Рубрика: Россия

О том, как прикаспийские страны стали заложниками милитаризации Каспия, шла речь на прошедшей в Москве международной конференции «Каспийский субрегион: угрозы безопасности и факторы стабилизации». Более 30 экспертов из разных стран мира приехали в российскую столицу, чтобы обсудить проблемы безопасности региона из-за предстоящего вывода войск НАТО из Афганистана, обострения ситуации вокруг Ирана, неурегулированности правового статуса Каспия. А также предложить пути для их решения и развития региона. Организатором и модератором конференции выступил российский политолог, гендиректор Института каспийского сотрудничества Сергей Михеев.

Американцы пробрались на Каспий через трубопровод

Открывая дискуссию, Сергей Михеев напомнил, что ожидаемый вывод войск НАТО из Афганистана к концу 2014 года принесет с собой определенные риски. Он тесно связан с вопросами поддержания безопасности не только в самой республике и Центральной Азии, но и в более широком контексте — в Каспийском и Ближневосточном регионах, на Южном Кавказе.

Ситуацию усложняет и тот факт, что по-прежнему остаются открытыми многие важные вопросы. Например, маршруты транзита военных грузов из Афганистана на официальном уровне до сих пор не определены. И у экспертов есть все основания полагать, что Северный путь станет лишь одним из векторов в маршрутном листе, который может быть максимально диверсифицированным. Помимо России, Казахстана и Узбекистана в перемещении военных грузов могут быть задействованы, с одной стороны, ближневосточные страны (Иордания, ОАЭ), с другой — такие государства, как Кыргызстан и Таджикистан, через территорию которых может осуществляться транзит в казахстанский порт Актау и далее через Каспий в Азербайджан и Турцию.

По мнению Сергея Михеева, реализация подобного сценария может заметно осложнить положение в Каспийском субрегионе — и без того уже изрядно милитаризированном.

«Наблюдаемое в последние годы ускоренное формирование национальных флотилий стран каспийской пятерки, изоляция Ирана, вероятный транзит через регион военных грузов, а также все более явно проявляющийся запрос на обеспечение безопасности новой транспортной (трубопроводной) инфраструктуры со стороны Азербайджана в сторону НАТО формируют набор вполне осязаемых рисков дестабилизации ситуации, — отметил эксперт. — Параллельно с ростом напряженности в сфере безопасности в Каспийском субрегионе вывод войск НАТО из Афганистана, очевидно, будет способствовать появлению новых транспортных маршрутов и логистических узлов в странах Центральной Азии и Каспийского региона, формирование которых, по сути, уже началось».

С одной стороны, это обстоятельство будет способствовать более динамичному развитию отдельных региональных игроков, но с другой, по мнению эксперта, рискует внести дисбаланс в уже существующие региональные экономические связи и реализуемые стратегии. Что делать в таких условиях?

Каспийское спокойствие омрачат неспокойные выборы

Отвечая на вопросы по проблематике, руководитель отдела аналитики и консалтинга Института политических решений (Казахстан) Рустам Бурнаше заметил: «Для правильной оценки угроз в Прикаспийском регионе ставку нужно делать не столько на ситуацию в Афганистане, сколько на политическую ситуацию в странах Центральной Азии. На то, насколько они могут контролировать внутренние вызовы».

Поэтому, по мнению эксперта, в первую очередь нужно сконцентрироваться на угрозе нарушения баланса сил в регионе и трансформации границ и структуры региона.

С ним отчасти согласен политолог из Казахстана Сергей Акимов. Но пояснил, что коррективы в ситуацию на Каспии могут внести предстоящие в этом году президентские выборы в Иране и Азербайджане, а также нерешенный вопрос с преемственностью власти в республиках Центральной Азии. А именно — в Казахстане, Узбекистане и Таджикистане.

По словам эксперта, за 22 года после распада Советского Союза власти в странах Центральной Азии ни разу не менялись согласно действующим конституциям и без кровопролития. Это объясняется несколькими причинами, такими как олигархический характер власти, сращивание бизнеса и власти, отсутствие традиций демократической смены власти по истечении двух президентских сроков, отсутствие политических и экономических гарантий для экс-президентов и их семей.

«Наибольший интерес представляет проблематика устойчивости власти двух каспийских государств — Узбекистана и Казахстана, — считает Сергей Акимов. — Поскольку очевидно, что из-за географического и демографического фактора, незащищенности границ, уровня экономического благосостояния населения и слабости политических систем кардинальная смена политического лидера скажется на ситуации в Центральной Азии. И как следствие — на Каспийском субрегионе».

По мнению Сергея Акимова, на сегодняшний день относительно устойчивым политическим режимом в регионе является лишь Туркменистан. Полное отсутствие оппозиции, наличие устойчивой идеологии в совокупности с молодым и жестким лидером позволяют оценивать возможность неожиданной его смены как маловероятную.

Кыргызстан на протяжении нескольких лет постоянно находится в состоянии политического кризиса. Это единственная страна региона, где смена власти насильственным путем в последнее десятилетие происходила неоднократно. И определенные группы влияния, и политические элиты ввиду наличия соответствующего опыта рассматривают подобные сценарии смены власти реально.

Наконец, бедственное экономическое положение Таджикистана обуславливает вероятность голодного бунта в стране.

«Яблоко раздора» — на дне морском

На ситуацию влияют и другие внутренние факторы. Так, уже долгие годы между Азербайджаном, Туркменистаном и Ираном существуют разногласия по поводу раздела дна Каспия, а также общих месторождений между Ираном и Азербайджаном и между Азербайджаном и Туркменистаном.

«В первую очередь эти разногласия касаются технических способов, критериев разделения, — считает профессор Тегеранского университета Джахангир Карами. — Нам всем необходимо применить принцип справедливости, что в свою очередь требует политической воли правительств этих стран. Главное — наличие у государств воли для достижения соглашения и его дальнейшей реализации».

По мнению иранского эксперта, существует необходимость проведения совещаний глав МИДов и экспертов прикаспийских стран, а также создания органа или организации по мониторингу реализации соглашений. Эксперт напомнил о существовании подобной организации на Черном море (ОЧЕС) и призвал изучить опыт других стран.

В свою очередь модератор конференции и политолог Сергей Михеев напомнил всем присутствующим еще об одном факторе возможной дестабилизации в регионе. По его словам, отношения у Ирана с Западом сложные и пока радикального улучшения не просматривается. «Периодически на Западе поднимается тема возможной военной операции против Ирана… Но любая война в Иране негативно отразится на безопасности всех прикаспийских государств», — подчеркнул он.

Также Михеев напомнил о том, что до сих пор не определен правовой статус Каспия и еще существует вопрос прокладки трубопроводов, по которому тоже позиции сторон не сходятся.

А директор Центра регионального развития, профессор Бакинского государственного университета Чингиз Исмаилов напомнил: «Проходят регулярные встречи по определению статуса Каспия и распределению биологических и нефтегазовых ресурсов, решению экологических проблем, определению транспортных путей по Каспию. Но, к сожалению, за все это время только по одному вопросу все прикаспийские государства пришли к соглашению. В частности, в 2003 году все пять стран подписали Тегеранскую конвенцию, в рамках которой страны будут координировать и согласовывать экологические вопросы. По другим вопросам в пятисторонних обсуждениях подписания единого соглашения пока нет».

Как же решают вопросы сегодня? Как рассказал Чингиз Исмаилов, есть продвижения в решении проблемы определения морских границ. Это связано с тремя странами — Азербайджаном, Казахстаном и Россией.

«Есть трехсторонние соглашения, по которым согласован раздел дна Каспия. Но Азербайджан находится в более сложном положении, чем все остальные прикаспийские страны, так как Азербайджан — единственное прикаспийское государство, которое имеет морские границы со всеми четырьмя прикаспийскими государствами — Россией, Казахстаном, Туркменистаном, Ираном. С Россией и Казахстаном мнения совпадают, и основные принципиальные вопросы согласованы. Осталось определить границы с Туркменистаном и Ираном. Но у Ирана проблемы и с Азербайджаном, и с Туркменистаном. Если разделить поровну двадцать процентов, то некоторые части туркменской акватории подпадают под иранскую часть. Так что проблемы есть, проблем много, и я не думаю, что они будут решены в ближайшие сроки», — резюмировал эксперт.

Подводя итоги конференции «Каспийский субрегион: угрозы безопасности и факторы стабилизации», политолог Сергей Михеев отметил, что для мира и спокойствия на Каспии важно, чтобы все страны, входящие в данный регион, понимали, что у западных стран в регионе есть интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами России и остальных стран «пятерки». Поэтому общую безопасность в зоне Каспия может гарантировать курс на пятистороннее сотрудничество и запрет на любые нерегиональные военные силы. И самое главное — страны Каспийского региона должны сами решать противоречия, иначе их судьба окажется в руках государств, имеющих в регионе свои интересы.

Александр Акимов, Виталий Наумкин

30 апреля 2013

Учитывая высокую динамику протекающих в странах Ближнего Востока процессов, целесообразно разделить рассматриваемый нами восьмилетний период условно на две части — 2013–2016 гг. и 2016–2020 гг. и соответственно этому говорить о краткосрочной и среднесрочной перспективах развития ситуации в этих странах. Это, конечно, не означает, что между двумя четырехлетиями пролегает некий водораздел.

Последнее десятилетие XXI в. было временем серьезных потрясений для региона: подъем исламского радикализма и начало глобальной войны против террора, иностранное вторжение в Ирак и свержение режима Саддама Хусейна, новые периферийные войны Израиля с арабами (2006 и 2009 гг.). А начавшийся в 2011 г. процесс «арабского пробуждения» стал для региона событием исторического значения, сопоставимым с распадом Османской империи и образованием национальных арабских государств под мандатом Великобритании и Франции после Первой мировой войны или освобождением этих государств от колониализма и национальными революциями третьей четверти ХХ в. Бурные мятежные движения 2011–2012 гг. в шести арабских странах (в отдельных случаях они могут быть охарактеризованы как революции) уже привели к смене лидеров или режимов в части из них и к политическому триумфу десятилетиями находившихся в подполье исламистских сил. Нет оснований считать, что все остальные государства имеют иммунитет от лихорадки молодежного протеста, который явился мотором происшедших изменений. Однако нет причин и говорить о каком-либо эффекте домино, поскольку в одной части государств региона протестные движения практически вообще не имели место, в другой — были погашены с помощью реформ (пускай, и не глубоких), как, например, в Иордании и Марокко, денежных вливаний, как в Саудовской Аравии, или репрессивных действий властей, как на Бахрейне. На среднесрочную перспективу ключевым вопросом для региона представляется возможность изменений в таких региональных гигантах, как Иран и Саудовская Аравия, ситуация в которых пока остается стабильной.

Общая траектория развития ситуации в регионе будет определяться совокупным воздействием следующих обстоятельств.

1. Остановится ли в регионе волна мятежей, протестов и революций?
2. Удастся ли удержать регион от распространения оружия массового поражения?
3. Какую политику в отношении государств региона будут проводить наиболее влиятельные глобальные державы?
4. Удастся ли добиться успеха в разрешении арабоизраильского конфликта (в первую очередь, на палестино-израильском треке)?
5. Насколько серьезным и длительным будет обострение межконфессиональных и внутриконфессиональных противоречий?
6. Пойдет ли на спад религиозный экстремизм и терроризм?
7. Удастся ли избежать новых войн и иностранных интервенций?
8. Будут ли развиваться «новые арабские исламские режимы» в направлении демократии?
9. Какой будет ситуация на нефтегазовом рынке?
10. Насколько успешным будет экономическое развитие стран региона?

В этом контексте ключевой проблемой для региона в рассматриваемый период является экономическое развитие.

ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА В СТРАНАХ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА

Будет возрастать роль Ближнего Востока в качестве мирового финансового центра (ОАЭ), регион останется крупным импортером самых разных видов промышленной и сельскохозяйственной продукции. С одной стороны, арабские страны Персидского залива сохранят значение как крупные экспортеры капитала. При этом стоимость зарубежных активов этой группы стран, по некоторым оценкам, уже превысила 1,8 трлн долл., что примерно в два раза превышает их суммарный ВВП, а основная часть инвестиций приходится на США (более 300 млрд долл.) и на страны Европы. С другой стороны, страны региона сами являются реципиентами прямых иностранных инвестиций, самые крупные из них — Саудовская Аравия, Катар и Турция. Ключевые инвестиционные сектора в арабских странах Персидского залива включают нефтехимический сектор, металлургию, алюминиевую и цементную промышленность, производство строительных материалов, горнодобывающую и пищевую промышленность, объекты инфраструктуры, сферу услуг.

Саудовская Аравия и ОАЭ стремительно улучшают инвестиционный климат, что является важной предпосылкой для устойчивого экономического роста на ближайшую перспективу. За период 2005–2010 гг. Саудовская Аравия перешла с 67-го на 13-е место в мире в рейтинге стран по удобству ведения бизнеса, определяемом Всемирным банком. Продолжается осуществление стратегических программ развития, что, вероятно, будет продолжаться и в среднесрочной перспективе. В Долгосрочной стратегии экономического развития Саудовской Аравии до 2024 г., первыми двумя этапами осуществления которой являются восьмой (2005–2009 гг.) и девятый (2010–2014 гг.) пятилетние планы экономического развития, поставлена цель снизить за период с 2005 по 2024 г. долю экспорта нефти в общем экспорте страны с 65,8 до 19,5%, поднять долю экспорта других товаров с 26,8 до 59,8%, а долю экспорта услуг с 7,4 до 20,7%.

В рамках стратегии развития до 2024 г. катализатором капиталовложений должны стать прежде всего частные инвестиции. Поставлена цель наращивать частные инвестиции в среднем на 10,3% в год, в то время как ежегодный рост государственных инвестиций должен составить около 8,7%. Фактором риска для Королевства на ближайшую перспективу является истощение запасов нефти в результате наращивания ее добычи для компенсации нехватки сырья на рынке вследствие санкций против Ирана. К 2020 г. основными покупателями аравийской нефти станут азиатские государства (в первую очередь, Китай), а возможное достижение западным полушарием энергетической самообеспеченности (с учетом, в частности, огромных запасов, открытых в Бразилии), как можно предполагать, коренным образом скажется на отношениях арабского мира с США.

Однако в целом значение всей группы арабских стран Персидского залива, экспортирующих нефть, непременно, будет расти. К 2020 г. их суммарный ВВП должен достичь 2 трлн долл., что составит 1,7% мирового ВВП. Контуры ситуации в этом регионе определяется тем, что аравийские режимы стоят перед выбором следующих вариантов экономической политики: продвижение широких экономических программ развития при сравнительно более медленных политических сдвигах либо ускорение политических реформ, в случае, если экономическая политика окажется менее успешной, чем ожидается.

