Китайский интернет-ресурс «Цзиньжи Тоутяо» напечатал материал, в котором Сибирь именуют «китайской землёй» (это выражение взято в кавычки, но все и так понятно).
Автор удивляется, почему граждане РФ протестуют из-за вырубки сибирского и дальневосточного леса на продажу в КНР. В прошлом это была территория КНР, а теперь она принадлежит РФ, пишет автор.
Он полагает, что вскоре российские граждане станут сожалеть о своей реакции. Мы легко и без русской древесины обойдемся, сообщает он, а вот вы без нас сразу же начнёте загнивать. «Это страна, которой всегда мало!» — пишет он о России.
Эта статья является хорошим примером того, как в КНР на самом деле думают о России и как ее воспринимают в качестве союзника, полагает блогер Илья Варламов. Китайские издания постоянно сообщают о том, как успешна политика Путина и как он здорово ставит на место Европу и США.
Все просто: для Китая РФ является не только хорошим другом, но и отличной сырьевой базой, пишет Варламов. Сейчас издавна принадлежащие Китаю территории состоят под контролем этого добродушного, но диковатого народа. Но РФ можно посадить на лесную и газовую иглу, а спустя 50 лет можно будет посмотреть, как все переменится.
РФ действительно экспортирует в КНР огромное количество дерева. В 2016 году РФ продала на экспорт около 21 млн кубов древесины. Из этого объема КНР приобрел около 13 млн кубов.
Усредненная цена российской необработанной древесины тогда составляла 68 долларов за куб. Таким образом, предположительно, КНР скупил нашего дерева на 868 млн долларов. Плюс к этому Китай закупил в РФ и пиломатериалов приблизительно столько же.
Китай сейчас является главным импортёром русской древесины, отмечает Варламов. Россия сдаёт КНР лесные массивы в аренду, рассчитывая, что китайцы построят заводы по обработке дерева и ЦБК.
Но умные китайцы лишь экспортируют сырьё к себе на родину. Возможно, однажды придут в Россию вежливые люди, желающие провести референдум о возвращении Сибири в родную гавань, пишет блогер.
Прежде Россия позиционировала свои военные учения как инструмент сдерживания, направленный не против НАТО, а против Китая — гигантского соседа России — и на то были веские причины. Но теперь Москва и Пекин преодолели взаимное недоверие, и их отношения стали быстро укрепляться, чему во многом способствовали западные санкции против России.
Масштабные военные учения России в Восточной Сибири, которые завершаются завтра, 17 сентября, — это недвусмысленный сигнал о том, что она готова к войне и что она знает, как эту войну вести. Однако, по мнению западных экспертов в области обороны и безопасности, эти учения также являются свидетельством ее слабости.
Военные учения, в которых приняли участие 3 тысячи китайских военнослужащих, вызвали серьезную тревогу в связи с перспективой того, что Москва может объединиться с коммунистическим Китаем, создав антизападную ось.
«Они говорят нам: если вы продолжите делать из нас изгоев, мы объединимся с Китаем, и вы не сможете нас одолеть, — отметил генерал сэр Ричард Бэрронс (Richard Barrons), бывший командующий Объединенных вооруженных сил Великобритании. — Они говорят нам: не связывайтесь с нами».
Эти военные учения, в которых было задействовано несколько тысяч самолетов и танков, стали самыми масштабными с 1981 года. Они представляют собой часть кампании Владимира Путина по восстановлению за Россией статуса великой державы.
Однако слабая экономика России, сравнимая по своим объемам с экономикой Италии, подрывает грандиозные планы Путина, а учитывая резкое охлаждение в отношениях Москвы и Запада в связи с отравлением в Солсбери, в этой попытке Кремля продемонстрировать свою военную мощь ощущается элемент блефа и пустого хвастовства.
«Россия знает, что она проиграет, если Запад мобилизуется против нее, — добавил Бэрронс. — Они чувствуют угрозу и свою слабость. Однако они мастерски умеют вести гибридную войну и сеять раздор в наших рядах».
По его словам, официальные данные о количестве задействованных военнослужащих сильно преувеличены. «Если бы им понадобилось перемещать такое количество военных по стране, это создало бы массу серьезных проблем, а мы этого не наблюдаем».
Эксперт по вопросам безопасности Марк Галеотти (Mark Galeotti) отметил, что учения «Восток-2018» представляют собой воплощение «дипломатии тяжелой артиллерии». «Россия отчаянно пытается продемонстрировать Америке то, до какой степени она является великой военной державой, — сказал он. — Подобно зверю, у которого шерсть встает дыбом и которое скалит зубы, оказавшись лицом к лицу с хищником, она хочет выглядеть как можно более угрожающе».
В рамках этих учений на прошлой неделе были проведены ракетные испытания и были продемонстрированы танки и тяжелое оружие — вполне возможно, это было сделано специально для Дональда Трампа, который завидует московским военным парадам.
Прежде Россия позиционировала свои военные учения как инструмент сдерживания, направленный не против НАТО, а против Китая — гигантского соседа России — и на то были веские причины.
«Китай смотрит на обширные, богатые природными ресурсами территории Сибири так, как собака смотрит на сочный стейк», — сказал Джеймс Ставридис (James Stavridis), американский адмирал в отставке и бывший командующий силами НАТО.
Но теперь Москва и Пекин преодолели взаимное недоверие, и их отношения стали быстро укрепляться, чему во многом способствовали западные санкции, введенные против России после аннексии Крыма в 2014 году, а также торговая война Америки с Китаем.
Пока в Восточной Сибири проходили военные учения «Восток-2018», Путин и его китайский коллега Си Цзиньпин встретились за икрой и рюмкой водки в рамках Восточного экономического форума во Владивостоке. Путин пообещал, что поворот России к Азии позволит обогатить слабо населенный восток России.
Китай — это одна из немногих богатых стран, способных показать поддержку российским банкам и компаниям, попавшим под санкции.
Выступая перед началом одного из маневров на учениях, российский лидер заявил, что он готов к «созидательному сотрудничеству со всеми странами, которые в этом заинтересованы», и выразил надежду на долгосрочные «братские» отношения между Россией и Китаем.
Путин заявил, что Россия и Китай вместе воевали во Второй мировой войне, поэтому они снова могут стать союзниками.
Китайская сторона подчеркнула, что новые отношения с Россией — это способ бросить вызов господству Америки в мире.
«Объединение этих двух стран, особенно учитывая природные ресурсы России и промышленный потенциал Китая, неизбежно выльется в очень серьезный вызов для Запада», — сказал Джонатан Холслаг (Jonathan Holslag), профессор в области международной политики из Брюссельского свободного университета.
Однако пока партнерство между крупнейшей страной мира по площади территорий и крупнейшей страной мира по численности населения больше напоминает брак по расчету — единственной значимой экономической сделкой, о которой было объявлено на форуме во Владивостоке, стало соглашение между китайским гигантом в области электронной торговли и российским суверенным фондом благосостояния.
Между тем Китай, который вот уже несколько десятилетий не принимал участия в боевых кампаниях, может извлечь больше пользы из военных учений, чем закаленная в боях Россия.
«Вооруженные силы Китая многочисленны и амбициозны, — отметил Бэрронс. — Но у них нет никакого боевого опыта. И это является их слабым местом». Вне всяких сомнений, они постараются многому научиться у своих новых друзей.
13 сентября во Владивостоке закончился IV Восточный экономический форум. Учрежденный в 2015 году, Форум стал крупнейшей международной площадкой в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В работе форума приняли участие делегации из 60 стран, в том числе из Японии, Китая, Республики Корея, Монголии, Индии и Франции. Все эти страны, безусловно, являются крайне интересными и для развития глобальных внешнеэкономических планов Азербайджана. Кроме этого, в работе мероприятий подобного масштаба всегда участвуют инвесторы высшего уровня, что также является крайне интересным для любой страны. Конечно, мероприятие подобного уровня и с такими конкретными результатами интересны и для Азербайджана с его динамично развивающейся экономикой. Кроме прямого прагматичного интереса для Азербайджана, такие глобальные экономические мероприятия всегда являются отражением грядущих изменений и в геополитике.
Восточный экономический форум проводится уже четвёртый год, и каждый год демонстрирует значительный рост своей эффективности и международного экономического значения. К примеру, в рамках форума в 2016 году было подписано 214 международных соглашений на общую сумму 1,85 трлн. рублей. На форуме в 2017 году соглашений было подписано уже больше чем на 2,5 трлн. рублей (!). В работе Форума-2018 приняли участие уже 6002 делегата и 1357 представителей СМИ из 60 иностранных государств. Самые многочисленные делегации (официальные лица и представители бизнеса) были из таких стран, как КНР (1096 человек), Япония (570 человек), Республика Корея (335 человек), а также Монголия, США и Великобритания. Северную Корею представили 12 человек. В Форуме участвовали более 340 глав иностранных компаний. Впервые на площадке ВЭФ присутствовали главы двух крупнейших нефтяных компаний Китая, занимающих 3 и 4 места в международном рейтинге компаний Fortune Global 500 соответственно: Председатель SINOPEC (China Petroleumand Chemical Corporation) г-н Дай Хоулян, а также Президент China National Petroleum Corporation г-н Ван Илинь.
Ключевым событием Форума стало пленарное заседание «Дальний Восток: расширяя границы возможностей» с участием Президента Российской Федерации Владимира Путина, Председателя КНР Си Цзиньпина, Президента Монголии Халтмаагийна Баттулги, Премьер-министра Японии Синдзо Абэ, Премьер-министра Республики Корея Ли Нак Ёна. Модератором пленарного заседания выступил телеведущий, заместитель директора, ГТК «Телеканал „Россия“», президент Института Беринга – Беллинсгаузена по изучению обеих Америк Сергей Брилев. По предварительным данным, на Форуме подписано 220 соглашений на общую сумму 3 триллиона 108 миллиардов рублей (сумма которых не является коммерческой тайной).
Думаю, излишний вопрос, может ли представлять интерес для Азербайджана участие в работе Восточного форума в дальнейшем. Скорее всего, в Форуме-2019 есть все основания увидеть азербайджанскую делегацию. Крупнейшая площадка для взаимодействия по привлечению инвестиций, развития транспортных коридоров, энергетики, финансовых институтов не может не заинтересовать Азербайджан с его активной экономикой, которая завоевывает всё большое значение в мировом масштабе.
Чрезвычайно важен политический аспект форума. Форум убедительно показал, что Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) стал одним из важнейших центров формирования мировой геополитики. АТР уверенно переформатирует своё позиционирование, и активно усиливает свою интеграцию в мировую политическую и экономическую систему взаимоотношений. Очевиден возросший интерес АТР именно к России – здесь и договор о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и Китаем, глобальный проект сопряжения известной китайской инициативы «Пояса и Пути» с евразийской интеграцией, создание зоны свободной торговли между ЕАЭС и Вьетнамом и другие крупные международные проекты. Необходимо отметить, что все страны, принимающие участие в работе Форума, опираются, прежде всего, на собственный прагматичный интерес, – а он очевиден с реальными перспективами заключения выгодных соглашений и установления долгосрочных партнерских отношений.
В рамках форума были рассмотрены другие перспективные проекты, которые в будущем окажут значительное влияние на глобальную экономику и международные отношения. Соглашение между НОВАТЭКом и COSCO c Silk Road Fund, первые сделки в рамках юаневого фонда, о котором летом договорились ВЭБ и Банк развития Китая, говорят о том, что мировая экономика меняется в соответствии с вызовами времени. К примеру, уже в ноябре будет подписано соглашение о свободной торговле между Россией и Сингапуром. Интерес в подобном формате отношений неоднократно высказывали лидеры стран АСЕАН. Кроме того, государства Азиатско-Тихоокеанского региона готовы осуществить значительные инвестиции в российскую Арктику, которая в перспективе станет крупнейшей транспортной артерией между Востоком и Западом. Во время форума состоялись семь крупных страновых бизнес-диалогов: «Россия-Китай», «Россия-Индия», «Россия-Республика Корея», «Россия-Япония», «Россия-АСЕАН», «Россия-Ближний Восток» и «Россия-Европа».
Для азербайджанской экономики, как государственного масштаба, так и для крупных частных инвесторов, будут интересными результаты обсуждений на тематических блоках форума.
К примеру, тематический блок «Инструменты поддержки инвесторов: следующие шаги» был посвящен результатам и перспективам таких механизмов развития региона как территории опережающего развития. Обсуждены вопросы о защите прав инвесторов, поддержке малых и средних предприятий и высокотехнологичных проектов. Безусловно, это очень полезный опыт, который может быть применён для развития отдельных азербайджанских территорий и, особенно, морских портов.
В рамках направления «Отраслевые приоритеты Дальнего Востока» участники дискуссий обсудили проблемы развитие отраслей, через которые будет осуществляться экономический рост в ближайшие годы. В частности, были проведены отдельные сессии, посвященные лесопромышленному комплексу, сельскому хозяйству, рыбной отрасли, нефтегазопереработке, туристической и портовой инфраструктуре, добыче и переработке твердых полезных ископаемых и совершенствованию законодательства в сфере геологоразведки. Даже простое перечисление тем показывает, насколько это близко и актуально и для современной экономики Азербайджана.
Блок «Глобальный Дальний Восток: международные проекты для сотрудничества» был посвящен перспективам экономической кооперации дальневосточного региона России с соседними странами, важности развития транспортных коридоров на территории российского Дальнего Востока для Азиатско-Тихоокеанского региона и созданию международного медицинского кластера во Владивостоке.
Особенный интерес представляет блок «Создание условий для жизни людей», где обсуждались вопросы демографии, здравоохранения, образования и науки, жилья, культуры и развития городской среды. И здесь Азербайджану было не только чему поучиться, но и возможность поделиться своим положительным опытом и бесспорными достижениями.
Была на форуме и другая тема, в которой сегодня предельно заинтересован Азербайджан – развитие потенциала молодёжи. В рамках форума прошёл очень интересный Образовательный молодежный день, во время которого эксперты мирового уровня прочли лекции и провели встречи со студентами университетов. Творческая молодёжь смогла воспользоваться уникальной возможностью прямого общения с мировыми инвесторами. Несколько десятков авторов представили свои проекты в областях современных технологий. Проекты были отобраны по итогам открытого конкурса, в котором мог принять участие любой стартап. Всего для участия в мероприятии подали заявки представители 110 технологических компаний в сфере робототехники, искусственного интеллекта, биомедицины, новых материалов, био-, нано‑ и нейротехнологий, IT, приборостроения. Работа с молодёжью – это из самых важнейших направлений, в котором Азербайджан может поделиться не только своим опытом, но и открыт к осмыслению и освоению опыта других стран.
По своему значению и практическим результатам, Восточный экономический форум уже уверенно стал опорной точкой для стран Азиатско-Тихоокеанского региона для реализации крупных транснациональных проектов. Думаю, что аналитики Министерства экономического развития Азербайджана, которые находится в постоянном поиске инновационных решений в экономике, по результатам Восточного форума получат значительный объём информации для анализа и размышлений. Коме того, это будет хорошей возможностью получить самую актуальную информацию о тенденциях развития мировой экономики А участие азербайджанских представительных делегаций в работе подобных форумов в следующем году со своими интересными предложениями для мировых инвесторов – это вопрос чисто прагматичный и необходимый для развития страны.
Торговая война, развязанная президентом США Дональдом Трампом, разоряет компании и целые города. Люди лишаются работы, инфраструктуры и товаров, зачастую необходимых для нормальной жизни. Экономика отдельных стран и всего мира замедляет рост. При этом участники баталий остаются при своих. Китай слишком долго готовился к мировому господству, чтобы отказаться от планов, а у США едва ли получится сократить торговый дефицит, мозолящий глаза президенту. О войне, которая не изменит ничего, — в материале «Ленты.ру».
Преждевременный триумф
Еще недавно Трамп объявлял об экономической победе над Поднебесной. «Когда я пришел, все шло к тому, что мы позволим Китаю быстро стать больше нас [по объему ВВП]. Теперь этого не случится», — говорил глава государства, добавляя, что очень хорошо относится к Пекину и вообще хотел бы с ним дружить, но пока не выходит. Его помощник Ларри Кудлоу и вовсе не оставлял противнику шансов: «Их экономика слаба, их валюта слаба, люди покидают страну». В самом Китае такие высказывания вызвали лишь недоумение.
