 2008 году, когда я был в Баксанском районе, местные бизнесмены, которых джамматы обложили данью (закят), предлагали семьям милиционеров, которых убили исламисты помощь оружием и деньгами, с тем чтобы тех противопоставить боевикам. Я был свидетелем такого разговора, который закончился ничем. Тогда население не было готово защищаться с оружием в руках, так как еще существовала надежда на местную и федеральную власть.

Однако 2010 год продемонстрировал неспособность силовиков и местных властей защитить населения от атак экстремистов. Поэтому не исключено, что родственники убитых милиционеров и бизнесменов, заручившись поддержкой властей, решили создать отряды самообороны. Тем более что, практика не нова для Северного Кавказа.

О численности «Черных ястребов» ничего неизвестно. Известно лишь, что данная организация состоит из кабардинцев. Об этом свидетельствуют атрибуты национальной адыгской культуры, которые они демонстрируются в пропагандистских материалах, распространяемых через интернет (адыгский флаг). Таким образом, подполью противопоставляется национальная адыгская идея.

Само подполье убеждает жителей республики, в том, что «Черные ястребы» — это проект, созданный ФСБ России. Данный пропагандистский трюк, по мнению аналитиков, направлен, прежде всего, на дискредитацию движения, так как местная молодежь однозначно не будет иметь дело с проектами Лубянки.
Между тем, жители Кабардино-Балкарии весьма скептически относятся к деятельности «Черных ястребов», о существовании которых узнали из СМИ. На фоне идеологической войны «антиваххабитов» действия лесных братьев выглядят боле убедительными. Однако, главный вопрос, который задает себе обыватель в Кабардино-Балкарии сводиться к простой аксиоме: если обычным жителям известно все о местных боевиках, то почему это остается загадкой для ФСБ и МВД России, численность которых в КБР едва ли не сравнялась с количеством местного населения.

В Кабардино-Балкарии действует сетевая джихадистская структура, образующая так называемый «валайат Кабарды, Балкарии и Карачая». Валайат является самостоятельно структурой, но его лидеры позиционируют себя как часть Имарата Кавказ, террористической организации объявленной лидером чеченских моджахедов Доку Умаровым в 2007 году.

Валайат географически выходит за рамки Кабардино-Балкарии, что собственно и отразилось в названии, но фактическую джихадистскую деятельность структура ведет в Кабардино-Балкарии. В первую очередь это объясняется тем, что на первоначальном этапе формирования структуры, костяк валайата составляли кабардинцы Муса Мукожев и Анзор Астемиров. В 2005 году они организовали нападение исламской молодежи, оппозиционной Духовному управлению мусульман на силовые структуры Кабардино-Балкарии. Именно тогда кабардино-балкарские джамааты влились в чеченское сопротивление. Позже они стали частью Имарата Кавказ и получили теологическую и идеологическую платформу, на которой сегодня базируется валайат. Джамааты, которые образуют валайат Кабарды, Балкарии и Карачая делятся по территориальному принципу: Баксанский джамаат (Баксанский район), Эльбрусский джамат (Эльбрусский район), Чегемский джамаат (Чегемский район), Нальчикский джамаат (город Нальчик) и т д. Джамааты делятся также по этническому принципу, так как районы республики были образованы по границам поселений народностей (кабардинцев и балкарцев). Так, Эльбруский джамаат состоит из балкарцев, костяк Чегемского района также образуют балкарцы, а вот Баксанский район состоит из кабардинцев, уроженцев этого района. Исключением является Нальчикский район, здесь состав смешанный.

Эльбрусский и Баксанский джамааты — самые влиятельные и многочисленные. В первом случае это объясняется тем, что Эльбрусский джаммат был одним из первых , здесь еще в 2005 году действовала группировка «Ярмук», его лидеров уничтожили в 2005 году . Здесь протестные настроения очень сильны, так как республиканская власть представленная кабардинцами, состоит в конфликте с балкарскими кланами, владеющими туристическими объектами горнолыжного курорта Приэльбрусье.

Баксанский джаммат также один из самых старых и многочисленных благодаря харизматичному лидеру Казбеку Ташуеву. Его джаммат, по некоторым данным, не участвовал в нападении на силовые структуры в 2005 году, а именно тогда радикальная часть кабардинских джамматов, преимущественно состоящая из прихожан Вольноаульской мечети в Нальчике, была разбита силовиками.
Ташуев претендовал на место Амира всего валайата после смерти первого лидера местных исламистов Анзора Астемирова, однако Умаров назначил балкарца Аскера Джапуева, состоявшего в Эльбрусской группировке.

Видимо, во-первых, Умаров решил «тасовать национальную карту», чтобы сохранять баланс в подполье, а во-вторых, на тот момент костяк подполья уже составляли балкарцы, так как радикальная часть кабардинских джамматов была ослаблена атакой на Нальчик в 2005 году.

Сами экстремисты дали районам республики свои названия, разделив их на сектора. Так местные исламисты демонстрируют неправомочность названий районов, разделенных по этническому принципу.

Баксанский джаммат называется Северо-восточным сектором (Амир Кабек Ташуев — Абдуль Джаббар, кабардинец), Чегемский район называется Юго-западным сектором (Амир Закария — Ратмир Шамеев, кабардинец), Эльбрусский джаммат называется Северо-западным сектором (Амир Муса — Хаджиев Бузжигит, балкарец)
По данным оперативных служб МВД и УФСБ, которые озвучил руководитель следственного управления СКП РФ по КБР Валерий Устов, численность валайата в республике составляет около 700 человек. Это в целом по Кабардино-Балкарии, вместе с сочувствующими. Так заявляют федеральные силовики. Но кто, по их мнению, является «сочувствующим», остается вопросом. Человек может сидеть дома, смотреть по местным каналом сводки МВД о диверсиях подполья и лить слезы по погибшим боевикам. Однако это не значит, что он является пособником. Между тем по данным МВД по КБР, в розыск объявлены — 34 человека.

Если абстрагироваться от весьма туманных данных силовиков, то можно подсчитывать около сотни человек, которые непосредственно участвуют в джихаде. Каждый сектор состоит приблизительно из 15-20 человек. Возможно, в Эльбрусском и Баксанском районах общая численность достигает сотни. В общем, по всем районам наберется до 200 человек. А вот тылы, или сочувствующие о которых говорили силовики и число которых невозможно определить, может достигать и нескольких сотен, а то и тысяч. Это те, кто снабжает подполье информацией, помогает с перевозкой продуктов, съемом квартир, покупкой транспортных средств и т д.

