Рубрика: Ближнем Востоке

В последние годы ирано-азербайджанские отношения переживают не лучшие времена. Пиком их обострения стал отказ президента Азербайджана И. Алиева принять участие в саммите стран Движения неприсоединения в конце августа 2012 г., который проходил в столице Ирана. Постепенно руководители обоих государств стали предпринимать меры по внесению разрядки в двусторонние связи. Так по прямому указанию верховного аятоллы Хаменеи были освобождены два азербайджанских поэта, которые в течение нескольких месяцев удерживались в иранской тюрьме.

СМИ обоих государств значительно сбавили оборот антииранских и, соответственно, антиазербайджанских публикаций. Известно также, что Высший совет национальной безопасности Ирана (ВСНБ) запретил телеканалу Sahar-2 подготовку и показ политических передач, направленных против Азербайджана. По оценкам наблюдателей, у азербайджанской общественности и руководства страны сложилось впечатление, что канал Sahar-2 якобы способствует не много ни мало «осуществлению переворота в Азербайджане». Для дезавуирования подобных подозрений в отношении соседней страны Высший совет национальной безопасности принял решение о том, чтобы канал, касаясь ирано-азербайджанских отношений «транслировал передачи только общественно-культурного содержания». Помимо этого ВСНБ запретил каналу брать интервью у лиц, которые своими высказываниями могут нанести «ущерб ирано-азербайджанским контактам».

Вместе с тем, подчеркнутая дружелюбность официальных лиц сохранила существенные раздражители: без изменения остался умеренно прозападный курс правительства Азербайджана. Мало что поменялось в положении Ирана, на который группа государств во главе с США усиливает давление путем экономических санкций, пытаясь, в том числе, устранить режим Башара Асада – единственного союзника Тегерана на Ближнем Востоке.

Нельзя отнести к дружественным и действия Баку, где 30 марта 2013 года прошла международная конференция «Будущее современного южного Азербайджана». В Тегеране эта антииранская конференция была однозначно расценена как «вмешательство во внутренние дела Ирана». Член парламента Ирана, глава парламентского общества дружбы Ирана и Азербайджана Мехди Санаи охарактеризовал этот демарш Баку как «неприемлемый». По убеждению М. Санаи, группировки, стремящиеся создать напряженность в ирано-азербайджанских отношениях, пытаются действовать на двух направлениях.

В международных отношениях главными противниками установления дружественного взаимодействия между двумя странами являются США и Израиль. Они культивируют в общественном сознании Азербайджана представление об угрозе, якобы исходящей от Ирана, и под вымышленными предлогами создают атмосферу иранофобии в регионе. Имеются сведения, как сообщают информированные источники, что из Азербайджана стараются сделать опорный пункт врагов исламской республики, в частности, членов организации «Моджахеды иранского народа», объявленных официальным Тегераном террористами. Появляются и сведения о том, что на территории Азербайджана размещются военные базы, представляющие потенциальную угрозу Ирану.

А как расценивать сведения, опубликованные в марте с.г. в «Foreign Policy» военным экспертом Марком Перри о «предоставлении азербайджанских военных аэродромов израильским ВВС для нападения на Иран»? Азербайджану тогда пришлось опровергать эту информацию на всех уровнях. Президент этой страны И. Алиев заявил в частности, что возможная военная операция НАТО или США против Ирана стала бы «катастрофой для Азербайджана».

Известно, что западная инфраструктура в регионе, в том числе в Азербайджане, находящаяся в зоне досягаемости иранских ракет, может стать целью для ответных ударов Ирана, в случае, если он подвергнется нападению. Можно предположить, что не в интересах Азербайджана вовлекаться в антииранскую коалицию, и уж тем более предоставлять Израилю военные аэродромы для бомбежек Ирана. Но опыт некоторых государств в регионе показывает, что Запад и США не очень-то стремятся получать какие-либо разрешения у властей на бомбежки государств современными беспилотниками. Пакистан, Афганистан – яркое тому подтверждение, причем, как известно, в результате этих бомбардировок погибли тысячи невинных гражданских лиц, в том числе женщины и дети.

В свете сказанного возникает немало вопросов. Если Азербайджан желает жить в мире и согласии с соседями, то зачем этой стране такая мощная армия, которая продолжает постоянно оснащаться американским, а по некоторым сведениям и израильским оружием. Разве Иран угрожает Азербайджану? Получается скорее наоборот – Азербайджан «дружит» с Израилем и США против Ирана. Неужели непропорционально укрепляемая азербайджанская армия направлена против Армении для решения карабахского кризиса? Но Баку постоянно заверяет мировую общественность, и Россию в том числе, что стремится урегулировать эту проблему в ходе переговорного процесса, а не через дула орудий. «Мы выступаем за поддержание сотрудничества между всеми государствами в интересах мира и созидания. Но для этого нужно весьма осторожно, как представляется, проводить внешнеполитический курс, который бы не вызывал подозрения, тем более у соседей».

Россия твердо стоит на том, чтобы региональные проблемы, особенно в конфликтных ситуациях и проблемных государствах, решались исключительно дипломатическим путем.

Сергей Александрович Пивин — эксперт по проблемам Ближнего и Среднего Востока, специально для Интернет-журнала «Новое восточное обозрение».

21.06.2013

Гюльнара Инандж,

директор Международного онлайн информационно-аналитического центра «Этноглобус»

Первый визит  министра иностранных дел Азербайджана в Израиль и Палестины совершенный во второй половине апреля можно расценить как определение стратегических планов сторон, объединяющих в себе региональные масштабы .

Первым Э.Мамедярова в Израиле встретил председатель комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне, лидер партии Наш Дом Израиль Авигдор Либерман. Именно этот политик лоббирует тесное сотрудничество и стратегическое партнерство с Азербайджаном. Предыдущие попытки армянского лобби добиться обсуждения в Кнессете «армянского геноцида» были провалены. В прошлом году после очередной подобной попытки президент Израиля Шимон Перес и А.Либерман находясь на посту  главы МИД, открыто заявили, что по причине стратегического партнерства с Азербайджаном вопрос «армянского геноцида» не будет обсужден в Кнессете.

Знаменательно, что  24 марта – в день памяти «армянского геноцида» Э.Мамедярова в Тель-Авиве. В эти дни армянские СМИ распространили информацию об обсуждении «армянского геноцида» в Кнессете, но тема дальше не был развернута.

Безусловно, Азербайджану было очень важно еще раз получить заверение о том, что признание «армянского геноцида» не будет обсужден в Кнессете. Заметим, что израильское общество и еврейское лобби в основном поддерживают или относится нейтрально к «армянскому геноциду» и считает, что этот факт имел место в истории. По их мнению, Израилю следовало бы признать его, так как евреи сами пережили не одно гонение и геноцид. Азербайджанская сторона вела переговоры как с еврейским лобби, также с Тель-Авивом.

Не случайно, что сразу после визита в Израиль в Баку заявил, что Азербайджан готов к большому договору по разрешению нагорно-карабахского конфликта.(1) Безусловно, Израиль не может что-то обещать или разрешить в урегулировании конфликта, но Тель-Авив может добиться расширенной поддержки еврейского лобби в этом вопросе. Азербайджану необходимо добиться первого уровня поэтапного разрешения конфликта —  освобождения оккупированных вдоль Нагорного Карабаха азербайджанских территорий. Похожая ситуация создавалась примерно 5 лет назад.

Тем временем, заметим, что в марте Еврейские общины США провели политическую конференцию «Взаимоотношения Израиля с государствами Южного Кавказа».  Мы не случайно обратили внимание на то, что первая встреча Э.Мамедярова в Тель-Авиве был А.Либерман. Именно он и президент  Ш.Перес особое внимание уделяют развитию отношений со странами Южного Кавказа, особенно Азербайджаном, как ведущего государства региона. (2) С этой целью в МИД Израиля был создан специальный вектор по работе со странами  Южного Кавказа.

После встречи с А.Либерманом Э.Мамедяров отбыл в Рамаллу, где на переговорах представителю официального Баку также нужно было получить официальную и гласную поддержку Палестины в поддержке нашей политики в вопросе «армянского геноцида». Вторая политическая цель Баку – возведение нагорно-карабахского конфликта на уровень проблемы Гудса.

Азербайджан поддерживает независимость  Палестины и раздел Иерусалима, а в ответ этой поддержки официальный Баку добивается вышесказанных двух вопросов имеющих весьма важное значение для Азербайджана. Донор конференция в поддержку палестинского народа, проведение которого планируется на июнь этого года в Баку, можно считать результатом переговоров в Рамалле.

Палестина пользуется авторитетом и находится в эпицентре внимания исламского мира. Азербайджан в свою очередь превратился в экономически и политическую сильную страны не только в регионе. На что указал министр иностранных дел Палестинской Автономии Рид аль Малики в ходе встречи с азербайджанской коллегой, отметив, что Азербайджан пользуется авторитетом в ведущих международных организациях. (3)

Поэтому поддержка Рамаллах, того или иного вопроса вовлечет за собой внимания исламского и мирового сообщества. Тем самым Азербайджану удастся добиться целенаправленной политики в поддержке азербайджанской позиции в армяно-азербайджанском конфликте в исламском мире.

Здесь уместно  напомнить заявление, сделанное министром иностранных дел Саудовской Аравии принцем Халедом Бен Саудом Бен Халедем о том, что на данном этапе для разрешения нагорно-карабахского конфликта необходимо усилить давление международной общественности на Армению. (4)

Второе заявление по поводу конфликта прозвучало из уст влиятельного исламского лидера Ирана Али Хамнеи: «Карабах мусульманская земля… принадлежность этих земель к Исламу будет поддержана на высоком уровне».

Оба заявления можно расценить как результат вышеназванной политики Баку.

Конечно же, следует обратить внимание на то, что исторический визит состоялся после турецко-израильского примирения. Интересно, что один из самых ярых противников примирения с Турцией А.Либерман нехотя согласился. Израильские СМИ писали о том, что якобы о плане примирения с Анкарой председатель НДИ не был информирован.

А.Либерману пришлось «закрыть глаза» и постелить красную дорожку для визита Э.Мамедярова. Израилю, лишившемуся  после начала «арабской весны»  своих некоторых партнеров в арабском мире  необходимо вернуть стратегические отношения с Турцией в прежнее русло. Вновь оживляется ось Азербайджан-Турция-Израиль, которая на фоне арабских событий  приобретает еще больше значения, нежели ранее. Это позволит укрепить позицию каждой страны как на Ближнем Востоке, также на Южном Кавказе.

Стратегическое значимость Азербайджану придает, также его соседство с Ираном, что было озвучено из уст президента Израиля Ш.Переса. Это не означает предоставление плацдарма для военных операций против Ирана. Официальный Баку неоднократно заявлял, что сотрудничество с Израилем , в том числе военное не направлено против Ирана. Заметим, что визиты президента Ш.Переса и в прошлом году тогдашнего министра иностранных дел А.Либермана в Баку, также визит Э.Мамедярова в Тель-Авив происходили на фоне роста напряжения между Азербайджаном и Ираном.