На экономику Ирана большое влияние оказывает режим международных санкций, действующий с 2010 г. Она сильно зависима от экспорта — объем внешней торговли составляет свыше 45% ВВП. В то же время значительные людские и природные ресурсы страны обеспечивают существование внутреннего рынка, поддерживающего экономическую активность даже в условиях ухудшающейся мировой конъюнктуры. Сложившаяся практика иранского руководства постепенно изменять действующие в стране экономические механизмы в сторону мировых стандартов позволяет рассчитывать на устойчивое развитие. Поскольку вероятность сохранения высоких цен на нефть достаточно велика, можно прогнозировать, что существенного замедления темпов роста иранской экономики не произойдет. Уровень развития реального сектора экономики Ирана характеризует тот факт, что страна имеет отечественное ракетостроение, развитую фармацевтику и некоторые другие высокотехнологичные производства.

СОЦИАЛЬНЫЕ, ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И НЕКОТОРЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СЦЕНАРИИ

Регион вынужден импортировать значительное количество продовольствия, а также кормового зерна. Дефицит пресной воды приводит к невозможности развивать сельское хозяйство без существенных инвестиций, а для развития экономики, включая помимо сельского хозяйства городскую инфраструктуру и некоторые водоемкие отрасли промышленности, необходимо развивать самостоятельную капиталоемкую отрасль по добыче и опреснению, а также транспортировке пресной воды.

В течение последних четырех десятилетий в арабских странах стабильно повышался удельный вес молодежи среди населения. Экспертами Всемирного банка прогнозируется, что к 2015 г. он будет превышать 30%. Этот процесс при ограниченных возможностях роста обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства порождает высокий уровень безработицы, прежде всего — среди молодежи. В настоящее время безработица среди молодежи в странах Ближнего Востока составляет свыше 25%, что является одним из самых высоких показателей в мире. Это, в свою очередь, предопределяет достаточно высокие темпы роста региональных трудовых ресурсов: в 1980–2010 гг. они находились на уровне 3,3% (в Южной Азии — 2,1%, в Восточной Азии — 1,5%).

Проблема высокой безработицы в арабских странах тесно связана с качеством их трудовых ресурсов, которое заметно отстает от других развивающихся регионов. Доля низкоквалифицированных и неквалифицированных работников составляет примерно 60–65% экономически активного населения арабского мира, что, в свою очередь, обусловлено отставанием образовательного уровня местных жителей. Критической социальной проблемой региона остается крайняя бедность населения в разных странах, входящих в его состав.

Не менее острой проблемой для арабского мира остается хроническая бедность достаточно широких слоев населения. Рост безработицы и повышение потребительских цен (прежде всего на продукты питания) привели к заметному росту удельного веса бедных в общей численности населения. По имеющимся оценкам, учитывающим национальные критерии бедности, рассматриваемый показатель в конце 2000-х годов достиг в среднем 40%, в частности, в Йемене — 60%.

С учетом всего сказанного можно предположить несколько вариантов развития экономической ситуации в регионе в связи с политической ситуацией.

Первый сценарий: «Политические процессы взрывают регион и его экономику». В этой ситуации различного рода конфликты расшатывают социально-экономическую обстановку в такой степени, что экономическая деятельность резко сокращается, разрушаются существующие предприятия, экономика откатывается далеко назад по уровню и масштабам развития. Примеры реализации такого сценария сегодня — Ирак и Ливия.

Второй сценарий: «Внешнеэкономические процессы — запал для политического взрыва». Мировой финансово-экономический кризис, развитие альтернативных технологий в энергетике от солнечной и ветровой энергетики до сланцевых нефти и газа, замедление экономического роста в КНР могут привести к резкому сокращению спроса на основные экспортные продукты региона — нефть и газ. В результате сокращения экономических возможностей государств разворачиваются разрушительные процессы в политической области.

Третий сценарий: «Устойчивое развитие». Сценарий возможен как при благоприятном развитии мировой экономики, так и при мировом кризисе, если он не вызовет существенного спада потребления нефти и газа в быстро растущих экономиках стран Азии. При росте мировой экономики потребности разных стран мира в нефти и газе будут возрастать, что придаст импульс развитию региона. Экономический спад в странах Запада, вызванный мировым финансово-экономическим кризисом, может привести к спаду потребления нефти и газа в этой части мирового хозяйства, но растущие экономики Китая, Индии и стран Юго-Восточной Азии будут нуждаться в дополнительных количествах топлива, особенно для автомобильного транспорта, и этот рост потребностей в нефти и газе в странах Восточной и Южной Азии обеспечит спрос на нефть и газ Ближнего Востока.

ВАРИАНТЫ РАЗВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ

Переживаемые в последнее время государствами региона (в первую очередь, его арабской части) бурные трансформационные процессы, сохранение старых и появление новых угроз безопасности, нерешенность конфликтов, немалая часть из которых имеет глобальное измерение (арабо-израильский конфликт, ситуация в Судане, курдская проблема, деятельность экстремистских и террористических организаций, ядерная программа Ирана, положение в Сирии, в Йемене, неопределенность будущего Ирака и т.п.) предопределяют возможность развития ситуации в нежелательном для мира и стабильности направлении.

Одним из наиболее негативных последствий турбулентных событий последнего десятилетия явилось резкое обострение межконфессиональных (между мусульманами христианами) и внутриконфессиональных (между суннитами и шиитами) противоречий, которые на краткосрочную перспективу имеют тенденцию не только сохраниться, но и обостриться. Формирование на Ближнем Востоке альянса влиятельных суннитских исламистских (или симпатизирующих исламистскому порядку даже при сохранении светского характера своей государственности, который может подвергаться эрозии) режимов, осью которого на сегодня являются такие страны, как Саудовская Аравия, Катар, Турция, Тунис усилит их стремление доминировать в региональной политике и навязывать соседям свою повестку дня.

Потенциал исламистского движения в целом в предстоящий период будет ослабляться противоречиями между различными течениями политического ислама — «Братьями-мусульманами» (и выросшими из них группировками), салафитами и джихадистами. Эти противоречия будут и в дальнейшем активно использоваться региональными акторами с целью продвижения своих интересов (например, поддержка Саудовской Аравией салафитов, Катаром — «Братьев-мусульман»).

В целом с немалой долей вероятности можно предположить, что, как минимум, в краткосрочной перспективе неопределенность и нестабильность в значительной части стран Ближнего Востока, порожденные массовыми протестными движениями и приходом к власти исламистов, сохранятся.

Удастся ли господствующим теперь во многих государствах (и прежде всего в такой ведущей стране арабского мира, как Египет) исламским политическим силам, «голодным до власти», как выразился один из участников событий, преодолеть искушение вернуться к испытанным авторитарным методам правления? Не помешает ли их взгляд на собственный успех как на результат Божественного предопределения выполнению ими обещаний сохранить приверженность демократии и опираться на волеизъявление? И, главное, удастся ли им решить трудные задачи восстановления экономик, которым был нанесен ущерб турбулентными событиями 2011–2012 гг.?

В среднесрочной перспективе сохранится противоборство двух тенденций в эволюции политического ислама. Одна из них — к модернизации, адаптации его к современным реалиям в силу самой ответственности за управление соответствующими странами, усиление его приверженности демократическим нормам под давлением общественного мнения большинства населения, высказавшего в ходе протестных движений стремление к свободе и социальной справедливости. Другая — «замыкание в себе», попытка выстроить систему ценностей и норм, в значительной мере не совпадающих с господствующими в большинстве стран мира.

Частичная дерадикализация политического ислама уже происходит, и под влиянием этого процесса уже в краткосрочной перспективе будет меняться лицо таких группировок, как ХАМАС и Хизбалла. Движение ХАМАС, поддерживаемое в настоящее время не Ираном, а консервативными арабскими режимами, вероятно, будет дальше двигаться в сторону мира с Израилем. Возможное превращение его демократическим путем в правящую политическую силу всей Палестинской автономии создаст новую ситуацию, которую будет должен учитывать как Израиль, так и западные государства.

Стратегия Хизбаллы, возможно, в меньшей мере будет увязываться с целями, которые преследует Иран. Однако рост числа накопленных этой партией ракет и, возможность, приобретение ею способности самостоятельно производить это оружие представляют собой серьезный вызов для Израиля. Пока нет оснований для алармистских прогнозов в сфере нераспространения. В то же время среди возможных сценариев есть негативный: кризис вокруг Ирана не удается разрешить, против него совершается военная акция, Тегеран производит ядерное оружие, что подталкивает к этому решению другие страны региона. Вполне вероятным является более позитивная перспектива — удержание Тегерана «у ядерной черты»: он не отказывается от программы приобретения возможности максимально быстрого создания ядерного оружия в случае необходимости, но по-прежнему не принимает об этом политического решения. С таким Ираном страны региона и глобальные игроки будут жить, не исключено, что и некоторые региональные державы захотят последовать его примеру. Шансы на создание даже на Ближнем Востоке даже к 2020 г. зоны, свободной от ядерного оружия, или продвижение в «глобальному нулю» пока остаются незначительными.

Баланс сил в регионе, видимо, будет и в дальнейшем меняться. Неарабские державы, которые пока считают себя победителями в результате событий «арабской весны», продолжат соперничество за влияние. И Израиль, и Турция уже сегодня говорят о своей победе как о «пирровой»: новые угрозы могут свести их на нет. Иран, который сначала рассматривал себя также как одного из победителей, сегодня крайне обеспокоен развитием ситуации в Сирии и возможными последствиями обострения сирийского кризиса для Ливана и Ирака.

Не исключено, что в результате дестабилизации ситуации в регионе в среднесрочной перспективе могут обостриться межгосударственные, этнополитические и этноконфессиональные конфликты, развитие обстановки приведет к перекройке границ или появлению неких новых образований. Однако появление нового халифата региону все же не грозит.

ВЫЗОВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ РОССИИ

Рассмотренные турбулентные события в арабском мире обернулись одновременно и выигрышем, и проигрышем. С одной стороны, Россия показала, что является одним из ключевых акторов, способных оказывать влияние не только на решения международного сообщества по самым сложным проблемам региона, но и на саму ситуацию в регионе.

Сильным моментом для России было то, что по целому ряду важнейших проблем она выступала вместе с Китаем, а также в меньшей степени с другими партнерами по БРИКС и по ШОС. С другой стороны, Россия в результате падения отдельных режимов потеряла ряд контрактов, а из-за последовательного проведения своего курса в отношении сирийского кризиса вызвала критическое или даже враждебное отношение к себе со стороны целого ряда правительств и важных секторов общественного мнения, выступавших за внешнее вмешательство на стороне оппозиции. России придется преодолевать эти издержки, не отказываясь от заявленных принципиальных позиций, резкий отход от которых вряд был бы разумен. Видимо, в краткосрочной и даже среднесрочной перспективах будет идти непростой процесс установления контактов Москвы с «новыми» политическими силами, прежде всего исламистскими организациями, а также группировками либерального толка. При этом практически все ближневосточные правительства будут в той или иной мере заинтересованы в развитии отношений с Россией как с влиятельной глобальной державой. Они будут испытывать острую потребность диверсификации своих внешних связей. Что касается Турции, отношения России с которой вышли на уровень теснейшей взаимозависимости, то разногласия по ситуации в Сирии вряд смогут серьезно ухудшить состояние этих отношений.

Принадлежность части населения России к мусульманской конфессии одновременно и создает окно возможностей для укрепления отношений России с исламским миром, в том числе государствами Ближнего Востока, и предопределяет серьезность новых угроз, проистекающих от резкого усиления позиций исламистов. Возможность активизации дестабилизирующей деятельности организаций салафитов и «Братьев-мусульман» в мусульманских регионах России, а также в государствах Центральной Азии, будет, как минимум, в краткосрочной перспективе влиять на политику России в отношении ближневосточных партнеров. Что же касается экономического сотрудничества со странами региона, то можно предположить следующее.

Россия теряет возможность экспортировать газ в Израиль. В результате открытий, сделанных с 2009 г. по настоящий момент, ситуация в сфере энергетики на Ближнем Востоке претерпела значительные изменения. Израиль из страны–импортера энергоресурсов в скором времени (2016–2017 гг.) может стать их чистым экспортером. В результате сделанных открытий общий объем доказанных месторождений природного газа в Израиле по состоянию на лето 2011 г. Составил приблизительно 720 млрд м3.

Иран можно считать потенциальным конкурентом России на рынке газа. Обладая вторыми в мире запасами природного газа, он остается его нетто-импортером и пока только стремится к тому, чтобы стать крупным экспортером, но этому мешают энергетические санкции.

Военно-техническое сотрудничество и инфраструктурные проекты. В этой сфере возможности России будут, скорее всего, сокращаться в силу технологического отставания ее промышленности и роста международной конкуренции в этих областях.

Сельское хозяйство. При всех сценариях развития региона Россия будет иметь в нем потенциально растущий рынок для своей сельскохозяйственной продукции, в первую очередь, зерна. В настоящее время основным направлением российского зернового экспорта является Ближний Восток и Северная Африка, и экспорт в этот регион имеет потенциал роста. Здесь возможен как товарный экспорт, так и производственное сотрудничество. Развитие животноводства в перспективе может расширить российский экспорт. Производственное сотрудничество возможно в форме привлечения инвестиций из стран Ближнего Востока в российские проекты с ориентацией этих проектов на экспорт. Увеличения экспорта потребует расширения пропускной способности железных дорог и морских портов, и эти области также могут стать объектами инвестиционного сотрудничества.

Международная миграция населения. Демографическое давление в регионе порождает эмиграционный потенциал, часть которого может направиться в Россию и страны СНГ. Такого рода миграционный поток может иметь как негативное воздействие на Россию в случае, если эмигрировать будут представители маргинальной части местных обществ, так и позитивное, если частным российским фирмам и государству удастся наладить поток относительно квалифицированной рабочей силы, например, для занятости в сельском хозяйстве.

Взаимные инвестиции. В обозримой перспективе возможно привлечение арабских капиталовложений в российскую экономику. Для того, чтобы стимулировать крупных арабских инвесторов вкладывать средства в российские проекты, требуется дальнейшее совершенствование законодательства Российской Федерации в направлении защиты прав собственников (как национальных, так и зарубежных) и иностранных инвестиций, а также правоприменительной практики. России следует обратить внимание на кредитные организации и финансовые учреждения арабских нефтедобывающих государств, которые осуществляют финансирование крупных проектов развития в разных частях мира. При этом российские компании уже работают во многих странах региона, а российские инвесторы вкладываются в недвижимость в ряде стран (так, в недвижимость в ОАЭ ими вложено около 15 млрд долл.).