Можно себе представить, во что превратиться маленькая республика, если аналогичное число местных жителей пополнит ряды «Черных ястребов».
Чеченизация конфликта, по мнению многих политологов, помогла Кремлю переломить ситуацию. Однако временные успехи в Чечне еще не означают, что модель насильственного мира окажется панацеей для многонациональной Кабардино-Балкарии, где противопоставление национальной и исламской идеи может привести к катастрофе.

Ислам Текушев, Caucasus Time

В Турции с визитом находится заместитель министра иностранных дел Азербайджана Араз Азимов. Он намерен провести политические консультации со своими турецкими коллегами. Араза Азимова считают одной из наиболее грамотных специалистов в дипломатическом ведомстве Азербайджана, поскольку он является также и спецпредставителем президента Ильхама Алиева по урегулированию нагорно-карабахского конфликта. Поэтому логично предполагать, что Азимов информирует Анкару не только об итогах состоявшегося на днях в Сочи саммита Медведев — Алиев — Саргсян, но о некоторых достигнутых договоренностях, которые пока остаются неизвестными. То, что в Сочи обсуждались определенные детали ситуации, складывающейся на Ближнем Востоке в результате нынешних арабских потрясений в целом, и их возможное влияние на карабахское урегулирование, в частности, почти не вызывает сомнений. К тому же визит Азимова в Турцию приходится на момент, когда Москва готовится принять главу турецкого правительства Реджепа Тайипа Эрдогана, а на вторую половину марта намечен визит в Турцию госсекретаря США Хиллари Клинтон. И в первом и во втором случаях, помимо общих вопросов, безусловно, будет обсуждаться и проблема карабахского урегулирования, хотя в свете происходящих в арабском мире потрясений эта проблема приобретает периферийный характер.

Прежде всего, это связано с новыми элементами американской политики на Ближнем Востоке. По сообщению газеты The Washington Post, администрация Барака Обамы готовится к тому, что власть в ряде государств этого региона перейдет все же в руки исламистских правительств, что может привнести в американскую политику «больше религиозных аспектов». В этом смысле крен политики Турции в сторону налаживания отношений с исламским миром — «на основе общих ценностей» — вписывается в складывающийся политический ландшафт. Полагаем, не случайно Анкара в качестве главного катализатора в процессе демонтажа кемализма использовала нежелание ЕС принять ее в свои ряды. На этом направлении Турция, ощущая историческую бесперспективность своей полноценной интеграции в общеевропейское пространство, использовала позицию ЕС и в качестве «прикрытия» для переосмысливания себя как независимой региональной державы с качественно новой идеологией. Более того, позиция Турции приобретает новое качество еще и потому, что ей удалось сформироваться в качестве регионального «центра энергетики», выступить в роли страны-транзитера для российских и азербайджанских энергоресурсов в Европу. Плюс к этому — бурное развитие торгово-экономических, политических отношений, сотрудничества в сфере энергетики с соседним Ираном, геополитическое значение которого на Ближнем Востоке также заметно растет в силу заметного ослабления внешнеполитической активности Саудовской Аравии.

В результате на Ближнем Востоке стали совпадать тактические интересы Анкары, Москвы и Тегерана. Что касается стратегии, то, по некоторым данным, в ходе недавнего визита президента Турции Абдуллы Гюля в Иран, стороны наметили раздел региона на сферы влияния после ухода войск США из Ирака и вывода основного международного военного контингента из Афганистана.

Таким образом, фактически завершается процесс восстановления в регионе традиционной исторической матрицы (Османская империя — Турция / Персия — Иран), что в будущем будет предопределять контуры новой внешней политики Турции, России и Ирана. Выступая в конце января на заседании Парламентской Ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) президент Турции Абдулла Гюль следующим образом обозначил позицию своей страны: «Турция развивает отношения с окружающими ее странами в соответствии с особенностями своего геополитического и геостратегического положения на тех же основаниях, на которых Великобритания проводит активную политику в рамках Содружества, а Франция возрождает исторические связи с государствами Северной Африки». То есть Турция, заявляя о своих правах на влияние в пределах границ бывшей Османской империи, относит все же «союзный» Азербайджан к зоне исторического влияния Ирана и России. Исходя из этого, она стала постепенно стимулировать малозаметный для экспертов процесс в сторону формирования сообщества на основе принципов ислама, а не так называемой «тюркской солидарности», что сковывает ее маневры на Ближнем Востоке. Напомним, что во времена Османской империи на первое место выводились идеи панисламизма, после младотурецкой революции 1905-1908 годов главным лозунгом Стамбула являлся пантюркизм — что предопределило во многом развал империи — затем появился тюркизм образца Кемаля Ататюрка.

Это означает, что Азербайджан, считающийся пока связующим и чуть ли не лидирующим звеном в огромном тюркском мире, начинает выпадать из турецкой геополитической схемы. Это почти в точности напоминает контуры сталинского сценария, который первоначально готовил формирование «Социалистического Турана», объединяющего в единое государство турок бывшей Османской империи и тюрок бывшей Российской империи. Лишь после того, как Мустафа Кемаль отказался от предлагаемого большевиками проекта, все тот же Сталин реанимировал термин «Азербайджан» и стал выставлять «временную социалистическую республику» в качестве «лидера всего тюркского мира» с прицелом на будущие действия в отношении Турции.

Кстати, в пределах этой сталинской парадигмы выстраивал свои отношения с Турцией уже современный независимый Азербайджан. Теперь наоборот, ему приходится иметь дело с новоявленными имперскими стилем мышления и действиями Анкары, ведь «империализм» Анкары предполагает неизбежность нормализации отношений Турции с Арменией. Кстати, на наш взгляд, новая турецкая доктрина наиболее ярко была изложена в статье «За риторикой «одна нация — два государства» скрываются напряженность и непонимание», опубликованной в турецкой газете Hurriyet. «Перемены в турецком обществе в последние несколько лет, а не внешнее давление, расчистили путь для турецко-армянского сближения, — констатирует газета. — Армянский вопрос стал для Турции не просто делом внешней политики, но и вопросом примирения со своей собственной многонациональной и мультикультурной историей, проблемой национальной идентичности. Азербайджанцы были бы мудрее, если бы отказались от ожиданий, что политика Турции в отношении Армении будет определяться интересами Азербайджана. В то время как две страны имеют много общего в языке и в культуре, у азербайджанцев присутствует свое собственное самосознание с сильным иранским, российским, европейским и кавказским наследиями».

