Иран для России и ее народа до сих пор в значительной степени представляется «черным ящиком» с неясными очертаниями. «Конечно, эта ситуация порождает свои опасения, у которых есть причины. Прежде всего, они основываются на том, что наше сотрудничество (Ирана и России — прим. пер.) все последние годы сосредотачивалось на Сирии и ее проблематике. Темой дня всегда была Сирия, и суть этого вполне понятна. Сотрудничество Ирана и России формировалось как сотрудничество не «для чего-то», а «против чего-то». Специфика военно-политической ситуации в Сирии заключается в том, что на первый план выходили вызовы и угрозы. Вызовам и угрозам противостоят, вот нам и приходилось сообща противостоять им». По данной проблеме Институт по изучению Ирана и Евразии (IRAS) взял интервью у Григория Лукьянова, преподавателя Высшей школы экономики и эксперта Российского Совета по международным делам (РСМД).
IRAS: Какие качественные изменения принес Дональд Трамп в политику США по сравнению с предыдущей администрацией?
Григорий Лукьянов: Как это часто бывает с приходом новой администрации, политика Вашингтона переживает определённый этап утряски, когда новая команда только «срабатывается» и определяется с тем, как соотнести то, что она хочет, с тем, что она может.
В случае с Дональдом Трампом мы не видим исключения. Его команда притирается очень тяжело, вплоть до того, что нам сейчас довольно сложно понять, как происходит процесс принятия и согласования даже наиболее важных решений.
Спустя полгода с момента инаугурации Трампа создается впечатление, что в нынешних условиях его генеральная линия внешней политики на Ближнем Востоке заключается в стремлении выполнить ключевое из предвыборных обещаний — развернуть все силы американской военной и дипломатической машины на Ближнем Востоке на борьбу с «Исламским государством» (запрещена в РФ — прим ред.), одинаково опасной как для стран Европы и Азии, так и для Америки и ее ближайших союзников (Великобритании, Австралии, Канады и Новой Зеландии).
Это требует некоторой корректировки политики США, но при этом не отказа от ее генеральной линии, направленной на сокращение ответственности и присутствия самих Соединённых Штатов в регионе при сохранении определённых механизмов контроля за ситуацией с минимальными затратами ресурсов. Движение в этом направлении было начато ещё при Бараке Обаме.
Определёнными шагами в процессе реализации данных устремлений стало восстановление отношений с традиционными партнёрами США в регионе. В первую очередь это Саудовская Аравия и Израиль. До голосования на референдуме в Турции можно было ожидать также сближения с Анкарой. Это позволило бы говорить о восстановлении триады союзников, на которых США может опереться и делегировать решение части региональных проблем. Турция — это один из опорных элементов этой триады.
Тем не менее траектория развития режима Реджепа Тайипа Эрдогана, а также неспособность Трампа в нынешних условиях пойти на те требования, которые выставляет Анкара, не позволяют сегодня Турции и Соединённым Штатам сблизиться.
Поэтому сегодня мы наблюдаем улучшение отношений Вашингтона с Израилем и Саудовской Аравией, которое в первую очередь направлено на создание новой архитектуры безопасности на Ближнем Востоке с учётом стремления США сократить свои «расходы» на этот регион. При этом ставится задача по созданию такого дизайна устройства региона, который будет в максимальной степени удовлетворять интересам США, во вторую очередь — интересам стран региона, которые сотрудничают с Америкой, и уже потом сопредельных центров, таких как Европейский Союз.
На этом фоне США беспрецедентно сократили свое участие в разрешении других локальных конфликтов. На этом фоне сирийское направление может показаться исключением. Здесь США действуют активно, и мы понимаем, что предвыборная цель победы над ИГИЛ доминирует над стратегическими соображениями. Если на других направлениях США готовы делегировать полномочия Саудовской Аравии и возводимым под её эгидой реальным или полуживым интеграционным объединениям, то в Сирии приходится все решать самим. Причем опорой США здесь становятся не арабские политические силы, а курдские. Это направление вносит определённую турбулентность в, казалось бы, слаженную систему, и заставляет американцев самостоятельно ввязываться в открытое противостояние.
Сегодня мы видим, что битва с ИГИЛ затянулась и блицкриг не получается. Не удалось взять Мосул быстро, с наскока. То же самое — с Раккой. Однако пока Трамп не сможет доказать, что он одержал громкую победу над ИГИЛ, это состояние будет сохраняться.