Иран.ру

Вашингтонский политолог Пол Гобл, автор блога Window on Eurasia, поделился с Русской службой «Голоса Америки» анализом происходящих в России процессов и дал оценку американо-российским отношениям.

-По разные стороны Атлантики звучат диаметрально противоположные оценки состояния и перспектив американо-российских отношений, при этом и здесь, и там есть крайние пессимисты, но есть и крайние оптимисты. Что думаете вы?

— Я думаю, мы в США, наконец, движемся в том направлении, где Россия больше не занимает центральное место во внешней политике. Очень долго мы жили отголосками «холодной войны», когда весь мир вращался вокруг происходящего в Вашингтоне и в Москве и развития отношений между США и Россией.

Сегодня существует гораздо более реалистичная оценка России – как региональной силы, но уже не как глобальной сверхдержавы, каковой она действительно больше не является. Мне также кажется, что сейчас пришло более четкое понимание того, что все наши надежды начала 1990-х годов на то, что Россия станет демократической страной, страной свободного рынка, где государство защищало бы права и свободы своих граждан и обеспечило бы долю всех жителей страны в доходах от громадных природных богатств – все эти надежды перечеркнуты.

Это не значит, что прогресс невозможен. Тот факт, что США и Россия сейчас находятся за пределами ситуации, при которой было только два выбора – или новая «холодная война», или абсолютное согласие и сотрудничество, – означает, что мы вступили в период, когда более реальным стало сотрудничество в узких сферах.

Есть проблемы, решение которых предполагает взаимодействие США и России, но остаются и проблемы, в которых подобное сотрудничество абсолютно невозможно. Наши отношения на новом этапе не будут ни исключительно дружественными, ни исключительно враждебными.

Мы можем выступать на близких позициях в решении проблемы пиратства, но трудно представить, чтобы мы сотрудничали в вопросах сохранения зависимости Европы от российского газа – просто потому что в этой сфере у нас различные интересы. Мне кажется, в Вашингтоне растет понимание этой ситуации, и это – здоровый подход к определению тех сфер, где сотрудничество выгодно обеим сторонам.

-Некоторые аналитики на Западе, так же как и в России, рассматривают предстоящие Олимпийские игры в Сочи в 2014 году как часть идеи «возрождения великой России». Что вы думаете об этом?

-Стало совершенно очевидным, что сочинская Олимпиада, которую Владимир Путин планировал как символ и высочайшее достижение своего президентства, скорее всего обернется его крупнейшим провалом. Я говорю это не потому, что там обязательно случится какое-то насилие, и не потому, что ожидаю широкого мирового бойкота – а исходя из опыта Игр в других странах.

Когда вы планируете международное событие, которое привлекает внимание всего мира, люди видят не только то, что вы им показываете, но и то, что вы очень хотели бы скрыть. Чем пристальнее журналисты мира приглядываются к ситуации вокруг Сочи, тем более уродливо она проявляется.

Мы узнали о рабском положении гастарбайтеров в Сочи. Мы узнали о массивной коррупции – хотя многое еще даже не построено, эти игры уже стали самыми дорогими в истории – свидетельство того, что большая часть этих денег уходит на оффшорные счета российских чиновников.

Мы увидели варварский захват снежного леопарда в Сибири – только ради того, чтобы Путин мог позировать перед камерами. Мы увидим гораздо более подробные репортажи о том, что 150 лет назад Сочи стал местом величайшего геноцида 19 столетия, приведшего к гибели сотен тысяч людей и изгнанию черкесов из родной земли в Османскую империю.

Как бы пропагандистская машина Владимира Путина ни пыталась, она бессильна противостоять этому – просто потому, что такова журналистика – для объективности им нужно будет балансировать заявления Кремля репортажами, появления которых Кремль очень не хочет.

В конце концов, для западной публики, которая почти ничего не знает о Кавказе и никогда не слышала о черкесах, это странное слово «Сочи» получит лицо. Благодаря истории региона, благодаря поведению там московских чиновников и персонально Владимира Путина, это лицо будет уродливым. Это станет черной меткой для Владимира Путина, возможно, даже тем самым толчком, который заставит все больше россиян сомневаться в легитимности его президентства.

-Пресса в России все чаще сообщает о проявлениях национальной нетерпимости – как со стороны русских, так и со стороны представителей других этнических групп. Чем вы объясняете всплеск национальной идентичности, и во что это может вылиться в перспективе для такого многонационального государства, как Россия?

— Мне кажется, чтобы понять глубину этого процесса, нужно оглянуться в историю страны, присмотреться к оборотной стороне имперского мышления – на протяжении столетий утверждение превосходства русской нации происходило не через призму русской идентичности, а через способность подавлять другие народы.

Сейчас в России происходит видимое ослабление позиций этнических русских на фоне усиления позиций нерусских. Это объективный процесс, обусловленный многими факторами, в числе которых – низкая рождаемость у русских и высокая рождаемость у нерусских, миграция из стран Центральной Азии и Южного Кавказа – в комплексе ведущий к резкому падению процентной доли этнических русских в общей численности населения России.

На этот счет существует противоречивая статистика, мне кажется, не будет ошибкой говорить, что сейчас в России этнические русские не превышают двух третей населения. Это драматическое падение по сравнению с 1991 годом, когда русские составляли 90 процентов населения страны. Как следствие, русские чувствуют себя в опасности, поэтому идея «большого русского брата», государствообразующей миссии русской нации – это всего лишь оборотная сторона опасений русских людей.

Мне кажется, тот факт, что русские проводят столько времени в спорах о «национальной идее» – это не столько отражение культурного стиля, сколько симптом серьезной социальной болезни, опасной болезни, потому что, если русским не удастся смириться с потерей империи, они рискуют превратиться в международных изгоев.

— Считается, что политика централизации власти, проводимая Кремлем, нивелирует идею федерализма или регионализма в России. Насколько, по вашему мнению, концентрация ресурсов в Москве эффективна для контроля над провинциями?

-Когда наблюдаешь за процессами в России с удаленной позиции, поражает неожиданный рост регионализма внутри Российской Федерации. Возрождение и усиление сибирской идентичности, восточной идентичности, поморской – на Севере, казачьей – по всему югу России. Эта революция идентичностей отражает две важные тенденции и указывает на третью.

Во-первых, это отражение того факта, что, вопреки убеждениям большинства людей, русская национальная идентичность – самая слабая в Евразии. Самоидентификация, к примеру, у авар, армян или украинцев намного сильнее, чем у русских. Во многом русские оказались главными жертвами государства, названного их именем. Им было позволено управлять, но только ценой отказа от собственного развития как нации. Как результат – происходит фрагментация.

Свою лепту вносят и география и плохое управление. Вы не можете проехать на машине из одного конца страны в другой, потому что нет нормальных автотрасс, железные дороги ржавеют, большинство авиакомпаний выдавлены из бизнеса и больше не функционируют – огромные части страны изолированы друг от друга. Как следствие формируются региональные альянсы. Реанимируется тот самый тип регионализма, который был жестоко подавлен Борисом Ельциным в середине 1990-х годов.

Совмещение и сдерживание роста регионализма и субэтнического русского национализма станут для центра серьезным вызовом. В среднесрочной и долгосрочной перспективе рост русского субэтнического национализма представляет гораздо более серьезную угрозу способности Москвы контролировать ситуацию, чем любое другое «нерусское» национальное движение.

Ф.Т.: Описанная вами картина угроз отличается от более популярной – Северный Кавказ принято считать самым опасным и неуправляемым регионом России. Каковы ваши оценки и прогнозы достижения стабильности?

П.Г.: Существует два взгляда на Северный Кавказ. Согласно одному, Северный Кавказ – это набор различных наций, каждая из которых преследует свои собственные интересы и цели. Согласно другому, национализм вытеснен исламом, ислам – единственный клей, способный удержать регион от развала, ислам также – угроза, эквивалентная терроризму. Я убежден, что, вопреки распространенному мнению, исламизм не пустил такие глубокие корни на Северном Кавказе, как многим кажется. Одна из причин того, почему Москва так много говорит об исламизме на Кавказе, – попытка оправдать любой градус репрессий, которые российское правительство там применяет.

На мой взгляд, на Северном Кавказе сейчас происходит возрождение ведущей роли этно-сепаратистских идей, я убежден, что мы наблюдаем строительство национальных прото-государств, потенциальных государств. Репрессивная политика российского правительства не работает, потому что у него нет достаточных ресурсов для проведения репрессий такого уровня и на такой длительный срок, чтобы добиться окончательного усмирения, у них нет достаточных ресурсов, чтобы подкупить все население Кавказа. Поэтому Владимир Путин сделал ставку на подкуп элит, надеясь добиться полной тишины.

Но на примере Чечни мы видим, что результат получается совсем не тот, о котором думала Москва. Чечня на протяжении нескольких лет получает невообразимые суммы от Москвы, и сегодня Чечня намного более исламизирована, чем за всю историю ее существования.

Говоря о стабильности, нужно помнить, что существует несколько ее разновидностей, и нужно точно знать, о каком именно виде мы говорим. О стабильности внутри отдельных республик? О стабильности внутри региона в целом? Или о стабильности между регионом и Москвой? Мне думается, если российское правительство не планирует тратить на Кавказ значительно более крупные суммы и не желает стать умнее и осторожнее в применении силы, отношения между Москвой и Северным Кавказом будут становиться все более неустойчивыми.

И вопрос не в том, сколько людей уходит в лес, вопрос в том, какого будущего хотят для себя люди на Северном Кавказе. По моим ощущениям, мы будем видеть спад проявлений насилия и террористической активности, однако при этом регион будет все больше удаляться от Москвы. Мы также увидим солидификацию прото-государств в течение следующего десятилетия.
Фатима Тлисовa
10.05.2013

 Роман Темников

Эксклюзивное интервью АМИ «Новости-Азербайджан» с известным российским политологом, директором по международным проектам Института национальной стратегии РФ Юрией Солозобовым.

— Ваша оценка прогнозов и реальных угроз, связанных с выводом американских войск из Афганистана в 2014 году?

— Вывод войск из Афганистана уже породил медиа феномен и страшилку вроде календаря майя с предсказаниями о близком конце света в 2014 году.

Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев по этому поводу заметил, что тотального домино, то есть падения режимов одного за другим, в регионе не будет. И я абсолютно поддерживаю эту позицию.

Я полагаю, что в странах Центральной Азии имеется определенный набор стабильности, есть определенные механизмы, включая ОДКБ и ЕврАзЭС, а также СВМДА, которые могут нейтрализовать данную угрозу. Да и сами страны стали уже достаточно сильны, чтобы просто так сломаться перед лицом тех или иных угроз.

Тем не менее, будем оставаться реалистами и подумаем о негативных сценариях, которые могут реализоваться вопреки оптимистичным прогнозам политиков. Я имею в виду то, что передача оружия одной стране, удобной для вывода американского военного имущества из Афганистана, а именно – Узбекистану, приведет к серьезным последствиям. Дело в том, что президент Узбекистана Ислам Каримов, как показывает его политическая биография, совершенно непредсказуемый человек.

Во-вторых, он имеет претензии к своим региональным соседям. Каримов – достаточно брутальный политик, который может минировать границы и т.д. В конце концов, у него есть комплекс неполноценностей перед Нурсултаном Назарбаевым по причине того, что он потерял лидерство в регионе, имея хорошие карты в начале.

Кроме того, Каримов достаточно стар, и уже довольно открыто обсуждается вопрос о преемничестве, а, принимая во внимание тот факт, что преемник пока еще не известен, эта страна потенциально является нестабильной.

Вторая угроза – радикальный ислам, с которым столкнулись Афганистан, Казахстан. Эта опасность исходит изнутри. Она связана с тем, что терроризм возникает там, где у государств имеются слепые зоны, где государство не осуществляет должным образом патернализм. Этим пользуются вербовщики.

С этой точки зрения самой большой проблемой в регионе является находящаяся в Узбекистане Ферганская долина – самая густонаселенная область, согласно концепции ООН. Эта долина имеет потенциальную возможность стать зоной конфликта, где высокая плотность населения рука об руку соседствует с исламским радикализмом. Ведь, где мало денег и справедливости, там много разговоров о том, что справедливость может быть наведена исламскими братьями.

Лично я не против ислама, являющегося религией справедливости. Я против боевого варианта ислама, который показал, что может быть реализован посредством серии свадеб, сеть дружеских контактов (когда происходит вербовка). Эта сеть неуловима структурами безопасности ни в Казахстане, ни в Азербайджане, ни в других странах.

Наконец – угроза наркотрафика, который подпитывает терроризм, финансируя его, а также разрушает социальные структуры государств. К сожалению, Казахстан и Россия находятся на северном маршруте экспорта наркотиков из Афганистана. Более того, мы становимся не просто странами — транзитерами, но и потребителями. По некоторым данным, в России потребляется до трети ввозимого наркотика.

Это очень серьезная проблема для всех. Наркоман живет 5-6 лет. Он абсолютно циничен, вымогает деньги у  близких родственников трех поколений. Это хороший, дешевый способ собрать деньги.

Это экономическая и генетическая экспансия на наши страны, и недооценивать данную угрозу нельзя.

— Какова позиция Китая по отношению к данным угрозам?

— Китай вполне в состоянии одеть всех афганцев в майки, раздать им тушенку и плееры. Но Китай не хочет этого делать, так как видит отсутствие стабильности в Афганистане, и не видит того, с кем можно было бы иметь дело. Это, как в сегодняшней Киргизии, когда каждая новая власть становится все слабее, и уже неспособна отвечать не то, что за всю страну, но даже за отдельно взятый регион страны.

Поэтому Китай рассматривает только экономическое участие и точечные экономические проекты. Но участие в политическом, и тем более военном урегулировании, Китай в ближайшем будущем для себя исключает.

— Какова будет роль России в восстановительных процессах в Афганистане?

— Во-первых, Россия ни одним своим солдатом не будет участвовать в каких-либо операциях в Афганистане. Мы уже имели печальный пример военного участия в Афганистане, что привело к ссоре со многими исламскими странами.

Поэтому рассматривается только экономическое участие. Эксперты Торгово-промышленной палаты РФ располагают 80 проектами по восстановлению инфраструктуры Афганистана. Проектов в будущем станет еще больше. Но осуществляться они будут только посредством совместных предприятий, так как мы не хотим вкладывать деньги в пустоту. Мы хотим, чтобы с другой стороны также был ответственный партнер.

— Насколько вероятен такой сценарий, когда дестабилизация Центральной Азии оказывает свое негативное влияние на Каспийский регион и на Кавказ?

— Мы сейчас видим, что Казахстан является объектом серьезной террористической атаки. Свидетельством тому являются демонстративные взрывы перед зданиями КНБ, нападение на погранзаставу. Это все – показное воздействие на силовые структуры.