Можно предполагать, что в новых условиях на первые позиции в турецкой политике в Закавказье будет выходить проблема ратификации цюрихских документов, предусматривающих нормализацию отношений с Арменией. Неслучайно, как сообщает турецкая газета Today»s Zaman, в ходе предстоящего визита в Турцию Хиллари Клинтон в один ряд для обсуждения встроены следующие вопросы: события на Ближнем Востоке, ядерная программа Ирана, турецко-израильские отношения и процесс нормализации армяно-турецких отношений.

Азербайджану предстоит сложный выбор: либо начать приспосабливаться к интересам Турции, внедрять новую исламскую идеологию, либо сохранять себя в качестве светского государства. Тогда необходимо быть готовым к тому, что протестные настроения электората станут под давлением Турции и Ирана приобретать исламскую окраску. Но как бы то ни было, Азербайджану первоначально предстоит по-настоящему осознать, что эпоха, когда Турция руководствовалась в своей внешней политике общими языковыми ценностями, уходит в прошлое, а в образующийся зазор между «общим тюркизмом» и новоявленной «мусульманской солидарностью» активно прорывается армянский вопрос.

Удастся ли замминистра иностранных дел Азербайджана Аразу Азимову изменить такой ход событий в ходе переговоров в Турции? Вряд ли.

Российский политолог Станислав Тарасов

Источник — ИА REGNUM
Постоянный адрес статьи —

(«Center for European Policy Analysis», США)
Честная оценка исторических достижений, ставших результатом польско-российского сближения, а также ограничений, с которыми в последующие годы наверняка столкнутся, как данное сближение, так и улучшение внутреевропейской политики.
Эдвард Лукас (Edward Lucas)
Никто из наблюдателей, следящих за отношениями Польши с Россией в последние несколько столетий, посоветовал бы варшавским стратегам относиться к востоку с оптимизмом. Начиная с разделов Польши в конце 18-го века и заканчивая разгромом восстания 1863 года, маршем Красной армии против новорожденной Второй республики (чему помешало Чудо у Вислы в 1920-м году), пактом Молотова-Риббентропа 1939 года, в рамках которого Польша была разделена между нацистской и советской империями; Катынью в 1940 году и поддержанным Советами введением военного положения в 1981 году – список этот столь продолжителен и трагичен, что патологическая историческая травма кажется нормальной и неизбежной реакцией. На этом фоне «перезагрузка» отношений с Россией Владимира Путина, начавшаяся в 2009 году, является выдающимся эпизодом дипломатической истории, заслуживающим тщательного рассмотрения.

Другие страны не последовали этому примеру, хотя история Польши отражена и в других странах региона. Чехословакия уцелела от разрушения в ходе войны, но пережила вторжение 1968 года под руководством Советов. Венгрия пострадала как от разрушений военного времени, так и от вторжения. Румыния потеряла территории, отошедшие к Советскому Союзу (и, в отличие от Польши, не получила ничего). Прибалтийские страны Эстония, Латвия и Литва потеряли больше всех, будучи буквально стерты с карты после насильственного присоединения к Советскому Союзу.

Однако на недолгий период в 1987-89 годах все народы региона были, похоже, готовы оставить тени прошлого в прошлом, потому что советское руководство в лице Михаила Горбачева (и российское руководство в лице Бориса Ельцина) превратилось из источника страха в источник надежды. Впервые за историю империи зла Кремль был более реформаторским – зачастую гораздо более реформаторским – чем седеющие динозавры, управлявшие государствами-сателлитами. Люди в порабощенных странах заворожено наблюдали как Андрей Сахаров обретал общегосударственную известность в Москве, как КПСС теряла свою монополию на власть, СМИ становились свободными, а преступления прошлого были признаны одно за другим.

Было возможно, хотя, вероятно, и нереалистично, представить, что весь пост-коммунистический мир отправится в сторону свободы и реформ дружеской толпой. В 1988 году, будучи корреспондентом в бывшей ГДР, я очаровано наблюдал, как восточногерманские подростки выстраиваются в очередь, чтобы почитать советские пропагандистские материалы, которых они раньше избегали: теперь же они поглощали их, потому что в них рассказывалась правда об истории, которую их собственные СМИ до сих пор хранили под замком. Спустя несколько месяцев, в разгар «бархатной революции» в Чехословакии, я посетил своего друга-диссидента, извинившегося передо мной за ожидание: он задержался, потому что обсуждал по телефону тактики протеста с «Андреем». Это был Андрей Сахаров. В Литве, после убийственного и неумелого советского разгрома в январе 1991 года, я видел, как у здания литовского парламента росли горы цветов, украшенные российскими и литовскими трехцветными флагами с траурными ленточками. На одном из них была простая надпись «простите нас». Лозунг «За вашу и нашу свободу», олицетворявший собой единство польских, литовских и русских демократов в 1863 году, приобрел реальное значение. Однако это продолжалось недолго. Ущерб, нанесенный принудительным соседством в советском стиле, был слишком силен.

Да и в Москве чувства охладели. Многим русским было сложно понять, почему их бывшие союзники столь недружелюбны. «Прибалтика от нас отказалась», — с грустью сказал мне либерально настроенный друг, когда я встретился с ним в 1992 году в Санкт-Петербурге. Ему было непонятно, как страны, бывшие раньше столь близко, сегодня могли заявлять о введении визового режима для России. Когда к концу десятилетия страны Восточной и Центральной Европы начали двигаться в сторону НАТО, страдания в России превратились в ярость. Это была уже не просто неблагодарность, это было предательство. Запад не имел никакого права посягать на регион, который всегда был передним двором России. А странам региона нечего было прыгать в постель к Америке. Политики вроде Евгения Примакова, главы разведки, ставшего министром иностранных дел (и, со временем и на короткий срок, премьер-министром), говорили, что присоединение к НАТО было особенно «непозволительно» для прибалтийских государств. Русские не понимали, что чем больше они жалуются, тем больше гарантия того, что их бывшие сателлиты будут приняты в альянс.