Говорить о спаде китайской экономики действительно как минимум преждевременно. В июле экспорт местных товаров вырос на 12,2 процента (что примерно на 2 процента больше ожидаемого). Правда, увеличился и импорт — сразу на 27,3 процента, но этому есть очевидное объяснение. Как раз с июля Пекин сильно снизил пошлины на без малого 1,5 тысячи зарубежных товаров (за исключением американских, поставки которых регулируются отдельно). Особые преференции достались партнерам по Азиатско-Тихоокеанскому торговому соглашению: Южной Корее, Индии, Бангладеш, Лаосу и Шри-Ланке. Продукцию из этих стран теперь можно поставлять практически без ограничений, чем они не преминули воспользоваться. Но и Китай приобрел в их лице дополнительные рынки сбыта. К тому же волноваться за торговый баланс пока не приходится. Его профицит хоть и сократился, однако по-прежнему составляет внушительные 28 миллиардов долларов (за один только месяц).
Снижать пошлины пришлось, чтобы не оставить население совсем без иностранных товаров. Обходиться без них в условиях глобальной экономики не может даже страна, за долгие годы заработавшая репутацию мировой фабрики. Особое внимание уделяется медикаментам, ведь многие из них поставлялись как раз из Соединенных Штатов — в свое время американские фармацевты удачно воспользовались растущим уровнем жизни китайцев и их интересом к западной медицине.
Благодаря торговой войне китайский рынок становится все более открытым внешнему миру. Но этот процесс сложно назвать вынужденным — он был запущен еще несколько лет назад. Например, в прошлом году власти начали смягчать требования к иностранным инвесторам. Им разрешили владеть неограниченной долей в банках и управляющих компаниях, а барьеры в страховом секторе были сильно снижены. Параллельно Пекин создает зоны и порты свободной торговли, расширяет перечень отраслей, куда разрешен доступ иностранцам. И делается это не из-за нехватки денег — власти пытаются показать миру, что им можно доверять, в том числе и новейшие технологии, в присвоении которых Китай обвиняли многие местные филиалы западных компаний. Отдельно выстраиваются отношения с Европой. Германию, Италию и некоторые другие страны давно настораживала активность, с которой китайские бизнесмены скупали их старейшие и крупнейшие компании. Чтобы успокоить их, несколько лет назад были придуманы встречи в формате «16+1», где в роли «единицы» выступал как раз Китай.
США, напротив, всегда были закрытой территорией для китайского бизнеса. Даже в лучшие времена инвестиции ограничивались несколькими десятками миллиардов долларов, которые по большей части шли на инфраструктурные проекты в глубинке (для отдельных американских городов эти деньги были жизненно важными) или в недвижимость. В высокотехнологичный сектор китайцев пускали крайне неохотно, опасаясь кражи интеллектуальной собственности, — всего 16 сделок на 21 миллиард долларов с 2005 по 2016 год. Ввиду этого правительство КНР само ограничило зарубежные инвестиции своих граждан. Теперь под полным или частичным запретом все, что связано с развлечениями, спортом, вооружениями и азартными играми. Китайцы вынуждены распродавать свои активы по всему миру, в том числе и в Штатах, и торговая война лишь ускорила процесс. За первые пять месяцев из страны было выведено 7,8 миллиарда «китайских» долларов.
Своих не бросают
Но главное, Поднебесной удается сохранять свои основные государственные программы: «Один пояс, один путь» и «Сделано в Китае — 2025». Первая направлена на создание сухопутных и морских коридоров — транспортных, энергетических, торговых — между Азией и Европой. По утверждениям Пекина, ему уже удалось привлечь к сотрудничеству более 80 стран. Государственные инвестиции в них превысили 70 миллиардов долларов, частные — 500 миллиардов. И в ближайшие годы, по прогнозам аналитиков, они будут только расти.
За счет десятилетней программы «Сделано в Китае — 2025» власти рассчитывают модернизировать промышленность, особенно обрабатывающий сектор и IT, чтобы не только размещать у себя производство западных фирм, но и развивать собственные технологии. Цель Пекина — на равных соперничать с США. За три года удалось создать с нуля ракету-носитель «Чанчжэн-5», первый в мире легкий квантовый компьютер, самолет-амфибию AG-600, батискаф «Хайдоу» и гражданский лайнер C-919. Большая часть продукции пойдет (и уже идет) на экспорт, и Белому дому принципиально важно сорвать планы конкурента. Именно на товары из списка «Сделано в Китае — 2025» и направлена большая часть пошлин. Однако правительство не спешит отказываться от намерений и снижать финансирование. Его объем должен достигнуть 48 миллиардов долларов (3 миллиарда из бюджетов разного уровня, остальное — за счет льготных кредитов от Госбанка развития Китая).
«Китай видит в своей технологической и промышленной политике основу роста. Очень трудно представить, чтобы они отказались от этого и пошли на серьезные изменения», — говорит Тянчжи Хэ из Оксфордской школы экономики. «Влияние пошлин на китайскую экономику мало и легко сдерживается, по крайней мере, пока. В худшем случае ее рост замедлится на 0,2 процента в этом году и на 1,9 процента в 2019-м, но Пекин это не остановит», — соглашается с коллегой Винсент Чан из швейцарского инвестбанка Credit Suisse. Описанный им сценарий может сработать, только если Вашингтон введет анонсированные пошлины на товары общим объемом 200 миллиардов долларов. Пока же масштаб вчетверо меньше. Это может произойти уже в начале сентября.
Президент против ветряных мельниц
С самого начала Трамп оправдывал торговую войну нечестной политикой, которую якобы проводит Си Цзиньпин. Президенту не нравился бесконечно растущий торговый дефицит, к январю достигший 350 миллиардов долларов. Из-за него Соединенным Штатам приходится все время наращивать госдолг, который глава государства обещал сократить еще во время предвыборной кампании. Расчет был прост: чем выше барьеры, тем меньше импорт, а потребность в товарах и услугах смогут удовлетворить и свои компании. Однако Трамп не учел несколько моментов.
Во-первых, за американскими пошлинами тут же последовали ответные китайские. Сейчас стороны обмениваются ударами и угрозами. А значит, экспорт тоже неизбежно несет потери. Яркий пример — фермеры из аграрных штатов, голосовавшие в свое время за Трампа, а сейчас лишившиеся заказов на соевые бобы. Во-вторых, многие американские товары — от гаджетов Apple до трансмиссионных систем American Axle&Manufacturing Holdings — производятся в Китае и при пересечении границы облагаются сборами наравне с исконно китайской продукцией. От этого страдают и компании, и потребители. В-третьих, у Пекина в запасе всегда есть оружие в виде юаня, который можно девальвировать и тем самым помочь своим экспортерам, повысив их конкурентоспособность на чужом рынке.
Но и это еще не все. Многие экономисты не устают повторять, что Трамп не понимает саму природу международной торговли. От дефицита, по их словам, невозможно избавиться за счет одного товара или партнера. «Торговый дефицит возникает не из-за того, что мы импортируем тот или иной товар. Торговый баланс определяется прежде всего отношением общих затрат жителей и компаний США на товары и услуги к их производству, — объясняет экономист Калифорнийского университета в Сан-Диего Джеймс Хэмилтон. — Если первое превышает второе, мы получаем импорт». На данный момент потребности американской экономики слишком велики и с каждым днем становятся все больше из-за снижения налогов и роста бюджетных расходов.
К тому же торговый дефицит вовсе не так страшен, как о нем принято думать, указывают экономисты. Примером может служить недавний опыт многих развитых стран, в том числе и самих США. В разгар мирового кризиса в 2009 году их дефицит резко сократился — с 709 до 384 миллиардов долларов. Но вызвано это было тем, что люди усиленно экономили, а компании отказывались от инвестиций. Потребность в лишнем импорте отпала, но вместе с этим наступил спад в производстве. Через несколько лет случилась уже обратная ситуация. В стране произошла «сланцевая революция», добыча нефти выросла, и к концу 2017-го Вашингтон смог отправлять на экспорт больше топлива, чем закупать. Однако на состоянии общего торгового баланса это никак не отразилось. Затраты растущей экономики увеличивались, и ввозить в страну пришлось уже другие товары.
Компенсировать торговый дефицит можно за счет госдолга. Казначейские облигации США считаются эталоном надежности, вкладываться в них готовы почти все. Если их покупают местные жители и компании, их потребление (а заодно и потребность в импорте) падает, если иностранцы — их деньги идут на закупку их же товаров. Такая схема долгие годы работала на рост американской экономики, но внезапно встала поперек горла Трампу.
Везде поспели
Вместе с США и Китаем в торговой войне участвует Европа. Летом ЕС попал под раздачу от Трампа, принял ответные меры, после чего оказался меж двух огней. В сотрудничестве с Брюсселем заинтересованы и Вашингтон, и Пекин. Американский президент, как обычно, был непоследователен. Сначала называл Евросоюз «торговым врагом», потом призывал объединиться против Китая. Дружбу, но уже против Вашингтона Брюсселю предлагал и Си Цзиньпин. Европейским компаниям были обещаны особые привилегии. У руководства ЕС есть претензии к китайским властям, причем во многом они повторяют обвинения Белого дома. Но в нынешних условиях в Брюсселе решили дорожить потенциальным партнером.
Летом об открытии заводов в Китае объявили немецкие BMW и химический концерн BASF. В ответ на жалобу Airbus, который анонсировал аналогичные планы еще в прошлом году, но до сих пор не получил необходимые разрешения, Си Цзиньпин пообещал устранить все препятствия в кратчайшие сроки. Также китайский лидер заверил, что примет «грандиозные меры» для борьбы с воровством технологий и интеллектуальной собственности. «Когда Китай хочет быть по-настоящему открытым миру, он делает это. Он знает, как быть открытым», — сказал председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер. «ЕС тоже открыт, хоть и не наивен», — добавил глава Евросовета Дональд Туск.
После нападок Трампа среди европейских чиновников популярно мнение, что именно китайско-европейские отношения должны стать «бастионом» для всей системы мировой торговли, которую стремится разрушить американский президент. Перед Брюсселем открываются новые возможности, при этом на отношениях с США тоже рано ставить крест. Еще в июле Трамп говорил, что в перспективе готов обсуждать отмену любых пошлин, кроме автомобильных (их повышение пока не затронуло). К тому же европейский рынок остается крайне важным для американских компаний. Многие из них пострадали от торговой войны и не хотят терять давние связи. Так, Harley-Davidson собирается перенести часть производственных мощностей из США, чтобы не перекладывать на европейских покупателей расходы на пошлины.
Снова друзья
Самые свежие новости приходят с североамериканского фронта. 27 августа США и Мексика согласовали условия нового торгового договора, который призван заменить нелюбимое Трампом NAFTA (Североамериканское соглашение о свободной торговле). Еще во время предвыборной кампании будущий президент называл его (как и многие другие партнерства) большой несправедливостью по отношению к своей стране и отмечал, что будет рассматривать только варианты двустороннего сотрудничества, но никак не группового.
Новое соглашение не сильно отличается от старого. Главное изменение относится к автопрому. Степень локализации машин, производимых на территории двух стран (в основном в Мексике), не может быть меньше 75 процентов. Только при соблюдении этого условия они будут освобождаться от пошлин на границе. 75 процентов больше прежних 62,5, но меньше 85, на которых настаивал Трамп на переговорах. Правда, американский президент подготовил уловку. 25-процентные пошлины могут быть введены несмотря ни на что, если общий объем экспорта из Мексики в США превысит 2,4 миллиона автомобилей в год.
По данным Мексиканской автопромышленной ассоциации, в первом квартале 2018 года границу пересекли 600 тысяч новых машин. В годовом выражении выходят те самые 2,4 миллиона, то есть при сохранении нынешних темпов поставок тарифов удастся избежать. За последние годы заводы в Мексике построили многие мировые концерны. Это и американские Ford с General Motors, и японские Toyota с Honda, и даже итальянский Fiat. Теперь они смогут вздохнуть с облегчением — инвестиции не пропадут даром. То же самое касается и фермеров. Сельхозпродукция из Мексики будет поставляться в США без каких-либо ограничений.
Более того, к соглашению пригласили присоединиться Канаду, которая пока что страдает от американских пошлин: не только на автомобили, но еще и на сталь с алюминием. Если это произойдет, можно будет говорить о небольшой корректировке NAFTA, но никак не о революции, о которой говорил Трамп.
И ныне там
Торговая война ударила по бизнесу, причем на разных континентах. Кто-то вынужден искать новых партнеров, кто-то — переносить целые заводы. Страдают и потребители — из-за высоких пошлин они сильно переплачивают за товары и услуги. Но глобально восемь месяцев тарифных сражений не изменили ничего. Китай все так же нацелен на мировое экономическое господство и не собирается отказываться от масштабных государственных программ. Местный фондовый рынок хоть и упал, но не сильно — до уровня 2016 года, а экономика постепенно становится все более открытой внешнему миру. Европе удается сидеть на двух стульях, худо-бедно поддерживая отношения с обоими лагерями. Потери на американском рынке компенсируются за счет китайского. И даже Мексика недолго была врагом США, снова превратившись в их союзника.
США так и не удалось решить свои проблемы (хотя проблемами их, похоже, считает только Трамп). Торговый баланс по-прежнему в дефиците, и избавиться от него можно лишь ценой полной трансформации экономики. Возможно, понимая все это, в июле американский президент предложил пойти еще дальше и реформировать ВТО, серьезно ограничив господдержку китайских компаний. В этом случае перемен не избежать. Но и договариваться для этого придется всем миром. Пока же в это верится с трудом.
Исламабад поворачивается в сторону Москвы, а Пекин незаметно подкрадывается к Кабулу. Американская кампания в Афганистане близится к своей 17-й годовщине, и свою роль в урегулировании наращивают Россия и Китай. Но авторы «Стрэтфора» настороженно относятся к сложившейся ситуации: геополитические трения неминуемо приведут к тому, что война в Афганистане продолжится.
Общая угроза в лице афганских приверженцев «Исламского государства» (запрещена в РФ — прим. ред.) подталкивает Пакистан и Россию к дальнейшему укреплению партнерства, пока Москва усиливает свою роль в афганском урегулировании.
Соображения национальной безопасности Пакистана диктуют поддержку любых дружественных правительств в Афганистане, пусть даже ценой ухудшения отношений с США.
В рамках усиления своего дипломатического и экономического влияния, Пекин способен ввести в Афганистан ограниченный контингент войск.
Все сверхдержавы усиливают свое присутствие в Южной Азии, но особое их внимание приковано к Афганистану. Больше года назад, в августе 2017 года, Дональд Трамп обнародовал новую военную стратегию в Афганистане в надежде вывести самый затяжной из конфликтов с участием США из патового положения. Однако массированное наступление «Талибана» (запрещена в РФ — прим. ред.) на город Газни доказывает, что даже несколько тысяч американских солдат, дислоцированных в стране в рамках операций «Решительная поддержка» и «Страж свободы» не смогли перевесить чашу весов в пользу Кабула. Кроме того, министр внутренних дел Афганистана обвинил в подготовке атаки на Газни Пакистан. Это перечеркнуло все надежды на улучшение отношений, забрезжившие было после того, как афганский президент Ашраф Гани позвонил Имрану Хану поздравить того с получением портфеля премьер-министра.
Этого рецидива следовало ожидать. Судьбу афганского конфликта в значительной степени определяет Пакистан. Внешнюю политику Исламабада определяет его генеральная линия на сохранение внутреннего единства путем пресечения любой агрессии извне. Таким образом, Исламабад будет поддерживать в Кабуле любое дружественное правительство, особенно если оно признаёт спорную границу и постарается держать Индию на расстоянии, чтобы предотвратить стратегическую блокаду. В настоящий момент стратегия Пакистана строится на поддержке «Талибана», что вызывает рост противоречий между Исламабадом и Вашингтоном, ведь президент Трамп пытается убедить Пакистан отказаться от содействия боевикам. Будучи поставлен перед выбором — добиться исполнения своих стратегических целей или умиротворить США — Исламабад, не задумываясь, выберет первое.
Ситуация в целом
По мере того, как американская кампания в Афганистане близится к своей семнадцатой годовщине, свою роль в урегулировании ситуации наращивают Россия и Китай. Для США, давно пытающихся выпутаться из наиболее затяжного конфликта в своей истории, это может создать дополнительные вызовы. Особенно это касается Пакистана, чьи крепнущие связи с Москвой помогут Исламабаду и дальше выдерживать давление со стороны США.
Разворот в сторону России
В настоящее время Исламабад стоит перед выбором. Логичным ответом на ухудшение отношений с одной сверхдержавой стало бы сближение с другой. И тут на горизонте появляется Россия. И если дружба Пакистана с Китаем имеет давнишнюю историю и завязалась еще в 1963 году из взаимной неприязни к Индии, то отношения Исламабада с Россией всегда были откровенно враждебные. В ходе советско-афганской войны эта враждебность даже вылилась в опосредованный конфликт. Когда 40-я дивизия Красной армии в декабре 1979 года вторглась на территорию Афганистана, ЦРУ и спецслужбы Пакистана наладили совместные поставки оружия афганскому движению сопротивления, также известному как моджахеды. В последовавшем кровавом конфликте, растянувшемся на девять лет и ставшем последней и решающей схваткой холодной войны, Москва и Исламабад оказались по разные стороны баррикад.