Это показывает, что салафитские структуры в Казахстане неожиданно реализовались в тех местах, где этнических казахов было мало. Это бывшие руссконаселенные регионы типа Павлодара, Акмола, Семей, Петропавловск. Эти регионы оказались беззащитными перед сетевой угрозой радикального ислама.

Во-вторых, если смотреть на реализацию планов  через призму технологий, которые были имплементированы в Ливии, и сейчас имплементируются в Сирии, мы видим организацию официального «клуба друзей» этих стран. Их цель и назначение состоит в деструктурировании реального порядка и элиминации существующего правительства через возникновение параллельных правительств, армий, в том числе через наемных спецназовцев (английских, французских и т.д.) с огромным опытом диверсионной работы.

Что касается Каспийского региона, то он может стать следующей зоной дестабилизации. Дело в том, что порядка 80% богатств Казахстана сосредоточено в его западной части, где живут адайцы, которых легко инициировать на межэтническую войну с туркменами. Я назвал этот вариант «ТенгизШевроностан», когда люди, не занятые в работе кампании «ТенгизШеврон», заняты войной и истребляют друг друга.

Меня беспокоит также еще такой факт: Азербайджан изготовил большое количество станций пассивного зондирования. Это станции, определяющие геолого-разведочные данные, находят платы нефти и газа по данным отдаленных землетрясений и взрывов, не требуя активной сейсморазведки.

Когда Азербайджан пытался провести активную сейсморазведку Каспийского моря, то встретил активное сопротивление стражников исламской революции из состава ВМС Ирана.

Но, насколько мне известно, два года назад Азербайджан получил американское программное обеспечение, которое позволяет устанавливать структуру геологических пластов посредством слабых сейсмических волн. Это могут быть реальные землетрясения или слабо инициированные взрывы. Насколько мне известно, 18 или 24 станций было построено по постановлению правительства Азербайджана.

Это говорит о том, что Азербайджан заинтересован в реальных данных о структурах запасов нефти и газа Каспия.

В начале пути, когда был еще жив великий Гейдар Алиев, проложивший Западу путь к Каспию, в Азербайджане очень популярна была идея построения второго Кувейта, основывавшаяся на огромных запасах нефти и газа. Благодаря авторитету Гейдара Алиева был построен нефтепровод БТД.

После его смерти Ильхам Алиев продолжил дело отца. Но выяснилось, что запасы каспийской нефти и газа очень малы. Основное месторождение нефти – Тенгиз, находящееся в Казахстане, было открыто, исследовано и начата эксплуатация еще в советское время. СССР вложил в его разработку 6 млрд. тогдашних долларов США, которые равняются нынешним 120 млрд. долларам.

Но в целом, северный Каспий беден нефтью и газом. Недавняя конференция в Амстердаме показала, что основные запасы нефти и газа на Каспии находятся в иранской части Каспия. По оценкам наших специалистов, эти запасы составляют 5-6 Самотлоров (Самотлор – крупнейшее в России и одно из крупнейших в мире нефтяных месторождений (геологические запасы – 7,1 млрд. т., извлекаемые — 2,7 млрд. т.), открытое в СССР в 1965 году вблизи Нижневартовска и разрабатываемое до сих пор – прим. Авт.).

Это открытие кардинально меняет весь ход мышления, и катера, которые защищают Каспий со стороны Ирана, имеют возможность быть быстро поставлены на рельсы и доставлены в Ормузский пролив. Это позволяет Ирану быстро реагировать на возникающие угрозы в Персидском заливе, или на Каспии, и оперативно перебрасывать свои ВМС.

А Северный Иран – потенциальный регион для конфликтов. Тут есть азербайджанцы, требующие своей независимости. А для добычи достаточно территории в 1-1,5 км. вдоль побережья.

Эта информация насчет иранских запасов нефти реальна, не выдумана. Разведка запасов была проведена немецкими специалистами по заказу правительства Ирана, и эту информацию Иран держит в секрете.

Но теперь это уже «секрет Полишинеля». Раз Азербайджан так активно занимается сейсморазведкой, значит, он знает, что искать. Азербайджан предложил Туркменистану стать союзником по пассивной сейсморазведке, и я считаю, что эта задача может быть решена.

Это означает, что задача по дестабилизации северного региона Центральной Азии может быть спроецирована на весь Каспий из-за дележа потенциальных запасов нефти в иранском секторе Каспия. И мы можем представить, что может сформироваться вокруг главных месторождений Азербайджана – Апшеронский полуостров, «Шах-Дениз» и т.д. Это создание маленьких прибрежных государств по примеру того, что происходило в Ливии. Мы помним, что делал «Клуб друзей Ливии», инициировавший создание маленьких прибрежных государств вблизи газовых месторождений. Я думаю, что это главная угроза для Азербайджана, Ирана, Казахстана и Туркменистана со стороны международных сил и транснациональных корпораций, желающих по-своему распорядиться нефтегазовыми ресурсами Каспия.

Я бы не считал, что инициатором всего этого является какая-то отдельная страна. Но ситуация на рынке углеводородов может подвигнуть на то, чтобы принять жесткие брутальные меры по реализации данных проектов.

Как аналитик, я считаю своим долгом предупредить дружественный азербайджанский народ, что Баку, да и весь Азербайджан, может стать, даже вопреки желанию азербайджанского народа, таким неожиданным инициатором сил.

Есть три варианта, рассматриваемых российскими аналитиками. Первый – зона дележа, о которой я уже говорил. Второй – это зона стабилизации, где общие силы (Каспийская флотилия РФ, ВМС Азербайджана подключаются к стабилизации региона), включая и зону внешних сил, когда США пытаются создать на Каспии систему ПВО из радаров и систем «Иджис». Третий вариант – добываемая нефть в Махачкале, Грозном, Иране пойдет на экстремистскую деятельность. Это самый радикальный вариант.

Но мы знаем, что уже сейчас экстремисты контролируют экспорт из региона черной икры, транзит наркотиков, стоит ожидать нападений радикалов на нефтеносные месторождения и платформы в Центральном Каспии.

Последний сценарий явился учебной легендой миротворческой операции ОДКБ на Каспии, и если это явилось такой легендой, то для нее есть основание.

Ситуация на мировом рынке энергоносителей стремительно меняется, и большинство этих изменений складываются, определенно, не в пользу России. Если еще совсем недавно Европа считалась практически монопольным рынком «Газпрома», то сегодня, с развитием сланцевых технологий и технологий сжижения газа, это уже не так. Более того, есть все основания полагать, что в самом скором времени «Газпром» потеряет возможность устанавливать выгодные ему цены, а также схемы и условия оплаты.

То, что ситуация меняется, прекрасно понимают и в Москве. Результатом стало возобновление переговоров о поставках газа между Россией и Китаем. Неудивительно, что в ходе первого визита председателя КНР Си Цзиньпина в Россию, «Газпром» и Китайская национальная нефтегазовая корпорация (CNPC) подписали меморандум, позволяющий обеим странам регулировать отношения в газовой сфере.

Россия и Китай долгое время не могли договориться о цене на газ и надеялись найти компромисс в ходе переговоров в этом году. Причиной тому являлась предельно жесткая позиция Китая по вопросам ценообразования и условиям поставки российского газа. Однако в связи с продолжающимися изменениями мирового газового рынка, вполне возможно, что сторонам удастся прийти к консенсусу. Который, впрочем, вряд ли будет в пользу России.

Как сообщает Китайский информационный портал, отныне у Поднебесной есть все шансы сохранить преимущество в переговорах по фиксированию тарифов на газ.

Напомним, что, согласно подписанному российско-китайскому меморандуму, с 2018 г. по российскому газопроводу в Китай ежегодно начнет поступать 38 млрд кубометров газа. Объемы экспортируемого в КНР голубого топлива должны постепенно достигнуть 60 млрд кубометров. Это позволит стране уже с 2018 г. обогнать Германию и стать крупнейшим импортером российского газа.

По мнению китайской стороны, ей не составит особого труда навязать «Газпрому» свои условия ценообразования на поставляемый в КНР российский газ. Компании, потерявшей статус монополиста, будет трудно снова установить монопольные тарифы, сообщает Китайский информационный портал, в связи с чем в ходе переговоров по фиксированию цен на газ Россия выразила свою готовность идти на компромисс. Разница в официально объявленных ценах между Китаем и Россией сократилась со $100 за 1 тыс. кубометров до $50 за 1 тыс. кубометров.

Уверенность китайской стороны в том, что ей удастся прогнуть Россию в части цен, строится на ослаблении позиций «Газпрома» на его основном рынке — европейском, где он до последнего времени занимал доминирующую позицию. На европейском рынке «Газпром» использует распространенный метод фиксирования тарифов, обусловленный колебаниями цен на сырую нефть. Газовый концерн заключает со своими европейскими партнерами долгосрочные соглашениями, которые предусматривают неустойку в случае отказа от контракта. Эта ценовая политика, по мнению китайских экспертов, собственно и привела к проблемам c установлением цен. Под руководством норвежской компании Statoil газовые компании стали прибегать к новым методам фиксирования цен, забирая доли европейского рынка у «Газпрома».

Другой угрозой для российского газа стала американская «сланцевая революция». Вместе с газовой самодостаточностью США, сжиженный природный газ, который первоначально продавался в Америке, теперь экспортируется в страны Европы, что напрямую влияет на рынок сбыта российского газа. Несмотря на то что страны Западной Европы прекратили разработку месторождений сланцевого газа, в Восточной Европе, например, в Польше и на Украине, правительства и предприятия активно ведут разведку и разработку таких месторождений, чтобы снизить зависимость от газа из России.

Таким образом, в сложившейся ситуации «Газпрому» просто не остается ничего иного, как рассматривать возможность о перенаправлении значительной части газовых потоков с Запада на Восток. Однако это вовсе не означает, что здесь ему удастся продавать свой газ по наиболее выгодной для него самого цене. Способность китайской стороны к выкручиванию рук на переговорах о цене значительно превосходит аналогичные таланты европейцев.

Более того, российский газ не является для Китая безальтернативным. Из-за затянувшихся переговоров с Москвой Пекин постепенно диверсифицировал каналы импорта голубого топлива. Сегодня КНР закупает природный и сжиженный газ у стран Центральной Азии, Северной Африки, Ближнего Востока и Океании. Поэтому закупка природного газа у России — это лишь попытка Китая еще более диверсифицировать импорт природного газа. А это значит, что ценовые условия для «Газпрома» будут предельно жесткими.

Юрий Левыкин,
29.04.2013

АХМАД САЛАПАГАРОВ 

http://www.rizvanhuseynov.com/2011/06/blog-post_8649.html

Новости-Азербайджан, Ниджат Гаджиев. Визит министра иностранных дел Азербайджанской Республики Эльмара Мамедъярова на Ближний Восток имеет большое значение не только для Азербайджана, но и для Израиля, считает заместитель председателя Партии народного фронта Азербайджана (ПНФА) Рази Нуруллаев.

Глава МИД АР 21 апреля отправился с визитом в страны Ближневосточного региона. В рамках проводимых встреч Мамедъяров обсудит с руководством Палестины и Израиля процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке, а также возможности расширения двусторонних взаимоотношений, сотрудничества в рамках международных организаций, экономических, торговых, культурных связей.

«Это исторический визит. Израиль в этом визите, конечно, выигрывает, но Азербайджану может грозить определенное напряжение в отношениях с Ираном, и, конечно, Турция будет внимательно следить за ходом событий в процессе этого визита», — сказал Нуруллаев в интервью Новости-Азербайджан.

По его словам, визит организован не без усилий США, которые заинтересованы в том, чтобы между Турцией и Израилем наладились отношения. Это даст США возможность реализовывать свою политику по отношению к Сирии и Ирану.

«Но без Турции и Азербайджана Израилю будет сложно вмешаться в дела Ирана, и способствовать минимизации влияния ИРИ в ближневосточном регионе, разумеется, невозможно. Поэтому в итоге в этой ситуации более всего выигрывает Израиль», — отметил земпред ПНФА.

Говоря о тематике обсуждений, Нуруллаев сказал, что отнюдь не второстепенным будет вопрос взаимоотношений Турции и Ирана.

По его словам, Израиль заинтересован в укреплении отношений с Азербайджаном и Турцией,  так как это дает Тель-Авиву выход к границам Ирана. Естественно, считает политик, это все происходит при поддержке США.

«На этом фоне Азербайджан, в свою очередь, также заинтересован в развитии отношений с Израилем, так как в АР работают израильские специалисты, которые помогают стране в военной инфраструктуре, особенно это касается вопроса производства беспилотников.

Кроме того, встреча стран «шестерки» с представителями Ирана в Стамбуле сорвалась, после чего госсекретарь США Джон Керри достаточно остро выступил в отношении Ирана. Он дал понять, что США в любой могут  начать военную операцию против Ирана, если подтвердится тот факт, что Иран вплотную подошел к изготовлению ядерного оружия», — добавил он.

Нуруллаев считает, что если начнутся военные действия против Ирана, то без Азербайджана это будет невозможно.

«В Азербайджане развития сеть энергетических трубопроводов, которые окажутся под угрозой ударов со стороны Ирана в случае развития военного сценария в регионе, а это приведет к повышению цен на нефтяные продукты», — подытожил политик.

Игорь Панкратенко,

Святая Земля, родина трех мировых религий, вновь явила нам чудо: Биби Нетаньяху, сделавший все возможное для того, чтобы Обама не был переизбран на второй срок, нежно обнимал его в аэропорту и говорил о своей любви к США и лично господину президенту.

Барак «Барри» Обама, считающий Израиль обременением для нынешней политики США на Ближнем Востоке, отвечал ему столь замысловатыми приятностями, так уверял израильтян в своих дружеских чувствах и неизменной поддержке в любых начинаниях, что на щеках Нетаньяху от смущения играл легкий румянец. Но чудеса на этом не закончились, и вскоре последовало еще одно. Обсуждение одного из самых острых для Вашингтона и Тель-Авива вопросов, «что нам делать с Ираном?», оказывается, как нас пытаются уверить, ограничилось всего лишь обменом парою фраз. Обама сказал, что Иран еще не подошел к «красной черте», но вот как только подойдет – то США поддержат любое решение израильтян по данному вопросу. Нетаньяху в свою очередь признал, что несколько погорячился с заявлением о возможности появления ядерного оружия у Ирана весной-летом нынешнего года и продлил этот срок минимум на  год. И все! И больше эта тема не обсуждалась. Нам предлагается в это поверить, но правильнее все же будет подвергнуть данное «чудо» критическому анализу.