Множеством других способов Россия укрепила окружающих в подозрениях о том, что по-прежнему сохраняет старое имперское мировоззрение и амбиции по поводу региона, лежащего между Балтийским и Черным морем. Она мошенничала с поставками природного газа. Ее шпионы были дерзки и энергичны. Российское влияние в СМИ, политике и общественной жизни иногда бросалось в глаза, иногда было скрытным, но всегда оставалось нежеланным. Кроме того, Россия решила возродить самые неприятные части советской историографии. Г-н Путин заявил на пресс-конференции, что пакт Молотова-Риббентропа был не более, чем отменой несправедливой сделки, к которой Советскую Россию принудили в конце Первой мировой войны. Отрицание убийства в Катыни 20 тысяч польских офицеров и резервистов, ранее предназначенное для ограниченной группы маргинальных экстремистов, стало частью официальной идеологии СМИ и политиков. Людей, оспаривавших нео-советский взгляд на историю, называли «фашистами».

На этом фоне перезагрузка Польши поразительна. Она началась с незаметного решения в 2007 году организовать совместную рабочую группу по «сложным историческим вопросам». Многие подняли это на смех. Как можно было приравнять русский список кажущихся обид (польская неблагодарность за «освобождение» 1945 года, негодование по поводу смерти советских военнопленных в 1920 году) с фантастическими преступлениями сталинской эпохи? Однако насмешники (и я был одним из них) оказались неправы. Уверенная работа историков принесла серьезную пользу – они находили архивы, выявляли факты, уточняли цифры, даты и время. Споры по поводу толкований продолжаются, но основные факты того, что, когда и с кем произошло, никогда еще не были так ясны или менее оспариваемы.

Следующая фаза перезагрузки началась, когда г-н Путин посетил в 2009 году балтийское побережье Польши, чтобы принять участие в мероприятиях, отмечающих годовщину нацистского нападения 1939 года. В ходе этого визита он почти извинился за пакт Молотова-Риббентропа. Опять же, для многих этого оказалось недостаточно. Российский лидер представил пакт, как ужасную ошибку, а не отвратительное преступление: вводя в заблуждение, он поставил пакт в один контекст с другими сделками, заключенными другими странами (как, например, французско-британское предательство Чехословакии).

Но этот визит подготовил почву для другого: совместного ознаменования 70-й годовщины Катыни, проведенного г-ном Путиным и г-ном Туском. Вид г-на Путина, скорбно преклоняющего колено перед мемориалом, был поразителен. Не менее поразителен был тот факт, что фильм о расстреле, снятый величайшим польским режиссером Анджеем Вайдой, был показан по российскому телевидению. Но возможности для придирок еще оставались. Г-н Путин выступил с заезженным и заведомо ложным сравнением между судьбой русских военнопленных в Польше после 1920 года (чья смерть стала трагедией, но не результатом массового убийства) и судьбой польской нации, [чьи лучшие представители были ]убиты по прямому приказанию советского руководства.

Однако по-настоящему замечательной стала реакция на трагическую авиакатастрофу в апреле 2010 года, в результате которой погиб президент Лех Качиньский и десятки высокопоставленных польских чиновников. Г-н Путин, явно расстроенный, публично утешал г-на Туска, заявив, что расследование камня на камне не оставит и будет проведено под его личным наблюдением. Фильм Анджея Вайды был показан вновь, на этот раз не по каналу «Культура», а в прайм-тайм на одном из самых популярных телеканалов страны.

Желающие попридираться по мелочам по-прежнему могли найти причину. Нельзя сказать, чтобы Россия безусловно извинилась перед Польшей за преступления советского прошлого. (Это как если бы современная Германия неохотно признала, что Холокост был, и что ответственность за него несет Третий рейх, однако продолжала бы держать под замком архивы Освенцима и отказываться выплачивать компенсацию за убитых там людей.) Россия по-прежнему оспаривает в Страсбурге иск, поданный родственниками жертв Катыни. Остаются и другие невыясненные исторические вопросы.

Одноко это не стало проблемой. Политический климат изменился настолько, что (мягко говоря) различающиеся толкования истории превратились во второстепенную политическую проблему, перестав быть метафорой для отношений. Это огромный сдвиг. При предыдущих польских правительствах прошлое бросало тень на настоящее. Любое событие в России рассматривалось через призму реваншистского, нео-советского и угрожающего поведения. Собственные сильные стороны Польши недооценивались, принципиальные слабые стороны России игнорировались.

В первую очередь изменилось восприятие с польской стороны. Для полоноцентричных комментаторов может показаться удивительным, но русские не просыпаются с утра в раздумьях о польской истории. Эгоцентризм – это постоянная характеристика русского политического мышления, как и почти намеренное игнорирование «маленьких» стран (на самом деле, население Польши составляет почти 40 миллионов человек, но для страны с населением в 140 миллионов и крупнейшей территорией в мире, это все равно мало). Русские сердятся по поводу стран, вроде Грузии и Эстонии, когда им кажется, что те «провоцируют» Россию. Они могут осерчать на Украину, если она «крадет» русский газ. Но при наличии возможности, большинство русских (и большинство русских политиков) предпочитают не думать о таких странах, как Польша, точно так же, как нельзя ожидать, что американец будет тратить много времени, беспокоясь о внутренних делах или внешней политике Мексики. У России достаточно своих собственных проблем.

В Польше все было наоборот. У каждого поляка есть мнение о России, обычно негативное. Это создает благодатную почву, как для искренних, так и для сеющих раздор политиков. Гениальность подхода Туска и Сикорского к польской внешней политике состоит в том, что они перестали искать дешевой популярности, и начали думать о реальных национальных интересах Польши. Просто невозможно, чтобы Польша была заинтересована в плохих отношениях со всеми ближайшими соседями (и, можно поспорить, что не нужно иметь плохих отношений ни с кем). Особенно превратно искать поводы для ссоры с обоими важными соседями, полагаясь на поддержку дальних стран, таких как Соединенные Штаты, или даже той же Британии («знаем – плавали», могут сказать на это поляки). Качество и количество внимания, которое Польша может ожидать получить в Вашингтоне, не сравнится с польской нуждой во внешней поддержке, особенно если она находится в прохладных отношениях, как с Берлином, так и с Москвой. Это был тупик, в который загнало страну предыдущее правительство Ярослава Качиньского.

Польша была (по крайней мере, в своих собственных глазах) героем. Он стала сверхпреданным союзником в Ираке и Афганистане. Ее спецслужбы с радостью сотрудничали в ЦРУ по программам выдачи преступников и другим контртеррористическим операциям. Варшава энергично выступала за членство в НАТО для Украины и Грузии, за Литву и за права человека и политические свободы в Белоруссии. Но она все равно оставалась в изоляции.