Азербайджанское общество раздражительно и щепетильно относится к давлениям и угрозам со стороны Ирана. В подобном случае, сотрудничество с Израилем и Турцией кроме всех своих миссий, также должна придерживать Тегеран от агрессивных действий против Азербайджана.

Источники:

1.        http://m.amerikaninsesi.org/a/1649480.html

2.        http://izrus.co.il/dvuhstoronka/article/2012-02-28/17144.html#ixzz2QngVkiJZ

3.        www.vesti.az

4.        http://www.rosbalt.ru/exussr/2012/06/15/993121.html

AZERBAIJAN IN THE WORLD

ADA Biweekly Newsletter

Vol. 6, No. 9-10

May 15, 2013

События, разворачивающиеся на Голанских высотах, в зоне разъединения между Сирией и Израилем, на первый взгляд непросто объяснить.

Первый вопрос: почему террористические группировки сирийской оппозиции пытаются захватить позиции на Голанах, да еще крадут миротворцев ООН? Какой резон это делать, если это не имеет прямого влияния на ход вооруженного конфликта внутри страны?

Ведь совершенно понятно, например, почему шли бои за контроль над приграничным городком Аль-Ксейр. Здесь проходят транзитные пути из Ливана в Сирию, по которым осуществлялась помощь мятежникам. А пути через Голанские высоты из Израиля в Сирию заблокированы с 1974 года, и там работал только один КПП, через который мало кто передвигался.

Но еще в начале кризиса группы вооруженной оппозиции проникли в демилитаризованную зону длиной примерно в 25 километров на юге Голанских высот, подконтрольную миротворцам ООН, и сделали ее своим убежищем. В первое время боевики ограничивались провокационными обстрелами миротворцев, и обстановка на Голанах не считалась критической на фоне жестоких схваток в других районах Сирии. Активизация террористов в буферной зоне началась с весны сего года, когда мятежники понесли ряд серьезных поражений в других районах Сирии. Когда же правительственные войска заблокировали Аль-Ксейр, перерезав один из важнейших транзитных маршрутов, начались захваты заложников среди персонала ООН. В марте и мае 2013 года «Бригада мучеников Ярмука» брала в заложники группы филиппинцев, привлекая к себе внимание мировой общественности. Кроме того, начались ожесточенные атаки на сирийских пограничников, одна из которых даже позволила на короткое время взять под контроль единственный на Голанах КПП. Ситуация вокруг миротворцев настолько ухудшилась, что в конце мая правительство Австрии объявило о начале подготовки к выводу своих 377 военнослужащих с Голанских высот, объяснив это решение «неприемлемой» угрозой для жизни солдат, оказавшихся в зоне боев между сирийскими правительственными силами и отрядами оппозиции. Кроме того, об аналогичных мерах объявили Япония и Хорватия.

И хотя сирийские войска совместно с «Хезболлой» в целом восстановили контроль над районом, банды рассредоточились вдоль границы и, по всей видимости, готовятся навязать здесь изнурительную борьбу.

События на Голанах дали в руки сирийской стороны основания говорить о том, что Катар и Израиль сотрудничают с мятежниками. Это направление в сирийском конфликте начинает обрастать и детективными подробностями.

Перед принятием в Генассамблее ООН инициированной Дохой очередной резолюции по Сирии постоянный представитель САР Джафари заявил, что у него в распоряжении есть электронное письмо, в котором подтверждается, что спецслужбы Катара были вовлечены в похищения миротворцев на Голанах вооруженными боевиками. «Некто из Дохи в Катаре использовал катарский телефонный номер для связи с похитителями персонала ООН и инструктировал их, как себя вести, куда идти, что говорить и что делать в отношении похищенных. Это было подтверждено официальным электронным письмом сотрудника ООН в Дамаске в штаб-квартиру ООН», – сказал постпред РИА Новости. Это электронное послание, добавил Джафари, «было распространено на самом высоком уровне в ООН, начиная с генерального секретаря».

«К сожалению, после того, как я поднял этот очень тревожный и серьезный вопрос в своем заявлении, не было никакой реакции ни со стороны генерального секретаря, ни от его официального представителя», – сказал Джафари. Кроме того, постпред сообщил, что разговаривал на эту тему с заместителем генсека ООН по миротворческим операциям Эрве Ладсусом. «Он сказал, что не в курсе, но обещал провести расследование. А ничего до сих пор нет», – отметил сирийский дипломат.

«Катарская разведка полностью вовлечена в манипуляции с похищением персонала UNDOF на Голанах», – убежден постпред Сирии при ООН. По его словам, тому может быть множество причин.

«Во-первых, что для нас важно, у нас есть доказательства того, что вооруженные группы, действующие на Голанах, получают инструкции от катарской разведки. Во-вторых, вооруженные группы оккупируют Голаны и помогают Израилю. Если есть раненые террористы из этих вооруженных групп, Израиль им помогает, везет их в госпитали и возвращает обратно в зону разъединения».

«Когда мы связываем эти факты, то приходим к заключению о том, что Катар действует заодно с вооруженными группами и Израилем для достижения одной цели – дестабилизировать ситуацию в Сирии, подорвать безопасность персонала ООН и накалить ситуацию в демилитаризованной зоне между Сирией и оккупированной стороной Голан, где находятся израильтяне», – сказал Джафари.

В отношении катарской разведки должно быть проведено расследование со стороны ООН, так как под ее руководством боевики похищают персонал UNDOF, считает посол Джафари, «Израиль заинтересован в том, чтобы UNDOF ушли с Голан, а вакуум был заполнен вооруженными группировками».

Это похоже на правду: опорный террористический плацдарм, за которым прячется Израиль, в буферной зоне де-факто уже существует.

Сотрудничество Израиля с террористами становится все более и более явным. Помимо своей активности в буферной зоне, они исполняют и роль спецназа, ведущего разведку и подготовку авиационных ударов.

По мнению сирийских военных, нападение Израиля на сирийские военно-воздушные базы имело целью нанести ущерб сирийским ПВО и позволить самолетам Израиля атаковать Сирию, будучи не замеченными радарами. Кроме того, удары, нанесенные израильской авиацией по военным объектам в районе сирийской столицы в минувшем мае, были хорошо скоординированы с действиями боевиков ССА и исламистских террористических групп. Одновременно с авиаударами израильских ВВС район Джамрая был обстрелян из минометов со стороны оппозиционеров. Почти сразу после ракетных ударов боевиками была предпринята попытка прорыва из окруженной Дарайи в направлении района Меззе.

Координацию израильского авианалета с действиями боевиков подтверждают также данные самих бандформирований. ССА заявила об атаках против правительственных войск в ночь бомбардировки на 5 мая в районах Джобар и Барзе. В ту ночь боевикам удалось захватить несколько блокпостов и отрезать шоссе Дамаск – Сувейда. В ночь авиаудра зафиксирована активизация бандгрупп также и в удаленных пригородах Джейдет-Артуз и Забадани, где боевики совершили нападение на КПП Аль-Фахер. Столкновения продолжались несколько часов, были убиты 17 правительственных солдат. Все это было похоже на хорошо спланированную боевую операцию.

Втягивание Израиля в сирийский конфликт не могло не повлечь реакции Дамаска, и в ответ на неприкрытую агрессию правительство Сирии сделало неожиданный ход. Палестинское движение в Сирии получило неформальное разрешение участвовать в боевых операциях в районе Голанских высот.

Речь, прежде всего, идет о проправительственном движении «Народный фронт освобождения Палестины — Главное Командование» (НФОП-ГК). Представитель движения Анвар Раджа заявил, что в ближайшее время палестинцы приступят к подготовке атак против еврейского государства. Но первыми, на кого будет направлено оружие палестинцев, окажутся банды террористов, прячущихся в буферной зоне.

В связи с этими планами оказалась интересной реакция ООН.

Генеральный секретарь организации Пан Ги Мун недавно посетил РФ и обратился к В.Путину с просьбой увеличить участие в миротворческих операциях по линии ООН. Это было понято российской стороной однозначно: речь идет о Голанских высотах. Несколько позже Владимир Путин заявил, что Россия готова заменить на Голанских высотах миротворцев из Австрии, если в этом будут заинтересованы страны региона.

Но, видимо, в ООН существуют силы повлиятельнее Пан Ги Муна. Реакция официального представителя ООН была диаметрально противоположной просьбе генсека: «Мы признательны России за готовность направить свои войска на Голаны, однако соглашение о разъединении и протокол между Сирией и Израилем не допускает участия стран – постоянных членов СБ ООН в UNDOF», – сообщил официальный представитель всемирной организации Мартин Несирки, которого цитируют интернет-СМИ.

В российском МИДе увидели в этом шаге не более чем отговорку. «Здесь не надо ссылаться на ограничения 40-летней давности. Задачи поддержания мира и стабильности требуют иного политического мышления», — написал в своем микроблоге в Twitter замглавы МИД РФ Геннадий Гатилов. Он добавил, что «если СБ ООН действительно озабочен напряженностью на Голанских высотах, направление туда российского военного контингента – это решение». И решать это должен Совбез, а не «споуксмен Генсекретаря ООН».

Надо понимать, что российские миротворцы оказались нежелательными в «голанском покере», который Запад разыгрывает совместно с Израилем. Прежде всего тем, что они могли бы навести в этой зоне порядок, который там кое-кому совсем не нужен. Несмотря на заявление заместителя главы МВД Израиля Фаины Киршенбаум о том, что ее страна не будет препятствовать размещению российских миротворцев на Голанских высотах, неопределенность в этом вопросе сохраняется. Накануне замглавы МИД Израиля Зеев Элькин заявил, что участие российских миротворцев в операции на Голанских высотах не актуально из-за юридических трудностей. Так что, скорее всего, зону все же будут продолжать превращать в резервуар для накопления террористической армии, особенно в случае окончательного решения США о вооруженной поддержке террористов в Сирии. Тем более что начавшаяся операция «Северная буря» по окончательному уничтожению бандформирований в районе Алеппо будет иметь те же результаты, что и операция в Аль-Ксейре: разгромленные террористы будут искать убежища. Похоже, такая «безопасная заводь» им готовится.

С учетом того, что ситуация в Турции, скорее всего, не позволит ее властям продолжить активную помощь мятежникам, роль нового плацдарма возрастает. Ни Вашингтону, ни Брюсселю, ни Тель-Авиву нисколько не мешает правовой статус Голан как демилитаризованной зоны. На войне вопросы морали откладываются ими в сторону.

Вопрос заключается в другом – насколько верно рассчитан этот шаг? У Башара Асада не остается выбора, кроме уничтожения «осиного гнезда» на Голанах. Помощь в этом ему окажут бойцы «Хезболлы» и палестинского движения НФОП-ГК. Это серьезная сила с сильной мотивацией: буферная зона является сирийской территорией, за которую они готовы самоотверженно сражаться. Запад совместно с Израилем задумал рискованную для себя, но прежде всего для самого еврейского государства партию.