Разведывательное сообщество США: чего угрожающего не коснись – у Ирана ничего нет

За несколько дней до ближневосточного визита Обамы директор Национальной разведки США Джеймс Клэппер-младший представил комиссии конгресса ежегодный доклад разведывательного сообщества с оценками угроз и вызовов для безопасности Соединенных Штатов [1].

В 34-страничном документе Иран упоминается 49 раз [2], гораздо чаще, чем любая другая страна. Казалось бы – столь пристальное внимание уделено объекту повышенной опасности. Но это только на первый взгляд. Характеристики разведывательным сообществом США угроз, исходящих от Исламской республики, сдержаны настолько, что их и угрозами назвать трудно. Скорее уж это откровенное разрушение того образа врага и агрессора, который медиа навязывают общественному сознанию.

Об «агрессивности» Исламской республики: «мы не изменили своего мнения в том, что Иран предпочитает избегать прямой конфронтации с Соединенными Штатами».

О военной составляющей иранской ядерной программы: «Мы  не  знаем,  решит  ли  Иран  в  конечном  счете приступить к созданию ядерного оружия». То есть, по оценкам американских разведслужб, никакой военной составляющей в иранской ядерной программе не существует.

О том, что Иран ведет скрытые разработки оружия массового поражения (о чем любят намекнуть некоторые эксперты МАГАТЭ): «мы считаем, что Иран не производит оружейный уран, и не в состоянии осуществлять эти работы таким образом, чтобы данное производство не было обнаружено». Эта фраза начисто перечеркивает имеющую место быть озабоченность МАГАТЭ некими «секретными работами на секретных объектах Ирана», более того, заставляет задумываться об ангажированности и слабой профессиональной подготовке «международных экспертов».

И, наконец, об ответственности, взвешенной позиции и адекватности иранского руководства: «Иранские лидеры стремятся к сохранению престижа и влияния на международной арене, соотносят свои действия по ядерной программе с настроениями международного сообщества… стремятся к балансу интересов… При принятии решений [иранское руководство] стремится вести свою политику таким образом, чтобы не спровоцировать военного удара или новых санкций».

Вот таким вот образом выглядит «исходящая от Ирана ядерная угроза» в оценках разведывательного сообщества США. Стремления к конфликту нет, намерение создать ядерное оружие отсутствует даже на уровне политического решения, секретных работ по бомбе не ведется. Вообще, судя по отчетам со слушаний на комиссии по разведке Конгресса [3], директора национальной разведки в ходе этих слушаний больше волновал вопрос возможных кибератак со стороны Ирана, чем его ядерная программа. И ведь подобное «благодушие» в отношении иранской ядерной угрозы царит в офисах DNI, CIA, АНБ и еще 13 разведывательных организаций США не первый год. И в «Worldwide Threat Assessment of the U.S. Intelligence Community — 2007», и в документах 2008 года, и в последующие годы —  реальность ядерной угрозы со стороны Исламской Республики Иран американской разведкой всерьез не рассматривается.

Необходимо отметить, что между разведывательным сообществом США и нынешней администрацией Белого дома сейчас существует полное взаимопонимание (что прекрасно отражает динамика бюджета разведки с 2008 года [4]). Представленный Конгрессу доклад Джеймса Клэппера-младшего, как целиком, так и в «иранской» его части, явно согласован с администрацией. Расходы разведки в 2013 финансовом году будут сокращены почти на 5%, казалось бы – существует соблазн несколько драматизировать иранскую ситуацию для сохранения объемов финансирования – но нет, сдержанность в оценках остается, что наводит на мысль о достигнутом в отношении Ирана консенсусе между Белым Домом, Пентагоном и разведывательным сообществом. Суть консенсуса представляется следующей. Во-первых, еще в период «Ормузского кризиса» (декабрь 2011 года) стало очевидным, что США отказались от силового варианта решения «иранского вопроса», а заявления, в которых утверждается обратное – не более чем психологическое давление на Тегеран и международное сообщество.

Во-вторых, для решения своей стратегической задачи в отношении Ирана Белый дом избрал тактику «калечащих санкций» и «разложения режима изнутри» через формирование пятой колонны в политической элите Ирана и единого фронта оппозиции нынешнему иранскому руководству во всех слоях общества, в расчете на кардинальное изменение политики Тегерана после президентских выборов в нынешнем году.

В-третьих, еще год назад тогдашний глава Пентагона четко и недвусмысленно дал понять всем союзникам США в регионе (и Израилю, и Саудовской Аравии), что любые военные акции против Ирана возможны только с одобрения и согласия США. Никакой самодеятельности, все вопросы и военные планы только через USSTRATCOM в Оффуте, штат Небраска. Панетта был объявлен чуть ли не врагом Израиля, но линию в иранском вопросе, сформированную Белым домом, выдержал до конца. Столь же твердо отстаивает эти позиции и нынешний министр обороны, Чак Хейгел, даром что республиканец.

Итак, вопрос о военной акции США в отношении Ирана в ближайшее время не стоит, а вопрос об иранской ядерной угрозе Вашингтоном всерьез не рассматривается. Что остается Израилю в виду этакой индифферентности США?

Израильские «ястребы»: в поисках ускользающего «сердечного согласия»

Приход Обамы в Белый дом совпал с изменением взглядов американской политической элиты на значимость Израиля для США. Это не было неожиданным озарением, скорее речь шла о преодолении инерции политического мышления, переосмыслении сложившегося порядка вещей. В период холодной войны США-СССР стратегическое партнерство с Израилем было для Вашингтона очевидно-необходимым. После Кэмп-Дэвида и после распада СССР, роль Израиля в ближневосточной стратегии США начала снижаться. А после того, как Израиль и произраильское лобби в самих Штатах сделали все возможное, чтобы вторжение в Ирак (2003 год) состоялось, американские аналитики заговорили в том духе, что «с таким союзником — и врагов не надо». Разумеется, в подобных утверждениях есть немалая доля лукавства, но американская политическая элита склоняется к тому, чтобы признать операцию «Иракская свобода» Буша-младшего политической ошибкой. Следовательно – подталкивавшие к этой ошибке тоже автоматически зачисляются в разряд виновных.

В реализуемой сейчас концепции «Большого Ближнего Востока» роль Израиля как стратегического партнера США вообще просматривается с трудом. Конечно, вывод о том, что «государство Израиль исчезнет к 2020 (или к 2025) году» — глубоко ошибочен, Израиль исчезнет только вместе с США, но все дело в том, что это будет уже другой Израиль. Поддерживаемый США не как стратегический партнер и основной «кукловод» в регионе, а как остров западной демократии, западного общества, западных ценностей, «кусочек сердца Америки на Ближнем Востоке».

Разумеется, такая роль политическую элиту Израиля не устраивает. Раздувание «иранской угрозы» — это как раз избранный ею путь для того, чтобы доказать свою значимость для Вашингтона, сохранить статус стратегического партнера. Для Нетаньяху и тех кругов, чьи интересы он выражает, «повязать» Белый дом соучастием в борьбе с Ираном означает залогом и партнерства, и дальнейших финансовых вливаний в государство Израиль, и «гарантий безопасности» для нынешнего режима Тель-Авива.

Но здесь между воинственными заявлениями и готовностью к военной акции – дистанция огромного размера. Биби истерит, обещает войну, кричит об иранской бомбе – но это всего лишь поза, реализация тактики «держать всех в постоянном напряжении».

В полном соответствии с тактикой «запугивания», израильская сторона регулярно вбрасывала, вбрасывает и будет вбрасывать информацию о готовящихся военных действиях с Ираном. Цель очевидна — создавать дымовую завесу вокруг истинных планов Израиля и США в отношении Ирана. Последний из таких вбросов, «Секретный план войны с Ираном», о котором писал Роберт Сильверстейн [5], был завораживающе красив и масштабен, но более напоминал роман Тома Клэнси, чем документ военного командования.

Столь же демонстративны, сколь и далеки от реальных военных приготовлений, и перестановки в руководстве Израиля. Сокращение «внутреннего кабинета», известного как комитет министров по вопросам безопасности Израиля (HaKabinet HaMedini-Bithoni), о чем было объявлено 19 марта, навряд ли сильно приблизило израильское руководство к принятию решения о нанесении военного удара по Ирану. Если Яалон, Эрдан и Ааронович безусловно поддерживают агрессивность Нетаньяху в иранском вопросе, то позиции Лапида и Ливни куда как сдержаннее, а окончательное мнение Нафтали Беннета в отношении Ирана еще не сформировано.

Плюс к этому – устойчивое неприятие военных методов в отношении Ирана со стороны вооруженных сил и разведывательного сообщества Израиля. Разведчики и армейские профессионалы прекрасно понимают, что прямое столкновение с Исламской республикой в нынешних условиях обернется для Израиля эпической катастрофой. В этих кругах прекрасно осознают, что сегодня гораздо большую опасность, чем мифическая ядерная бомба Ирана, для Тель-Авива представляют вещи вполне реальные и конкретные: возникающий буквально на наших глазах блок «аль-Каеды» с ХАМАС’ом, превращение граничащих с Израилем сирийских районов в «дикие земли» и новый виток конфликта в Южном Ливане…

Значит, перед нами действительно чудо, и на Святой Земле ангел кротости вещал устами Барри, а Биби излечился от иранофобии?

Carthago delenda est или чего ждать Ирану

В репортажах о визите Обамы в Израиль многозначительно прозвучало, что руководители двух стран согласились с подходом «хороший полицейский, плохой полицейский» в отношении Ирана [6]. Одного этого достаточно, чтобы понять, что кроткий ангел-миротворец через «железный купол» не проник. Перед нами был разыгран спектакль, нас попытались уверить в том, что прямой военной агрессии против Ирана не будет. А кто в этом сомневался? Невозможность прямых военных действий против Исламской республики США и Израиля в нынешних условиях совершенно очевидна. Но столь же очевидно и другое: в том, что нынешний режим в Тегеране должен быть свергнут – никаких противоречий между Вашингтоном и Тель-Авивом нет.

Противоречия здесь носят лишь тактический характер и связаны со своеобразным «разделением труда» между американцами и израильтянами в необъявленной войне против Ирана, которая не прекращается ни на один день. США в этом тандеме взяли на себя роль старшего партнера, который решает задачи стратегического уровня: добивается расширения режима «калечащих санкций», работает над вовлечением в этот режим максимально возможного количества стран, обеспечивает контроль за соблюдением режима и финансово-правовое наказание несогласных; формирует послушное большинство в ООН, координирует и направляет деятельность МАГАТЭ, поддерживает нужный тонус антииранской истерии в медиа…

Некая «благопристойность» этой деятельности не должна вводить в заблуждение. В случае необходимости тонкая шкурка благопристойности слазит, уступая место кондовому «цель оправдывает средства». И тогда происходит исключение из списка террористических организаций «Моджахедов иранского народа» и размораживание их счетов (им еще идти в авангарде пятой колонны борцов за демократию в Иране). И тогда подставные фирмы, созданные спецслужбами, поставляют в Иран партии компьютеров с вредоносной начинкой (в кибервойне важно ударит первым). И тогда американские дроны начинают совершать облет иранской территории в разведцелях, а в странах, куда иранцы выезжают на отдых появляются «тихие американцы», вербующие агентуру. Так в понимании Обамы выглядит «хороший полицейский».

«Плохой полицейский» еще более отвязан в собственных действиях. В рамках реализации «стратегии Дагана» израильские спецслужбы с конца минувшего года приступили к формированию групп специального назначения, задача которых – с помощью местной агентуры осуществлять акты саботажа, диверсий и террора на иранских объектах и предприятиях, связанных с ядерной программой и производством ракетной техники. Нечто подобное создавалось на базе подразделения «Кидон» и раньше, но теперь подготовка таких специалистов приобретает более масштабный характер.

Вновь активизируется работа с национальными меньшинствами, вновь предпринимаются попытки возродить деятельность таких формирований как PJAK, Джундалла, аль-Ахваз, создать конфликт между синнитами и шиитами…

Словом, никаких чудес. Объятия Биби и Барри обернутся для Исламской республики только одним – эскалацией необъявленной войны.

[1] Worldwide Threat Assessment of the U.S. Intelligence Community

Скачать документ можно здесь 

[2] Для сравнения: Россия – 38 раз, Китай – 30, терроризм – 7 раз.

[3] Security Leader Says U.S. Would Retaliate Against Cyberattacks 

[4] Intelligence Budget Data http://www.fas.org/irp/budget/index.html

[5] Netanyahu’s Secret War Plan: Leaked Document Outlines Israel’s “Shock and Awe” Plan to Attack Iranhttp://www.globalresearch.ca/netanyahu-s-secret-war-plan-leaked-document-outlines-israel-s-shock-and-awe-plan-to-attack-iran

[6] Obama, Netanyahu agree on preventing nuclear-armed Iranhttp://edition.cnn.com/2013/03/20/politics/israel-obama-visit

http://www.iran.ru/news/analytics/86678/Novyy_doklad_razvedsoobshchestva_SShA_Ot_Irana_ne_ishodit_ugroza

Сафа Керимов,политолог, Москва

Ещё задолго до начала международной конференции «Кыргызстан на пути к евразийской интеграции», прошедшей в Бишкеке в конце марта, было очевидно, что это  событие не будет заурядным и  привлечёт пристальное внимание политиков и большого бизнеса во многих странах. Задолго до его проведения на мою электронную почту стали приходить письма с просьбой прокомментировать это событие. Самое интересное, что письма приходили не только от различных СМИ Азербайджана, России, Турции  и других стран, но и от собственников и топ-менеджеров крупного бизнеса, связывающих своё развитие и будущее с международными проектами.

Бишкекская конференция была проведена по инициативе президента  Киргизии Алмазбека Атамбаева и ассоциации «Кыргызско-российский экономический совет». Организация и проведение прошли, что называется, на высшем уровне, —  в государственной резиденции «Ала-Арча», с участием руководства Евразийской экономической комиссии, лучших экспертов в области международного бизнеса,  а также представителей органов государственной власти и экспертов Кыргызстана, Беларуси, Казахстана, России, Таджикистана, Украины. Конечно же, не упустили случая получить важную информацию для перспектив бизнеса предприниматели и из перечисленных стран, и из регионов, которые понимают, что в Бишкеке весной 2013 года продолжилось  формирование крупнейшего, универсального торгового-экономического механизма – Таможенного союза. Причём без ненужной «политизации» процесса.

Лучше всех об этом сказал президент Казахстана Нурсултан Назарбаев: «Евразийская интеграция никогда не была и не будет нацелена на реинкарнацию какого-нибудь политического союза, тем более канувшего в лету бывшего Советского Союза … Евразийская интеграция — это наше стратегическое преимущество перед вызовом третьей глобальной индустриальной революции. Мы намерены совершить совместный рывок к новым технологиям и укладам».