Германия, Франция и другие крупные европейские страны просто не принимали Варшаву всерьез. Это было правительство, выступавшее с дипломатическими протестами в ответ на неблагоприятное освещение в СМИ (что является табу в Европейском Союзе или между любыми странами, считающими свободную прессу непременной частью законного и конституционного порядка). Даже вашингтонские «ястребы» из администрации Джорджа У. Буша морщились от некомпетентности, путаных приоритетов и нереалистичных ожиданий, исходящих от их главного восточноевропейского союзника. Один чиновник сравнил Польшу той эпохи (это было сказано глубоко в контексте, и я цитирую по памяти) с любимой, но плохо обученной собакой. «Я ее обожаю, — сказал он. – Но она гадит на ковер, раздражает соседей, все время лает, вылизывает мое лицо, когда я пытаюсь работать, и клянчит еду».

С начала перезагрузки Польша ведет себя по-другому. Она не только не ищет поводов для ссоры, не лает и не скулит, но и помогает решать проблемы вместо того, чтобы их создавать. Вероятно, крупнейшим дивидендом перезагрузки стало улучшение отношений с Германией. Никогда еще в истории Польши они не были лучше. Вместо параноидальной, раздражительной позиции, обе стороны полны теплых слов. Когда перед декабрьскими выборами Радослав Сикорский захотел выступить с жестким посланием к белорусскому режиму, он отправился туда вместе со своим немецким коллегой Гвидо Вестервелле. У г-на Туска отличные отношения с канцлером Германии, общепризнанной полонофилкой Ангелой Меркель. (С Россией, личные отношения в первую очередь существуют между г-ном Туском и г-ном Путиным; отношения г-на Сикорского и его коллеги Сергея Лаврова можно описать как граничащие с сердечными.)

С точки зрения Германии, сегодня Польшу можно охарактеризовать как Salonfähig [вхожую в приличное общество]. Влиятельное пророссийское лобби в Германии не может возражать против хороших отношений с Польшей, когда сама Россия этого не делает. Между Польшей и Германией еще есть проблемы (например, она бы хотела, чтобы польское меньшинство в Германии получало такой же уровень образования, как и этнические немцы в Польше, и ее по-прежнему немного беспокоит реваншистская риторика, исходящая из некоторых уголков консервативного Христианско-демократического союза г-жи Меркель).

В некотором смысле, Польша выделяется из своего окружения. У других стран никогда не было таких плохих отношений с Германией (г-н Качиньский, похоже, считал Германию не меньшей угрозой, чем Россия). Но никто из других стран не стал и подлизываться к России подобным образом.

Под талантливым руководством Карла Шварценберга, Чешская Республика остается «ястребом» по правам человека и энергично выступает по таким вопросам, как энергетическая безопасность и поддержка «Восточного партнерства» (попытка ЕС сосредоточить свое внимание на Армении, Азербайджане, Белоруссии, Грузии, Молдавии и Украине). В Венгрии Виктор Орбан демонстрирует вызывающий беспокойство подход «а-ля Путин» к СМИ и судебной власти, но его отношения с российским премьер-министром можно охарактеризовать как очень холодные. Национальная энергетическая компании Венгрии MOL пытается избавиться от нежеланного российского акционера, компании «Сургутнефтегаз», известной своей скрытной схемой собственности. В 2006 году г-н Путин предпринял попытку избавиться от исторических призраков, витающих над отношениями с Венгрией, извинившись (как всегда, довольно двусмысленно) за советское вторжение 1956 года. Он также дистанцировался от советского вторжения в Чехословакию. Это помогло разрядить отношения, но не возымело того преобразовательного эффекта, как в случае с Польшей.

На юге и на востоке ситуация тоже непростая. Россия сильно надавила на Хорватию, чтобы заручиться ее сотрудничеством в трубопроводной дипломатии. Отношения России с Сербией и с боснийской Республикой Сербской хорошие. Но она поссорилась с новым болгарским правительством, которое считает, что Россия использовала Софию в своих интересах по нескольким энергетическим вопросам. Отношения с президентом Румынии Трайаном Басеску всегда были ужасными: идеализированный образ Румынии, как романской страны, окруженной морем славян и мадьяров, подогревает в румынах глубокий скепсис по поводу России, вне зависимости от партийной принадлежности и идеологии. Для России критерием успеха в Юго-Восточной Европе является трубопровод «Южный поток», который должен соперничать с поддерживаемым ЕС проектом «Набукко» (и принести тому несчастье). «Набукко» несет газ из Средней Азии, с Кавказа и из Ирака в Европу через Турцию. «Южный поток» несет российский (и среднеазиатский) газ в Европу через Черное море. Оба проекта не в очень-то хорошей форме, но «Набукко» гораздо ближе к реальности. Десятилетие задирок, восхвалений, выкручивания рук и фанфаронства в энергетической дипломатии Москвы принесли поразительно мало результатов.

Это, между прочим, отражает часто неверно понимаемую роль России в регионе. В сравнении с любой отдельной страной среди новых членов ЕС, Россия действительно похожа на сверхдержаву; однако в сравнении с Евросоюзом в целом Россия выглядит хило во всем, кроме своего ядерного арсенала. Кремль может нанести большой вред Грузии или Украине или Латвии. Но он не в состоянии затеять драку со всем Евросоюзом. Это не означает, что бывшие порабощенные народы могут полагаться на единую политику ЕС в отношении России. Но это означает, что Россия подходит к своим отношениям с ЕС с позиций фундаментальной слабости.

Как же следует трактовать на этом фоне особенную и удивительную «перезагрузку» Польши? Многие вполне обоснованно приветствуют спокойный и сердечный тон в отношениях между Москвой и Варшавой. Само по себе исчезновение одной лишней проблемы является приятной новостью. Но суть дипломатии не в том, чтобы поддерживать хорошие отношения и сохранять спокойствие. Задача дипломатии состоит в том, чтобы решать вопросы и продвигать национальные интересы. Второстепенным, но важным вопросом является защита интересов союзников. И в этом отношении программа польского правительства слегка отличается от реальности. Как и в случае с внутренней политикой (которую я как-то описал для журнала Economist как «выглядеть хорошо и не делать ничего»), презентация внешней политики довольно значительно превосходит ее практические достижения.