Сейчас распределение ролей меняется. США отдаляются от Пакистана все дальше, делая ставку на синоцентрическое оборонное партнерство с Индией, ключевым партнером СССР в Южной Азии в годы холодной войны. Москва же охотно принимает предложения о партнерстве со стороны Исламабада. Российские интересы определяются главным образом беспокойством относительно будущего Афганистана. Появление в 2015 году ИГИЛ в Хорасане дало новую пищу опасениям Москвы, что международные террористы могут превратить территорию Афганистана в плацдарм для будущих атак по среднеазиатской периферии России. По Пакистану хорасанское крыло ИГИЛ уже ударило напрямую: группировка «Вилаят Хорасан» (филиал ИГИЛ, запрещена в РФ — прим. ред.) взяла на себя ответственность за теракт 6 июля в провинции Белуджистан, унесший жизни 149 человек и ставший вторым по кровавости за всю историю страны.
Учитывая, что отношения обоих стран с США натянутые, нет ничего удивительного, что Москва и Исламабад сближаются перед лицом угрозы со стороны ИГИЛ. Дружба России с Пакистаном крепнет по мере того, как Москва пытается закрепиться в роли посредника в Афганистане. Начиная с декабря 2016 года, Москва провела ряд конференций в надежде запустить переговоры между Кабулом и «Талибаном». И хотя представители «Талибана» ни на одну из пока так и не явились, приглашение Москвы на грядущую конференцию они все же приняли. Это можно счесть признаком того, что группировка рассчитывает повысить свой дипломатический статус и поставить себя на международной арене как серьезного политического игрока. Конференцию, изначально запланированную на 4 сентября, Москва перенесла по просьбе Гани — ссылаясь на руководящую роль Афганистана, он попросил больше времени на ее подготовку. Если у России получится свести Кабул и «Талибан» за столом переговоров, это лишь укрепит роль и влияние президента Владимира Путина в урегулировании затяжного конфликта с участием НАТО, решить который Вашингтону оказалось не под силу.
Китай подкрался незаметно
Наконец, свою роль в Афганистане укрепляет Китай. До начала войны в Афганистане Пекин был заинтересован главным образом в добыче полезных ископаемых, подписав, помимо прочего, договор суммой в три миллиарда долларов на разработку медного рудника Мес Айнак. Однако перспективы погружения Афганистана в хаос после сокращения американского военного присутствия в 2014 году пробудили Пекин. Китай начал вовлекаться в ситуацию напрямую: последовали обещания помощи и сотрудничества. Кроме того, Пекин пустил свой дипломатический авторитет на организацию переговоров между Афганистаном и Пакистаном, а также между Кабулом и «Талибаном». Наконец, Афганистан получил приглашение присоединиться к китайско-пакистанскому экономическому коридору. По слухам, обсуждалось даже создание военной базы в Ваханском коридоре. Хотя эти спекуляции Китай отрицает, крепнущее экономическое и дипломатическое влияние вполне позволит Пекину ввести ограниченный контингент в ряд театров военных действий. Учитывая основные переживания Китая, Афганистан логично было бы представить в качестве отправной точки: Кабул может стать поперек дороги проекту «Один пояс, один путь», а уйгурские боевики — воспользоваться афганской территорией для организации атак на провинцию Синьцзян.
В конечном счете, вследствие роста российского и китайского влияния Вашингтон утратит возможность склонять Исламабад к принятию своей стратегии в Афганистане. Хотя общая угроза со стороны крыла ИГИЛ в Хорасане и служит формальным поводом к объединению усилий всех вовлеченных стран, геополитические трения неминуемо приведут к тому, что война продолжится, а всякие попытки координации будут, в лучшем случае, носить временный характер.
По мере того, как торговая война между США и Китаем набирает обороты — президент Дональд Трамп ввел тарифы на китайский импорт на сумму 34 миллиарда долларов — обе стороны пытаются изобразить себя жертвами противника, которого не сдерживают никакие ограничения. И обе стороны ошибаются: их разногласия гораздо более масштабны.
В течение многих лет в своей внешней политике США занимали довольно сильные прокитайские позиции. Америка была главной сторонницей принятия Китая во Всемирную торговую организацию, и она никогда не предпринимала никаких непосредственных действий в ответ на постоянные манипуляции с юанем со стороны Пекина. США выступали в поддержку развития Китая и пытались интегрировать его в более широкую международную систему, несмотря на многочисленные нарушения Китая в таких сферах, как интеллектуальная собственность.
Все это время цель Америки заключалась в том, чтобы избегать конфликтов, подтолкнуть Китай к реформам, открыть его экономику и вовлечь его в систему, выстроенную вокруг открытых рынков и либеральных ценностей. Проблема заключалась в том, что на самом деле Китай никогда не принимал эту систему.
Профессор Принстона Аарон Фридберг (Aaron Friedberg) недавно описал этот конфликт следующим образом:
Стратегия Америки в отношении Китая, сложившаяся после окончания холодной войны, была основана на либеральной идее о связях между торговлей, экономическим ростом и демократией и на вере в предполагаемую универсальность и непреодолимое стремление человека к свободе. Стратегия, которой придерживались китайские лидеры, напротив, была и остается основанной в первую очередь на их стремлении сохранить монополию Коммунистической партии Китая на внутриполитической арене.
Стремительно развивающийся Китай, который уважал бы либеральные нормы и порядки, стал бы настоящим подарком для всех. Европа, США и Япония уже долгое время ведут между собой различные споры, однако все они хорошо понимают, каковы правила, и их объединяет основополагающая приверженность идее более открытых рынков. Китай не разделяет их видения. Более того, временами он даже демонстрирует свое презрение к нему. В этом и заключается причина всех разногласий между двумя странами.
Если бы администрация Трампа инициировала переговоры на этих основаниях, они бы принесли значительные результаты. Стран, которые бы разделяли видение Китая в этих вопросах, практически нет, а множество союзников Америки, вероятнее всего, были бы готовы выступить единым фронтом, если бы США преследовали разумные цели.
К сожалению, в этом смысле Трамп, по всей видимости, утратил понимание сути, сосредоточившись вместо этого на таких вопросах, как двусторонний торговый дефицит и количество рабочих мест в сфере производства. Его администрация также постоянно называет Китай «стратегическим конкурентом», таким образом подкрепляя риторику китайского руководства. Столкнувшись с более агрессивным подходом, Китай теперь заявляет, что он не станет вести переговоры с «приставленным к голове пистолетом», а китайские государственные СМИ утверждают, что Вашингтон пытается воспрепятствовать развитию Китая. Это обвинение ложно, но подход Трампа придает ему достоверности.
Хорошая новость заключается в том, что сейчас обе стороны, по всей видимости, занялись самоанализом. Трамп предоставил корпорации ZTE — которая серьезно пострадала после того, как нарушила санкционный режим — временную отсрочку, а китайские СМИ стали размышлять над степенью целесообразности закрытых рынков. Несмотря на показную враждебность, обе стороны, очевидно, понимают, что они встали на опасный путь.
Однако выход из сложившейся ситуации не очевиден. Если бы споры касались только субсидий на производство продукции или доступа к рынку, стороны вполне могли бы найти способ двигаться вперед. Однако речь идет о гораздо более фундаментальном конфликте ценностей.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
ВИКТОР ПИРОЖЕНКО Наиболее болезненным для США станет повышение Пекином на 25% импортных тарифов на американский СПГ
После решения Вашингтона о введении с 23 августа 25%-го тарифа на дополнительные $16 млрд китайского импорта по 279 товарным позициям китайская сторона в тот же день объявила о введении 25-процентного тарифа на 333 позиции американского импорта. Как аукнулось, так и откликнулось.
Под повышение тарифов Китаем попали двигатели транспортных средств, фургоны, автомобили, грузовики и химикаты американского производства. Основная часть китайской продукции, попавшей под тарифное повышение, введенное американцами, состоит из полупроводников и сопутствующих товаров.
Нарастающая тенденция резкого ограничения мировой торговли больше всего бьет по Китаю как крупнейшему в мире экспортеру, чей экономический рост значительно зависит от экспорта. На фоне американо-китайских торговых конфликтов КНР вынуждена перенаправлять свою экспортную и инвестиционную активность на иные рынки. В итоге во многих странах растут опасения резкого увеличения китайского экспорта с неблагоприятными последствиями для собственных производителей. Так, в Индии парламентский Комитет по торговле уже разрабатывает рекомендации правительству по ограничению массового импорта китайских товаров, особенно в легкой, текстильной отраслях и в производстве предметов массового обихода. В Германии подготовлен законопроект, дающий правительству ФРГ право вмешиваться в инвестиционные сделки с иностранцами, если неевропейский инвестор приобретет более 15% активов немецкой компании. Законопроект направлен в первую очередь против китайских инвесторов.
В борьбе с торговым протекционизмом Китай сделал основной упор на продвижение двусторонних торгово-инвестиционных партнерств. Двумя другими направлениями этой борьбы являются: 1) управляемая девальвация юаня и 2) симметричное повышение тарифов на американский импорт, в том числе на СПГ.
Торгово-инвестиционные партнерства предполагают создание зон свободной торговли (ЗСТ) со всеми партнерами КНР в обмен на расширение доступа иностранных производителей на китайский рынок. В текущей ситуации такие партнерства являются инструментом сохранения и расширения китайского экспорта, но в перспективе могут стать важным элементом нового многостороннего торгового порядка.
Симптоматична активизация в последнее время дипломатической активности Пекина на данном направлении. Во время недавнего визита нового главы МИД Британии Джереми Ханта в Пекин было сказано, что «стороны открыли дискуссии о возможной сделке о свободе торговли между Великобританией и Китаем». Начиная с июня, китайская сторона в разных форматах высокого уровня провела встречи с руководством ЕС, с руководством большинства стран Центральной и Восточной Европы, Германии, Бельгии, Норвегии, с генеральным секретарем Лиги арабских государств Абу аль-Гейтом, с эмиром Кувейта, добившись от партнеров обещания ускорить переговоры по двусторонним соглашениям о свободной торговле и в рамках проекта «Пояс и путь».
Энергичные усилия китайской стороны уже приносят успех в процессе замены Соединенных Штатов как поставщика в Китай высокотехнологичных комплектующих. Так, английский производитель микрочипов British chip design house ARM Holdings планирует продать 51% акций китайским инвесторам и уступить контроль над операциями на китайском рынке местному совместному предприятию. То есть в условиях, когда США запрещают продажи чипов Китаю, американский союзник, Великобритания, берет на себя заказы чипов из КНР.
Расширяя круг зон свободной торговли, Пекин все больше открывает свой рынок другим странам. Касается это преимущественно продукции агропрома. В ближайшее время КНР снизит импортные тарифы в среднем на 55,9%, в частности для продуктов питания и напитков. Импорт продуктов питания Китаем растет быстро, он уже составил 58 млрд. долл., увеличившись в годовом выражении на 25%. Это существенно выше среднегодовых темпов роста в предыдущие пять лет (5,7%). Крупнейшим поставщиком продуктов питания в Китай остается Европейский союз, за которым следуют США (пока), Новая Зеландия, Индонезия и Канада. В последние несколько лет Китай увеличивал импорт фруктов из Латинской Америки. На фоне уменьшения агроимпорта из США открываются возможности нарастить агропоставки в Китай и у России, но здесь предстоит выдержать конкуренцию не только с традиционными поставщиками из Новой Зеландии, но и из Германии, Бельгии, Италии, Польши и др. (масломолочная и мясная продукция, макаронные изделия, кондитерские товары).
По импорту в КНР готовых промышленных изделий существует высокая избирательность. Пекин заинтересован преимущественно в импорте высокотехнологичных комплектующих, используемых при сборке в Китае готовой продукции и соответствующих технологий.
Эффективным способом нейтрализации ущерба от повышения Америкой тарифов для КНР является управляемая девальвация юаня, удешевляющая китайский экспорт. Эксперты подсчитали, что рост китайского экспорта из-за падения юаня должен быть «примерно пропорционален» потерям от первого повышения Вашингтоном тарифов на $50 млрд. долл. и частично компенсировать объявленные Трампом последующие повышения тарифов на $200 млрд. долл. Очередной этап девальвации юаня произошел на прошлой неделе (снижение курса юаня к доллару на 0.3%). В целом же курс китайской валюты с конца марта 2018 года снизился по отношению к доллару на 9%.
Среди ответных мер Китая на объявленную Америкой тарифную войну наиболее болезненным для США станет повышение Пекином на 25% импортных тарифов на американский СПГ. Это уже привело к остановке закупок сжиженного газа китайскими компаниями и бьет по стратегии доминирования США на мировых энергетических рынках. Замедлятся также китайские инвестиции в крупные проекты экспорта СПГ на Аляске. Соответственно, Китай будет увеличивать закупки СПГ у крупнейших поставщиков – Австралии и Катара и одновременно искать дополнительные источники импорта. Тут тоже открываются новые возможности у России; в то же время вытеснение СПГ США с китайского рынка подтолкнет администрацию Трампа к еще более агрессивной конкуренции за европейский рынок газа, в том числе по линии борьбы с проектом «Северный поток — 2».
Тарифные войны лишний раз показывают, что Китаю не реализовать свой экономический потенциал, если он не станет вполне технологически независимым. Поэтому в повестке дня – значительное ускорение общекитайской программы «Сделано в Китае — 2025». Вывод о технологической независимости как действенном способе противостояния экономическим санкциям в абсолютной степени относится и к России.
США и Китай пытаются возобновить переговоры, чтобы предотвратить полномасшатбную торговую войну. Об этом сообщает Bloomberg со ссылкой на источники, знакомые с ситуацией.
Отмечается, что представители министра финансов США Стивена Мнучина и вице-премьера Китая Лю Хэ обсуждают вопрос в частном порядке. О дате и повестке переговоров пока неизвестно. По данным собеседника агентства, уже на этой неделе должна состояться встреча высокопоставленных представителей двух стран, посвященная отношению администрации президента США Дональда Трампа к Китаю.
Анонимные источники сообщают, что США обещают не вводить дополнительные тарифы на товары из КНР в случае, если Китай пойдет на определенные уступки. Эти попытки осложняет позиция представителя американской стороны на торговых переговорах Роберта Лайтхайзера, который занимается вопросами нарушения прав интеллектуальной собственности. Кража интеллектуальной собственности стала формальным поводом для введения США пошлин на товары из Китая.
Ранее 20 июля президент США Дональд Трамп признался, что готов обложить протекционистскими пошлинами практически весь импорт из Китая в США. В настоящий момент власти США уже ввели пошлины против китайского импорта на сумму в 34 миллиарда долларов, в ближайшее время эту сумму доведут до 50 миллиардов.
В конце июня Вашингтон ввел 25-процентные пошлины на товары из списка «Сделано в Китае-2025». 6 июля Китай ответил аналогичными действиями — пошлины затронули товары на сумму 34 миллиарда долларов.
После аннексии украинского Крыма и последовавших за этим санкций Россия пытается активизировать экономические отношения с Китаем. Но пользу от этого пока получает лишь одна сторона.
В последние полтора десятка лет путинская Россия часто вела себя как обиженная замужняя женщина. Как только возникали проблемы с важнейшим экономическим партнером Европейским союзом, она угрожала бросить совместное хозяйство и уйти попытать счастья к возлюбленному на стороне.
Если Европа не хочет так, как хотим мы, раздается из Кремля, тогда мы отдадим свою любовь Востоку, читай: Китаю.
Но особого воздействия эта угроза не возымела: слишком часто ее озвучивали, но за словами редко следовали дела. Хотя потенциальный возлюбленный вроде и был готов, но дела с ним как-то не складывались.
Китай сменил Германию
Ситуация изменилась, лишь когда весной 2014 года Россия аннексировала украинский полуостров Крым, и Запад в связи с этим ввел против нее жесткие экономические санкции. «Все введенные против нашей страны санкции вынудили нас теснее сотрудничать в экономической сфере с азиатскими странами», — сказал год спустя российский премьер Дмитрий Медведев и добавил самодовольно: «Поэтому спасибо государствам, которые ввели санкции. Я говорю это совершенно искренне».
Более тесное сотрудничество нашло свое отражение и в цифрах. Китай потеснил Германию, бывшую до того времени важнейшим торговым партнером России. По данным российской таможни, торговый оборот между Россией и Германией в 2017 году составил около 50 миллиардов долларов (43 миллиарда евро). Это значит, что на Германию приходилось 8,6% российской внешней торговли.