Итак получается, что пока Трамп не победит ИГИЛ, он не уйдёт. А что в этом случае можно будет назвать победой? Неужели полное уничтожение ИГИЛ?
— Победа надо ИГИЛ должна быть громкой, заметной, с максимальной презентацией роли США в её достижении. Это должна быть военная победа, потому как она решает для Трампа целый ряд внутренних проблем.
Одной из групп, голосовавших за Трампа, были военные. Не генералы, а солдаты, которым хотелось завершения войны. Но при этом они должны вернуться победителями. Победа, которая нужна Трампу, будет заключаться в захвате у противника крупнейших городов и недопущении сохранения военного контроля «Исламского государства» над территорией Ирака и Сирии. Если ИГИЛ будет загнана в подполье, как это было сделано с «Талибаном» в 2002-2003 годах, то это устроит Трампа.
То есть, если взят только Мосул, а Ракка остается у «Исламского государства», то это победой назвать нельзя?
— Это не победа, потому что ИГИЛ будет сохранять за собой то, что его отличает от «Аль-Каиды» (запрещена в РФ — прим ред.) — это территория, это плацдарм, это земля халифата, которую они завоевали и которая привлекает к ним сторонников со всего мира. Как только они лишатся этой земли, их лозунги утратят фундамент и организация перестанет быть «особенной». В этом случае мы можем ожидать, что сторонники ИГИЛ по всему миру просто растворятся в многочисленных живучих структурах «Аль-Каиды» и других организациях, обладающих той или иной степенью легитимности на местах.
Какое место занимает Иран в новой политики США на Ближнем Востоке?
— Это достаточно сложный вопрос. Можем говорить только о том, какую он играет роль в краткосрочной и среднесрочной перспективе.
В нынешних условиях, когда Трамп делает ставку на Израиль и Саудовскую Аравию, благодаря их ресурсам, возможностям и способностям влиять на ситуацию в регион, он является также и пленником интересов своих союзников. Ни Израиль, ни Саудовская Аравия не могут и не хотят создавать новую архитектуру безопасности с сохранением Ирана в том виде, в котором он существует сегодня. Речь идёт об Иране с его нынешней политической системой и ее идеологическим наполнением. И Израиль, и Саудовская Аравия не видят своей региональной политики без противодействия иранской угрозе. Таким образом, чтобы интересы самого Трампа были соблюдены, он вынужден кардинально изменить политику США по отношению к Ирану.
Но это не отрицает того факта, что сегодня США потенциально могут в любой момент отказаться от такого подхода и от антииранской риторики.
В нынешних условиях мы наблюдаем, как США на определённом этапе поддержали антииранскую политику и риторику, а также предприняли ряд действий, которые демонстрируют их солидарность с оппонентами Ирана. И сделано это в первую очередь не против Ирана, а чтобы завоевать региональную поддержку Саудовской Аравии и Израиля. В нынешних условиях мы наблюдаем, как в Ираке продолжается тактическое взаимодействие между советниками США и проиранскими формированиями местной шиитской милиции по решению совместных задач в борьбе с «Исламским государством». Любопытная ситуация в Афганистане, где сейчас США также в непростом положении, когда созданный ими режим находится на грани краха. Тем не менее Иран не дестабилизирует ситуацию, а, наоборот, стабилизирует её, обеспечивая определённую устраивающую его безопасность на приграничных территориях. То есть то, что происходит на уровне большой региональной политики, не всегда распространяется на ту область, когда решаются конкретные проблемы на низовом уровне.
Пока, как Вы сказали, ключевая цель Трампа — это «Исламское государство», и он концентрируется на ней. В этом случае недавнее заявление Рекса Тиллерсона о том, что США будут проводить политику по мирной смене режима в Иране, можно воспринимать как пустые угрозы? Ни к каким реальным шагам это не приведёт?
— Да, это скорее риторика, которую хотят услышать от США в Эр-Рияде и Тель-Авиве. Саудовская Аравия за это платит настоящими деньгами, а Израиль за это предоставляет определённую лояльность интересам США в регионе, а также не мешает Трампу внутри США, где проживает еврейское лобби, связанное с Израилем. Таким образом, Трамп тратит куда меньше, а получает достаточно много.
Сохранение единого государства не может обеспечить мира в стране