Начнем с Германии. Нет никаких сомнений, что Германия воспринимает Польшу всерьез (объем торговли между двумя странами в три раза больше, чем экспорт-импорт Германии с Россией). Она соглашается с польскими пожеланиями по Белоруссии. Она согласилась на план действий НАТО в чрезвычайных обстоятельствах, предполагающий, что немецкие войска будут гибнуть, защищая Польшу от (крайне маловероятного) военного нападения из России. Однако Германия по-прежнему ценит свои отношения с Россией. Германия умышленно затягивает решение таких вопросов, как Грузия и Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). Она вообще не горит желанием ускорить интеграцию Украины в ЕС или НАТО. Она с прохладцей относится к таким вопросам антлантической политики, как миссия в Афганистане. Лишь в этом году она, наконец, откроет свой рынок труда для рабочих из «новых» членов ЕС, таких как Польша – в то время как Британия, например, сделала это еще в 2004 году.

Германии не нравится идея либерализации услуг внутри ЕС, что приведет к оживлению деловой активности в новых государствах-членах, имеющих энергичную, гибкую и многоязычную рабочую силу. Германия по-прежнему тесно связана с Россией в области энергетики и поддерживает строительство трубопровода «Северный поток» по дну Балтийского моря несмотря на решительные возражения Польши. Короче говоря: Германия ведет себя вежливо и дружелюбно, но она не является союзником Польши в том смысле, что жертвует своими собственными важными интересами ради Варшавы.

То же самое, только еще более явно, верно и в отношении России. Правда то, что напряженность была сглажена. Торговля процветает, что означает рабочие места, зарплаты и инвестиции. Объем торговли между двумя странами еще далек от уровня, который привел бы к экономической зависимости: на самом деле, учитывая запланированный терминал для приема сжиженного природного газа и вероятную разработку запасов сланцевого газа, Польша все больше снижает свою зависимость от главного экспортного продукта России. Россия понимает, что не может ссориться с Польшей, не влезая в драку со всем Евросоюзом. А с разумным г-ном Туском у руля, Евросоюз с гораздо большей готовностью придет Польше на помощь, если Россия начнет вести себя неприятно.

Все это желательные перемены. Но Россия ничуть себя не затруднила, чтобы помочь Польше. Расследование авиакатастрофы под Смоленском шло медленно и небрежно. Это привело к возникновению различных теорий заговора и излишне осложнило жизнь г-ну Туску. Многие поляки собирают невыясненные вопросы, окружающие любое крупное новостное событие, и увязывают их в паутину интриг и убийственных намерений: почему на аэродроме не была установлена самая современная система приземления? Почему свидетели называют разное время падения самолета? Откуда появился таинственный туман? Почему российские авиадиспетчеры, ответственные за произошедшее, исчезли из виду? Почему официальный российский отчет возлагает всю вину на польскую сторону, и никакой вины на российскую небрежность и некомпетентность? Ответы вполне просты. Самолет действительно опаздывал, а его пассажиры торопились. Пилоты испытывали давление, так как должны были доставить свой VIP груз в правильное место и вовремя. Они приняли неверное решение посадить самолет в неблагоприятных условиях, подлетая к аэропорту на слишком низкой высоте. И высокое дерево, выросшее в неправильном месте в неправильное время, зацепило крыло президентского самолета, лишив экипаж возможности совершить аварийный взлет. Любящие теории заговоров поляки считают, что русские способны на многое, но даже они не могут приписать им это ключевое, фатальное дерево.

Но российская сторона все равно усложнила г-ну Туску задачу отражения атаки конспирологов. Новости о том, что электронное оборудование (мобильные телефоны, персональные компьютеры и прочее), принадлежавшие погибшим полякам, подверглось перед возвращением родственникам погибших проверке и разборке, указывали на подлое любопытство со стороны российских спецслужб. Задержки и оставшиеся без ответа вопросы разжигали подозрения о том, что что-то не так. Однако правда состоит в том, что расследование проходило так, как работает практически все в российском бюрократическом аппарате: медленно, скрытно и без особой заботы об интересах общественности.

Россия также не торопится разобраться с невыясненными вопросами «сложных исторических проблем», Это еще может измениться, возможно, даже вовремя, чтобы помочь г-ну Туску победить на повторных выборах этой осенью. Но сейчас все выглядит так, будто Россия забавляется с Польшей: подцепив ее на крючок отношений, где провал равносилен политическому ущербу и необходимость демонстрировать хоть какие-то признаки успеха жизненно важна, Москва демонстрирует нечестный и интриганский подход. Мало кто среди поляков испытывает какие-то иллюзии по поводу новых русских друзей.

Действительно, сложно утверждать, что вежливая дружелюбность на официальном уровне и немного теплых личных связей между высокопоставленными фигурами представляют реальные перемены в направлении позитивного, динамичного сотрудничества, схожего, например, с отношениями между Польшей и Швецией. У «перезагрузки» нет ни глубины, ни масштаба американской попытки восстановить отношения с Россией: у Польши нет тесных связей с российскими военными. Более того, Россия, похоже, решила оставить тактические ядерные ракеты в анклаве Калининград, граничащем с Польшей. Кроме того, у двух стран нет официального диалога по вопросу защиты прав человека, схожего с тем, что Майкл Макфол из Совета по национальной безопасности США упорно ведет со своим российским коллегой Владиславом Сурковым.

И у американской, и у польской «перезагрузки» есть схожие преимущества. Они разрядили проблематичные отношения, подарив политикам пространство для маневра и освободив время, чтобы сосредоточиться на более важных вопросах. Однако, у них есть и схожие издержки. Они снимают с России давление по поводу защиты прав человека и вопросов доброжелательного соседства. Они рискуют оставить малые страны и лидеров оппозиции в самой России в изоляции и без защиты. Они отказываются от позиции морального и стратегического превосходства в пользу прагматичного подхода, ориентированного на результат. Возможно, это то, чего хотят избиратели; политиков нельзя винить слишком сильно за желание сосредоточиться на очевидных проблемах и попытки отложить в сторону то, что похоже на второстепенные вопросы. Тем не менее, стоит разложить по полочкам некоторые риски польской перезагрузки.