А вот на Китай приходится сейчас 14,9% против 10,5% в 2013 году. Россия импортировала из Китая в 2017 году товаров на 48 миллиардов долларов, то есть вдвое больше чем из Германии.
«Китайские банки долго раздумывают»
Правда, Китаю еще далеко до ЕС, который до сих пор обеспечивает почти 45% российского внешнеторгового оборота. Однако и доля ЕС в последние годы заметно уменьшилась — еще пару лет назад она составляла более 50%.
В сфере кредитования и других форм финансирования многие каналы на Западе для России теперь закрыты. Хотя официальная Москва в своих пропагандистских сообщениях и заявляет о быстрой замене европейских банков китайскими, но эксперты относятся к этому скептически.
С европейскими и американскими финансовыми институтами отношения выстраивались десятилетиями, сказал Александр Шохин, президент российского Союза промышленников и предпринимателей, в конце 2014 года в интервью газете «Вельт». «Для того чтобы переориентировать финансирование на Китай, понадобится несколько лет. Китайские и восточноазиатские банки раздумывают долго».
Шохин оказался прав. Доля Китая в иностранной задолженности российских компаний в прошлом году составляла всего лишь 6%, в то время как суммарная доля Великобритании, Кипра и Германии была на уровни 38%, как свидетельствуют данные российского рейтингового агентства АКРА.
Новые транспортные пути между Берлином и Китаем
Китайская кредитная линия в размере 600 миллиардов рублей (8 миллиардов евро), предоставленная государственному инвестиционному Внешэкономбанку (ВЭБ) в июне 2018, призвана дать новый импульс финансовому сотрудничеству. Этими деньгами должны финансироваться интеграционные процессы в Евразийском экономическом союзе и в китайском инфраструктурном проекте «Шелковый путь», в том числе и участки транспортного пути между Пекином и Берлином. Речь идет в общей сложности о 70 совместных проектах.
Москва надеется на общее будущее. Так как Китай не участвует в Транстихоокеанском партнерстве, Кремль рассчитывает на создание некого евразийского партнерства. Россия надеется таким путем заманить к себе как можно больше китайских инвестиций.
Но пока эти инвестиции щедрыми никак не назовешь. Если на ЕС приходится 50% иностранных инвестиций в России, то Китай инвестирует менее 1%, как показывают данные российского Центрального банка. Тем не менее речь при этом идет о более чем 10 миллиардах долларов, в то время как российские компании вложили в Поднебесную максимум десятую часть этой суммы. Самый крупный поставщик нефти
Но это ничего не меняет в прицельной ориентации Китая на совершенно определенные отрасли российской экономики. И хотя в России не любят слышать, что согласно мнению экспертов страна в перспективе превратится в сырьевой придаток Китая, нельзя отрицать, что Пекин интересуют прежде всего российские полезные ископаемые.
Но России все же удалось не допустить, чтобы китайцы получили контрольные пакеты в российских фирмах. Но и их миноритарное участие дает однозначную картину.
Так китайская нефтяная компания «Синопек» (Sinopec) и фонд Шелкового пути приобрели по 10% акций самого крупного нефтехимического концерна России «Сибур». И в самом значительном российском проекте по сжиженному газу «Ямал ЛНГ» доля обеих компании составляет в общей сложности 29,9%.
Самые тесные связи у Китая с государственным нефтяным гигантом «Роснефть». Еще в 2004 году китайцы помогли этому тогда никому не известному концерну встать на ноги, заплатив заранее несколько миллиардов долларов за поставки нефти. В 2013 году последовали контракты сроком на 25 лет на общую сумму в 270 миллиардов долларов, в результате чего поставки нефти в Китай удвоились. Таким образом, Россия стала крупнейшим поставщиком нефти в Китай, потеснив Саудовскую Аравию. 23% российского экспорта нефти идет в Китай.
Китай платит за газ меньше чем Германия
Однако крупнейшим прорывом в двусторонней торговле считается контракт между Китаем и Газпромом о поставке газа. Соответствующий газопровод еще строится, но уже с 2019 года и в течение 30 лет в Китай ежегодно пойдет объем в 38 миллиардов кубических метров газа. И хотя это явно меньше, чем в Германию (53 миллиарда кубических метров), но значительно больше, чем в Турцию, второго по значимости клиента Газпрома.
Газпром вел переговоры с Пекином более десяти лет без какого-либо успеха. Китай держал Россию в состоянии неопределенности, а затем воспользовался моментом, когда России попала в изоляцию, и продиктовал свои условия договора — так считают наблюдатели. Но по другой версии событий, Поднебесная поддержала Россию политически в исторически трудный для нее момент.
Факт в том, что Китай платит Газпрому значительно меньше, чем Западная Европа. Но несмотря на это, договор стал для газового гиганта освобождением от односторонней зависимости от Европы.
Недоверие и ментальные различия
Тем не менее отношения между обеими странами остаются амбивалентными, о любви и страсти речи нет. Вспыхнувшая было эйфория российского правительства по поводу того, что китайские технологии и соответствующее оборудование смогут заменить санкционные западные, со временем улетучилась.
Российские бизнесмены с самого начала смотрели на все это более реалистично. «Никто из нас в Китае не разочаровался, потому что мы не были им очарованы», — сказал Владимир Евтушенков, шеф огромного смешанного концерна «АФК Система» в беседе с «Вельт». Далее он добавил, что да, необходимо развивать сотрудничество с Китаем, но «все серьезные люди знают, с какими трудностями и ментальными различиями приходится иметь дело в работе с Китаем».
Обе стороны просто друг другу не доверяют. У российского населения существует страх, что Китай постепенно возьмет под свой контроль российские земли на Дальнем Востоке. А китайские бизнесмены ведут себя сдержанно из страха перед коррупцией и отсутствием правовых гарантий в России. Кроме того, как написала недавно российская экономическая газета «РБК», у китайских компаний нет технологий и связей, необходимых для работы в России.
В этой ситуации оптимизм приходится проявлять политикам. «В отношениях с Китаем лед тронулся, — заявил вице-премьер Игорь Шувалов еще в прошлом году. — Мы научились разговаривать с ними, теперь они понимают нас лучше. А мы — их».
На встрече лидеров США и России Трамп стал объектом нападок со стороны американских СМИ. На пресс-конференции, состоявшейся после саммита, Трамп опроверг заявление американской разведки и заявил, что у России нет причин вмешиваться в выборы президента США, и в итоге Трамп стал предателем родины. Вернувшись в США, Трамп сразу же заговорил по-иному, заявив, что это была оговорка, и первоначально он хотел подчеркнуть вмешательство России в выборы президента США. Кроме этой театральной части, встреча Путина и Трампа больше никак не запомнилась международному сообществу. Несмотря на все это, в связи с потеплением отношений между Россией и США был достигнут определенный прогресс в двусторонних отношениях, а данная встреча принесла конкретные плоды.
Например, несмотря на то что обе стороны согласились создать экспертный совет в экономической сфере и учредить комиссию из ученых и военных обеих стран, большинство из этого всего лишь задумки. Несмотря на то, что на встрече был затронут широкий круг международных вопросов, таких как, война в Сирии, ядерный кризис в Корее и иранское ядерное соглашение, каждый президент говорил о чем-то своем. Однако вопросы, которые оказывают наибольшее влияние на двусторонние межгосударственные отношения, такие как Крым и экономические санкции, вовсе не были затронуты.
Выстраивание российско-американских отношений требует больших усилий и немалого терпения. Прежде всего, противоречия двух стран имеют структурный характер. У обеих стран разные мнения о мировом порядке, концепции развития и системе нравственных ценностей. Во-вторых, в отношениях между США и Россией существует большое количество конфликтных вопросов, а также накопилось много ненависти к друг другу. Например, вопрос о расширении НАТО на север и усилении военного присутствия в Центральной и Восточной Европе, украинский кризис и связанные с ним санкции против России. Возможности для взаимного компромисса очень ограничены. В этот раз Трамп снова столкнулся с большим количеством ограничивающих факторов. Например, с вновь остро стоящим скандалом о рашагейте. Путин же полон разочарований относительно дружбы России и США. Все эти факторы определяют развитие отношений США и России и, видимо, «потепление» в этих отношениях наступит еще очень нескоро.
Независимо от того, сможет ли встреча Путина и Трампа принести определенные результаты, в любом случае, начатые переговоры будут способствовать стабильности во все мире, в отличие от холодного безразличия. Китай, как одна из «ответственных мировых держав», безусловно, рад видеть улучшение отношений между двумя крупными государствами, а также доволен тем, что США снизили свое давление на главного стратегического партнера Китая — Россию.
Теперь о недавних сенсационных новостях, появившихся в интернете, например, «Киссинджер помогает Трампу настроить Россию против Китая», «Китаю следует принять меры и не допустить измены Путина». Если же они не направлены на то, чтобы помешать нормализации отношений США и России, то тогда это, безусловно, можно считать намеренной провокацией против китайско-российских отношений. Провокация была совершена из-за отсутствия информации о стабильности в российско-китайских отношениях, а также из-за отсутствия понимания об их глубоком и стратегическом характере. Следует понимать, что высокий уровень китайско-российского стратегического сотрудничества заключается не только в том, что две страны — соседи, а также в том, что каждая из стран выступает залогом развития и безопасности друг друга. Руководители наших государств и представители элиты имеют глубокое представление как о положительных, так и об отрицательных исторических аспектах взаимоотношений России и Китая. Более того, поскольку обе страны считаются развивающимися державами и не западными государствами, они также выступаю, как объект стратегического сдерживания США. Ввиду этого, стратегические потребности и стратегическая концепция России и Китая схожи. Существует общая потребность и России, и Китая в балансе международной структуры и в построении нового международного порядка. Есть веские основания полагать, что совсем нелегко будет подорвать китайско-российское всестороннее стратегическое сотрудничество в его «наилучший исторический этап».
Говоря о Киссинджере, то, действительно, в прошлом году Трамп отправил его с официальным визитом в Россию, а также на встречу с Путиным. Однако, проанализировав информацию из разных источников, мы не находим никаких доказательств того, что целью его поездки было настроить Россию против Китая. Более того, впоследствии он совершил официальный визит в Китай, где очень дружелюбно пообщался с китайскими лидерами. Что еще более важно, то это помощь президенту Никсону в улучшении отношений между Китаем и США — это то, чем гордится Киссинджер больше всего в своей жизни. Как же он сможет так легко разрушить «гордость» всей его жизни? Кроме того, Киссинджер гуру международного стратегического баланса, и он не может не знать о том, что настроить Россию против Китая будет практически невозможно. Похоже, что некоторые люди в нашем обществе, действительно, должны протереть глаза и включить голову.
Ван Хайюнь
старший советник Китайского института международных стратегических исследований и директор группы экспертов китайско-российского стратегического сотрудничества.
Планы администрации президента США Дональда Трампа ввести пошлины на китайские товары стоимостью $200 млрд вызвало падение цен на цветные металлы. За день стоимость меди на LME упала на 2%, до годового минимума — $6,2 тыс. за тонну, никель и алюминий потеряли в цене 1,4% и 2,8% соответственно. Инвесторы сокращают вложения в металлы, опасаясь снижения спроса на сырье со стороны крупнейшего мирового импортера.
В среду, 11 июля, цена меди на Лондонской бирже металлов (LME) обновила годовой минимум. По данным агентства Reuters, стоимость трехмесячного фьючерса на поставку металла достигала отметки $6193 за тонну, что на 2,1% ниже значений закрытия предыдущего дня. За месяц уверенного снижения медь подешевела более чем на 15%. Локальные минимумы обновляют цены и на другие цветные металлы. Стоимость никеля опустилась за тот же период на 11,4%, до $13,73 тыс. за тонну, это минимум с 1 мая. Алюминий подешевел на 10,5%, до $2 тыс. за тонну, минимальной отметки с 6 апреля.
Обновление минимальных отметок произошло из-за сообщений, что Министерство торговли США подготовило новый перечень ограничений на импорт из Китая. Как объявил во вторник представитель США на торговых переговорах Роберт Лайтхайзер, его сотрудники, выполняя июньское указание Дональда Трампа, составили дополнительный список импортируемых из Китая товаров на сумму $200 млрд для введения пошлин в размере 10%. Данные тарифы направлены на сокращение торгового дефицита США с Китаем. «Цены на металлы находятся под давлением несколько недель, поскольку нарастающая напряженность в торговых отношениях между США и Китаем подпитывает опасения по поводу снижения спроса на сырье»,- отмечает аналитик рынка сырьевых товаров Julius Baer Карстен Менке.
Введение обоюдных тарифов приведет к удорожанию торговли между странами, и им придется искать новые рынки сбыта, отмечает аналитик УК «Альфа-Капитал» Артем Копылов. В таких условиях сильнее всего пострадает Китай, экспорт товаров которого в США в 2017 году составил $505,6 млрд, тогда как импорт из США — $130,4 млрд. В результате уже введенных в июне пошлин ВВП Китая замедлится на 0,2 процентного пункта, заявил в минувшую пятницу член комитета по монетарной политике Народного банка Китая Цинхуа Ма Цзюнь. В случае введения объявленных пошлин снижение будет более значительным. «Китай — крупнейший в мире потребитель сырьевых товаров, он потребляет почти половину объема меди. Поэтому перспективы замедления его экономики приводят к сильным падениям цен на металлы»,- отмечает финансовый аналитик «БКС Премьер» Сергей Дейнека.
В таких условиях участники рынка ожидают дальнейшего снижения цен на металлы, но сомневаются в его продолжительности. «Чем дольше продолжается напряженность, тем больше она будет влиять на потребительские и деловые настроения, что в итоге может иметь косвенные негативные последствия для экономики»,- отмечает Карстен Менке. Тем не менее аналитики пока не видят рисков, что торговые споры приведут к рецессии в глобальной экономике, поскольку ожидают начала конструктивных переговоров между странами. Уже сейчас недовольство предложенными Дональдом Трампом мерами высказывают американские законодатели — глава финкомитета Сената республиканец Оррин Хэтч назвал расширение списка опрометчивым решением, а в Ассоциации владельцев предприятий розничной торговли предупредили о росте цен для американцев. «Несмотря на ухудшение торговых отношений между странами, стороны могут приступить к диалогу. В такой ситуации мы ожидаем, что Китай первый пойдет на уступки»,- считает Артем Копылов.
На фоне нарастающего напряжения на Ближнем Востоке США просто не могут проигнорировать региональную игру КНР
АЛЕКСАНДР БЕЛОВ, 15 июня 2018,
Председатель КНР Си Цзиньпин способствовал расширению взаимодействия Пекина с Ближним Востоком — регионом, который когда-то находился на периферии интересов КНР. Расширение торговли и инвестиций, активизация дипломатических обменов и расширение военных связей постепенно укрепляют позиции Китая на Ближнем Востоке. Если Вашингтон не предпримет ответных действий, то Китай сможет реализовать свои амбиции в регионе, включив Ближний Восток в орбиту своего экономического и дипломатического влияния. США по-прежнему несут ответственность за разрешение самых сложных ближневосточных задач, пишут Дэниел Климан и Эбигейл Грэйс в статье для американского издания The Foreign Policy.
Нефть традиционно служила связующим звеном в отношениях между США и арабскими государствами. В то время как США снизили свою зависимость от иностранной нефти за счет «сланцевой революции», Китай нарастил импорт ближневосточной нефти. Мировой спрос на ближневосточную нефть вырос. Даже несмотря на то, что Пекин стремится диверсифицировать свои источники иностранной нефти, он остается одним из трех ведущих импортеров нефти из Саудовской Аравии, Ирака и Ирана.
Огромный китайский аппетит в сфере энергоресурсов создает условия для выстраивания тесных экономических связей в регионе, которые также могут послужить для сдерживания влияния США и повышения восприимчивости арабских государств к требованиям КНР. Действительно, Китай, будучи ведущим импортером региональных энергоресурсов, может задействовать соответствующие рычаги влияния. Например, из-за возникшего ценового спора Пекин недавно пригрозил, что может отказаться от импорта нефти из Саудовской Аравии.
Помимо торговли энергией, экономическое влияние Китая на Ближнем Востоке расширилось благодаря его инвестициям. Арабские страны, стремящиеся уменьшить свою зависимость от экспорта нефти и диверсифицировать экономику за счет создания новых отраслей, приветствуют китайские инвестиции. Саудовская Аравия и Иордания обсуждают с Пекином планы развития в рамках инициативы «Один пояс и один путь».