По мнению Н. Назарбаева, к которому стоит прислушаться, лучшим показателем этого стал 2012 год – «один из самых успешных во внешнеполитической истории Казахстана, – в том числе, потому что полноценно заработали Таможенный Союз и Единое экономическое пространство». Мнение президента Казахстана подтверждается официальной экономической статистикой, которую так уважают предприниматели во всём мире: в январе–ноябре 2012 года товарооборот Казахстана со странами Таможенного союза составил 22 147,4 млн. долларов, то есть вырос почти на 5% по отношению к показателям 2011 года.

В условиях сложнейших экономических реалий начала ХХI века, согласитесь, это убедительный довод эффективности. Подтверждают это и эксперты высшего уровня: первый заместитель директора Казахстанского института стратегических исследований при президенте РК Лейла Музапарова отмечает резкий рост инвестиций в экономику Казахстана из стран Таможенного Союза и, соответственно, рост напрямую связанного с этим важнейшего показателя для экономики страны – налоговых сборов. Рост поступлений в бюджет налогов на товары и импорт (включая ввозные пошлины) обусловлен изменением порядка расчета и начисления странам-участницам ТС ввозных таможенных пошлин. Механизм, как говорится, начал работать в полную силу. Абсолютно точным оказался и прогноз президента России Владимира Путина о том, что после формирования Таможенного союза, в который входят Россия, Белоруссия и Казахстан, появится мощное объединение, позволяющее создавать новые полюса для мировой экономики и в перспективном развитии изменять все мировое экономическое пространство.

Конкретные результаты последних лет привели к логическому развитию в виде конференции в Бишкеке. Президент и правительство Кыргызской Республики  поставили перед собой сугубо прагматические цели: обсудить общие тенденции современной евразийской интеграций на примере прохождения процедур присоединения КР к Единому экономическому пространству, представить общественности и деловым сообществам стран-участниц экономических интеграционных процессов максимально полную информацию о перспективах взаимодействия в рамках создания Евразийского экономического союза и выработать консолидированную позицию отраслевых бизнес-сообществ КР относительно вступления в Единое экономическое пространство, как очередного этапа на пути к евразийский интеграции. Решение это – не только прагматичное, но и абсолютно независимое.

Об этом сказали и руководители Кыргызской Республики, и  участник конференции первый заместитель председателя правительства России Игорь Шувалов. И. Шувалов подчеркнул, что речь идёт не о политической декларации, которых было уже предостаточно, а о трудной совместной работе на будущее всего региона и каждого из участников Таможенного Союза». Отметил это во время открытия конференции и премьер-министр Кыргызстана Жанторо Сатыбалдиев: «Процесс интеграции Кыргызстана в Таможенный союз должен проходить при условии соблюдения национальных интересов и получением преференций». Премьер-министр особенно отметил, что главная цель интеграции Кыргызстана (впрочем, и других стран-участниц) в рамках Таможенного союза – не только рост торговли, но и повышение уровня благосостояния граждан. Поэтому Ж. Сатыбалдиев заявил, что «Таможенный союз  — это стратегическое направление. На национальном совете по устойчивому развитию четко обозначена позиция Кыргызстана по вступлению в ТС».

Кроме этого, очевидно, что интеграция Кыргызстана  в ТС – серьёзный стимул для развития экономики государства. Министр экономики КР Темир Сариев подтвердил слова премьер-министра: уже сейчас удельный вес стран ТС в общем товарообороте Кыргызстана составляет 42,7%. Причём товарооборот только за прошлый год вырос больше чем на 22%.

Помнится, не так давно скептики твердили одно и тоже: экономики более крупных стран «задавят» весь промышленный потенциал Кыргызстана. На деле всё вышло с точностью до наоборот: только в  Россию экспортируется 48% от общего объема экспорта одежды киргизского производства, 80% хлопка-волокна, 28% электрических машин и аппаратов, 40% ламп накаливания. А другому участнику ТС, Казахстану, Бишкек  отправляет 88% от собственного экспорта электроэнергии, 96% молочных продуктов, больше половины выращенных овощей и фруктов… В Беларусь поставляются 57% от экспорта радиаторов и ряд других видов продукции промышленного назначения! В свою очередь, в Кыргызстан из различных регионов ТС импортируется продукция, необходимая стране: нефтепродукты, чёрный металл, лесоматериалы, пшеница, уголь, сахар…Всё это, конечно же,- ещё и твердое поступление налогов в бюджет и обеспеченные зарплатой рабочие места.

Эксперты, в том числе председатель Ассоциации рынков, предприятий торговли и сферы услуг Сергей Пономарев, считает, что при вступлении в Таможенный союз в Кыргызстане количество рабочих мест увеличится не меньше, чем на 5 %. По мере интеграции, рабочих рук потребуется ещё больше. Безусловной привлекательной стороной для развития бизнеса в Киргизии является относительная невысокая стоимость земельных участков, арендные ставки, незанятые складские помещения. Исполнительный директор Ассоциации «Союзтекстиль» Мария Капустина также рассчитывает, что работа в условиях таможенных преференций  позволит предприятиям текстильной промышленности Кыргыстана конкурировать с лучшими мировыми брендами. Директор Департамента технического регулирования и аккредитации РФ Василий Бойцов считает, что Таможенный союз — это свободное передвижение товаров, капитала, услуг и рабочей силы. В. Бойцов отмечает, что в ряде регионов мира страны, объединившись в интеграционные объединения, развивают свои экономики.

Да и кому, в конце концов, интегрироваться, как не соседним странам, чья экономика почти век работала в режиме единого механизма?! Где-нибудь в Париже или в Нью-Йорке никогда не объяснишь, что сухофрукты из Средней Азии – мирового качества. Даже если они и в самом деле не просто мирового качества, но и даже самые лучшие в мире – никогда продукцию, составляющую конкуренцию местной сельхозпродукции, на внутренний рынок не пустят. Замечательные грузинские вина нигде и никогда не будут продаваться так, как продавались в России. Азербайджанские овощи и фрукты (какая московская хозяйка не знает, что помидоры и гранаты из Баку – самые лучшие?) никогда не дойдут до покупателя в Германии. Рынок во всём мире давным-давно жёстко разделен. Даже если вы сможете поставлять продукцию самого лучшего качества и по самым низким ценам – в этот рынок никогда не войти «новичку». Зато Таможенный союз уже уверенно развивает просто безграничный рынок от Украины до Вьетнама и Тихого океана, на территории дружественных, хорошо знакомых друг другу стран, на которой можно будет продавать, покупать, создавать новые рабочие места и привлекать бесконечное число инвесторов со встречными интересами.

Очевидно, что возможности развития национальных экономик в рамках ТС  просчитывают и в ряде других государств. Практически одновременно с конференцией в Бишкеке премьер-министр Украины Николай Азаров заявил, что Киев ведет переговоры со странами-членами Таможенного союза — Россией, Белоруссией и Казахстаном — о статусе наблюдателя в этом объединении. Украина рассчитывает, что ее представитель будет участвовать в принятии решений Таможенного союза с правом совещательного голоса. Ранее Киев настаивал на формуле сотрудничества Украины и Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана по формуле «три плюс один», однако российская сторона исключает форму такого сотрудничества. Теперь идут переговоры о предоставлении Украине статуса наблюдателя в ТС.

Одновременно с заявлением Киева и конференцией в Бишкеке  полным ходом идёт переговорный процесс с другой страной, из другого региона земли. Экономическими преференциями Таможенного союза заинтересовался … Вьетнам. Делегацию Таможенного союза возглавляет министр по торговле Евразийской экономической комиссии Андрей Слепнев, а вьетнамскую сторону представляет делегация во главе с министром промышленности и торговли Вьетнама Ву Хью Хоанг. Стороны планируют в ближайшее время сформировать Соглашение о зоне свободной торговли, которое будет регулировать торговлю не только товарами, но также и услугами, будет определять доступ на рынки инвестиций, возможности участия в крупных государственных инфраструктурных проектах. Страны Таможенного союза уже сейчас планируют выйти на крупнейшие рынки Азиатско-Тихоокеанского региона.

Такие вот реалии и такие перспективы. Такой вот «ответ глобальному экономическому кризису». Нужно это какой-то отдельной стране или нет – решение, как говорится, принимать самим. Кыргызстан это решение принял. Россия, Казахстан, Белоруссия уже сотрудничают во взаимовыгодном режиме. Смогут ли и другие абстрагироваться от политических и псевдополитических интересов, и воспользоваться уникальным шансом долгосрочного укрепления национальной экономики? Всё говорит в пользу того, что прагматический подход, особенно после глобального экономического кризиса, жестоко разорившего экономику казавшихся процветающими «одиночек», приведет к единственному разумному решению — сотрудничать в полной мере с соседними странами.

20 сентября 2012г. в г.Бишкеке подписано Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Кыргызской Республики о строительстве и эксплуатации Камбаратинской ГЭС-1. Кыргызской стороной объявлен тендер на проведение ТЭО проекта, итоги которого будут объявлены в ближайшее время.

1. Анализ Соглашения между РФ и КР о строительстве и эксплуатации Камбаратинской ГЭС-1

Соглашение между РФ и КР противоречит общепризнанным принципам и нормам международного права по вопросам управлению и использованию трансграничных водных ресурсов. В частности:

— статьей 5 Соглашения предусмотрена подготовка ТЭО проекта в срок не более 5 месяцев, что вызывает серьезное сомнение в ее качественном осуществлении. Международная практика показывает, что на подготовку ТЭО таких крупных объектов требуется не менее 1-1,5 года и это признается авторитетными международными структурами, как Всемирный Банк, АБР, ЕБРР и др.

— в Соглашении отсутствует положение, предусматривающее проведение независимой международной экспертизы проекта на предмет его воздействия на окружающую и социальную среду, в т.ч. в трансграничном контексте, отвечающей современным стандартам в этой области. В статье 11 отмечается, что оценка воздействия проекта на окружающую среду будет осуществляться в соответствии с законодательством Кыргызстана.

— Соглашением игнорируется возможность воздействия проекта на сток реки Нарын (приток Сырдарьи, трансграничный водоток). Согласно ст. 7 документа, в осенне-зимнем периоде предполагается выработка электроэнергии на менее 2,2 млрд. кВт-ч., что составляет примерно 45% годового объема (5,1 млрд. кВт-ч/год) вырабатываемой электроэнергии на Камбаратинской ГЭС-1. Естественный сток р.Нарын в осенне-зимнем периоде составляет в среднем 3,5 млрд. м³ или 27% годового объема стока реки. Для выработки намечаемого объема электроэнергии в осенне-зимнем периоде  попуски воды должны составлять не менее 5,9 млрд.м³. Как видно, в осенне-зимнем периоде попуски воды увеличатся на 2,4 млрд. м³ в ущерб вегетационному стоку реки. Такое изменение регулирования стока р.Нарын наносит огромный ущерб водному хозяйству и экологической обстановке в странах низовья бассейна р.Сырдарья, особенно, в Узбекистане и Казахстане.

— в соглашении отсутствуют ссылки на возможность использования при  реализации проекта таких важных процедурных механизмов сотрудничества на трансграничных водотоках, как уведомление заинтересованных сторон, учет их мнений,  предоставление им объективной информации, относящейся к проекту, осуществление совместных действий и т.д., что предусмотрено действующей международно-правовой практикой.

Кыргызстан нарушает свои международно-правовые обязательства, вытекающие из:

— участия КР в Конвенции ЕЭК ООН об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничным контексте от 1991г. (Конвенция ЭСПО). В частности, в статье 3 Конвенции ЭСПО отмечается, что «В отношении планируемого вида деятельности, который может оказывать значительное вредное трансграничное воздействие, Сторона происхождения в целях обеспечения проведения соответствующих и эффективных консультаций, уведомляет любую Сторону, которая, по ее мнению, может быть затрагиваемой Стороной, как можно скорее и не позднее, чем она проинформирует общественность своей страны, о планируемой деятельности». Кроме того, положения Конвенции налагают на Республику Кыргызстан обязательства по проведению консультаций с заинтересованными Сторонами и предоставлению информации относительно возможных негативных воздействий проектов и иных видов деятельности, имеющих трансграничный характер.

— из Соглашения  «О сотрудничестве в сфере совместного управления использованием и охраной водных ресурсов межгосударственных источников» от 18 февраля 1992 года. (Согласно статье 2 данного документа, «Стороны обязуются обеспечить строгое соблюдение согласованного порядка и установления правил использования и охраны водных ресурсов». Помимо того, в статье 3 отмечается, что «каждая из сторон участвующих в Соглашении обязуется не допускать на своей территории действий, затрагивающих интересы других сторон и способных нанести ущерб, привести к изменению согласованных величин расходов воды».

2. Общие сведения о бассейне р. Сырдарья

В бассейне р. Сырдарья  размещены 12 областей Кыргызстана, Таджикистана, Узбекистана, Казахстана с общей численностью проживающего населения более 20 млн. человек.

Областями бассейна р. Сырдарья  в Узбекистане являются Андижанская, Наманганская, Ферганская, Джизакская, Сырдарьинская и Ташкентская. Общая численность населения Узбекистана, проживающего в бассейне р. Сырдарья составляет 12 115,6 тыс. человек, или 44% всего населения республики. Из них 7881,5 тыс. чел. (65%) проживает в сельской местности. Основная часть сельского населения занята сельскохозяйственным трудом и полностью зависит от поливного земледелия.

Протяженность р. Сырдарья вместе с р. Нарын — 2790 км, площадь водосбора бассейна – 219 тыс. кв. км, ресурсный сток – 37,5 куб.км. Основными составляющими Сырдарьи, после которых она получает свое название, являются реки Нарын и Карадарья, образующие 41% стока Сырдарьи, в том числе р. Нарын – более 30% ее стока.

3. Регулирование стока р.Сырдарья

Сток р. Сырдарьи регулируют 12 водохранилищных гидроузлов с общим суммарным объемом  около 35 и полезным – 27 куб.км. Пять водохранилищ комплексного (ирригационно-энергетического) назначения  (Токтогульское, Кайраккумское, Андижанское, Чарвакское, Чардарьинское, имеющие полный объем 32 куб.км и полезный – 24,5 куб.км, позволяют довести ресурсную водоотдачу рек бассейна до 31,4 куб.км/год стока брутто – это 94% от фактически контролируемых этими водохранилищами среднемноголетних стоков. На трансграничной реке Нарын уже возведены 5 ГЭС Нижненарынского каскада: Токтогульская (1200 МВт), Курпсайская (800 МВт), Ташкумырская (450 МВт), Шамалдысайская (240 МВт) и Учкурганская (180 МВт) суммарной установленной мощностью 2870 МВт и среднемноголетней выработкой электроэнергии (по паспортам ГЭС) —  9821 млн. кВтч. Существующие пять основных водохранилищ комплексного назначения в бассейне р. Сырдарья в принципе, при соблюдении проектных правил, могут полностью решать проблему многолетнего ирригационного регулирования стока. То есть дополнительного ирригационного регулирования Токтогульского гидроузла не требуется.