Дмитрий СЕДОВ | 12.06.2013 |

Новая большая игра в Средней Азии

На организованной 24-25 мая Институтом стратегической мысли (Stratejik Düşünce Enstitüsü) и киргизско-турецким университетом «Манас» в Бишкеке встрече обсуждались турецко-киргизские отношения и политика государств в Средней Азии. Общим направлением выступлений, в которых анализировалось взаимодействие стран во многих сферах (от политических связей до культурного сотрудничества, от объема взаимной торговли до геополитических балансов), стала необходимость формирования политики в регионе с учетом отношений России, Китая и США.

Действительно, события, происходящие сегодня в Средней Азии, многие часто соотносят с «большой игрой» – термином, который был введен в XIX веке для обозначения конкуренции Великобритании и России в регионе. Участники новой «большой игры» – региональная сила Россия, возвышающаяся сила Китай и на данный момент единственная гиперсила США.

В течение десятилетия, последовавшего за распадом СССР, Россия, в некоторой мере утратив свое влияние в государствах Средней Азии, не смогла предотвратить возросшую активность США и действующей совместно с ними Турции в экономической и политической областях. Более того, после теракта 11 сентября через создание военных баз в регионе США упрочили свои позиции и в военном отношении, и Средняя Азия превратилась в один из важнейших ориентиров стратегии президента Буша в Афганистане.

С начала 2002 года Россия и в определенной степени Китай стали предпринимать шаги, направленные на ослабление присутствия США в Средней Азии. И важной в этой связи стала инициатива по превращению «шанхайской пятерки», основанной в 1996 году, в региональную и международную организацию со своим институциональным оформлением в 2001. Заключив в декабре 2002 года соглашение с Киргизией, Россия разместила на созданной близ киргизского города Кант авиабазе 20 военных самолетов и 1000 военнослужащих. В 2005 году Узбекистан потребовал вывести находящийся на территории страны военный контингент США. Как основной многосторонний военный союз в регионе была создана Организация договора о коллективной безопасности, идейным вдохновителем которой сегодня является Владимир Путин. Три из шести членов данной организации, называемой также «НАТО Азии», – среднеазиатские государства, и эта структура – во многом показатель влияния России в «ближнем зарубежье».

Хотя США, согласно бюджету на 2013 год, продолжают оказывать Киргизии, Казахстану, Узбекистану и Таджикистану помощь в размере 118 миллионов долларов, для них не представляется возможным устранить влияние России и Китая в этих государствах. Предложение России с помощью ОДКБ выделить 1,1 миллиарда долларов Киргизии и 220 миллионов – Таджикистану на перевооружение и нужды ВС отчетливо показывает, на каком скромном уровне сохраняется американская помощь. К тому же, если такая помощь предоставляется Россией или Китаем, то не ставится каких-либо предварительных условий, как то: распространение демократии, прав человека, правопорядка или свободной рыночной экономики.

Как отмечал президент Барак Обама, США обеспокоены тем, что после вывода американских войск из Афганистана к концу 2014 года республики Средней Азии могут стать площадкой распространения радикальных групп. И присутствие таких групп может как полностью прервать шаги региональных режимов в направлении демократизации, так и подстегнуть их к более тесному сотрудничеству с Россией в борьбе против той части политической оппозиции, которую существующие режимы обвинят в «радикализации».

Эта непрерывная борьба США, России и Китая в Средней Азии неизбежно воздействует на политику Турции в этом регионе. Сами представители аппарата Владимира Путина заявляют, что Турция («партнер по диалогу» ШОС) будет не в силах построить отношения с данной организацией на более высоком уровне, пока она является членом НАТО. В своей политике в регионе Турция вынуждена отдать предпочтение или США, или России и Китаю. С другой стороны, у Турции нет намерения выйти из состава НАТО и утратить сильнейшие не сегодняшний день узы, обеспечивающие ее связь с Западом. Более того, как часто подчеркивал премьер-министр Эрдоган в ходе своего недавнего визита в США, Вашингтон – по-прежнему важнейший союзник Анкары.

Участники новой «большой игры» в Средней Азии стали занимать противоположные друг другу фланги. И Турции, поддерживающей Москву и Пекин, наряду с Вашингтоном, становится все сложнее оставаться страной, которая для всех является другом и пользуется всеобщим доверием. При этом существующей экономической и военной силы Турции недостаточно для того, чтобы отбросить все эти балансы в сторону и проводить полностью выработанную в Анкаре политику по своему усмотрению. Если Турция хочет стать силой, к словам которой в Средней Азии прислушиваются, она должна основательно проанализировать новую «большую игру» и в соответствии с ней определить свои стратегические цели.

Оригинал публикации: Orta Asya’da yeni büyük oyun

Опубликовано: 28/05/2013

(«Turkiye gazetesi», Турция)
Чагры Эрхан (Prof. Dr. Çağrı Erhan)

29/05/2013

Гюльнара Инандж

Эксклюзивное интервью для  ethnoglobus.az президента Российского Института истории, экономики и права, доктора исторических наук Игоря Турицына.

-После закрытия Габалинской РЛС, Россия отказалась от азербайджанской нефти, сейчас скандал с недочетом голосов зрителей на Евровидении. Что происходит в азербайджано-российских отношениях?

-Нужно признать, что сфера азербайджано-российских отношений, хотя и не являлась в постсоветский период вполне безоблачной, все же в основном не была отягощена и явными конфликтными ситуациями. Страны весьма тесно связаны. Игнорировать это невозможно. Для всех понятно, что, при всем своеобразии интересов двух сторон, в главном, они заинтересованы в развитии всестороннего сотрудничества и выработке общих подходов к региональной и мировой политике.

В данном контексте, ряд событий, характеризующих отношения России и Азербайджана в последнее время, не могут не вызывать определенных опасений. Более того, в глазах широкой общественности отдельные тревожные моменты, действительно, начинают складываться в некую общую картину, отражающую устойчивый негативный тренд. Думаю, что торопиться с выводами здесь все же не стоит. Все не так плохо, как может показаться. На мой взгляд, перечисленные проблемы имеют, хотя и важный, но частный характер и не связаны друг с другом непосредственно.

Итак, по порядку.

Проблема Габалинской РЛС существует не один год. В свое время, несмотря на немалые трудности переговорного процесса, я высказывал убежденность в том, что стороны найдут взаимоприемлемое решение, причем, в случае отказа Азербайджана от продления договора, Россия не прибегнет к каким-либо крайним мерам, которыми пугали общественность политически ангажированные авторы. К сожалению, политический разум в данном случае не возобладал в полной мере. Договор не был возобновлен. Тем не менее, и каких-либо явных осложнений, тем более – неправомерных действий с российской стороны, это не вызвало.

Думаю, что, несмотря на наличие определенных внешних и внутренних сил, заинтересованных в срыве переговоров по Габале, решающее значение в исходе дела имел субъективный фактор. Как азербайджанские, так и российские переговорщики не проявили должных профессиональных качеств. В частности, не случайно, что в открытой российской печати специалистами уже высказываются прямые упреки в непрофессионализме в адрес бывшего министра обороны Сердюкова, позиция и поведение которого в немалой степени способствовали прекращению договора, объективно выгодного каждой из сторон. Полагаю, далеко не идеально вела переговоры и другая сторона. Впрочем, сейчас это уже не имеет прежнего практического значения.

Проблема нефти, на мой взгляд, является гораздо более существенной. Вопросы сотрудничества и гармонизации энергетической политики имеют и для России, и для Азербайджана центральное значение. Любая несбалансированность, тем более – конфликт интересов, немедленно оборачиваются для каждой из сторон вполне реальными убытками. И весьма значительными. Более того, развитие энергетического сотрудничества в перспективном плане вообще способно определить судьбы наших государств. Представляется элементарным вывод о том, что, как крупные производители газа и нефти, Россия и Азербайджан должны самым тесным образом взаимодействовать в данной сфере. Выгоды здесь очевидны.

В последние годы мы видим, что движение в данном направлении шло успешно. Основное значение, прежде всего, имело подписание в Баку 14 октября 2009 года контракта о поставках в Россию азербайджанского газа. Несмотря на все попытки срыва контракта, он был дополнен принципиально важным сочинским соглашением 24 января 2012 года. Конечно, в реализации данных договоренностей было немало трудностей. Вряд ли это удивляет. У них слишком много противников.

Потребители нефтегазовых ресурсов всегда стремились и, главное, будут стремиться внести разлад в плодотворные рабочие отношения производителей. «Разделяя» Россию и Азербайджан, они зачастую искусственно нагнетают напряженность. Известно, что в попытках срыва нормальных отношений некоторыми силами используются и откровенно криминальные средства, вплоть до поощрения терроризма. Учитывая это, зададимся вопросом — разумно ли по-детски ссориться производителям? Разве выгоднее каждому продавцу отдельно договариваться с покупателем, беспрерывно демпингуя? Думаю, что ответ на этот вопрос очевиден даже для простого торговца зеленью на бакинском или московском рынке.

Продавцы давно координируют свою деятельность на рынке. Возникновение ОПЕК стало важнейшим достижением антиколониальных революций. Однако к настоящему времени организация переродилась. К тому же и Россия, и Азербайджан в нее не входят. Нужно признать, что сегодня они оказывают явно недостаточное влияние на процессы, протекающие в сфере определения горизонтов нефтегазовой политики, мировых цен на нефть. Учитывая это, дальнейшее укрепление сотрудничества в энергетической сфере – жизненно важно для обеих стран. При этом они должны быть готовы к тому, что их отношения и далее будут сознательно торпедироваться вполне определенными силами, которые будут использовать самый широкий арсенал средств. В этой связи меня совершенно не удивляют периодически возникающие трудности во взаимодействии стран в указанной области (вдруг!).

Из последних – подписанное 5 мая Д. Медведевым распоряжение о прекращении соглашения с Азербайджаном по транзиту азербайджанской нефти по трубопроводу Баку-Новороссийск. Не вдаваясь в специальный экономически анализ этой весьма сложной проблемы (малые объемы прокачки, нерентабельность и пр.), думаю, что она требует дополнительной проработки, серьезного уточнения и корректировки. Уверен, что, при наличии взаимного желания, стороны найдут выход из ситуации.

В контексте как прежних, так и вновь возникших трудностей, еще раз подчеркну, что Россия и Азербайджан в ближайшее время обречены на максимально тесное сотрудничество в энергетической сфере. В противном случае убытки каждой из сторон будут, без преувеличения, колоссальными. Конечно, в данном отношении немалые трудности представляют, с одной стороны, давление на Азербайджан западных нефтяных гигантов, а с другой – известная косность российской бюрократии. Учитывая это, проблема требует принципиального решения на самом высоком уровне.