Польскому подходу не хватает гарантий поддержки. После испорченной американской перезагрузки, когда Вашингтон объявил об изменениях в своих планах ПРО в годовщину советского вторжения в Польшу, администрация Обамы поняла, что следует значительно улучшить свои коммуникации и успокаивать новые государства-члены западного альянса в рамках НАТО (это пришлось сделать, преодолев возражения Германии, а Берлину, тем временем, было позволено приписать себе эту заслугу). Администрация Обамы поддержала планы беспрецедентно масштабных военных учений в Балтийском море – и новые учения запланированы на этот («Янтарная надежда»/Amber Hope) и следующий («Стойкий джаз»/Steadfast Jazz) год. Госсекретарь США Хиллари Клинтон считается решительным сторонником региона (хотя ее дипломаты иногда и демонстрируют более руссоцентричный подход). Америка посылает на конференции [в странах региона] высокопоставленных дипломатов (на недавней конференции по безопасности в Литве было особенно много высокопоставленных представителей Совета по национальной безопасности, Госдепартамента и других органов управления, пересекших Атлантический океан с единственной целью принять участие во встрече). Президент Барак Обама даже нашел время, чтобы позвонить латвийскому премьер-министру Валдису Домбровскису, чтобы поздравить его с победой на выборах в прошлом году. Общее население Латвии и Литвы составляет менее шести миллионов человек.

А вот Польша ведет себя несколько по-другому. Дипломатическая депеша, опубликованная сайтом WikiLeaks, раскрывает, что Польша возражала против решения НАТО распространить планы на случай чрезвычайных обстоятельств на прибалтийские страны. Предположительно, Варшава опасалась, что расширение планов на северо-восток сделает их менее надежными. Польша не демонстрирует особого интереса в улучшении дорожных, железнодорожных и межсистемных связей с прибалтийскими государствами. Она позволила банальным проблемам, связанным со школьной программой образования, реституцией собственности и использованием польских букв вроде «ł» в официальных документах, испортить свои отношения с Литвой. Г-н Сикорски заявил, что не поедет в Литву, пока не будут удовлетворены польские требования. Многие в Латвии и Эстонии считают подобный подход вздорным и потакающим своим прихотям. В результате их страны тоже страдают.

Справедливости ради стоит заметить, что Польша придала новый вес ранее агонизирующей Вышеградской группе (включающей также чехов, словаков и венгров). Сегодня Польша считает ее полезным центральноевропейским собранием в рамках ЕС. У Польши отличные связи с Чехией, а сотрудничество с Венгрией по вопросу сменяющегося каждые шесть месяцев президентства ЕС (сейчас президентом является Венгрия, а Польша заступит на это место в июле) проходит без сучка, без задоринки. Польша также попыталась найти точки соприкосновения с режимом в Белоруссии. Когда эта попытка провалилась на фоне неожиданного преследования оппозиции после декабрьских выборов, Польша жестко лоббировала в пользу белорусской оппозиции и выделила щедрые денежные средства на помощь.

Однако дух прагматизма все еще витает. Польша не сделала ничего, чтобы поддержать выступивших в защиту демократии калининградских демонстрантов, когда в прошлом году они были избиты и брошены в тюрьму. Она в основном молчит по поводу нарушений прав человека в России (хотя и заявила, что поддержит визовый запрет для тех, кто был замешан в убийстве в результате пыток юриста Сергея Магнитского). Она также не стала поднимать шум по поводу решения Франции продать России боевые корабли класса «Мистраль» и по сути отказалась от попыток помочь Грузии.

Все это оправданно в краткосрочной перспективе. Было бы несправедливо ожидать, что Польша возглавит кавалерийскую атаку против российских танков, особенно в тот момент, когда большинство других стран ЕС (и Америка) продемонстрировали готовность заключать сделки с преступным режимом в Кремле. Однако факт остается фактом: если ее не сдерживать, Россия является для региона пагубной силой. Она ведет хорошо финансируемую психологическую войну против прибалтийских государств и Финляндии. Ее проникновение в руководящие структуры ЕС поразительно и тревожно. Слабость, продемонстрированная органами ЕС в ответ на войну в Грузии, должна стать поводом для глубокого беспокойства. То, что Россия слаба и находится в упадке, не означает, что она неопасна (и, кроме того, будущие правители вполне могут прельститься идеей устроить конфронтацию с соседями, чтобы получить народную поддержку и отвлечь людей от ужасных проблем дома).

Наилучший способ иметь дело с Россией для стран ЕС и НАТО это выступать максимально единым фронтом. Неспособность к этому играет на руку жестокому клептократическому режиму в Кремле, не желающему отказываться от планов на старую империю. Эти российские устремления возлагают особенную ответственность на крупные страны, которые должны показать, что отношения с Кремлем не развиваются за счет малых или более слабых стран. Америка смогла так сделать. Тоже самое можно сказать и про Германию, с тех пор как к власти там пришла Ангела Меркель. Польша должна последовать их примеру.
Оригинал публикации: Essay: Russia’s Reset and Central Europe
http://www.inosmi.ru/europe/20110305/167102115.html

А.А.Быстров

Нынешнюю ситуацию в Ливии называют «патовой». Это безусловно справедливо, но только в очень краткосрочной перспективе. Действительно установился некий силовой паритет, когда противоборствующие стороны в целом удерживают занятые ими города. По большому счету сейчас из того объема информации, который приходит из страны, довольно сложно понять расстановку сил. Особенно с учетом того, что данные в большинстве своем основываются на словах очевидцев и представителей противоборствующих сил, а значит сильно ангажированы по определению.

Сейчас совершенно четко можно сказать, что лояльные М.Каддафи силы контролируют столицу и его родной город Сирт. Одновременно под их контролем остались основные базы ВВС. Очевидцы утверждают, что ситуация в столице спокойная, если не считать демонстрации 4 марта, которую силы полиции очень быстро рассеяли. Основной центр оппозиции – Бенгази, а также ряд портовых городов. Идут бои с переменным успехом за города Брега, Рас Лануф и Эз-Завия. Причем Эз-Завию, судя по всему проправительственные силы, все-таки взяли по контроль, поскольку имеются подтвержденные данные о гибели в боях фактически всех высших командиров оппозиции в этом городе. Это можно констатировать с большей долей уверенности, как и то, что линии фронта как таковой в наличии не имеется, а в вышеперечисленных городах имеются очаги сопротивления обеих сторон. Налицо гражданская война со всеми ее ужасами. Теперь необходимо разобраться с тактикой противоборствующих сторон. Ливийской армии как таковой более не существует, есть отряды вооруженных оппозиционеров с одной стороны и лояльные М.Каддафи силы — с другой.