Строительство Камбаратинских ГЭС полностью изменит режим многолетнего ирригационного регулирования на энергетический режим с нанесением невосполнимого ущерба для ирригационных нужд и экологии государств, расположенных в низовьях (Казахстан, Узбекистан, Таджикистан).

4. Исторический контекст проектирования Камбаратинской ГЭС-1 и ГЭС -2

Схема энергоиспользования среднего течения  р. Нарын была уточнена в начале 1980-х годов, одобренная экспертной комиссией ГЭК Госплана СССР в декабре 1983 года, включала строительство Камбаратинских ГЭС № 1 и № 2. Проекты Камбаратинских ГЭС разработаны в 1985 – 1988 гг., то есть принятие решения о строительстве Камбаратинских ГЭС  было осуществлено в советский период, когда реки Нарын и Сырдарья не носили характер трансграничных рек.

В условиях, когда работа Токтогульской ГЭС  и других водохранилищ бассейна р. Сырдарья позволяли  практически полностью  зарегулировать сток реки,  основная   цель строительства каскада Камбаратинских ГЭС заключалась в выработке электроэнергии энергосистемой Кыргызстана в зимний период. При  этом водохранилище Токтогульской ГЭС должно было бы работать в режиме контррегулирования и полностью обеспечивать требования ирригационного варианта.

Строительство, разработка, изготовление и поставка оборудования для Камбаратинской ГЭС-2 началось в 1988 году. В 1994 году по причине отсутствия средств строительство было остановлено без проведения консервации сооружений. Общий объем выполненных работ составил около 25 % от проектного.

В 2008г. при содействии России возобновлено строительство Камбаратинской ГЭС-2. В 2010 году была возведена плотина направленным взрывом и произведен пуск 1-го агрегата мощностью 120 МВт.

В феврале 2009 года Правительство РФ без предварительного обсуждения с нижележащими по рекам Нарын и Сырдарья  государствами объявило о выделении КР беспроцентного кредита в размере 1,7 млрд. долл. США на  строительство Камбаратинской ГЭС — 1.

Однако, из-за охлаждения отношений между Бишкеком и Москвой  в последние годы правления экс-президента КР  К.Бакиева, и последовавшей дестабилизации внутриполитической ситуации в Кыргызстане, практической работы по реализации данного Соглашения сделано не было.

5. Основные технические параметры Камабаратинских ГЭС

Камбаратинская ГЭС -1. Створ плотины расположен на р.Нарын в           15 км выше по течению от ГЭС-2. Полная емкость водохранилища                 4650 млн.м3, полезная — 3430 млн.м3, высота плотины 275м, тип плотины — однородная каменно-набросная.

Водохранилище способно осуществлять сезонное регулирование стока в верхнем течении р. Нарын. Проектная установленная мощность ГЭС-1 составляет 1900 МВт, среднемноголетняя выработка электроэнергии 5088 ГВт-ч/год.

Камбаратинская ГЭС-2 расположена на р.Нарын в 81 км выше по течению от Токтогульского гидроузла. Полная емкость водохранилища 70 млн.м3, полезная — 8 млн.м3, высота плотины 60м, тип плотины — каменно-набросная. По информации кыргызской стороны, в настоящее время Камбаратинская ГЭС-2 работает на 60% своей проектной мощностью (в 2010г. запущен ее первый гидроагрегат). Водохранилище способно осуществлять только суточное регулирование стока. Проектная установленная мощность ГЭС — 360 МВт, среднемноголетняя выработка электроэнергии 1148 ГВт-ч/год.

При совместной работе Камбаратинских и Токтогулькой ГЭС Кыргызстан может вырабатывать электроэнергию для обеспечения нужд страны не в зимний, как это предусматривалось при разработке проектов, а в летний период, и одновременно полностью аккумулировать стоки р.Нарын в вегетационный период для выработки электроэнергии в зимний период. Таким образом, совместная работа Камбаратинских и Токтогульского гидроузлов будет иметь не ирригационный, а выраженный энергетический режим, поскольку это позволит Кыргызстану в 2 раза увеличить производство электроэнергии в зимний период.

6. Ожидаемые отрицательные последствия строительства Камбаратинской ГЭС-1 для Узбекистана.

При совместной работе Камбаратинских ГЭС с уже действующей  Токтогульской ГЭС с водохранилищами общим объёмом 24,18 млн. куб.м., (более чем двухлетний сток р.Нарын), позволит, кыргызской энергосистеме в широком диапазоне манипулировать режимом попусков воды из Токтогульского водохранилища, вплоть до их полного прекращения в летний период, а в зимний период при исчерпании емкостей увеличивать объемы попусков.

Совместная работа Камбаратинских и Токтогульского гидроузлов будет иметь не ирригационный, а выраженный энергетический режим, поскольку это позволит Кыргызстану в 2 раза увеличить производство электроэнергии в зимний период.

При изъятии части стока в р.Сырдарья в период строительства и ввода в эксплуатацию ГЭС в результате наполнения Камбаратинского и Тогтогульского водохранилищ, потере стока на испарение и изменения теплового режима, ожидается деградация и минерализация линз грунтовых вод, что приведет к усилению дефицита питьевой воды для не менее 7 млн. человек в Андижанской, Наманганской, Ферганской, Ташкентской, Джизакской и Сырдарьинской областях.

При уменьшении речного стока и поливных вод будут уменьшаться и ресурсы подземных вод: при варианте с энергетическим режимом использования каскада — на 60% в Ферганском гидрогеологическом районе и на 75% в Голодностепском гидрогеологическом районе, при энергетически-ирригационном режиме — соответственно на 30% и 37%.

Это приведет к снижению разбавлявшей способности потока подземных вод на указанных территориях. В результате можно ожидать постепенное увеличение минерализации подземных — вод в эксплуатационных водоносных горизонтах, прежде всего питьевого качества. Этот процесс — постепенно будет прогрессировать и через 10-15 лет выведет из строя водозаборные сооружения, расположенные в Наманганской области. В Джизакской и Сырдарьинской областях подобный процесс приведет к увеличению минерализации первого от поверхности водоносного горизонта и ухудшению мелиоративного состояния орошаемых земель на площади до 600 тыс.га.

Дефицит водных ресурсов в бассейне Сырдарьи в. период вегетации станет ежегодным и возрастет с действующих 2,9 до 4,5 — 5 куб.км. и приведет к снижению водообеспеченности до 990 тыс.га орошаемых земель. При этом наиболее острый дефицит воды ожидается на 193 тыс.га в Джизакской и Сырдарьинскои областях, а также в отдельных районах Андижанской, Наманганской и Ферганской областей.

В результате, в указанных регионах из сельскохозяйственного оборота может быть выведено в среднем до 20% угодных земель.

Высока опасность сейсмической активности вследствие того, что Камбаратинская ГЭС-1 будет стоять на геологическом разломе, и мощная конструкция, а также большой объем воды увеличит давление на основу.

Участок Камбаратинской ГЭС-1 в настоящее время характеризуется значениями смещения земной коры до 10-12 мм/год. Отмеченные выше смещения по разрывным нарушениям до 5 м подтверждают высокую современную тектоническую активность района исследования. Анализ разрывной тектоники и проявлений обвально-оползневых процессов в районе Камбаратинской ГЭС-1 свидетельствует о большой опасности возведения и эксплуатации таких высоконапорных плотин как Камбаратинская ГЭС-1.

В случае возникновения сильного возбужденного землетрясения вследствие строительства каскада ГЭС, данная сейсмогенная зона может реализовать свой максимальный потенциал и генерировать землетрясения катастрофической силы М>7.5. Если учесть, что сейсмогенные зоны Ферганской долины давно не проявляли себя сильными землетрясениями, то вероятность начала их очередной активизации значительно высока.

Отличительной особенностью Камбаратинских ГЭС является то, что плотины этих ГЭС возводятся путем направленных взрывов. Так как водохранилище будет построено из известковых блоков, прочность плотины не будет надежной.

7. Позиция Республики Узбекистан

В качестве обязательным условием узбекская сторона считает проведение квалифицированной международной независимой экспертизы ТЭО строительства Камбаратинской ГЭС-1 в соответствии с общепринятой практикой и международно-правовыми процедурами. Необходимо обратить внимание на следующие вопросы:

— ущерб, который может нанести строительство объекта находящемуся на грани хрупкого равновесия экологическому балансу Центральной Азии;

— влияние реализации проекта на изменение объема и режима стока Сырдарьи, т.к. само выживание миллионов людей в этом регионе, с резко континентальным пустынным климатом, напрямую зависит от наличия питьевой и поливной воды;

— степень защиты строительства Камбаратинской ГЭС-1 от угроз техногенного характера, в первую очередь угроз землетрясений, т.к. практически все возводимые гидросооружения находятся в зоне высокой сейсмичности, где неоднократно происходили землетрясения мощностью до 10 баллов.

С учетом потенциально негативных последствий данного проекта, узбекская сторона считает необходимым проработать альтернативные варианты возведения Камбаратинской ГЭС-1, в частности, строительства каскада малых ГЭС.

Посольство Узбекистана в Азербайджане

Алексей Синицын, главный эксперт Американо-Азербайджанского Фонда Содействия Прогрессу:

— Наивно полагать, что доклад директора Национальной разведки США — это плод многодневной работы профессиональных аналитиков из многочисленных американских спецслужб. Как правило, над таким докладом работают эксперты, находящиеся вне структур обширного американского разведсообщества, и адресован он «городу и миру», а вовсе не предназначен для просвещения сенаторов. Другими словами, выступление Джеймса Клэппера невозможно вывести из контекста внешнеполитической стратегии президента Обамы, но можно рассматривать как систему сигналов, посылаемых американской администрацией своим союзникам и оппонентам. Что ж, попробуем расшифровать некоторые из них.

И, пожалуйста, первый важный сигнал. «Без сомнения, иранские лидеры при принятии решений по поводу ядерной программы учитывают  вопросы обеспечения безопасности, престижа и влияния своей страны, а также международную ситуацию. Они хотят развивать свои возможности в ядерной отрасли и избежать серьезных последствий, таких, как бомбардировки и санкции, угрожающие существующему режиму», — считает Дж. Клэппер. Борьба за влияние и военная ядерная программа, в существовании которой глава Национальной разведки далеко не уверен — совершенно не однозначные политические феномены. И непростительные для «царя разведки» сомнения в отношении военного потенциала противника — создают ли иранцы бомбу или нет — свидетельствуют только об одном: война с Ираном стремительно теряет свою актуальность. А это значит, откровенного переформатирования евразийской дуги «к востоку от Суэца» не будет, что, безусловно, снижает градус политической напряженности во всем Каспийском бассейне. Потенциальную угрозу безопасности этому региону американская разведка привычно видит в застарелом карабахском конфликте, но только при  условии того, что «просчеты» обеих сторон — Армении и Азербайджана — «способны привести к эскалации ситуации практически без предупреждения». Однако именно карабахская проблематика является, пожалуй, единственной точкой совпадения взглядов Москвы и Вашингтона, что привело к выработке т.н. «Мадридских принципов» урегулирования конфликта. И Баку, и Ереван не скрывают разочарования этим документом, но главные-то игроки — США и Россия — вполне довольны определенными ими «принципами».

Далее еще интереснее. Глава американского разведсообщества впервые не упомянул об угрозе, исходящей из Афганистана, которая в недавнем прошлом представлялась главной для постсоветской Центральной Азии. Теперь, по его мнению, основные риски и вызовы продуцируются внутри самого центрально-азиатского пространства.  Джеймс Клэппер утверждает: «Центрально-азиатские государства не выстроили конструктивных взаимоотношений друг с другом; личное соперничество и давние споры из-за границ, водных и энергетических ресурсов способствуют возникновению двусторонних трений между соседями и потенциальных очагов конфликта».

Вообще-то, когда знакомишься с анализом потенциальных угроз бывшей советской Средней Азии, то неожиданно возникает мысль — кто-то должен взять патронаж над этим неспокойным и политически не зрелым регионом. Поэтому невольно возвращаешься к другой позиции, обозначенной в докладе: «Москва, по всей видимости, сосредоточит свою внешнюю политику на усилении своего влияния в странах бывшего СССР», создавая новые интеграционные связи через Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана или Евразийский союз. Правда, «двусторонние отношения с США останутся важными для России».

Присовокупим к этому и несколько меланхоличное упоминание о реформах и модернизации вооруженных сил России. Они, по мнению Дж. Клэппера, «позволят улучшить ситуацию на столько, чтобы позволить российским военным быстрее, чем раньше, побеждать своих небольших соседей и оставаться доминирующей военной державой на постсоветском пространстве. Но они не смогут и не созданы для того, чтобы позволить Москве проводить серьезные наступательные операции против НАТО в целом». Сенаторов успокоили насчет боевой мощи Альянса, но и в действиях России, явно стремящейся восстановить свое лидерство на пространстве бывшего СССР, угрозы национальной безопасности США не увидели.

Что это как не полное дезавуирование последнего заявления Хилари Клинтон, которая, уходя из Госдепа, громко хлопнула дверью, пообещав, что США не допустят «воссоздания Советского Союза в новой версии под вывеской экономической интеграции»? Значит, все-таки допустят? И не означает ли американский аналитический прогноз нашего совместного неясного будущего некий скрытый сигнал, завуалированное предложение Москве о разделе сфер влияния? Если оно существует и, тем более, если оно будет принято, возникнет платформа, на которой будут решаться сложные проблемы российско-американских отношений — судьба ПРО, будущее Афганистана, позиция по Сирии, нарастающая мощь Китая и пр. и пр.

Если эти рассуждения имеют какие-либо основания, то интересны принципы подобного раздела. России — бывший СССР, США — остальной мир? Или есть другие варианты?

Аналитический отдел

NET-FAX — NET-ФАКС                                  

Интервью с известным российским политологом, специалистом по Ближнему Востоку,

политический обозреватель Иран.ру,

кандидат исторических наук Игорем Панкратенко

-Допускаете ли вы возможность   “бархатных” или “оранжевых”  революций в Центральной Азии и в других странах бывшего  союза?