Замечу особо, что стремление определенных сил торпедировать азербайджано-российские отношения реализуется не только в экономической или политической областях, но и в социокультурной сфере. И очень ярко это показывает разгорающийся скандал вокруг «кражи» азербайджанских голосов у российской финалистки «Евровидения» Д. Гариповой. Я весьма далек от страстей мира шоу-бизнеса, но это событие, несомненно, вызывает интерес. Причем вопрос не в месте, которое Д. Гарипова заняла или могла занять. Это – не сфера интересов аналитика. Вопрос в том, что, по сути, предпринята попытка «вбросить» в массовое сознание тезис о предельно негативном отношении азербайджанцев к России. И вот уже некоторые СМИ буквально смакуют тему о том, как диаметрально противоположно голосовали за финалистов в Азербайджане и в России.

Так, неожиданно, шоу превращается в вопрос большой антироссийской политики. Замечу, что провокация (иначе квалифицировать нельзя) была направлена как против России, так и против Азербайджана.

Обращаю внимание на то, что азербайджанская сторона поняла это быстрее. Не случайно, вопрос о результатах голосования был поднят именно по ее инициативе. Свое недоумение происходящим выразили видные деятели культуры Азербайджана, к примеру, посол в России Полад Бюль-Бюль Оглы. Острой была реакция Президента И. Алиева. В принципе, я согласен с ними. Красивая, обладающая прекрасным голосом мусульманка, была отвергнута азербайджанским зрителем? Простите, не верю.

Важный урок, который очевиден при обращении к данному инциденту, состоит в том, что, как ни печально, сфера культуры не является аполитичной. Тем более это относится к культуре массовой. Шоумены, а зачастую и сами исполнители, к сожалению, зачастую весьма политически пристрастны, а порой и откровенно ангажированы. В этой связи напомню, к примеру, об акциях ряда западных «звезд» в защиту российской группы поп-девиц с неприличным названием, осквернивших храм Христа Спасителя.

Однако еще более важен первый итог инцидента, показавший, что провокация не удалась. Она была разоблачена. Впрочем, политизировать вопрос все же не стоит. Гораздо лучше найти и придать организаторов аферы суду широкой общественности.

В целом, в контексте отмеченных выше «инцидентов», очевидно, что в последнее время произошла активизация сил, заинтересованных в дестабилизации азербайджано-российских отношений. На мой взгляд, в основе данного тренда – стремительная эскалация напряженности на Ближнем Востоке, неизбежно затрагивающая и Россию, и Азербайджан. Лекарство от осложнений одно – ясное осознание собственных интересов и постоянные консультации. Полагаю, что общего в интересах России и Азербайджана даже значительно больше, чем можно себе представить.

— Какие закулисные темы были обсуждены в ходе визита  министра иностранных дел Азербайджана Э. Мамедъярова в Москву?

-Тема «закулисных» переговоров, соглашений всегда привлекает к себе пристальное внимание. Думаю, что много разговоров об этом будет и при освещении визита в Россию министра иностранных дел Азербайджана Эльмара Мамедъярова. На мой взгляд, основные темы в СМИ обозначены вполне ясно. Если же говорить о моментах, которым прямо противопоказано широкое анонсирование, то здесь можно выделить ряд двусторонних и международных проблем.

Главными международными темами, безусловно, станут сирийский конфликт и политика в отношении Ирана. Эти темы в наибольшей степени дестабилизируют ситуацию во всем мире и, по сути, представляют собой краеугольный камень практически всей современной международной конфликтности. Определение ее основного вектора как движения военного противостояния от Сирии – к Ирану и затем, в перспективе, – к России, позволило еще в прошлом году уверенно предсказать неизбежность предельного обострения борьбы ведущих мировых держав по вопросу о будущем Сирии.

Абстрагируясь от множественности интересов самых различных сторон, в той или иной степени вовлеченных в конфликт, выскажем убежденность в том, что суть проблемы проста. Ряд стран Востока и Запада стремятся любой ценой уничтожить режим Б. Асада (не останавливаясь перед военной интервенцией). Преследуя собственные цели (на мой взгляд, зачастую узкие и ошибочные), анализ которых вряд ли возможен в рамках скромного интервью, они чаще всего совершенно сознательно игнорируют главную угрозу современности – дальнейшую дестабилизацию в мире.

Между тем, конец Асада станет не шагом к умиротворению в регионе, а прямой дорогой к войне с Ираном. Какие угрозы это создает – трудно представить даже отчасти. Полагаю, при таком развитии событий как Северная Африка, так и практически весь Ближний и Средний Восток окончательно погрузятся в состояние всеобщего хаоса. Самую питательную среду для развития в этой каше получат течения радикальных исламистов.

Для России в этой ситуации вопрос национальной безопасности становится, пожалуй, не просто главным – единственным. Останется ли в стороне от нарастающего хаоса Азербайджан? – Наивный вопрос. Думаю, отзвуки конфликта в Сирии и осложнение ситуации в Иране республика в достаточной мере ощущает уже сегодня. Любая же попытка «страусиной политики» игнорирования проблемы в будущем обернется очень дорого.

Очевидно, что данные угрозы требуют всесторонних консультаций сторон в целях выработки продуманной политики по их преодолению. В частности, на передний план здесь выходит вопрос об отношении к сирийской политике Турции.

В сфере двусторонних отношений особо отмечу опять-таки проблемы экономического сотрудничества, прежде всего, в нефтегазовой сфере. Думаю, что здесь должен быть обеспечен настоящий прорыв.

Первые результаты, похоже, уже достигнуты. Во всяком случае, на прошедшей пресс-конференции глав МИД России и Азербайджана сообщалось, что стороны уже активно решают вопрос возобновления поставок азербайджанской нефти по трубопроводу «Баку-Новороссийск». При этом Э. Мамедъяров прямо призвал не политизировать этот вопрос.

Однако необходимо не только снимать имеющиеся противоречия, но и создавать масштабные перспективные проекты. Нужны не конфликты, а координация усилий на рынке. В частности, думаю, что весьма актуальной является задача рассмотреть вопрос о расширении сотрудничества (в его конкретных формах), к примеру, между Газпромом и Госнефтекомпанией Азербайджана SOCAR. Тем более, что обеими компаниями сейчас не только наращиваются объемы добычи, но и разрабатываются весьма интересные долгосрочные проекты в сфере переработки. Умелое взаимодействие и учет интересов сторон в данном случае позволили бы снять многие проблемы в будущем, в том числе, избежать ненужных конкурентных осложнений.

Из политических проблем ближайшего будущего стоило бы обратить внимание и на вопрос о безопасности проведения Сочинской Олимпиады. О растущей актуальности проблемы сегодня все чаще высказываются и власти, и специалисты в сфере безопасности, и независимые аналитики.

-Другой интересный момент.  Один за другим Иран посетили два влиятельных персон Азербайджана — глава Администрации Президента Рамиз Мехтиев и Шейхульислам Каваза Аллахшукюр Пашазаде. По мнению экспертов, визиты в Москву и Тегеран рассчитаны на их умиление  перед президентскими выборами в Азербайджане. Ваше мнение…

-Здесь Вы поднимаете очень важную и крайне непростую проблему. Прежде всего, следует учитывать, что взаимодействие Азербайджана и Ирана отличает сочетание весьма разноречивых факторов. Это и многочисленные узлы переплетения исторических судеб, и глубинные этно-культурные связи, и серьезные различия в политическом устройстве, избранных приоритетах развития, и многое другое. Конечно, теократический Иран и светский Азербайджан – это существенно различающиеся миры. Но это и соседи, в немалой степени — родственники. Поэтому межгосударственные контакты между ними имеют особое значение. Напомню, что сторонником активных контактов с Ираном являлся еще Г. Алиев, который четко заявил о намерении развивать сотрудничество. Кстати, сегодня Иран находится также в зоне постоянного внимания ряда других стран, к примеру, Турции.

Несмотря на определенные объективные трудности, вплоть до недавнего времени отношения стран развивались довольно неплохо. Во всяком случае, насколько это возможно. Среди прочего об этом говорит и целый ряд визитов, в том числе на высшем уровне. Однако стабильность в регионе не нравится очень многим. Думаю, что начавшиеся в последнее время осложнения являют собой убедительное доказательство данному выводу. В апреле – мае этого года мы имеем целый ряд попыток дестабилизации ситуации путем организации серии информационных атак.

С одной стороны, здесь и критика Азербайджана рядом иранских ортодоксов, и призывы ряда видных иранских политиков к пересмотру Туркманчайского мира с целью «возврата» прежних территорий, и «шпионские» скандалы. С другой – важно видеть и резко возросшую активность тех кругов в Азербайджане, которые, в свою очередь, апеллируют к внешним силам, в частности, призывают к тому, «чтобы США – наш стратегический партнер – по крайней мере, знал об этих процессах и поддерживал нас» (смотри .

Нельзя не видеть, что эти события в полной мере укладываются в предложенную мною выше общую схему развития процессов эскалации напряженности не только на Ближнем Востоке, но и на Кавказе. Для реализации основных целей военной агрессии в Сирии и, в перспективе, в Иране – нужно хаотизаровать отношения во всем регионе.

Поэтому не удивительно, что в последние месяцы в СМИ мы видим массу специальных пропагандистских кампаний. Причем речь идет не только об отношениях Азербайджана и Ирана (в основном пишут, что Иран готовит условия для дестабилизации в Азербайджане, а Азербайджан активно готовится к масштабной наступательной войне и содержит центры ЦРУ для подрывной работы в Иране). В частности, масса небылиц вбрасывается в общественное сознание и о России. Чаще всего, согласно мнению таких «экспертов», она якобы «готовится к войне в Закавказье». Определенными силами старательно удобряется и почва «российских обид»: мол, Азербайджан ведет антироссийскую политику — ориентируется на НАТО, развивает мешающие России экономические проекты и т.д.

Суть массированных пропагандистских атак, на мой взгляд, состоит в создании и нагнетании атмосферы всеобщего недоверия и взаимных претензий. И ведутся они, похоже, из одного центра. Цель кампании проста — каждая из стран региона должна все более опасаться вмешательства в свои дела извне, причем именно своего ближнего соседа. Между тем, особо подчеркну, что наибольшую опасность, напротив, таит в себе именно более активное привлечение к участию в местные дела внерегиональных держав.

Тем не менее, на этом фоне любые взвешенные международные контакты, в принципе, являются благом. Нужно не накапливать взаимные обиды и претензии, а снимать их. Поэтому, отвечая на Ваш вопрос, выскажу свое понимание причин активизации нынешних визитов азербайджанских политиков. В данном случае, на мой взгляд, основным побудительным мотивом растущей дипломатической активности является не только и не столько подготовка почвы к президентским выборам в Азербайджане, сколько ясное общее понимание невиданной быстроты нарастания международных угроз, причем именно угроз военного плана.

Думаю, что такая политика интенсивной дипломатической проработки с соседями различного рода текущих и перспективных аспектов взаимоотношений является принципиально верной. При этом пока И. Алиеву удается умело маневрировать между различными (порой противостоящими друг другу) центрами силы, используя преимущества (именно преимущества) параллельных контактов и с Россией, и с Ираном, и с Турцией, и с Израилем, и с Китаем и т.д. Думаю, что такая политика сегодня оправдывает себя, но оправдывает лишь временно – в условиях сохранения мира.