Саудовская Аравия во время государственного визита короля Салмана в Пекин в марте 2017 года подписала широкий пакет коммерческих соглашений на общую сумму в $65 млрд. КНР и Саудовская Аравия подписали двусторонние соглашения в нефтяном секторе, в сфере возобновляемых источников энергии и космоса. Кроме того, продолжается египетское сотрудничество с Китаем в Суэцком канале. В Омане Китай реализует проект по созданию «индустриально-промышленного города Сино-Оман» на месте рыбацкой деревушки Дукм. Стоимость проекта оценивается в $10,7 млрд. Предусмотрено строительство нефтеперерабатывающего завода, способного перерабатывать 235 тыс. баррелей нефти в день. В то же время, позиционируя свое взаимодействие с Ближним Востоком как чисто коммерческое, Китай укрепил свои экономические отношения с арабскими государствами, не ставя под угрозу расширяющиеся связи с Израилем и Ираном.
В Израиле Китай направил средства на создание портов и железных дорог, он превратился в растущего игрока в израильском секторе высоких технологий. Пока США и их союзники в Европе, Австралии и Японии все чаще рассматривают китайские инвестиции как угрозу, Израиль, не принимая надлежащих мер предосторожности, может стать тем «черным ходом», через который КНР получит доступ к технологиям, необходимым для доминирования в важнейших отраслях 21-го века.
Читайте также: Bloomberg: Трамп может сменить власть в Канаде и отдать Оттаву в руки Китая
Экономические отношения Китая с Ираном, для которого Пекин является торговым партнером № 1, продолжают углубляться. Пока европейские компании беспокоились по поводу возможных американских санкций в отношении их бизнеса в Иране, китайское государственное инвестиционное подразделение CITIC Group создало для Ирана кредитную линию в размере $10 млрд. В 2017 году торговля между Китаем и Ираном превысила $37 млрд. В годовом исчислении рост составил 19%. Выход США из ядерного соглашения с Ираном и введение санкций ставит под угрозу иранский бизнес иностранных компаний, что может привести к сокращению их присутствия в Иране. Однако угроза санкций, похоже, никак не повлияла на расширение китайских торговых и инвестиционных отношений с Тегераном. В ближайшем будущем у Ирана может не остаться других альтернатив, кроме сотрудничества с Китаем.
Растущие связи Китая с Ближним Востоком не ограничиваются коммерческой и финансовой деятельностью. Пекин усиливает дипломатические обмены. В частности, председатель КНР совершил тур по Саудовской Аравии, Египту и Ирану в январе 2016 года. Позднее Цзиньпин приветствовал в Пекине короля Саудовской Аравии и премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху. Китай также продемонстрировал готовность принять участие в разрешении региональных споров. Например, Пекин предоставил президенту Сирии Башару Асаду дипломатическую поддержку и последовательную поддержку китайских СМИ. Израиль и Палестина приняли участие в симпозиуме мира в Пекине. Хотя маловероятно, что Китай когда-либо сыграет заметную роль в качестве посредника в любом из региональных кризисов, его растущая готовность к рассмотрению региональных проблем демонстрирует меняющееся восприятие Пекином своей роли в регионе.
Помимо дипломатических шагов, Китай усилил свое военное участие на Ближнем Востоке. Китайский военно-морской флот приложил усилия, чтобы продемонстрировать свое присутствие в непосредственной близости от таких стратегических пунктов, как Ормузский пролив, Баб-эль-Мандебский пролив и Суэцкий канал. С 2010 года корабли ВМФ КНР заходят в порты стран Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива, а также Египта, Израиля и Ирана. В июне 2017 года Китай и Иран провели совместные военно-морские учения на окраине Ормузского пролива. Китай в конечном итоге стремится получить военный доступ к региону, как и в соседнем Джибути.
Более того, Китай, как сообщается, подписал соглашение об открытии нового объекта в Саудовской Аравии по производству военных беспилотных летательных аппаратов. Хотя нет надежды на то, что КНР сможет вытеснить Соединенные Штаты — ключевого поставщика вооружений в регионе, военные продажи на Ближний Восток создают новые рынки для недорогих высокотехнологичных систем вооружений КНР, дополнительно стимулируя китайские исследования и производство. Готовность Китая продавать оружие практически любому региональному субъекту, без учета его намерений, может обострить региональные конфликты, предоставив странам средства для ведения войны по привлекательным ценам.
Для США настало время привлечь внимание региональных союзников к растущему участию КНР на Ближнем Востоке. Для начала необходимо развенчать заявления КНР о том, что его деятельность носит исключительно коммерческий характер и не таит в себе геополитических амбиций.
Вашингтон должен указать странам Персидского залива и Израилю на характер отношений между КНР и Ираном. Этот аспект слишком часто игнорируется. США следует указать Израилю на проблемы, связанные с китайскими инвестициями в его высокотехнологичный сектор.
На фоне нарастающего напряжения на Ближнем Востоке США просто не могут проигнорировать региональную игру КНР. Было бы ошибкой позволить КНР и дальше использовать свои экономические возможности в регионе и укреплять дипломатическое влияние, пока США несут на себе бремя урегулирования региональных кризисов.
Лидеры Китая и России высоко оценили расширение своего блока региональной безопасности на саммите, который продемонстрировал единство в отличие от встречи западных лидеров G7 в Канаде, проходившей в непростой, почти враждебной атмосфере.
Председатель Си обратился с «особым приветствием» к лидерам Пакистана и Индии, для которых саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в городе Циндао на востоке Китая стал первым. Эти две страны стали членами этой организации в прошлом году.
ШОС — это ответ Пекина на НАТО. Китай хочет, чтобы ШОС была организацией, которая не только обеспечивала бы безопасность в регионе, но и бросала бы вызов западному мировому порядку. В состав ШОС, созданной в 2001 году, входят также и бывшие советские республики Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан.
На саммите присутствовал Хасан Рухани, президент Ирана, страны, являющейся членом-наблюдателем. Он приехал в поисках поддержки со стороны Китая и России после того, как США вышли из ядерной сделки, заключенной с Тегераном лидерами ряда стран в 2015 году. В своем первом выступлении за рубежом после заявления Трампа в прошлом месяце он сказал: «Попытки США навязать другим свою политику являются угрозой для всех».
Си Цзиньпин выразил сожаление в связи с выходом США из соглашения, согласно которому Иран обязуется ограничить свою ядерную программу в обмен на отмену экономических санкций. При этом китайский лидер заявил, что в целях поддержки соглашения Китай готов взаимодействовать «с Россией и другими странами».
Президент Путин поддержал Рухани и так же критически высказался в адрес США. Решение о выходе из соглашения может «дестабилизировать ситуацию» в регионе, заявил он, добавив, что Москва будет выполнять свои обязательства.
В ходе саммита Китай поставил перед собой задачу укрепления экономического партнерства и сотрудничества в рамках ШОС. Вчера китайская сторона объявила о запуске в рамках ШОС целевой кредитной программы в размере 3,5 миллиарда фунтов стерлингов и предложила создать зону экономического сотрудничества.
На саммите ШОС в Циндао принят главный итоговый документ — Циндаоская декларация Совета глав государств-членов ШОС. Сам по себе он «Америки не открывает», фиксируя общепризнанные мировые стандарты взаимоотношений, которые прописаны и в Хартии ШОС (2001 г.), и повторяются ежегодно, кочуя из года в год, из декларации в декларацию, которым присваиваются названия городов, где они проходили — Астанинская, Ташкентская, Уфимская и так далее. Но имеется ряд нюансов, которые выплывают при сравнительном анализе текущей декларации с предыдущими.
Вот этим и займемся. В глубокие «дебри» не полезем, ограничимся параллелями с Астаной-2017 и Ташкентом-2016. Ведь именно в период между Душанбинским (2015 г.) и Ташкентским (2016 г.) саммитами ШОС произошло окончательное изменение международной обстановки, которая приобрела современные черты, что очевидным образом связано с вступлением России в военную операцию в Сирии.
Первая отличительная особенность Циндаоской декларации — взятая «с места в карьер» констатация «крупных перемен и серьезной перенастройки» мира, которая протекает в условиях «нестабильности и неопределенности» в экономике, резкого роста протекционизма, «рисков, связанных с обострением конфликтов в ряде регионов» и «угроз терроризма». «Противодействие этим глобальным вызовам требует срочной выработки коллективных и эффективных подходов мирового сообщества», — буквально вопиет документ, принятый в Циндао.
Ничего подобного в предыдущих декларациях не было: и не в третьем абзаце, и даже не преамбуле поднимался этот вопрос, и достаточно мягко, без слов «резкий», «срочный» и так далее. А вот апелляция к ООН как «универсальной» международной организации и гаранту глобальной стабильности, напротив, в Циндао из «верхов» текста ушла если не в подвал, то на вторые позиции. Смена приоритетов? Да, хотя и по умолчанию, которая ни в коем случае не выставляется напоказ. Но — смена! И как говорится, не от хорошей жизни — обстановка в мире заставляет.
Итак, первый вывод по Циндаоской декларации. При всех многословных рассуждениях о «многополярном мире» и «экономической глобализации» в ШОС все меньше доверяют этим тенденциям, понимая, что они постепенно обращаются вспять как упомянутым протекционизмом, прежде всего американским, так и ростом военно-политической нестабильности. Обратим внимание: документы ШОС всегда предельно и по-китайски подчеркнуто обходительны и политкорректны. Комар носа не подточит! Ни одного лишнего слова, в первую очередь такого как «военный», ни по отношению к характеристике геополитической обстановки, ни применительно к формам сотрудничества.
Но это не должно обманывать. Во-первых, во всех документах ШОС, начиная с шанхайской Хартии 2001 года, неизменно подчеркивается особая ответственность за безопасность и стабильность в сфере интересов организации, а это, без преувеличения, вся Евразия.
Во-вторых, с приемом в 2017 году в ШОС Индии и Пакистана сфера безопасности приобрела еще одно важное измерение, на которое весьма прозрачно намекнул, отвечая на вопросы, Владимир Путин. Между соседями всегда случаются противоречия и для их разрешения, чтобы не доводить до кризисного урегулирования, существуют международные площадки. Это к тому, что многие удивлялись, как это уживутся в ШОС Индия и Китай?
Так вот не просто уживутся, а спокойнее будет и той, и другой стороне. Ибо геополитическое проектирование США и Запада, которое сводится к созданию России и Китаю проблем в их уязвимом среднеазиатском «подбрюшье» и к использованию для этого Индии, как предполагала «доктрина Макмастера» в Афганистане, с этого момента сталкивается с большими проблемами.
Не это ли хорошо понимает Дональд Трамп, который усиленно разводит между собой столпы ШОС — Россию и Китай. Сначала «реверансы» Пекину с его откровенной антироссийской «подставкой» с запуском американских ракет по Сирии в апреле прошлого года в присутствии китайского лидера, которому под сладкий торт рассыпался в комплиментах. А теперь — продолжение «торговой войны» с Китаем и при этом «россыпь» миролюбивых инициатив на российском направлении.
И в «восьмерку» обратно-де — нет проблем (хотя нам в ней без Китая делать нечего), и «давай встречаться, друг Владимир», и всякое иное прочее. Кроме отмены санкций. «Бойтесь данайцев, дары приносящих!». Принимаем к сведению. И понимаем, что шаг в сторону друг от друга Москвы или Пекина — и увидим, что сразу же начнет происходить. «Товарищ волк знает, кого кушает». И если он заюлил, «видя, что здесь не перед стадом, и что приходит, наконец, ему ответить за овец», то явно не от доброты душевной…
Среднеазиатская тема в Циндао (в документе — центральноазиатская, но не люблю я этот двусмысленный «международный» термин), по сравнению с предыдущими декларациями, и сама по себе развита и продвинута достаточно сильно. Если раньше только по касательной задевали этот вопрос, и то в контексте недопустимости появления в этом регионе ядерного оружия, то сейчас — полноценная поддержка среднеазиатской интеграции, которая, как теперь становится ясно, — суть предмет договоренности между Москвой и Пекином.
Поэтому страны ШОС, «поддерживая усилия стран Центрально-Азиатского региона по активизации сотрудничества в политической, экономической, культурно-гуманитарной и других сферах, приветствуют итоги первой консультативной встречи глав государств Центральной Азии (г. Астана, 15 марта 2018 года)».
Помните, сколько было «непоняток» после той встречи? «Чего это они собираются без России?» — самый безобидный вопрос был. Оказывается, просто американцев на тот форум, как «на живца», ловили. И, похоже, поймали, закрыв для них регион: единственное, на что сподобились в последнее время США, и то «благодаря» непрерывно виляющему Нурсултану Назарбаеву, это пункт базирования на Каспии, в зоне, пограничной между среднеазиатским и закавказским ТВД.
Еще один нюанс. Региональная антитеррористическая структура ШОС, круг задач которой не меняется из года в год, в Циндао получила их конкретизацию в виде китайской формулировки «трех сил зла» — терроризма, сепаратизма и экстремизма. Причина, как представляется, не в относительном росте влияния КНР по отношению к другим членам ШОС, а в том, что по мере обострения ситуации в соседнем Афганистане с этими тенденциями все более сталкиваются среднеазиатские республики.
Нынешняя террористическая вакханалия, когда по всему Афганистану гремят взрывы, уносящие жизни десятков и сотен людей, которые «упаковываются» в так называемое «весеннее наступление Талибана» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), — тоже продукт упомянутой «доктрины Макмастера», которого в окружении американского президента уже нет, но «дело его живет». Так что упоминание «трех сил зла» — это, во-первых, ответ ШОС на этот вызов, и вряд ли случайно с саммитом в Циндао совпало согласие талибов (организация, деятельность которой запрещена в РФ) на перемирие.
А во-вторых, вот оно, значение организации для безопасности региона, подпись под пекинской формулировкой «трех сил зла» индийского премьера Нарендра Моди в свете ситуации в Афганистане и судьбы «доктрины Макмастера», в которой не скрывалась ставка на Индию как противовес китайско-пакистанскому влиянию в Афганистане, очень дорогого стоит — США остаются в регионе без союзников. Если так, то поделом!
И не случайно участники саммита в итоговом документе высказали приветствие Международной конференции высокого уровня по Афганистану «Мирный процесс, сотрудничество в сфере безопасности и региональное взаимодействие» (г. Ташкент, 27 марта 2018 года), охарактеризовав ее «важным позитивным вкладом в процесс восстановления мира и стабильности в этой стране». Напомним, что она созывалась по инициативе президента Узбекистана Шавката Мирзиеева в рамках ряда инициатив ООН по укреплению связей Средней Азии и Афганистана.
Упомянуты в декларации и две другие «горячие» точки, затрагивающие жизненно важные интересы КНР и России, — ситуация на Корейском полуострове и на Украине. В первом случае приветствуются контакты между КНДР и США, во втором заявляется о безальтернативности Минских соглашений. То есть воспроизведен тезис Владимира Путина, высказанный им во время «Прямой линии» 7 июня и получивший таким образом международную легитимацию.
И едва ли не самая главная, с точки зрения исторической перспективы, инновация Циндао по сравнению с Астаной, Ташкентом, Уфой и так далее — заявка на формирование идеологической альтернативы ШОС в молодежной политике. Под убаюкивающий рефрен «общечеловеческой» терминологии впервые в итоговой декларации прозвучало предложение, которое грех не воспроизвести текстуально. «Государства-члены отметили важность объединения усилий международного сообщества в вопросах противодействия попыткам вовлечения молодежи в деятельность террористических, сепаратистских и экстремистских группировок. В этой связи они приняли Совместное обращение к молодежи, в котором подчеркнули намерение наладить комплексную работу в ШОС по просвещению, а также духовному и нравственному воспитанию молодого поколения».
И если первая часть этой цитаты ничего нового не сообщает, то вот о «духовном и нравственном воспитании молодежи» сказано впервые. Нужно ли говорить, что эта формулировка отсылает нас прямиком к традиции, которая у каждого из участников ШОС, конечно же, своя, особенно духовная. Но роднит их то, что эти традиции — антизападные, не приемлющие доведенного до постмодеринстского абсурда постхристианского культа чистогана, куда Запад был ввергнут капитализмом, на котором пока еще держится его шатающееся лидерство.
Если именно в этом контексте говорится об упомянутой в преамбуле формуле «единой судьбы человечества», которая до этого в первый и единственный раз встретилась в итоговом документе прошлогоднего саммита в Астане, то это действительно важная тема для обсуждения. Только России к нему следует очень качественно подготовиться. И не при помощи либеральных и/или записных «православных» экспертов, ибо зоологический антикоммунизм тех и других продвижению к общим идеям не только не способствует, но и порождает сомнения в адекватности его исповедующих.