Тактика правительственных сил сейчас следующая. Каддафи накапливает силы для решительного наступления на Бенгази. Собственно бои в пятницу свидетельствуют об этом со всей убедительностью, поскольку речь идет о захвате опорных пунктов, без которого говорить о наступлении на оплот оппозиции не приходится. Об этом же говорят авианалеты лояльных М.Каддафи сил на склады амуниции и боеприпасов в Аджабии и Рас Лануфе. В Бенгази также 4 марта были совершены подрывы складов боеприпасов. То есть, лояльные ливийскому руководству силы широко используют диверсионные методы войны, что подразумевает наличие подполья в том же Бенгази. Подполья, конечно, условного, так как в той неразберихе и организационной сумятице, которая сейчас имеет место в штабе оппозиции, говорить о какой-то вдумчивой работе по поиску сторонников М.Каддафи, а тем паче о пресечении их тайной подрывной деятельности не приходится. Но факт остается фактом. М.Каддафи старается максимально ослабить противника путем лишения его запасов вооружения и боеприпасов. Это говорит только о подготовке наступательных операций.

Оппозиция при этом явно испытывает организационные сложности с комплектованием своих вооруженных сил. Ей приходится сейчас воевать фактически на два фронта, отсутствует единое централизованное командование, каждый отряд сражается самостоятельно в своем родном городе, нет общей стратегии дальнейшей борьбы. На ее стороне пока безусловная поддержка мирового сообщества и международная изоляция нынешнего ливийского руководства. Абсолютно при этом непонятна позиция туарегов (а их 158 племен), которые пока хранят нейтралитет. Эмиссары с обеих сторон активно сейчас обрабатывают племенную верхушку, но на стороне М.Каддафи в этом случае есть преимущество: наличие финансов. Финансовые поступления оппозиции сейчас в основном формируются за счет пожертвований ливийской эмиграции. Кстати, такое быстрое изготовление и распространение флагов «королевской» Ливии на первом этапе волнений – заслуга именно эмиграции. Теперь остается понять, какая часть из собранных ими средств является ее собственными деньгами. Представляется, что этот канал сейчас начинает использоваться и другими структурами, типа ЦРУ США.

Теперь о составе противоборствующих сил. Основную часть лояльных М.Каддафи сил (около 80%) в настоящее время составляют африканские наемники. Причем идет тенденция к наращиванию их числа. 4 марта границу пересекло несколько сот боевиков из Мали. Это представители кочевых племен, которые используют в качестве средств передвижения джипы с установленными на них тяжелыми пулеметами. Как показывает практика, это наиболее эффективное оружие в ливийских условиях. На стороне Каддафи воюют также наемники из суданского ДСР, а также представители племени загава из Чада. Самолеты ливийских ВВС, после отказа летчиков участвовать в гражданской войне, начали, по некоторым данным, пилотировать сирийцы. Такое соглашение было достигнуто между Б.Асадом и М.Каддафи еще в самом начале волнений. Более того, поначалу Дамаск готов был предоставить боевые самолеты вместе с экипажами, но позже было решено, что в настоящее время более целесообразно использовать «отставных» сирийских пилотов.

Таким образом, необходимо констатировать, что Триполи в настоящее время концентрирует силы для развития наступательных операций. При этом они делают упор, в отличие от оппозиции, на «обстрелянных» бойцов, не имеющих никаких предрассудков и внутриливийских симпатий и антипатий. Отсутствие боевого опыта у оппонентов М.Каддафи — это их «ахиллесова пята», о чем свидетельствует и количество жертв и раненных в результате боев. Те же Бенгази и Брега начинают испытывать серьезный дефицит медикаментов и койко-мест. У Триполи проблемы другого рода: потерян контроль над 80% нефтяных полей; ливийские финансовые зарубежные авуары заморожены. В нынешней ситуации это жизненно важно по двум причинам. Лишившись подпитки топливом, Триполи начнет неизбежно терять преимущество в тяжелых видах вооружения и авиации. Одновременно наемники не будут воевать задаром. Пока деньги (и судя по всему немалые) у М.Каддафи имеются, отсюда подпитка иностранными наемниками. Но среди стратегических целей Триполи самая приоритетная — это возвращение под свой контроль нефтеперерабатывающих заводов и источников добычи углеводородов. Сейчас именно на этих направлениях и развернуться основные бои. Второе – боеприпасы. Их необходимо пополнять, а для этого необходимо отбивать склады вооружений, захваченные оппозицией, или, как минимум, их уничтожать. Это вторая основная стратегическая задача. По мере их успешного или не очень решения можно будет делать выводы о наступлении на Бенгази. Таким образом, необходимо сделать вывод о том, что интенсивность боевых действий в среднесрочной перспективе будет возрастать. Причем в отличие от оппозиции в действиях Триполи просматривается более уверенное организационное начало.

Главный вопрос: будут ли в этих условиях входить в Ливию американские и натовские войска. Автор считает, что нет. Информация о концентрации их сил в приграничных районах Средиземного моря рассчитана сейчас больше на М.Каддафи. Единственно, что они сейчас могут делать (и делают) – это снабжать повстанцев продовольствием и медикаментами. Ну и наращивать дипломатический прессинг. Говорить о вторжении можно будет только в том случае, если угроза взятия Бенгази лояльными М.Каддафи войсками будет реальной. Но до этого очень далеко.

Также далеко и до объявления воздушного пространства над Ливией «бесполетной зоной». По убеждению руководства НАТО, такое развитие ситуации возможно только при наличии мандата ООН. Как впрочем, и сам факт интервенции должен проходить «под зонтиком» этой организации. А вот с этим будут вопросы, поскольку одно дело единодушно осудить режим М.Каддафи за расстрел мирных демонстраций, а другое дело – санкционировать силовое вторжение. Заявление в этой связи президента США Б.Обамы «о международной нелегитимности» режима М.Каддафи спорны, так как в этом случае придется признать недействительными все сделки в нефтяной сфере между его режимом и западными нефтяными компаниями. Собственно по этой причине позиция ЕС в этом вопросе сдержанная, в связи с чем отсутствуют очень резкие заявления. Если брать международный аспект, то речь идет о противодействии легитимного и международно признанного режима вооруженному мятежу. Вопрос сейчас стоит именно так, хочется кому-нибудь это или нет. Создавать на примере М.Каддафи опасный прецедент не хотят ни в ЛАГ, ни в Афросоюзе. И в этой связи его поддержка со стороны этих организаций будет нарастать.

источник — http://www.iimes.ru/rus/stat/2011/05-03-11.htm