В случае реального развязывания конфликта, который, по моему мнению, чрезвычайно опасен для всех региональных стран, и будет иметь для них крайне тяжелые последствия, удержаться на такой позиции все же вряд ли удастся. Придется определяться более ясно. Причем выбор в пользу внерегиональных игроков, на мой взгляд, хоть и выглядит предпочтительнее внешне, на деле таит в себе значительно более серьезные опасности.

К сожалению, возможность такого развития событий даже в недалеком будущем – крайне велика.

—          Какую роль для России играет Азербайджан в сопротивлении против американских нападок на Иран?

Действительно, учитывая специфику развития событий в Северной Африке, на Ближнем Востоке (равно как и опыт целого ряда других геополитических изменений последнего времени), Россия, а также многие другие страны с тревогой наблюдают за американской политикой в регионе, в целом, и в отношении Ирана – в частности. И хотя странный симбиоз наивно-детских рассуждений о демократии и цинично-расчетливых притязаний на безусловное доминирование порой вводит обычного наблюдателя в недоумение и даже в ступор, он не должен лишать разума.

Иран безгранично далек от политических идеалов современной России. Однако она не может допустить того, чтобы мировая политика развивалась как плохая иллюстрация «эффекта домино». Афганистан — Ирак – Ливия – Египет – Сирия – это только основные жертвы последнего времени. Целый ряд стран, которым была обещана демократия, погрузились в хаос гражданских конфликтов, в той или иной степени утратили стабильность и реальную возможность проведения самостоятельной политики. В сфере международных отношений прочно утвердился культ силы.

Каковы ближайшие перспективы? Об этом я уже говорил. Логика агрессии (пусть и «демократической») неумолима. Иран определен следующей после Сирии жертвой «демократического обновления». Неизбежным итогом успешной реализации данного курса станет фактическое превращение огромного региона в бескрайнее неуправляемое «Гуляй-Поле». Как и в Ираке, нефтегазовые ресурсы здесь будут контролироваться «частными» армиями ведущих мировых нефтяных корпораций, а настоящими хозяевами повседневной жизни населения станут банды всевозможных самозваных, действующих вне какого-либо государственно-правового пространства полевых командиров, «бригадных генералов», имамов, эмиров и т.д.

Думаю, что скатывание в новое средневековье с перспективой интенсивного наращивания потенциала экстремизма – плохая альтернатива развития всего региона. Уверен, что и Азербайджан, его народ, его власти также не устраивает подобное развитие событий. Жить на границе бескрайнего Дикого поля – это уже что-то из голливудских кинофантазий! Однако они как никогда близки к реальности.

Объективно Азербайджан, является противником военного сценария. И хотя в целом ряде случаев, под влиянием конкретной политической конъюнктуры, частные решения его руководства диктуются соображениями иного порядка (тактического), в целом, они являются весьма важным условием стабильности и предотвращения все более реального военного конфликта. И это, безусловно, сближает позиции России и Азербайджана.

При этом ни Россия, ни Азербайджан не являются противниками США. По моему мнению, они просто реально оценивают (причем Россия, пожалуй, в большей степени) вполне зримые угрозы собственной безопасности. Подобное объективное сходство интересов создает хорошую почву для сотрудничества по широкому спектру направлений внешней политики.

О том, как прикаспийские страны стали заложниками милитаризации Каспия, шла речь на прошедшей в Москве международной конференции «Каспийский субрегион: угрозы безопасности и факторы стабилизации». Более 30 экспертов из разных стран мира приехали в российскую столицу, чтобы обсудить проблемы безопасности региона из-за предстоящего вывода войск НАТО из Афганистана, обострения ситуации вокруг Ирана, неурегулированности правового статуса Каспия. А также предложить пути для их решения и развития региона. Организатором и модератором конференции выступил российский политолог, гендиректор Института каспийского сотрудничества Сергей Михеев.

Американцы пробрались на Каспий через трубопровод

Открывая дискуссию, Сергей Михеев напомнил, что ожидаемый вывод войск НАТО из Афганистана к концу 2014 года принесет с собой определенные риски. Он тесно связан с вопросами поддержания безопасности не только в самой республике и Центральной Азии, но и в более широком контексте — в Каспийском и Ближневосточном регионах, на Южном Кавказе.

Ситуацию усложняет и тот факт, что по-прежнему остаются открытыми многие важные вопросы. Например, маршруты транзита военных грузов из Афганистана на официальном уровне до сих пор не определены. И у экспертов есть все основания полагать, что Северный путь станет лишь одним из векторов в маршрутном листе, который может быть максимально диверсифицированным. Помимо России, Казахстана и Узбекистана в перемещении военных грузов могут быть задействованы, с одной стороны, ближневосточные страны (Иордания, ОАЭ), с другой — такие государства, как Кыргызстан и Таджикистан, через территорию которых может осуществляться транзит в казахстанский порт Актау и далее через Каспий в Азербайджан и Турцию.

По мнению Сергея Михеева, реализация подобного сценария может заметно осложнить положение в Каспийском субрегионе — и без того уже изрядно милитаризированном.

«Наблюдаемое в последние годы ускоренное формирование национальных флотилий стран каспийской пятерки, изоляция Ирана, вероятный транзит через регион военных грузов, а также все более явно проявляющийся запрос на обеспечение безопасности новой транспортной (трубопроводной) инфраструктуры со стороны Азербайджана в сторону НАТО формируют набор вполне осязаемых рисков дестабилизации ситуации, — отметил эксперт. — Параллельно с ростом напряженности в сфере безопасности в Каспийском субрегионе вывод войск НАТО из Афганистана, очевидно, будет способствовать появлению новых транспортных маршрутов и логистических узлов в странах Центральной Азии и Каспийского региона, формирование которых, по сути, уже началось».

С одной стороны, это обстоятельство будет способствовать более динамичному развитию отдельных региональных игроков, но с другой, по мнению эксперта, рискует внести дисбаланс в уже существующие региональные экономические связи и реализуемые стратегии. Что делать в таких условиях?

Каспийское спокойствие омрачат неспокойные выборы

Отвечая на вопросы по проблематике, руководитель отдела аналитики и консалтинга Института политических решений (Казахстан) Рустам Бурнаше заметил: «Для правильной оценки угроз в Прикаспийском регионе ставку нужно делать не столько на ситуацию в Афганистане, сколько на политическую ситуацию в странах Центральной Азии. На то, насколько они могут контролировать внутренние вызовы».

Поэтому, по мнению эксперта, в первую очередь нужно сконцентрироваться на угрозе нарушения баланса сил в регионе и трансформации границ и структуры региона.

С ним отчасти согласен политолог из Казахстана Сергей Акимов. Но пояснил, что коррективы в ситуацию на Каспии могут внести предстоящие в этом году президентские выборы в Иране и Азербайджане, а также нерешенный вопрос с преемственностью власти в республиках Центральной Азии. А именно — в Казахстане, Узбекистане и Таджикистане.

По словам эксперта, за 22 года после распада Советского Союза власти в странах Центральной Азии ни разу не менялись согласно действующим конституциям и без кровопролития. Это объясняется несколькими причинами, такими как олигархический характер власти, сращивание бизнеса и власти, отсутствие традиций демократической смены власти по истечении двух президентских сроков, отсутствие политических и экономических гарантий для экс-президентов и их семей.

«Наибольший интерес представляет проблематика устойчивости власти двух каспийских государств — Узбекистана и Казахстана, — считает Сергей Акимов. — Поскольку очевидно, что из-за географического и демографического фактора, незащищенности границ, уровня экономического благосостояния населения и слабости политических систем кардинальная смена политического лидера скажется на ситуации в Центральной Азии. И как следствие — на Каспийском субрегионе».

По мнению Сергея Акимова, на сегодняшний день относительно устойчивым политическим режимом в регионе является лишь Туркменистан. Полное отсутствие оппозиции, наличие устойчивой идеологии в совокупности с молодым и жестким лидером позволяют оценивать возможность неожиданной его смены как маловероятную.

Кыргызстан на протяжении нескольких лет постоянно находится в состоянии политического кризиса. Это единственная страна региона, где смена власти насильственным путем в последнее десятилетие происходила неоднократно. И определенные группы влияния, и политические элиты ввиду наличия соответствующего опыта рассматривают подобные сценарии смены власти реально.

Наконец, бедственное экономическое положение Таджикистана обуславливает вероятность голодного бунта в стране.

«Яблоко раздора» — на дне морском

На ситуацию влияют и другие внутренние факторы. Так, уже долгие годы между Азербайджаном, Туркменистаном и Ираном существуют разногласия по поводу раздела дна Каспия, а также общих месторождений между Ираном и Азербайджаном и между Азербайджаном и Туркменистаном.

«В первую очередь эти разногласия касаются технических способов, критериев разделения, — считает профессор Тегеранского университета Джахангир Карами. — Нам всем необходимо применить принцип справедливости, что в свою очередь требует политической воли правительств этих стран. Главное — наличие у государств воли для достижения соглашения и его дальнейшей реализации».

По мнению иранского эксперта, существует необходимость проведения совещаний глав МИДов и экспертов прикаспийских стран, а также создания органа или организации по мониторингу реализации соглашений. Эксперт напомнил о существовании подобной организации на Черном море (ОЧЕС) и призвал изучить опыт других стран.

В свою очередь модератор конференции и политолог Сергей Михеев напомнил всем присутствующим еще об одном факторе возможной дестабилизации в регионе. По его словам, отношения у Ирана с Западом сложные и пока радикального улучшения не просматривается. «Периодически на Западе поднимается тема возможной военной операции против Ирана… Но любая война в Иране негативно отразится на безопасности всех прикаспийских государств», — подчеркнул он.

Также Михеев напомнил о том, что до сих пор не определен правовой статус Каспия и еще существует вопрос прокладки трубопроводов, по которому тоже позиции сторон не сходятся.

А директор Центра регионального развития, профессор Бакинского государственного университета Чингиз Исмаилов напомнил: «Проходят регулярные встречи по определению статуса Каспия и распределению биологических и нефтегазовых ресурсов, решению экологических проблем, определению транспортных путей по Каспию. Но, к сожалению, за все это время только по одному вопросу все прикаспийские государства пришли к соглашению. В частности, в 2003 году все пять стран подписали Тегеранскую конвенцию, в рамках которой страны будут координировать и согласовывать экологические вопросы. По другим вопросам в пятисторонних обсуждениях подписания единого соглашения пока нет».

Как же решают вопросы сегодня? Как рассказал Чингиз Исмаилов, есть продвижения в решении проблемы определения морских границ. Это связано с тремя странами — Азербайджаном, Казахстаном и Россией.