-Разумеется, допускаю, но давайте сразу определимся с термином «оранжевая/бархатная и прочая» революция. Вот существует некий парадокс в деятельности экспертного сообщества – сам термин употребляется широко, а  точного и общепринятого определения ему так и не существует. В результате – совершенно разные события, с отличными друг от друга социально-экономическими предпосылками, с отличными друг от друга социальными группами, выступающими в качестве локомотивов, – представляются общественному сознанию как нечто одинаковое, как события одного порядка, как некий общий процесс. Отсюда – простор для «теории коварных замыслов» внешних сил: «англичанка гадит», «заговор мировой закулисы», «страшный фейсбук/ужасный твиттер» и прочая конспирологическая муть.

В реальности, на мой взгляд, дело обстоит и проще, и сложнее одновременно. Ни в одной стране на постсоветском пространстве сегодня нет предпосылок для революции в ее классическом виде – как процесса смены социально-экономической формации. Речь может идти только о верхушечном перевороте как результате борьбы политических элит. И говорить здесь нужно в первую очередь о конфликте этих самых политических элит в борьбе за власть и перераспределение доступа к источникам прибыли. Следовательно, оценивая вероятность этих переворотов, мы должны смотреть сразу несколько факторов: насколько данные конфликты непреодолимы, какие социальные слои могут быть в них вовлечены, на кого делают ставку власть и оппозиция, насколько далеко могут эта власть и эта оппозиция пойти в отстаивании своих интересов (читай – денег и власти), проще говоря – готовы ли они переступить через кровь и хаос.

Второй вопрос для оценки – насколько этот переворот может быть поддержан внешними силами? Понимаете, тут вот какая штука: практически ни одно государство постсоветского пространства не способно проводить самостоятельной внешней политики, действовать столь же раскованно как делают это США, Китай и Евросоюз. В силу объективных причин все постсоветские государства (в большей или меньшей степени) сделали свой выбор во внешнеполитической ориентации, в абсолютном большинстве – прозападный, замечу, выбор. Таким образом, для того, чтобы переворот  был успешным, необходимо, чтобы интересы правящих элит постсоветских государств вступили в непреодолимое противоречие с интересами их западных патронов. Или же, чтобы западным патронам вдруг резко понадобилась зона управляемой нестабильности в том или ином регионе.

Вот анализ совокупности всех этих (да и ряда других факторов), может дать ответ на вопрос вероятности переворота в той или иной стране. Я, наверное, утомил таким вступлением, скатился в лекцию, но это совершенно необходимо.

А теперь – коротко о погоде, то бишь о ситуации в Центральной Азии, коль уж в вопросе мы выделили ее отдельно. Сегодня постсоветская Центральная Азия – это просто котел противоречий, крышка котла еще держится, но тревожные свистки уже идут. Критических точек  здесь, на мой взгляд, две. Во-первых, Ферганская долина как место, где все центральноазиатские межгосударственные и надгосударственные противоречия сошлись в некий клубок. Во-вторых, малоосвещаемые процессы в Кыргызстане, связанные с увеличением объемов наркотрафика на юге этой страны, трансформацией местного «джихадистского подполья» и заинтересованностью США в сохранении контроля над «Манасом» и над Ферганской долиной как «зоной управляемого хаоса» в целом. Именно отсюда, как представляется, следует ждать в ближайшее время «интересных новостей», хотя, поверьте, мне бы очень хотелось, чтобы мой прогноз не сбылся. Подробное рассмотрение сложившейся ситуации – дело отдельное, объемное, а я и так уже превысил все мыслимые лимиты ответа на поставленный вами вопрос.

-Каким видите дальнейший  политический  расклад  ситуации на Ближнем Востоке, в частности  — в Сирии?

-При внешней схожести, т.н. «цветные революции» на постсоветском пространстве и т.н. «арабская весна» имеют в своей основе совершенно разные причины. В основе «цветных революций» на постсоветском пространстве лежала борьба за передел власти и финансовых долей между политическими элитами. В основе же выступлений в арабских странах Ближнего Востока и Магриба лежал глубокий кризис неоколониальной системы и сложившихся в период неоколониализма как политических систем в ряде государств (Египет, Тунис и так далее), так и разрушение всей системы сдержек и противовесов на Ближнем Востоке. Причем, инициировали процесс этого разрушения именно США, разгромив Ирак. Собственно, после краха режима Саддама Хуссейна всем адекватным экспертам оставалось только запастись «поп-корном»  и ждать вполне очевидного и предсказуемого обрушения системы.

Когда кто-то из экспертов и у нас, и на Западе начинает говорить о том, что это обрушение было неожиданным, то простите, но это «разговоры в пользу бедных». Что было неожиданным? То, что в арабских странах нарастает внутреннее напряжение на фоне обнищания масс и почти полной отключки «социальных лифтов»? То, что нарастает сопротивление традиционного общества, уммы, модернизации по принципиально чуждым для мусульманского мироощущения западным образцам? При этом, замечу, абсолютное большинство этой уммы оказывалось «за бортом»  модернизации и «построения общества потребления капиталистическими темпами». То, что ослабление авторитарных режимов вызовет рост того же сепаратизма у тех же курдов? Ой, я вас умоляю…

Все произошло по классическим канонам: внешние факторы способствовали активизации внутренних выступлений, высвободили давно назревшие процессы революционного, а значит и прогрессивного «исламского пробуждения», под которым я понимаю движение широких масс за установление социальной справедливости по нормам и традициям Ислама. Старт процессу был дан исламской революцией в Иране, и ныне мы наблюдаем развитие этого процесса в арабском мире.

Раз уж мы затронули Ислам, то я просто обязан сказать о своей оценке «исламского экстремизма». Всякий революционный процесс, направленный на социальное оздоровление общества, сталкивается с противодействием, которое с полным основанием можно и нужно назвать контрреволюцией. По моему глубокому убеждению, «исламский экстремизм», в нынешнем его состоянии, является чистой воды контрреволюционным процессом, ответом на «исламское пробуждение». Этот «ответ» инспирирован с одной стороны – рядом нынешних правящих режимов (в первую очередь – монархиями Персидского залива), стремящимися к сохранению власти, а порой – просто к физическому выживанию. С другой стороны – эту контрреволюцию питают внешние акторы, стремящиеся к сохранению софт-колониального порядка на Ближнем Востоке.

Я с большим любопытством наблюдаю за тем, как ряд экспертов пытаются представить «исламский экстремизм», уходящий идейными корнями в салафизм и ваххабизм, «антагонистом Запада», пытаются, простите за вульгаризм, «перевести стрелки» на некий «конфликт цивилизаций». Ладно, забудем о том, что собственно концепция «панисламизма» была предложена Уилфредом Блаттом, одним из руководителей британской разведки в 70-е годы 19 века. Британская же разведка, в лице ее сотрудника Арминиуса Вамбери, вбросила в политическое сознание увядающей к тому времени Османской империи и концепцию «пантюркизма». Ряд эпизодов из жизни Мухаммада ибн Сафдара, более известного как Джамал-ад-Дин Афгани, тоже позволяют предположить, что опять же британская разведка поддерживала провозглашаемые им идеи. Сделаем вид, что мы этого не знаем, что давно это было. Но ведь последние 40 лет Запад одной рукой культивировал, оберегал и взращивал «исламский экстремизм» (он рассматривался как заслон сначала против Советского Союза, а затем против Ирана) во всех странах региона. А другой – поддерживал авторитарные и диктаторские режимы, которые искореняли любые проявления светской демократии. Доигрались…И сегодня Запад пожинает плоды того, что сам вырастил.

Как итог – на ближайшие пять-десять лет события на Ближнем Востоке будут определяться тремя разноуровневыми процессами. Первый, стратегический: противостояние Запада «исламскому пробуждению». Сегодня Запад, при поддержке ориентирующихся на него режимов ряда мусульманских стран, реализует три основных проекта, направленных на разгром этого движения. Первый проект – транснациональный «исламский экстремизм». Второй – углубление суннито-шиитского противостояния и перевод этого противостояния в фазу вооруженного вялотекущего конфликта (конфликта низкой интенсивности по терминологии НАТО). Третий проект – корректировка политико-этнической карты региона, предполагающая удовлетворение интересов национальных меньшинств и, одновременно, обострение этнических конфликтов.

Второй, оперативный: борьба за региональное лидерство между Турцией, Саудовской Аравией (и ее заклятым другом – Катаром), и Исламской Республикой Иран.

Третий, тактический: борьба между различными политическими, социальными и национальными группами в странах региона. Такая «холодная война всех против всех». Слишком велик счет взаимных претензий, слишком много «пассионарного элемента» накопилось. Так что все будет долго, мучительно и порою достаточно кроваво.

Что касается Сирии… В отношении этой страны сегодня осуществляется внешняя интервенция транснациональным «исламским экстремизмом», который поддерживается:

— арабскими монархиями (ну, с ними все ясно, с Башаром Асадом они не примирятся никогда, будут воевать до последнего… сирийца);

— не очень дальновидными турецкими политиками (до которых начинает постепенно доходить, что события в Сирии вполне могут быть прологом к серьезному внутриполитическому кризису Турецкой республики, а потому все больше осторожничающими);

— совершенно безголовыми политиканами Евросоюза (влияние которых, к счастью, постепенно падает на фоне продолжающегося европейского кризиса).

То есть, время играет за Асада. И если принципиальная и единая позиция Китая, России и Исламской Республики Иран по сирийскому вопросу сохраниться, то Сирия выстоит. Но мне ясно и другое. После пережитого – Сирия не останется прежней, она вступит в период политических реформ, она станет иной, более приспособленной для борьбы с внешними вызовами, с большей степенью консолидации общества.

-Ваше мнение  по поводу   возможной  войны в Иране. Насколько вероятны удары  по ядерным  объектам в Иране со стороны  Израиля? Существуют ли реальные предпосылки  по поводу  ослабления  агрессивной политики  США в  отношении исламского государства? Возможен ли внутренний раскол  иранского  общества, и какие политические  силы  могут  реально управлять   этим процессом?

-Спасибо за очень точные вопросы, которые совершенно исчерпывающе охватывают некий злободневный список основных угроз для Исламской Республики Иран.

По поводу Израиля. Понимаете, часть политической элиты Израиля, находящаяся сегодня у власти, в отношении Ирана мыслит совершенно иррационально. Чтобы Иран не сделал, какие бы шаги не предпринял для доказательства мирного характера своей ядерной программы – не поверят! Если им фетвы Али Хаменеи по этому вопросу недостаточно, то и тысяча проверок МАГАТЭ их не убедят. Эта часть израильской элиты назначило Иран врагом и со своего пути не отступят.

Но проблемой для них является то, что их стратегический союзник, США, идею войны с Ираном не поддерживает, сейчас об этом можно говорить с уверенностью, особенно на фоне новых назначений в администрации Обамы. Собственно, и в прошлой администрации за исключением Госдепа и неистовой Хиллари, никто к войне с Ираном особо не стремился, что стало для меня, например, совершенно очевидным в период Ормузского кризиса декабря 2011. И вот здесь наступает самое интересное. Некоторые политические лидеры Израиля ведут себя как незабвенный Михаил Самюэлевич Паниковский: истерят, угрожают, размахивают комиксами с трибуны ООН, дескать, держите нас, а то сейчас здесь будет страшно. Слегка ошарашенное мировое сообщество бросается сдерживать, уговаривать, давать гарантии и обещать преференции. А тем временем в Израиле мало того, что с 2009 года уже реализуется «стратегия Дагана» (бывшего шефа МОССАД), направленная на организацию точечных ликвидаций иранских должностных лиц, связанных с ядерной программой, но, вдобавок, принята новая, предусматривающая организацию диверсий и выведение из строя уже имеющихся иранских атомных объектов. То есть, прямая атака, цена которой будет для Израиля слишком высока – маловероятна. А террор против иранских ядерщиков и диверсии на иранских атомных объектах – это уже объективная реальность сегодняшнего дня.

Но есть и более опасная тенденция. В своей тайной войне с Ираном Израиль стремится активно использовать те страны, которые имеют с Исламской республикой общие границы. Думаю, руководству этих стран стоит более вдумчиво отнестись к тому, насколько эти действия Израиля соответствуют национальным интересам этих государств.

Что же касается политики Вашингтона в отношении Тегерана, то здесь полностью приоритет отдан воздействию на режим посредством экономических и иных санкций. Эти же санкции по замыслу американской администрации, должны стать предметом переговоров с нынешним руководством Ирана. Но, подчеркну это специально, все эти дипломатические игры – игры и есть, не более того. Стратегическая цель США – свержение существующего строя в Иране. Обсуждению подлежит лишь то, как это произойдет – под гнетом санкция или же в результате инициированных политических преобразований. Руководство Ирана прекрасно это понимает, потому и уделяет столь пристальное внимание вопросам укрепления внутренней стабильности, особенно в связи с предстоящими президентскими выборами.

Должен сразу сказать, что избирательная кампания обещает быть более чем жаркой. Но! Жаркой она будет в рамках борьбы тех политических сил, которые не ставят под сомнение основные идеи принципы Исламской революции и Исламской республики.

Оппозиция, которая выступает против существующего режима – сегодня практически не имеет политического веса, «зеленое движение» после всплеска активности в августе 2009 года маргинализировано и авторитетом в «широких народных массах» не пользуется. Убежден, что в президентских выборах кандидат от «зеленого движения» участия принимать не будет.

Много говорят о росте сепаратистских настроений, особенно в Иранском Азербайджане. Я склоняюсь к мнению, что иранское руководство сумело достигнуть соглашения с влиятельными представителями политической и бизнес-элиты иранских азербайджанцев и получило гарантии их лояльности. Террористическое крыло «Джундаллы», в которой некоторые аналитики по необъяснимому мозговому выверту умудрялись усматривать выразителей интересов белуджей – к счастью, искренне и открыто об этом говорю, разгромлено. Курдская PJAK понесла серьезные потери и сегодня, даже самими иранскими курдами воспринимается как организация, живущая на иностранные деньги.

Таким образом, наибольшую опасность для Исламской республики сегодня представляет не оппозиция, не сепаратисты, а «уставшие от революции». Этим термином Али Хаменеи, охарактеризовал те элементы в политическом руководстве, которые все чаще посматривают на Запад, считая, что бороться с ним бесполезно, противостоять ему утомительно и нужно встроиться в предлагаемую Западом схему политических реформ: либерализацию, модернизацию и прочие «…ации». Сегодня процент «утомленных» не столь уж и высок. Сегодня не произошло главного – их смычки с «пятой колонной» в среде тех иранских чиновников и представителей интеллигенции, которые связывают будущее Ирана с его прозападной ориентацией. Но тем не менее – такая тенденция существует.

Должен сказать, что высшее иранское руководство видит эту опасность и достаточно эффективно противостоит ей, причем, умудряясь обходиться без репрессий. Ну, а как дальше будет развиваться внутриполитическая обстановка – будем внимательно смотреть.

 Матанат  Насибова

http://www.1news.az/interview/20130304011738097.html#page1