Экономический блок декларации практически перенесен из предыдущих, за исключением двух нюансов — более подробной расшифровки угроз, связанных с протекционизмом, что понятно в свете нынешнего поведения США, а также формирования разветвленной банковской инфраструктуры ШОС. Примечательно, что в списке перечислены ее субъекты: Межбанковское объединение ШОС, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (AIIB), Новый банк развития, Фонд шелкового пути, Китайско-евразийский фонд экономического сотрудничества.
Указано на «поиск общих подходов» к вопросу создания Банка развития ШОС и Фонда развития (Специального счета) ШОС. Ни слова нет об интеграции AIIB с Азиатским банком развития (ADB), к чему призывают некоторые глобалистские структуры Запада. Дань ли это единству ШОС, или КНР, имеющая в структуре акционерного капитала AIIB блокирующий пакет в 26%, видит этот вопрос в более широкой перспективе, увидим. Но имеем в виду, что это во многом «лакмусовая бумажка» как внутренней ситуации в ШОС, так и особенностей двустороннего российско-китайского взаимодействия.
Высказана поддержка ШОС не только китайской инициативе «Одного пояса, одного пути», но и ее сопряжению с ЕАЭС. Это впервые. В Астане год назад говорилось только о «Поясе и пути», в Ташкентской декларации присутствовала формулировка «Экономического пояса шелкового пути». Это хронологическая иллюстрация эволюции как самого проекта, так и интеграции его с ШОС, что представляется исключительно важным. Прежде всего, с точки зрения интересов национальной и региональной безопасности.
И последнее в нашем анализе, на что следует обратить пристальное внимание.
Своеобразным потенциальным «камнем преткновения», в том числе и для ШОС, служил вопрос о реформировании Совета Безопасности ООН. Дилемма заключается в том, что Россия и Китай, являясь постоянными его членами с правом вето, объективно не заинтересованы в расширении этого руководящего органа, которое, во-первых, пройдет по региональном признаку — по региональным группам ООН, что повлечет за собой отход от принципов создания ООН как организации держав-победительниц во Второй мировой войне.
Во-вторых, Совбез ООН — «не резиновый», и его расширение, которого особенно настойчиво добивается ряд стран, в числе которых находится Индия, неизбежно будет способствовать размыванию ведущей роли Российской Федерации и КНР с точки зрения международного статуса стран-участниц. Именно поэтому на всех предыдущих саммитах ШОС, включая Астану и Ташкент, в итоговый документ неизменно включалась солидарная российско-китайская формулировка. Она включала тезисы об «укреплении главенствующей роли Совета Безопасности ООН» при условиях «широких консультаций в рамках поиска «пакетного решения» по вопросам его реформирования» и «без установления искусственных временных рамок и форсирования вариантов».
В Циндао, с учетом вхождения в ШОС Индии, от этой формулировки впервые отказались. В документе фигурирует следующий, весьма компромиссный, однако содержательно выхолощенный вариант: государства-члены ШОС «выступают за упрочение ключевой роли Совета Безопасности ООН как главного органа, несущего в соответствии с Уставом ООН основную ответственность за сохранение международного мира и поддержание безопасности». И отмечают «намерения Кыргызской Республики и Республики Таджикистан выдвинуть свои кандидатуры в непостоянные члены Совета Безопасности ООН».
О реформировании ни слова! Яркая иллюстрация к тому, что любое «пространство согласия» при расширении неизбежно размывается и начинает терять в устойчивости. И вопрос становится уже не в отстаивании принципиальных интересов, а в поиске баланса между крайностями. От императивов приходится отказываться или, не афишируя их, выводить в поле двустороннего международно-политического взаимодействия.
Ну и в целом. ШОС остается важным инструментом поддержания статус-кво на громадных просторах Евразии, а в условиях реализации инициативы «Пояса и пути» еще и инструментом вовлечения России в проект, изоляция от которого грозит нам серьезными проблемами уже геополитического и военно-политического характера.
По мере расширения экономической многосторонности, а тем более в процессе строительства Большого Евроазиатского партнерства, особенно с участием стран АСЕАН, инициативу которого в свое время выдвинул Владимир Путин, ШОС неизбежно окажется перед выбором между двумя вариантами. Первый — размывание, с перспективой растворения ШОС в вопросах и на уровне экономического взаимодействия; второй — всемерное укрепление в организации российско-китайской «оси». Или стержня. Сказать что-либо более определенное сейчас представляется не то чтобы затруднительным, но скорее гаданием «на кофейной гуще».
По большому счету, это выбор между превращением в часть архитектоники глобального капитализма или, точнее, его ультраимпериалистической (по Карлу Каутскому) мутации, и некапиталистической и неимпериалистической глобальной альтернативы. Увидим.
Чего ждать от визита Владимира Путина в Поднебесную и куда после этого двинется все человечество
Сергей Аксенов Материал комментируют: Александр Ломанов и Леонид Крутаков
В ближайшие дни сердце мировой политики будет биться в Китае, куда с визитом направится Владимир Путин. Сначала — 8 июня состоится его государственный визит в Пекин, посвященный двусторонним отношениям России и Китая, затем — 9 и 10 июня президент РФ примет участие в саммите ШОС в китайском городе Циндао.
Отметим, что саммит ШОС впервые пройдет в формате евразийской «восьмерки» — с участием Индии и Пакистана в качестве полноправных членов объединения. Пожалуй, в новом составе с учетом потенциала как старых, так и новых стран-участниц, организация способна поспорить за влияние с любым другим известным в мире форматом, от G-20 до G-7.
Накануне своего визита Путин дал обширное интервью председателю Медиакорпорации Китая Шэнь Хайсюну. Президент высказался по экономическим вопросам, о развитии ШОС, американских санкциях, ситуации вокруг Корейского полуострова, а также о «китайской мечте», сформулированной по инициативе главы КНР Си Цзиньпина, и предполагающей построение «зажиточного общества».
О том, чего России и миру следует ждать от предстоящих в Китае переговоров, «СП» рассказали наши эксперты.
Зачем Помпео поднял тему событий 30-летней давности
— Новый момент, связанный с предстоящей встречей ШОС, — это торговые и санкционные войны, которые сейчас развязывает повсюду Америка, — считает главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН Александр Ломанов. — Проблемы, которые сейчас появляются и у России, и у Китая очень значительные. Они связаны, в том числе, с американскими санкциями против Ирана — страдают те страны, которые сотрудничают с этой страной. Кроме того, это усиление санкций против Северной Кореи.
«СП»: — Как эта проблема выглядит в контексте ШОС?
— Раньше Россия настаивала, что ШОС — это организация, нацеленная прежде всего на укрепление безопасности. Это прежде всего борьба с терроризмом и предотвращение экстремизма. А Китай много лет стремился придать ШОС в первую очередь экономическое измерение. Хотел использовать ее как площадку для инвестиционных партнерств, для зон свободной торговли и т. п. Конечно, это некоторое упрощение.
Теперь же Пекин особенно заинтересован, чтобы на пространстве ШОС не было терроризма, потоков наркотиков, так как это угрожает его планам, связанным с проектом «Один пояс — один путь». Поэтому для него стали одинаково важны обе темы. Ведь некие злоумышленники могут начать взрывать китайскую инфраструктуру, они это умеют.
Но сейчас в связи с этим появилась новая проблема. Надо следить за экономической безопасностью подобных проектов. Например, защитить банковские структуры ШОС от экономического давления США, за сотрудничество с «неправильными странами». А то люди за океаном одним росчерком пера могут сорвать многомиллиардные инвестиционные планы.
Конечно, это разрушительное беспардонное американское давление нацелено на сдерживание и китайского, и российского развития. Кстати, это касается и Индии, как растущего экспортера. Поэтому проблема международной экономической безопасности для ШОС становится первостепенной.
«СП»: — Индия же впервые будет участвовать в саммите ШОС в статусе полноправного члена организации…
— Да, и здесь очень хорошо, что Китай и Индия сумели сгладить разгоревшиеся было противоречия, что встреча Си Цзиньпина и Нарендры Моди, которая прошла в конце апреля в китайском Ухане, добавила здорового прагматизма в отношения двух стран. Индия еще раз показала, что она не будет стремиться превращаться в антикитайский инструмент в руках США.
Хотя, конечно, у Индии есть свой взгляд на ситуацию в сфере безопасности и в Индийском океане, и в Юго-Восточной Азии, но когда между собой разговаривают суверенные державы, шансов договориться все-таки больше, чем когда они подчиняются американскому диктату. Пока Индия экономически отстает от Китая, но в перспективе она имеет шанс стать существенным экспортером и поэтому их глубинные интересы совпадают.
«СП»: — А что можно сказать о перспективах двусторонних отношений России и Китая?
— Направление развития вполне понятно. Китай, ощутив очень сильное давление со стороны Америки, в еще большей степени заинтересован во взаимодействии с соседями, в том числе с Россией. Конечно, это продолжение старой политики, которая восходит еще к 1990-м годам, поскольку сближение между Россией и Китаем началось еще при Ельцине и Цзянь Цзимине, но тогда это не носило ярко выраженного характера, поскольку в Китае понимали, что их благополучие зависит от американского, а не российского рынка.
Нормальные отношения с Россией тогда давали Китаю надежный тыл. Ведь существовали страшилки Мао Цзедуна о том, что СССР и США одновременно нападут на Китай, чтобы поставить его на колени. Во многом это был элемент самовнушения, потому что, мы знаем, у Советского Союз никогда не было планов агрессии против Китая.
Когда СССР распался, это вызвало у китайцев с одной стороны вздох огорчения — потому что мы были крупнейшим социалистическим государством, с другой вздох облегчения, потому что исчезло то, что там называли «угрозой с севера». Новая Россия стала для Китая партнером, что позволило Пекину сосредоточиться на собственном экономическом развитии и освоении американского и европейского рынков.
Главный экзамен превратили в вопиющее унижение наших детей
«СП»: — А что теперь?
— А теперь описанная ситуация начинает в корне меняться Америка переходит от разговоров о сдерживании Китая к реальной политике сдерживания. Трамп начинает, пусть пока и неуклюже, но весьма болезненно для Китая, проводить политику его сдерживания по всем направлениям. Включая заигрывания с Тайванем и обещания усилить военно-политическое давление на Пекин в связи с освоением островов в Южно-Китайском море.
Более того, недавно начала звучать и тематика прав человека, событий на площади Тяньаньмэнь. Поэтому у Китая появляется больше стимулов для выстраивания подлинно всестороннего партнерства с Россией. Москва для Пекина как друг и стратегический партнер — это абсолютная выгода, потому что не опасаясь военных неожиданностей со стороны России Китай получает огромный простор для развития.
Речь, в частности, идет о сопряжении китайского плана «Один пояс — один путь» с российскими и планами других стран по укреплению и развитию ЕАЭС. А для этого нужно сохранить нормальные, правильные способы экономического общения, которые отличались бы от американских методов шантажа, давления, внетерриториальных санкций и т. п.
Экономика России, конечно, невелика, по сравнению с американской, но как надежный партнер Китая мы выступать можем. Особенно с учетом того, что Трамп начал блокировать доступ Китая к высоким технологиям. Это может стать полем для нашего сотрудничества. Тем более, что Россия находится под санкциями с 2014 года и уже привыкла, а Китай столкнулся с этим только сейчас.
«СП»: — Может ли «китайская мечта», сформулированная товарищем Си, стать примером для России в наших внутренних делах? Все-таки у нас социальный дисбаланс посильнее, чем в Китае…
— Признаем честно, что Россия из-за сложного постсоветского переходного периода немного замедлилась и отстала от Китая. Поэтому для нынешней России актуален не столько лозунг Си Цзиньпина, сколько лозунг Ден Сяопина, сформулированный им в 1980-е годы. Его примерный перевод: развитие — главная задача. Тогда Ден Сяопин говорил, что неважно, является ли та или иная мера государства социалистической или капиталистической. Главное, чтобы она способствовала национальной мощи, развитию и шла на благо народу.
И вот сейчас России можно принять эту формулировку. Кстати, новые майские указы Путина по своему духу как раз очень близки к идеям Ден Сяопина. Если Россия добьется успеха в исполнении этой программы, то где-нибудь во второй половине 2020-х, начале 2030-х годов можно будет поговорить о «российской мечте». Все-таки китайская мечта появилась не на пустом месте — она базируется на успехе реформ, проводимых в течении тридцати лет. Если Россия сможет освоить китайский и другой опыт, то возможно ее мечта будет привлекательна и для нее и для соседних стран.
— Чтобы понять, чего ожидать от предстоящих переговоров в Китае, полезно взглянуть на отношения Москвы и Пекина в ретроспективе, — говорит политолог Леонид Крутаков.
— Когда был киевский майдан и Россия заключила договор на поставку газа «Сила Сибири», это было преподнесено, как наш ответ на западное давление. На самом же деле переговоры с Китаем об урегулировании взаимных претензий начались еще в 2000 году, как только Путин пришел к власти. В 2008 году была проведена демаркация границы, устранены все политические препятствия для двусторонних отношений. То есть это был системный процесс, стратегическая линия.
В 2016 году ПМЭФ эта линия была публично озвучена в политическом пространстве, когда Путин и Назарбаев объявили о строительстве большой Евразии. Если раньше была Европа от Лиссабона до Владивостока, то теперь можно говорить об Азии от Южно-Китайского моря до Ла-Манша. Проект поменял вектор! Если раньше это была европейская экономическая и политическая экспансия, то теперь обратный процесс.
Никто в Европе не будет бороться за снятие с нас санкций
Сразу после ПМЭФ-2016 Путин совершил очередной визит в Китай, где были заключены колоссальные сделки. Сечин туда ездил, Миллер, куча «топов», как менеджеров, так и из правительства. Тогда в интервью агентство Синьхуа Путин сказал, что уже надо говорить даже не о дружественных или партнерских отношениях, а о полноформатном, стратегическом сотрудничестве.
«СП»: — Сложилась новая политическая реальность?
— До этого и Россия и Китай отстаивали принципы внеблоковости, хотели развиваться по принципу каждый сам за себя. А тут был сделан серьезный шаг не только в сторону экономической интеграции на базе китайского проекта «Один пояс — один путь», но и в сторону военно-политического союза. Возникла торговая, экономическая, военная и политическая зона доверия, в которой будут устанавливаться единые правила игры. Такие как, например, в Евросоюзе.
И теперь Европе надо определяться станет ли она частью этого нового проекта, в рамках которого Евразия впервые за все время своего существования объединяется в единый континент не географически, а экономически и политически. Поскольку, если устанавливаются единые правила, политически начинают сближаться.
Ну, и чем в этом случае будут Америка с Британией? Это такой далекий остров за океаном, который никак не влияет на торговые, финансовые и прочие процессы внутри этого нового политического образования, где сосредоточены большая часть производимого продукта и большая часть потребителей.
Ведь, с учетом того, что Китай снял ограничения на рождаемость, через десять лет там будет два миллиарда жителей. Плюс Индия. И обе страны входят в ШОС. Так что нам предстоит увидеть тектонический геополитический реальный сдвиг.
С начала XXI века процесс глобализации не только ускорил интеграцию мировой экономики, но также обострил конкуренцию между странами, особенно между крупными державами
В течение текущего десятилетия Китай все больше уделяет внимание внешнему миру, особенно после того, как председатель КНР Си Цзиньпин объявил об инициативе «Один пояс и один путь» во время его визита в Казахстан в сентябре 2013 года, пишет Джунаид Ашраф в статье для издания Asia Times.
Часто подчеркивалось, что стратегическое видение КНР носит оборонительный характер. Культ обороны, учения Конфуция и Сунь-Цзы и бескомпромиссное стремление к сохранению национального сплочения — все это отличительные черты китайских доктрин в сфере безопасности. Тем не менее в XXI веке стратегические приоритеты Китая изменились. Пекин отошел от старомодных позиций и сфокусировал больше внимания на таких составляющих, как население, экология, окружающая среда, загрязнение, энергетика, экономика и права нерожденных детей.
В исследовательской работе старшего политолога стратегического исследовательского центра RAND Эндрю Скобеля под названием «Реальные стратегическая культура Китая: воображаемая Великая стена» указано, что стратегическая культура Китая включает в себя принцип «активной защиты». В рамках этого принципа достигается баланс между нападением и обороной.
Китай стал проводить более активную глобальную внешнюю политику, а инициатива «Один пояс и один путь» стала краеугольным камнем новой политики. Инициатива затронет 60 стран, расположенных на пути следования транспортных маршрутов через Азию, Ближний Восток, ЕС и даже Африку. Ожидается, что китайская инициатива охватит население численностью в 4,4 млрд человек, соединит страны, расположенные на трех континентах, совокупный ВВП которых составит $21 трлн — треть мирового благосостояния.