«Есть трехсторонние соглашения, по которым согласован раздел дна Каспия. Но Азербайджан находится в более сложном положении, чем все остальные прикаспийские страны, так как Азербайджан — единственное прикаспийское государство, которое имеет морские границы со всеми четырьмя прикаспийскими государствами — Россией, Казахстаном, Туркменистаном, Ираном. С Россией и Казахстаном мнения совпадают, и основные принципиальные вопросы согласованы. Осталось определить границы с Туркменистаном и Ираном. Но у Ирана проблемы и с Азербайджаном, и с Туркменистаном. Если разделить поровну двадцать процентов, то некоторые части туркменской акватории подпадают под иранскую часть. Так что проблемы есть, проблем много, и я не думаю, что они будут решены в ближайшие сроки», — резюмировал эксперт.

Подводя итоги конференции «Каспийский субрегион: угрозы безопасности и факторы стабилизации», политолог Сергей Михеев отметил, что для мира и спокойствия на Каспии важно, чтобы все страны, входящие в данный регион, понимали, что у западных стран в регионе есть интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами России и остальных стран «пятерки». Поэтому общую безопасность в зоне Каспия может гарантировать курс на пятистороннее сотрудничество и запрет на любые нерегиональные военные силы. И самое главное — страны Каспийского региона должны сами решать противоречия, иначе их судьба окажется в руках государств, имеющих в регионе свои интересы.

Иран, вслед за многими своими «соседями», вступил в период предвыборной кампании. Исламская Республика должна сменить президента, ведь Махмуд Ахмадинежад уже провел у власти два срока подряд, поэтому не может претендовать на этот пост вновь. Яркий и одиозный лидер, давно набивший оскомину странам Запада своей риторикой и настойчивостью в осуществлении стратегических планов, уходит, а на смену ему готовы прийти немало соотечественников – для участия в выборах зарегистрировались рекордные 686 кандидатов, однако до выборов дойдет от силы один из сотни. Сами выборы состоятся 14 июня.

О том, что изменится для Ирана и его соседей после выборов, рассказал Накануне.RU эксперт по Ближнему ВостокуАнатолий Эль Мюрид.

Вопрос: В Иране завершился этап регистрации кандидатов на пост президента, которых набралось почти семь сотен человек. С чем связан такой ажиотаж?

Анатолий Эль Мюрид: В Иране особенность избирательной системы такова, что заявления принимаются фактически неограниченно. Любой человек может подать заявление и на этом этапе фактически не существует каких-либо ограничений – необходимо лишь представить документы о том, что человек является гражданином Ирана. Этим объясняется большое количество избирателей, так было всегда, на прошлых выборах было около 500 заявлений.

— Можно ли сейчас выделить фаворитов гонки, основных претендентов?

— Есть три основные группировки: группировка, которая поддерживает Хаменеи (Великий аятолла Сейед Али Хосейни Хаменеи, президент Ирана в 1981-1989 годах, высший руководитель (рахбар) Ирана с 1989 года, – прим. Накануне.RU), группировка, которая поддерживает нынешнего президента Ахамадинежада, и «реформаторы». Все они – консерваторы, там нет либералов в нашем понимании, но «реформаторы» говорят о том, что нужны некие реформы, что нужно проводить более гибкую политику в отношении Запада и т.д. Согласно этим силам, можно выделить на этом этапе трех кандидатов.

Первый – это родственник Ахмадинежада Машаи (Исфандияр Рахим Машаи, занимал ряд государственных постов, в настоящее время – руководитель администрации президента Ирана, – прим. Накануне.RU). От «реформаторов», насколько можно понять, подал заявление бывший президент Рафсанджани (Али Акбар Хашеми Рафсанджани, председатель парламента в 1980-1989 годах, президент Ирана в 1989 – 1997 годах, – прим. Накануне.RU), и от людей, которые поддерживаются рахбаром, выдвинул свою кандидатуру нынешний мэр Тегерана Галибаф (Мохаммад-Багир Галибаф, бывший начальник полиции Ирана, мэр Тегерана с 2005 года, – прим. Накануне.RU). Там могут быть и другие кандидаты, но поскольку список очень большой, не совсем понятно, кто еще мог подать заявление. В принципе, в этом списке может быть еще один кандидат, Велаяти (Али Акбар Велаяти, министр иностранных дел в 1981-1997 годах, – прим. Накануне.RU), он тоже принадлежит к людям рахбара, но шансов у него не так много.

Собственно говоря, вот эти три человека – основные кандидаты, которые могут претендовать на что-то. Среди них совершенно точно Рафсанджани не пройдет, потому что его поддержка, скажем так, не очень велика. Поэтому, вполне возможно, что основная борьба будет между мэром Тегерана и руководителем администрации президента. Еще раз подчеркну, что сначала они должны пройти предварительный фильтр – там есть такой наблюдательный совет, который еще называют Советом целесообразности. Этот наблюдательный совет из 700 зарегистрированных кандидатов оставит самых достойных – тех, к кому нет претензий со стороны закона, к кому нет претензий со стороны религиозных организаций и т.д., отбор очень жесткий. На самом деле, останется не больше 10 человек. И только после этого уже можно будет говорить о том, кто реальный кандидат, а кто – нет.

Справка: В ходе выборов президента Ирана в 2009 году было зарегистрировано 475 кандидатов, до выборов было допущено лишь четверо: Махмуд Ахамадинежад, Мир-Хосейн Мусави, Мехди Карруби, Мохсен Резайи. Явка на выборах составила 85%, Ахмадинежад победил в первом туре, неабрав свыше 63% голосов. Кампания сопровождалась акциями протеста и беспорядками. После выборов произошли беспорядки, организованные сторонками Мусави, погибло несколько человек.

— Можно ли сказать, что между этими группировками есть принципиальные различия в видении внутренней и внешней политики или это, в большей степени, «борьба за настроения»?

— Там есть специфика, связанная с тем, что Иран – государство клерикальное. В силу этого, верховным руководителем страны является не президент, а именно рахбар, даже по конституции. Он – верховный главнокомандующий, за ним последнее слово в различных ситуациях и т.д., президент же у них, если мерить по нашим меркам – кто-то вроде премьер-министра, он второе лицо в государстве. В то же время, президент отвечает своим местом, своим постом за проводимую политику. Естественно, что Ахмадинежад не очень доволен ситуацией, при которой его полномочия очень сильно урезаны со стороны духовенства. Он хочет перераспределения полномочий. Он не против самого этого принципа, который называется «велаят-е-факих» – принципа верховенства духовной власти над светской, но он хочет именно перераспределения полномочий в пользу исполнительной власти. И все противоречия, которые там присутствуют, связаны именно с этим. У них нет разных взглядов ни на внутреннюю политику, ни на внешнюю политику, борьба идет за  полномочия.

— Высказываются предположения о том, что Запад постарается использовать предвыборный период, чтобы «раскачать» ситуацию, и насколько я знаю, Вы их разделяете. О чем речь, какого рода действия могут быть предприняты?

— Дело в том, что это наиболее благоприятный для них временной интервал, потому что, на самом деле, борьба идет нешуточная.  И естественно, американцы могут попытаться использовать это время для своих целей, просто потому, что другого времени у них не будет. Ситуация устаканится уже в середине июня и все войдет в более или менее нормальную колею. Так что, у американцев буквально месяц «на все про все».

— Выборы – это всегда и определенное подведение итогов правления предыдущего президента. Как бы Вы оценили 8 лет правления Ахмадинежада?

— Нужно сказать, что Ахмадинежад оказался довольно неплохим президентом в плане того, что там достигнуто, потому что нельзя забывать, что Иран все время, начиная с 1979 года, находится в блокаде. И ядерная программа запущена, в том числе по причине очень жесткого дефицита энергии, который очень сильно мешает развитию промышленности. Эта причина «съедает» каждый год 1,5-2% ВВП. Это довольно существенная сумма. Иран по своим доходам очень близок к России. Его прошлогодний бюджет составлял около $460 млрд – примерно столько же, сколько в России, при том, что население Ирана – почти 80 млн человек, тогда как у нас больше 140 млн. В каком-то смысле, они выглядят даже предпочтительней, чем мы. Поэтому, с учетом той обстановки, в которой находится Иран, итоги правления Ахмадинежада – вполне нормальные.

— Можно рассчитывать на то, что независимо от итогов выборов, Иран сохранит те же отношения с Россией, с Сирией, со своими соседями, какие есть сейчас?

— Радикальных изменений там не будет ни при каких обстоятельствах. В смысле национальных интересов, у них все в полном порядке. И потом, нужно понимать, что Иран – это не авторитарное государство, оно довольно демократичное, но со своей спецификой. И ситуация такова, что вся политика Ирана, все решения принимаются согласованно – и «реформаторы» и консерваторы разных течений приходят там к некому общему согласию. И даже если победит какой-то другой кандидат, более консервативный, например, он если и привнесет какие-то изменения, то они будут тактическими. Стратегически Иран будет сохранять все то же самое, что было и раньше. Ни ядерная программа, ни отношения с Израилем, ни отношения с Сирией – даже в принципе невозможно представить, что что-то изменится.

Сергей Табаринцев-Романов

Китайской Народной Республике многие эксперты присваивают титул новой супердержавы. В Китае этот титул отрицают, предпочитая говорить о своей стране, как о государстве, которое испытывает рост своих возможностей и пытается реализовать их во внешней политике.

Вместе с тем, мнения западных экспертов в отношении усиливающейся роли Китая сходны по ряду позиций: 1) Китай начинает «создавать неудобства» с помощью своей экономики; 2) Для поддержания своего экономического тонуса КНР нуждается в дополнительных ресурсах; 3) Китайская тихая экспансия и рост военной мощи начинают настораживать; 4) Чтобы обеспечить свою безопасность, КНР начинает наращивать военный потенциал, что ведет к эскалации напряжения в регионе.

Ричард Карни и Ричард Битцингер (Наньянгский технологический университет, Сингапур) еще в 2007 г., наблюдая за ростом геополитических претензий Китая, предположили, что беспокойство США в отношении собственной гегемонии, которой будет угрожать Китай, приведет к тому, что в течение следующих лет именно эти две страны будут являться доминирующими силами, управляющими структурой мировой политики. Учитывая значение других акторов, эксперты предложили космологическую метафору в отношении будущей модели международных отношений. В новой геополитической структуре ЕС и Китай являются двойной солнечной системой, в которой обе звезды вращаются вокруг друг друга, создавая в итоге эффект одного солнца. США же является звездой соседней солнечной системы, где Япония и Индия вращаются в ее орбите. Однако, похоже, что «звезда Китая» оказалась гораздо ярче и интенсивней…

Американские же геополитики позиционируют Китай как остров, указывая на тот факт, что северная и западная периферии этой страны заселены слабо и малопригодны для жизни.

Хотя, конечно, Синьцзян-Уйгурский автономный округ, Внутренняя Монголия и Тибет имеют важное стратегическое значение. Огромные пустынные и горные территории служат своего рода буфером между границей и ханьским (китайским) центром, защищая от неожиданных атак предполагаемого противника.

Тибетское плато или, как его еще называют, Третий полюс Земли, важен по причине потенциала водных ресурсов: основные горные реки Юго-Восточной Азии — Брахмапутра, Инд, Ганг, Меконг, Желтая и Янцзы — берут там свое начало. Это является главной причиной, по которой Китай никогда не допустит независимости Тибета.

Но чтобы начать рассматривать внешнюю политику Китая в контексте географии, в первую очередь, необходимо рассмотреть идеологические и доктринальные установки, которые являются своего рода связующими элементами стратегической культуры Поднебесной, насчитывающей не одно тысячелетие.

Мирное сосуществование и многополярность — данные принципы являются императивами для действий Китая на мировой арене. Хотя по ряду спорных вопросов конфликты регулярно возникали и будут возникать (что во многом является пережитками неоколониальной эпохи ХХ столетия), эти установки можно считать основополагающими.

Сам термин многополярность, ставший в последнее время популярным и в России, был предложен китайским исследователем Хуан Цянем, который в статье «Обзор международной ситуации», вышедшей в 1986 г., предрекал распад биполярной системы и появление новых сил – вначале трех полюсов, а затем пяти. А Цзен Цзямин связывал многополярность с экономической глобализацией и ростом значения наук и технологий как фундаментальных мировых «трендов».

Нужно отметить, что внутренняя политика также является определенной причиной поведения Китая на внешней арене. Проблема государства в том, что прибрежные регионы всегда были более развиты и богаты, чем внутренняя зона, являющаяся крестьянской базой и обеспечивающая страну продовольствием. Данное положение позволило Мао Цзэдуну объединить бедные слои населения внутреннего Китая для борьбы против режима, опорой которого была прибрежная буржуазия. Марксизм в азиатской версии позволил Мао в дальнейшем жестко контролировать баланс благосостояния всего Китая, перераспределяя доходы в пользу внутренних регионов. Дэн Сяопин продолжил линию Мао, но с поправкой на новые возможности, которые были связаны с потеплением отношений с США и включением в капиталистическую экономику.

Китай имеет три геополитических императива, связанных с целостностью и благополучием страны:

1.Поддержание внутреннего единства в ханьских регионах;

2.Осуществление контроля над буферными регионами;

3. Защита берегов от иностранных посягательств.

Третий пункт связан с господством на море, так как основной товарооборот с Китаем осуществляется именно морским путем. В первую очередь, интересы КНР связаны с Южно-Китайским морем. Залежи углеводородов и мощный морской трафик на миллиарды долларов превратили его в то, что адъюнкт-профессор Военно-морского колледжа США Джеймс Холмс назвал «Сердцевинное море» (Heart Sea), подобно тому, как Хэлфорд Макиндер дал России статус «Хартленда».

Глобализация этого региона также связана и с намерением США сделать из него новую экономическую ось XXI столетия. Не случайно США присоединились к Транс-Тихоокеанскому партнерству. Роль Японии в этом договоре может быть принципиальной, поэтому от того, как смогут договориться Токио и Белый дом, зависит и процесс разрешения спора с Китаем вокруг островов Дяоюйдао (Сенкаку).

Помимо открытой дипломатии и бряцанья оружием Пекин в отношении спорных территорий пустил в ход и «мягкую силу», начав создавать геополитические образы в виртуальном пространстве, перекладывая их в реальную политику. Подтверждением такого довольно продуктивного подхода, практикуемого, между прочим, странами Запада с XIX века, является выпуск новых карт и документов, на которых ряд спорных островов (и не только с Японией) показаны как китайская территория.

В начале этого года китайское новостное агентство «Синьхуа» сообщило, что издательство «SinomapsPress» выпустило географические карты, на которых более 130 островов в Южно-Китайском море, большинство из которых ранее не значились китайскими, теперь обозначены таковыми.

Кроме карт, территориальные притязания коснулись и паспортов для выезда за рубеж, где суверенная территория Китая «расширилась» за счет островов в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях. По причине такой «аннексии» в консульских представительствах Вьетнама и Филиппин отказываются ставить визовые отметки в эти новые документы.

Еще один фронт идеологической борьбы развернулся в Интернете. Довольно показательной в этом отношении является «Wikipedia», которая для многих пользователей является первостепенным источником информации. Например, оригинальная статья, посвященная островам Сэнкаку, появилась в 2003 г. и состояла из 300 слов, при этом она упоминала и китайское название Дяоюйдао. В 2010 г. материал был внезапно расширен до 4000 слов, включая 43 сноски, в основном на японские карты. Потом началась «война» между редакторами, которая продолжается и поныне. Одни данные стираются, уничтожаются обновленные версии – и так по кругу… Поскольку правила «Wikipedia» запрещают собственные интерпретации и расследования и требуют цитировать надежные источники, подобное противоборство с информационным контентом приводит к дискредитации идеи онлайн-энциклопедии.

Данные споры напрямую связаны с концепцией двух цепей островов. Лю Хуацинь, командующий ВМФ КНР в 80-90 гг. прошлого века, разработал концепцию поэтапного развития морской доктрины применительно к двум стратегическим морским зонам, имеющим жизненное значение для Китая. Первая зона охватывает «близлежащие» острова, начиная с Курильских и далее — через Японию, Тайвань, Филиппины, Индонезию до Вьетнама. Вторая простирается на 2000 км от побережья Китая, включая в себя Южно-Китайское море и основные морские коммуникации Азии. Впрочем, главной целью Китая является Тайвань, и его включение в китайскую политическую систему будет происходить, скорее всего, мирным путем, как ранее были переданы Китаю Гонконг и Макао.

США противопоставили этой модели свою концепцию островных цепей (с учетом поставки вооружений союзникам в регионе) и доктрину «войны воздух-море», предусматривающую применение палубной авиации ВМФ США против китайских кораблей.

В США усердно разрабатывает панические сценарии войны с участием Китая.

В одной игровой модели Китай начнет блокаду Тайваня в 2016 г., объявив своей исключительной зоной морскую и воздушную территорию в тысячу километров от берега. Границу контролируют военно-морские силы, беспилотные летательные аппараты, имеющие большой радиус действия, а также низкоорбитальные спутники. Все это составляет единую сеть наблюдения и раннего обнаружения.

Ядерные силы Китая приведены в боевую готовность. Китай устанавливает подводные мины вокруг Тайваня, на остров нацелены корабельные пушки, вокруг кружат самолеты и курсируют подводные лодки. Сценарий разворачивается таким образом, что территориальные претензии выдвигаются Южной Корее и Японии, а военные базы США, размещенные в этих странах, подвергаются блокаде. Вашингтон пытается применить силу, но тщетно. В качестве ограниченной помощи свои базы предоставляют Новая Зеландия и Австралия, но без военного контингента. Китайское руководство ставит условие, что кризис может быть решен только одним путем – присоединением Тайваня к Китаю.

Другой, более устрашающий, сценарий предложил полковник ВВС США Дэвид Шанк, известный своими паническими взглядами по отношению к КНР. По его версии, в ночь на 1 мая 2025 г. Китай начнет вторжение в Сибирь. В первую очередь, китайский спецназ нанесет удар по Транссибирской железной дороге, отрезав тем самым Сибирь от остальной части России.

На Дальнем Востоке, особенно вблизи Владивостока, в море будут заблаговременно установлены минные заграждения, а сами мины будут активированы непосредственно в день вторжения. Китайские диверсанты проникнут вглубь территории, и после наступления часа «Х» начнут обстреливать цели легкими ракетами со специальными боеголовками, которые при детонации излучают электромагнитный импульс. Все электросети в зоне боевых действий, включая высокотехнологичные электронные приборы, используемые американскими военными для связи, в том числе со спутниками, будут выведены из строя. Кроме того, будут задействованы голограммные проекции и другие информационные ноу-хау, направленные на дезинформацию противника, а во Владивостоке использованы диверсанты, маскировавшиеся до этого под рабочих. Атака США, которые поспешат на помощь России со стороны моря, приведет к тому, что авианосцы попадут в заблаговременно расставленные ловушки. Победа опять достанется Китаю.

Недоброжелатели Китая в России могут ухватиться за эту версию, присовокупив к ней гипотетические риски от демографического роста нашего соседа. Однако Китай не рассматривает северное направление для возможной экспансии, так как там находится буфер — Монголия. Единственное место, которое относительно доступно для Китая, — это регион от Владивостока до Благовещенска, граничащий с Тихим океаном.

Но Россия с Китаем решили все территориальные споры, а энергетическая зависимость Пекина вряд ли способствует обострению отношений с Москвой.

На юго-западе длинная арка проходит через Пакистан, Таджикистан, Кыргызстан и заканчивается на Пике Победы (7439 м.), где сходятся границы Китая, Кыргызстана и Казахстана. Эту местность можно преодолеть с большим трудом, хотя исторически там были узкие коридоры, используемые в качестве торгового пути. Исключение представляет собой участок границы с Казахстаном, являющийся единственным сухопутным мостом с Европой. Однако этот маршрут, который ранее служил Шелковым путем, проходит через малонаселенные территории мусульманского региона, который составляет для Китая определенную проблему. До последнего времени замороженный конфликт с Индией представлял проблему для этой части границы, но, судя по всему, этот вопрос начал сдвигаться с мертвой точки – в мае 2012 г. обе страны вывели свои воинские контингенты из спорного участка и намерены поступательно решить эту дилемму.

Поскольку мы упомянули возможные военные конфликты, то необходимо кратко коснуться точки зрения и самого Китая. Военная доктрина об активной обороне, действующая еще при Мао, в 1990-х была заменена на новую, а в 1995 г. Центральная военная комиссия Народно-освободительной армии Китая провозгласила курс на военную модернизацию, который стал известен как «Две трансформации»:

— От армии, которая готова участвовать в локальных войнах при обычных условиях, к армии, которая готова воевать и побеждать в локальных войнах при современных и высокотехничных условиях;

— От армии, которая основана на количестве, к армии, к армии, основанной на качестве.

В современной китайской военной теории есть место и для асимметричной войны, к которой также относят термин «бесконтактной войны», которая направлена на достижение политических целей вне рамок военных средств. Это кибервойна против гражданских и военных сетей, особенно против коммуникаций и систем логистики; атаки «пятой колонны», включая саботаж и подрывную деятельность, атаки на финансовую инфраструктуру и информационные операции.

Принципиальной стратегией Пекина является так называемое «жемчужное ожерелье» (или «нить»), представляющее собой сеть портов, аэродромов и другой инфраструктуры от Южной Азии до Африканского побережья.

Тот факт, что 18 февраля 2013 г. глубоководный порт Гвадар, расположенный в пакистанском Белуджистане, полностью передан под китайское управление, а Иран сразу же после этого заявил о готовности построить рядом нефтеперерабатывающий завод, говорит о первостепенном значении этой стратегии, направленной на обеспечение Китая необходимыми энергоресурсами.

Отметим, что данный порт находится непосредственно на выходе из Персидского залива, и раньше он управлялся сингапурской кампанией. Не случайно именно сейчас США пытаются нарастить свое присутствие и в Сингапуре, и на Филиппинах. С другой стороны, усилия Вашингтона в странах Средней Азии по созданию коммуникационной инфраструктуры явно указывают на необходимость синхронизации усилий Китая и Российской Федерации, имеющей в этом регионе свои непосредственные интересы, связанные с безопасностью и интеграционными процессами Евразии.