Сосредоточенность КНР на реализации инициативы «Один пояс и один путь», а также приход новой администрации в Вашингтоне, занимающей антиглобалистскую позицию, означает, что Китай будет играть более значимую роль в международных делах. Изоляционистская риторика президента США Дональда Трампа привела к созданию международного вакуума. Таким образом, у КНР появилась возможность примерить на себя прежнее американское господство в глобальных делах.
Проект «Один пояс и один путь» также можно рассматривать как расширение концепции «жемчужного ожерелья» (String of Pearls). Этот термин был введен международной консалтинговой компанией Booz Allen Hamilton в докладе 2005 года, который был посвящен энергетическим перспективам в Азии. Согласно концепции «жемчужного ожерелья», каждая «жемчужина» является связующим звеном китайского военного присутствия или геополитического влияния, благодаря которым Пекин выстраивает стратегические отношения и развивает возможности для установления присутствия вдоль морских линий коммуникаций. Согласно прогнозам компании Booz Allen Hamilton, Китай попытается расширить свое присутствие в районе Индийского океана за счет создания морской гражданской инфраструктуры в дружественных региональных государствах. Недавно Пекин спустил на воду перспективный ракетный эскадренный миноносец типа 055. На данный момент это самый передовой военный корабль в Азии. Эскадренный миноносец типа 055 сопоставим с американскими эскадренными миноносцами типа «Арли Берк».
Инициатива «Один пояс и один путь» предназначена для достижения стратегических целей Китая. Однако она может представлять угрозу для безопасности других государств. В первую очередь это касается США и их азиатских союзников, таких как Индия, Япония, а также региональных государств, расположенных в Южно-Китайском море.
С начала XXI века процесс глобализации не только ускорил интеграцию мировой экономики, но также обострил конкуренцию между странами, особенно между крупными державами. В настоящий момент стратегическая культура Китая, учитывая присутствие военных кораблей в Индийском океане, сосредоточена на том, чтобы не позволить соперничающим государствам заблокировать судоходство КНР и стратегические морские пути, укрепить ядерное сдерживание Индии и задействовать геополитические рычаги влияния против противников.
Некоторые привыкли рассматривать экспансионистские планы КНР как политику, направленную на защиту морских коммуникаций. Однако другие считают, что Китай стремится к военно-морскому господству. В условиях, когда администрация Трампа заняла изоляционистскую позицию, Китай не упустит своей возможности продемонстрировать, что он является очень существенной частью существующего глобального экономического порядка и готов к активным действиям.
В то время как Китай, чья быстро растущая экономика в абсолютном выражении уступает только американской, решил занять более активную стратегическую позицию, США и другие развитые и развивающиеся страны готовы перейти к более агрессивной доктрине и принять участие в игре на выбывание, в рамках которой рост экономической мощи и влияния одного государства неминуемо будет рассматриваться как угроза для других международных игроков.
Роль Китая как единственного возможного претендента на мировое господство очевидна, однако Соединенные Штаты по-прежнему сохраняют за собой значительное влияние в международной повестке дня.
В Казахстане все чаще говорят о важности изучения китайского языка на фоне стремительного роста взаимной торговли c Поднебесной, увеличения инвестиций КНР в экономику РК и обоюдного интереса к реализации проекта «Один пояс – один путь». К тому же призывы учить китайский звучат на самом высоком уровне. Еще в 2016 году с таким призывом к казахстанцам обратилась сенатор Дарига Назарбаева.
«Мы должны научить наших детей добывать звания на трех языках, потому что все равно в недалеком будущем нам всем надо будет знать еще и китайский. Наш великий южный сосед — это наша судьба. Китай развивается огромными темпами, он — наш друг, очень важный торговый партнер и самый крупный инвестор. А это значит, что завтра наши ребята будут востребованы на этих заводах, будь то промышленность или сельское хозяйство. Поэтому надо в ускоренном темпе внедрять в школах трехъязычие», — сказала тогда сенатор.
Недавно с таким же обращением выступил и президент страны Нурсултан Назарбаев: «Надо уделять больше внимания китайскому языку. Китай становится нашим крупным партнером и в экономике, и по региону». Эти слова он произнес во время презентации учебников в рамках проекта «Новое гуманитарное знание. 100 новых учебников на казахском языке»,
В последние годы интерес к изучению китайского в Казахстане заметно вырос, причем некоторые лингвисты утверждают, что необходимо всего 10-15 лет, чтобы значительная часть активного населения республики заговорила на нем. Сейчас в КНР обучаются почти 12 тысяч наших сограждан, что в пять раз больше, чем десять лет назад. В пяти странах Центральной Азии Институт Конфуция учредил свои центры продвижения языка и культуры
Интерес к китайскому связан с перспективами Поднебесной, экономику которой уже сегодня называют второй в мире. Казалось бы, это естественный процесс, чему можно лишь радоваться. Но эксперты говорят и об обратной стороне медали. Как известно, на последнем съезде Коммунистической партии Китая было объявлено о стремлении КНР к доминированию в своем и близлежащих регионах. В этом смысле культурная и языковая экспансия – один из самых действенных инструментов.
Стоит ли ее опасаться, учитывая, что в нашей стране и без того немало фобий в отношении Поднебесной? Есть и другой аспект проблемы – китаизация может привести к постепенному выдавливанию русского языка, который в Казахстане сегодня представлен значительно шире, чем в любой из республик Центральной Азии. К тому же заставляют задуматься все более резкие нападки так называемых национал-патриотов на русский язык при их довольно лояльном отношении к проникновению китайского.
Так может ли язык Поднебесной претендовать на статус второго в нашей стране? Какие риски несет чрезмерное увлечение Китаем в Казахстане? И вообще, существуют ли эти риски, или же они намеренно конструируются в политологическом дискурсе и не имеют под собой реальных оснований? Эти вопросы Central Asia Monitor адресовал экспертам.
Казбек Бейсебаев, экс-дипломат: «Китайский язык постепенно начнет занимать свою нишу»
Экономическое присутствие Китая в Казахстане в рамках реализации программы «Один пояс — один путь» только усиливается. У нас в последнее время мало стали говорить про 51 совместный казахстанско-китайский проект, но это не значит, что от них отказались или что они не реализуются.
Следует сказать, что раньше эти проекты на самом высоком уровне назывались программой переноса 51 завода из Китая в Казахстан. Для участия в них придется изучать китайский язык. Который таким образом постепенно начнет занимать свою нишу. И надо признать, что мы сами этому способствовали.
Александр Габуев, китаист, руководитель программы «Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе» Московского центра Карнеги:
«Слухи о неизбежной китаизации Центральной Азии сильно преувеличены»:
Распространение китайского языка на постсоветском пространстве — уже идущий, естественный и неизбежный процесс. Как для России, так и для всех стран ЦА Китай стал крупнейшим торговым партнером. Зависимость от его инвестиций будет расти, ровно как и объемы торговли с КНР. Контактов с китайцами будет больше и на бытовом уровне: как с бизнесменами, так и с растущим потоком туристов. Работа с Китаем дает хорошие возможности для заработка, и владение языком Поднебесной уже становится конкурентным преимуществом.
Второй фактор — Китай сам очень много инвестирует в продвижение своего языка как через стипендии для студентов с постсоветского пространства, так и через институты Конфуция за пределами КНР. Все это щедро субсидируется.
Наконец, китайский становится языком передовой науки — по мере повышения качества университетского образования, усиления научного потенциала страны, роста инновационности ее экономики. Со временем этот язык станет вторым после английского средством получения качественного образования и вхождения в мир фундаментальной науки. Такую же роль в свое время играли немецкий, французский и русский, но европейская высшая школа все больше переходит на английский, а, например, российская теряет в качестве.
В силу этих факторов китайский постепенно может вытеснить русский из Центральной Азии как язык основного делового партнера и язык, на котором говорит часть обучающегося за рубежом среднего класса. И хотя у русского языка по-прежнему есть большая фора, экономические стимулы учить китайский становятся все сильнее. На стороне русского пока два фактора: во-первых, он является языком межнационального общения в Центральной Азии; во-вторых, Россия производит развлекательный контент на ТВ, который население региона потребляет охотнее, чем китайский. Но качество китайского контента повышается, а в Казахстане правительство старается развивать местный контент, чтобы снизить иностранное влияние. Не уверен, что китайская культура при этом окажется универсально привлекательной. За пределами Поднебесной без больших китайских диаспор знание и популярность китайского не приводят к китаизации общества, несмотря на объемы торговли или соседство. Характерные примеры — КНДР, Вьетнам, Мьянма.
Так что слухи о неизбежной китаизации Центральной Азии сильно преувеличены. Она может проявиться только в случае полного отсутствия контроля со стороны местных элит и правительств, особенно при бесконтрольной миграции.
Василий Кашин, китаист, эксперт Центра анализа стратегий и технологий: «Объем культурных и человеческих связей ЦА с Россией несравнимо больше, чем с Китаем»
Призыв Нурсултана Назарбаева к изучению китайского языка является совершенно логичным, правильным и вытекает из потребностей экономики. В предстоящие годы Казахстан и Россия как крупные экспортеры сырья будут вынуждены во все большей степени переориентировать свою внешнюю торговлю в сторону Азии и, прежде всего, Китая. Это связано с тем, что энергоемкие, материалоемкие отрасли в Европе, то есть на нашем традиционном рынке, находятся в состоянии затяжного спада, который едва ли будет преодолен. И подобно тому, как раньше нам были нужны кадры со знанием европейских языков для обслуживания торговли с Европой, теперь нам нужны кадры со знанием китайского. Что же касается английского, то его возможности в торговле с Китаем ограничены.
В России, по данным Центра лингвистических исследований Ярославского государственного педагогического университета, за период с 2007-го по 2017-й количество изучающих китайский выросло более чем втрое и достигло 56 тысяч человек (здесь учитываются школы, вузы и языковые курсы). Китай лидирует и по числу обучающихся за рубежом российских студентов. Насколько можно понять, в Казахстане эти тенденции выражены еще сильнее. Я не думаю, что изучение китайского языка способно привести к вытеснению русского из Центральной Азии в обозримом будущем. Объем культурных и человеческих связей стран ЦА с Россией остается несравнимо большим, чем с Китаем. Важную роль здесь играет не только общая история, но и сохраняющаяся значительная трудовая миграция, образовательные контакты, присутствие российских СМИ и поп-культуры. Даже в экономике, несмотря на рост присутствия Китая, Россия остается важнейшим партнером для стран региона, и это едва ли изменится.
Наконец, освоение китайского языка имеет свои ограничители — иероглифическая письменность, сложная фонетика. И оно не ведет пока к распространению китайской идеологии, поскольку в идеологической сфере Китай и сам пребывает в определенном кризисе, выход из которого пока не вполне ясен. КНР пока не превратилась в крупного мирового экспортера культурной продукции. Свою роль играет также религиозный фактор – политика Поднебесной в отношении мусульман Синьцзяна не способствует популярности Китая в регионе. Восприниматься будут, видимо, отдельные элементы китайской культуры, кухня, медицина, национальные виды спорта, которые не могут быть конвертированы в политическое влияние.
Сергей Рекеда, генеральный директор ИАЦ по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве при МГУ:
«В регионе сохраняется настороженное отношение к влиянию КНР»
Перехода Казахстана на четырехъязычие в ближайшее время вряд ли стоит ожидать, хотя присутствие Китая в Центральной Азии очевидно, и оно нарастает. Пока акцент в этом присутствии делается, прежде всего, на экономическом взаимодействии, а не на гуманитарном. Причем нельзя сказать, что усиление Китая здесь проходит беспроблемно. В регионе в целом и в Казахстане в частности сохраняется настороженное отношение к влиянию КНР при сохранении заинтересованности в совместных экономических проектах. В приватных беседах даже чиновники из стран ЦА признают необходимость сбалансировать китайское присутствие за счет укрепления экономического взаимодействия по другим направлениям.
Перспективы зависимости Казахстана от Китая ослабляет тот факт, что пока последний предлагает преимущественно экономическую стратегию взаимодействия и не формулирует комплексную систему ценностей и культурных приоритетов. В то же время нельзя сказать, что КНР полностью оставляет за скобками гуманитарное проникновение в страны-партнеры. Например, в Казахстане работают уже шесть институтов Конфуция. Заметна и целенаправленная работа в соцсетях по улучшению образа Китая в общественной среде.
Следует сказать, что рост китайского влияния очевиден, и он продолжится в ближайшее время, однако точка невозврата, пожалуй, еще не пройдена и баланс присутствия внешних игроков возможен. На это в том числе направлены и концепции Большой Евразии, и стремление государств Центральной Азии к наращиванию взаимодействия внутри своего региона.
Султанбек Султангалиев, политолог: «Китайцам нет никакой нужды навязывать нам свой язык и культуру»
В современном мире расширение ареала того или иного языка продиктовано, прежде всего, экономическими обстоятельствами. В связи с проникновением китайского капитала в нефтегазовый сектор Казахстана, реализацией проекта переноса 51 предприятия общей стоимостью свыше 27 миллиардов долларов из КНР на территорию нашей страны, ростом внешнеторгового оборота между двумя государствами китайский язык становится востребованным в казахстанском обществе. За период с 2005-го по 2017-й год КНР инвестировала в экономику Казахстана 14,7 миллиарда долларов. В 2016-м в РК было зарегистрировано 2500 предприятий с участием китайского капитала, по состоянию на 1 февраля 2017-го их количество выросло до 2783, причем 985 — сугубо китайские. Естественно, что казахстанским работникам данных компаний для продвижения по карьерной лестнице, для того, чтобы быть востребованными, необходимо знать китайский язык.
Немаловажную роль играет и образовательный фактор. Сейчас Китай является третьей страной в мире — после США и Великобритании — по количеству иностранных студентов. И это неудивительно: во-первых, получение качественного образования является билетом в жизнь для молодежи, а во-вторых, восточный сосед активно привлекает нашу молодежь через грантовую систему и через удешевление стоимости образования. КНР является второй после России страной, куда массово едут на обучение наши молодые граждане: за десять лет количество казахстанцев, получающих образование в китайских вузах, увеличилось в 14 раз. Например, в 2016 году обучение в КНР проходили 11764 казахстанца, большинство которых осваивали специальность «китайский язык и культура», а также «международная торговля», «менеджмент», «управление» и «финансы». Есть даже казахстанская студенческая организация КСАК – Kazakhstan Students Association in China.
Тем не менее, считаю, что на языковую ситуацию в нашей стране китайский фактор не будет оказывать существенного влияния — казахский и русский языки в силу естественных причин останутся доминирующими в Казахстане. А то, что наши граждане будут знать не два, а три или даже четыре языка, из которых три являются мировыми (английский, русский, китайский), — так это же замечательно. В долгосрочной перспективе применение русского языка вследствие демографических изменений, естественной убыли русскоязычного населения и набирающей обороты эмиграции значительно сузится. Лично я считаю это негативным моментом, но таковы наблюдаемые сегодня тенденции в языковой сфере, и они будут только усиливаться. Не приемля истерии в любых ее формах, хотел бы подчеркнуть, что китаизация региона нам не грозит, по крайней мере, до тех пор, пока сохраняется суверенная государственность Казахстана. Через одно поколение, то есть уже через 25 лет, казахский язык в стране станет доминирующим, а государство – мононациональным. О том, что ждет нас дальше, пусть рассуждают футурологи.
Китайцам нет никакой нужды навязывать нам свой язык и культуру, мы же не в древнем мире живем, когда культурный фактор был еще и дополнительным средством укрепления власти на завоеванных территориях. И никаких дополнительных территорий восточному соседу от нас не нужно – «китайский дракон» до сих пор не может «переварить» Синьцзян с Тибетом. Китай нуждается в наших природных ресурсах, в наших логистических транспортных коридорах, и это главная цель его экономической экспансии в западном направлении.
Адиль Каукенов, политолог, L.L.M., директор Центра китайских исследований China Center: «Опасаться проникновения китайского в Казахстан не стоит»
Внутри каждой страны можно найти некие факторы разделения, например, исторического характера. Но, с другой стороны, обратите внимание: Китай воспринимается нами как мощный и единый, и это является показателем того, насколько внутреннее региональное разделение может быть достаточно условным. Китайские провинции по факту – это бывшие царства, которые, кстати, об этом помнят.
Скажем, выступления Мао Цзэдуна молодежи было тяжело понимать. Потому что он говорил с сильным акцентом, а чаще всего на своем родном диалекте. И долгое время в Коммунистической партии Китая группировки базировались на землячестве, поскольку земляки разговаривают на одном языке, который другим непонятен.
А у кантонского диалекта, применяемого, в частности, в Гонконге, даже другая грамматика. Тем не менее, этот языковой регионализм не мешает стране ощущать себя единой. То есть в самом Китае существует множество языковых нюансов, поэтому опасаться проникновения китайского в Казахстан не стоит.
КАК США СТАНОВЯТСЯ СЫРЬЕВЫМ ПРИДАТКОМ КИТАЯ По мере публикации деталей торговой сделки США и КНР, триумф Трампа превращается в пиррову победу
Александр Запольскис
Как и следовало ожидать, на американо-китайских торговых переговорах никакого чуда не случилось. Просто в пиар-службе президента США решили изобразить очередную «перемогу», но Китай горячие головы решительно остудил. Никаких уступок на 200 млрд. долл. не было и нет. Дефицит торгового баланса США с КНР по прежнему составляет 375 млрд. Единственный достигнутый успех переговоров сводится к обоюдному пониманию нежелательности прямой торговой войны. На этом все.
Однако тут кроется весьма важный момент, как раз из категории — так кто же кого в итоге победил. И получается так, что лидером, правда только по очкам, оказался как раз Пекин. Вашингтон столкнулся с обширным негативом оборотной стороны заявленных им санкций. Выбивая из китайцев доллар, сами американцы в результате теряли два, что делало такую войну занятием достаточно глупым. Так что отказ от нее это явно победа спокойной позиции Китая, чем результат медийной атаки США. Впрочем, дело не в том, кто кого переупрямил, куда интереснее, о чем стороны продолжают договариваться и к чему эти договоренности могут или не могут привести.
Судя по всплывающим сейчас в американской прессе деталям, наши предположения о характере процесса оказались верны: Америка сумела убедить Поднебесную больше покупать, но была вынуждена для этого отменить ряд своих же ограничений.
К примеру, теперь Китай может купить в США до 50 млн. тонн сои, что на 20% больше ранее ему разрешенной квоты. Министерство торговли не позволяло брать больше потому, что на Китай и так приходилось свыше 30% ее сбыта за пределы США, что считалось угрозой для экономической безопасности. Теперь будет 36%, и это почему-то угрозой не считается. Сейчас важнее нарастить объемы и отжать долю рынка у ключевого конкурента — Бразилии. Однако тот факт, что биржевые цены на сою уже подскочили на 2,4% и продолжают расти, говорит, что дополнительных объемов ее производства в США нет. Речь идет преимущественно о перераспределении существующих квот. Значит, другим покупателям ее достанется меньше.
Аналогичная картина с хлопком, обеспечивающим Америке экспорт на 5,8 млрд. долл. в год. Попытавшись перекрыть китайцам доступ к внутреннему рынку хлопка-сырца, Вашингтон вдруг выяснил неприятное: КНР потреблял до трети производимых в США объемов, немногим меньше, чем главные покупатель — Вьетнам. А больше в мире покупателей такого масштаба просто нет. Можно ли считать победой Трампа его согласие отменить заявленное эмбарго и сохранить за Китаем квоты 2017 года в объеме 894 тыс. тонн — вопрос неоднозначный. Скорее нет, чем да. Причем китайцы за это заплатили всего лишь согласием остановить в ВТО расследование против незаконных американских субсидий на производство сорго, которого Китай закупает на 1 млрд. долл.
Считается американской победой и согласие КНР расширить закупки американского этанола, используемого в качестве топлива. В 2017 году Пекин забирал 86% общего объема его американского экспорта. Судя по открытым источникам теперь станет забирать около 95-98%. Это значит, что остальным его импортерам продавать станет нечего, следовательно, с ними проблема дефицита торгового баланса усложнится. В то же время, если сельхозпроизводители попытаются воспользоваться конъюнктурой и нарастить производство, то сделать это они могут лишь за счет снижения объемов выращивания кукурузы, для продовольственной корзины Америки имеющей чрезвычайно важное значение.
Как мы и предполагали, сумел Трамп продать китайцам и дополнительные объемы энергоносителей. В первую очередь СПГ. Точнее – продать воздух, так как Китай согласился к 2030 году выйти на приобретение в США сжиженного газа на 82 млн. тонн в год, в то время как собственные американские планы по наращиванию мощностей для сжижения к этому периоду обещают всего 42,5 млн. тонн. К тому же абсолютное большинство анонсированных заводов по производству СПГ запланированы к постройке на атлантическом побережье, в то время как китайцам они будут нужны на тихоокеанском. Так что «выигранные» тут примерно 20 млрд. долл. в год «сокращения дисбаланса», по сути, являются лишь ожиданиями, которые имеют все шансы не сбыться.
В то время как китайцы этот «воздух» уже начали превращать в деньги. Во всяком случае, China Petrochemical Corp. получила разрешение построить СПГ на Аляске, а китайский Gas Holdings Ltd. — право на приобретение 3 млн. тонн СПГ в год на заводе Delfin в Мексиканском заливе. Это значит, что вопрос по поставкам СПГ в Европу закрывается окончательно. Все американские мощности переключаются только на Китай. То же самое касается всего нефтегазового экспорта США. Пекин «расширит» закупки как сырой нефти, так и попутного газа, становясь по нефти вторым, а по попутному газу крупнейшим партнером Америки.
Таким образом, у Трампа сократить дисбаланс с Пекином на примерно 100 млрд. долл. в год, скорее всего, получится, но победа начинает выглядеть пирровой. Потому что она носит исключительно сиюминутный и лишь перераспределительный харакер. Ни по одному из направлений США не располагают потенциалом по существенному наращиванию объемов производства. Даже с СПГ пришлось пустить в Америку китайский капитал.
Так что сэкономив на 100 млрд. с Китаем, Трамп примерно на такую же сумму увеличил дефицит с другими партнерами. С той лишь разницей, что их число больше, а потому негатив станет заметен меньше. Но, по сути, для общего состояния США результат особого значения иметь не будет. У Трампа не вышло заставить Китай больше покупать американских самолетов, станков или любого другого высокотехнологичного оборудования с высокой прибавочной стоимостью. Выходит так, что кроме сырья и топлива Вашингтону вообще оказалось Пекину нечего предложить.
И вправду беспрецедентная ситуация: располагая даже после распада СССР весьма крупными ресурсами редкоземельного и смежного сырья, страна его закупает. Удаленность месторождений и трудности их освоения – слабое оправдание. В советский период условия были такими же, а техническое оснащение хуже.
Да, нынешняя внутри- и внешнеэкономическая обстановка осложняет инвестиции в этот сектор, бессрочно важный для ОПК, двойных технологий и в целом для обороноспособности страны. Но в Иране, КНР, ЮАР в разные санкционные периоды ситуация была не лучше. А там эта отрасль оставалась вне бюджетных секвестров и пересмотра профильных инвестпроектов. Даже обложенная уже которое десятилетие санкциями КНДР обеспечивает северокорейский ВПК собственными редкоземами и смежным сырьем минимум на 70 процентов. Причем Пхеньян их еще и экспортирует.
» Вся геологическая документация по Южной Осетии и Абхазии в начале 90-х была уничтожена грузинскими властями или частично вывезена »
С учетом нынешней геополитической ситуации, а она едва ли улучшится для России в ближайшей и среднесрочной перспективе, требуется реальное огосударствление редкоземельной производственно-сырьевой базы. Федеральные вроде бы программы в этой сфере де-факто являются неким реестром целевых задач, часто без четкого определения объемов финансирования и его источников (подробнее http://sudact.ru/law/rasporiazhenie-pravitelstva-rf-ot-29082013-n-1535-r…). Весьма существенный резерв отрасли – сырьевая база ближнего зарубежья. В других странах экс-СССР она почти полностью заброшена, хотя в советский период ее доля в сырьевом обеспечении народного хозяйства, по имеющимся оценкам – советским и зарубежным, была не ниже 30 процентов. В большинстве союзных республик были и предприятия по комплексной переработке редкоземов, работавшие в тесной кооперации со смежниками в РСФСР. Почему бы не восстановить такие взаимосвязи в ЕАЭС? Профильные компании из стран НАТО вряд ли станут ждать, пока мы чухнемся.
Для наших отношений с Абхазией и Южной Осетией это еще более актуально. Югоосетинские железо-бор, кобальто-самарий, ниобий, церий использовались в советском ВПК, хотя власти Грузинской ССР прямо или косвенно препятствовали этому, опасаясь, что такие связи приведут к объединению ЮОАО с Северной Осетией. По данным Цхинвальского НИИ и Росгеолфонда, почти вся профильная документация по Южной Осетии (и Абхазии) в начале 90-х была уничтожена грузинскими властями или частично вывезена. Утраченные материалы нужно восстанавливать и параллельно обновлять. А заодно выяснить, не перекочевала ли та документация уже в натовские анналы?
Первейшая задача сегодня – уточнение всех категорий югоосетинских и абхазских запасов данного (и другого стратегического) сырья и вариантов их промышленного освоения. Эта работа начата: по данным правительственной газеты «Южная Осетия» (22 марта сего года), руководством Всероссийского института минерального сырья (ВИМС) в середине марта было объявлено, что он в течение года разработает для Южной Осетии Комплексную программу геологического изучения и развития минерально-сырьевой базы республики. Работа будет проходить на безвозмездной основе по межправительственному соглашению «О сотрудничестве в области геологического изучения и освоения недр» (2011). Правда, с 2011-го уже прошло семь лет, но лучше поздно, чем никогда…
Другой резерв – сотрудничество с развивающимися странами в освоении их ресурсной базы. В советский период оно охватывало, напомним, и проекты разработки крупных местных запасов стратегического сырья («Назад в джунгли»). В последние годы инвестиционно-технологическое взаимодействие с этими странами на межгосударственном и бизнес-уровне активно развивается, его вполне можно бы углубить и в редкоземельном сегменте. Как это успешно практикует КНР аж со второй половины 60-х.
В этой связи полезно знать, что Франция издавна получает редкоземы и многие другие виды сырья для своей «оборонки» (до 70% общего потребления) из стран – участниц экономических союзов Центральной и Западной Африки, а точнее, из экс-колоний, имеющих с метрополией обоюдный режим максимального благоприятствования с 1959–1961 годов. Там же, кстати, сохраняются военные базы и валюта – аналог бывшего французского франка, стабильность которой Париж поддерживает через национальное казначейство.
Гамбург, Германия — Заявление о том, что мы вступили в новую холодную войну — это одновременно преуменьшение и категориальная ошибка. Суть противостояния между коммунистическим Востоком и капиталистическим Западом в 20 веке заключалась — если не принимать во внимание идеологию — в попытках двух сверхдержав сдержать друг друга. Тот глобальный конфликт, который мы переживаем сегодня, является гораздо менее статичным.
Сегодня мы наблюдаем новую Большую игру, то есть столкновение крупных держав, которые пытаются уменьшить сферы влияния друг друга. В отличие от Большой игры между Британской и Российской империями в 19 веке, кульминацией которой стала борьба за господство в Афганистане, сегодняшняя Большая игра носит глобальный характер, является более сложной и гораздо более опасной.
Давайте назовем ее «игрой трех». В ней участвуют три основных игрока — Россия, Китай и Запад — которые соперничают друг с другом в трех смыслах, а именно в географическом, интеллектуальном и экономическом. Есть три места, где сталкиваются их претензии на влияние: Сирия, Украина и Тихий океан. Большинство важных конфликтов нашего времени можно рассматривать как проявление различных комбинаций этих трех сетов.
В последнее время правительства и простые граждане от Каира до Копенгагена стали скептически относиться — хотя и в разной степени — к идее о том, что либеральная демократия и послевоенный интернационализм были или станут для них правильным выбором. Для всех сомневающихся Китай и Россия готовы послужить альтернативными моделями и защитниками, способными предложить новые модели двухсторонних и многосторонних альянсов. Вы не хотите руководствоваться международным правом, принципом европейской интеграции и схемами борьбы с коррупцией? Тогда следуйте за нами!
К примеру, что покажется египетскому правительству более привлекательным вариантом в случае еще одного массового восстания в стране — союз с Европой, которая слишком настойчиво требует уважать права человека, или союз с Россией, которая уже показала, что она готова закрывать глаза на факт репрессий — даже если ее союзник применяет химическое оружие против собственного народа?
В то время как Россия предлагает в качестве варианта военную жестокость, Китай придерживается меркантильного подхода. В отличие от Запада Китай не позволяет правам человека и диктатуре закона вставать на пути инвестиций. В конце 2017 года Пекин увеличил объем своих инвестиций на Украине, назвав это важным элементом своего нового Шелкового пути в Европу. Правительство в пропитанном коррупцией Киеве с радостью объявило о том, что 2019 год станет годом Китая на Украине.
Или возьмем Балканы. Поставьте себя на место премьер-министра какого-нибудь балканского государства: вы можете вечно ждать, когда Евросоюз сделает вас членом своего клуба, выполняя все строгие требования и воплощая в жизнь все 80 тысяч страниц необходимых законов. Или же вы можете обратиться к китайским инвесторам, которые не будут требовать от вас ничего подобного. В 2016 году президент Китая Си Цзиньпин отправился с государственным визитом в Сербию, где провел три дня. За год до него Ангела Меркель провела в Сербии всего несколько часов.
С тех пор контролируемые государством китайские компании купили крупнейший в Сербии сталелитейный завод, международный аэропорт Тирана в Албании и крупную угольную электростанцию в Румынии, а также взяли в аренду часть бухты в греческом городе Пирей.
Хотя Китай, по всей видимости, не разделяет агрессивную антизападную точку зрения России, Пекин и Москва преследуют единую стратегическую цель: они хотят добиться уменьшения влияния Запада в мире. Китай выделяет средства на то, чтобы укреплять новые альянсы, а Россия «выделяет политический яд», чтобы ослабить старые. Идеальная пара.
Сегодня, как и в период Большой игры 19 века, Кремль обладает преимуществом, которое заключается в отсутствии необходимости волноваться по поводу публичной критики внутри России, пока он продвигает свою нелиберальную программу за ее пределами. Напротив, пока применение военной силы, как правило, дестабилизирует западные правительства, оно лишь укрепляет режим президента России Владимира Путина.
Если хотите, российский народ откровенно гордится зверствами своих прежних лидеров и тех, кто управляет ей сейчас. Как показали результаты опроса, проведенного независимым «Левада-центром» в 2017 году, 38% россиян считают массового убийцу Иосифа Сталина «самым выдающимся деятелем» в мировой истории. Второе место после Сталина занимает Путин с результатом в 34%.
Здесь на первый план выходит интеллектуальное измерение Большой игры: социальная самокритичность, чуждая большей части российского общества, является определяющей чертой многих западных стран. Публично выражаемые и обсуждаемые трения между государством и народом, а также между различными группами в обществе — это то, что заставляет работать либеральное общество.
Однако сила скептицизма может оказаться слабым местом, если ее используют те, кто стремится уничтожить само понятие истины. В качестве интеллектуальной силы Россия для Европы является примерно тем же, чем был Мефистофель для Фауста: «Я дух, всегда привыкший отрицать!».
Перефразируя слова Гете, который написал самую известную версию этой истории, все, что Запад создал, должно прийти упадок.
Именно поэтому российская дезинформация и ее гротескное искажение фактов являются настолько эффективными. Г-н Путин знает, что европейцы не доверяют своим правительствам в вопросах войны и мира, особенно после того как западный альянс использовал искаженные данные, чтобы оправдать военную кампанию в Ираке. Яд, примененный против бывшего российского агента Сергея Скрипаля и его дочери Юлии, а также химическое оружие, сброшенное на головы сирийских детей, убивают и людей, и доверие к избранным чиновникам в Лондоне, Париже и Берлине.
Нет никаких сомнений в том, что международное сообщество временами нарушало свои собственные стандарты, проводя сомнительные или даже откровенно противозаконные операции в Косово, Ираке и Сирии. Россия и Китай поступают иначе: они используют свои полномочия в Совбезе ООН, чтобы блокировать попытки обиться справедливости и ослабить Запад.
Кто одержит победу в этой долгой игре? Пока еще слишком рано говорить о том, готов ли Запад выступить единым фронтом против этой угрозы. Однако хорошие новости заключаются в том, что Россия и Китай вполне могут проиграть в новой Большой игре. Для участия в ней требуется много средств, а захват влияния в отсутствие более широкого видения глобального порядка, как правило, завершается неудачей, потому что жизни и ресурсы, потраченные за рубежом, не могут обеспечить мир и прогресс внутри страны.
Немецкий поэт Теодор Фонтане описал ту катастрофу, которая положила конец попыткам британской армии отвоевать у России право господства в Гиндукуше в 1842 году: «В поход ушли 13 тысяч, и лишь один вернулся домой из Афганистана». Так или иначе, подобное вполне может скоро произойти с Россией и Китаем.