Китай называет проект, связанный с Центральной Азией, возрождением Великого Шелкового пути. В США предлагают альтернативу под названием Нового Шелкового пути. Если действия Китая логичны, так как связаны с обеспечением энергоресурсами из Прикаспийского региона и созданием надлежащей инфраструктуры в странах Азии, отвечающей торговым и экономическим интересам, то роль США, мягко говоря, не вписывается в данный регион. Похоже, что Вашингтон проводит Большую Игру (так британцы называли противостояние Англии в отношении Франции и России в Южной Азии в XIX веке) в новой версии, пытаясь получить дивиденды от создания искусственных противоречий между государствами региона.

Помимо данной стратегии, которая реализуется, так сказать, по проторенной стезе и привязана к Евразии, Китай активно осваивает и другие просторы.

В июне 2012 г. Вэнь Цзябао, бывший премьер Китая, возвращаясь из турне по Южной Америке, сделал остановку на Азорских островах. Его самолет приземлился непосредственно на американской базе, арендуемой у Португалии на острове Терсейра. База находится в списке объектов Пентагона, подлежащих возможному закрытию. В связи с этим американcкое издание «National Review» тут же выпустило критическую статью (автор — Гордон Чань), где говорится о попытках проникновения Китая в самое сердце НАТО, если рассматривать этот блок через стратегический контроль над территориями. Если Китай будет контролировать эту базу, пишет автор, его самолеты смогут патрулировать северную и центральную зоны Атлантики и, таким образом, перерезать воздушный и морской траффик между США и Европой. Пекин также сможет заблокировать и Средиземное море и даже угрожать США, так как эта база находится менее чем за 2300 миль от Нью-Йорка, что гораздо меньше чем расстояние между Перл-Харбором и Лос-Анджелесом.

В этом плане германский аналитик Феликс Зайдлер более скептичен, так как для таких действий нужна и соответствующая техника — стратегические бомбардировщики, патрульные корабли и прочее, а Китай на данный момент не имеет таких средств. Но все может быть гораздо проще, например, на Азорских островах разместится китайская научно-исследовательская станция. Так давно делают британцы и французы, не говоря об американцах, для контроля над теми территориями, которые находятся за пределами метрополии. Собственно, такая база прекрасно подходит для электронного шпионажа и перехвата радиосигналов. И в свете постоянных обвинений Китая со стороны США в кибершпионаже данная возможность не может не вызывать беспокойства у американских чиновников. Кроме того, остров имеет определенный интерес и для космических программ.

Если коснуться темы выдавливания НАТО, то крайний интерес представляет и Исландия, где Китай терпеливо инвестирует в строительство портов и другой инфраструктуры, ожидая, когда Северный морской путь станет свободным для мореходства. Что касается Южной Атлантики, то здесь может быть использована Африка, где с рядом стран Китай давно наладил сотрудничество в самых различных отраслях. На западном побережье, в Кении и Нигерии, сильно китайское присутствие, а после того как китайская газета напечатала карту возможных военных баз Китая в Азии и Африке, данная гипотеза получила подтверждение.

Таким образом, при благоприятной ситуации Пекин сможет взять Евроатлантику под свой контроль, расположив свои базы в Исландии, на Азорских островах и в Африке.

В Африку Китай принес с собой еще и культурную экспансию с серьезными историческими обоснованиями. На кенийском побережье китайские архитекторы вместе с африканскими коллегами пытаются обнаружить следы кораблекрушения XV века, что связаны с флотилией адмирала Цзень Хе из династии Минь, который, как утверждают китайцы, достиг восточного берега Африки на 80 лет раньше Васко де Гамы.

А в 2009 г. китайское правительство оказало содействие приему на учебу в страну около 120 тысяч студентов из Африки, что в десять раз больше чем в 2000 г. По сути, Пекин воспитывает будущую африканскую элиту, которая будет впитывать в себя не только научные и технические знания, но и культуру Китая.

Наконец, Южная Америка. Тот факт, что китайские летчики с 2009 г. проходят подготовку и обучение взлету и посадке на бразильском авианосце Сан-Паоло уже говорит о многом. Бразилия является основным партнером по экспорту Китая в регионе, вместе с Пекином она приняла план совместных действий на период 2010-2014 гг. в области культуры, энергетики, финансов, науки и техники.

Инвестиции КНР в этот регион диверсифицированы от природных ресурсов до производства и услуг. Интересы колеблются от нефти в Венесуэле до древесины Гайаны и сои в Бразилии. Ситуация во многом схожа с российской: из стран Латинской Америки Китай экспортирует различное сырье – медь, нефть, железную руду, а туда поставляет товары — от мобильных телефонов до автомобилей. Однако двусторонние отношения проходят не везде гладко. В Перу китайская государственная компания на протяжении двух десятилетий встречает жесткое сопротивление со стороны шахтеров, что приводит даже к столкновениям с полицией. Чили идет на втором месте. Поставляющая нефть Венесуэла является пятым партнером Пекина в регионе. Если все будет идти так, как ранее, то ожидается, что экспорт из стран Латинской Америки в Китай к 2020 г. составит 19,3 % в общем объеме экспорта.

Китай усвоил экономические уроки капитализма и стремится поддерживать свой рост за счет постоянных вложений в больших объемах. По примерным подсчетам, Китаю необходимо продолжать инвестировать суммарно половину годового ВВП, что составляет 9 триллионов долл., — а это задача не из легких. Как вариант выхода из такой ситуации может быть увеличение стоимости услуг и сокращение рабочей силы, но это может ударить по внутренней политике. Следовательно, экономическая экспансия является наиболее приемлемым вариантом, что помогает Пекину поддерживать экономический рост.

Специально для Столетия

Леонид Савин
21.05.2013

Александр Акимов, Виталий Наумкин

30 апреля 2013

Учитывая высокую динамику протекающих в странах Ближнего Востока процессов, целесообразно разделить рассматриваемый нами восьмилетний период условно на две части — 2013–2016 гг. и 2016–2020 гг. и соответственно этому говорить о краткосрочной и среднесрочной перспективах развития ситуации в этих странах. Это, конечно, не означает, что между двумя четырехлетиями пролегает некий водораздел.

Последнее десятилетие XXI в. было временем серьезных потрясений для региона: подъем исламского радикализма и начало глобальной войны против террора, иностранное вторжение в Ирак и свержение режима Саддама Хусейна, новые периферийные войны Израиля с арабами (2006 и 2009 гг.). А начавшийся в 2011 г. процесс «арабского пробуждения» стал для региона событием исторического значения, сопоставимым с распадом Османской империи и образованием национальных арабских государств под мандатом Великобритании и Франции после Первой мировой войны или освобождением этих государств от колониализма и национальными революциями третьей четверти ХХ в. Бурные мятежные движения 2011–2012 гг. в шести арабских странах (в отдельных случаях они могут быть охарактеризованы как революции) уже привели к смене лидеров или режимов в части из них и к политическому триумфу десятилетиями находившихся в подполье исламистских сил. Нет оснований считать, что все остальные государства имеют иммунитет от лихорадки молодежного протеста, который явился мотором происшедших изменений. Однако нет причин и говорить о каком-либо эффекте домино, поскольку в одной части государств региона протестные движения практически вообще не имели место, в другой — были погашены с помощью реформ (пускай, и не глубоких), как, например, в Иордании и Марокко, денежных вливаний, как в Саудовской Аравии, или репрессивных действий властей, как на Бахрейне. На среднесрочную перспективу ключевым вопросом для региона представляется возможность изменений в таких региональных гигантах, как Иран и Саудовская Аравия, ситуация в которых пока остается стабильной.

Общая траектория развития ситуации в регионе будет определяться совокупным воздействием следующих обстоятельств.

1. Остановится ли в регионе волна мятежей, протестов и революций?
2. Удастся ли удержать регион от распространения оружия массового поражения?
3. Какую политику в отношении государств региона будут проводить наиболее влиятельные глобальные державы?
4. Удастся ли добиться успеха в разрешении арабоизраильского конфликта (в первую очередь, на палестино-израильском треке)?
5. Насколько серьезным и длительным будет обострение межконфессиональных и внутриконфессиональных противоречий?
6. Пойдет ли на спад религиозный экстремизм и терроризм?
7. Удастся ли избежать новых войн и иностранных интервенций?
8. Будут ли развиваться «новые арабские исламские режимы» в направлении демократии?
9. Какой будет ситуация на нефтегазовом рынке?
10. Насколько успешным будет экономическое развитие стран региона?

В этом контексте ключевой проблемой для региона в рассматриваемый период является экономическое развитие.

ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА В СТРАНАХ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА

Будет возрастать роль Ближнего Востока в качестве мирового финансового центра (ОАЭ), регион останется крупным импортером самых разных видов промышленной и сельскохозяйственной продукции. С одной стороны, арабские страны Персидского залива сохранят значение как крупные экспортеры капитала. При этом стоимость зарубежных активов этой группы стран, по некоторым оценкам, уже превысила 1,8 трлн долл., что примерно в два раза превышает их суммарный ВВП, а основная часть инвестиций приходится на США (более 300 млрд долл.) и на страны Европы. С другой стороны, страны региона сами являются реципиентами прямых иностранных инвестиций, самые крупные из них — Саудовская Аравия, Катар и Турция. Ключевые инвестиционные сектора в арабских странах Персидского залива включают нефтехимический сектор, металлургию, алюминиевую и цементную промышленность, производство строительных материалов, горнодобывающую и пищевую промышленность, объекты инфраструктуры, сферу услуг.

Саудовская Аравия и ОАЭ стремительно улучшают инвестиционный климат, что является важной предпосылкой для устойчивого экономического роста на ближайшую перспективу. За период 2005–2010 гг. Саудовская Аравия перешла с 67-го на 13-е место в мире в рейтинге стран по удобству ведения бизнеса, определяемом Всемирным банком. Продолжается осуществление стратегических программ развития, что, вероятно, будет продолжаться и в среднесрочной перспективе. В Долгосрочной стратегии экономического развития Саудовской Аравии до 2024 г., первыми двумя этапами осуществления которой являются восьмой (2005–2009 гг.) и девятый (2010–2014 гг.) пятилетние планы экономического развития, поставлена цель снизить за период с 2005 по 2024 г. долю экспорта нефти в общем экспорте страны с 65,8 до 19,5%, поднять долю экспорта других товаров с 26,8 до 59,8%, а долю экспорта услуг с 7,4 до 20,7%.

В рамках стратегии развития до 2024 г. катализатором капиталовложений должны стать прежде всего частные инвестиции. Поставлена цель наращивать частные инвестиции в среднем на 10,3% в год, в то время как ежегодный рост государственных инвестиций должен составить около 8,7%. Фактором риска для Королевства на ближайшую перспективу является истощение запасов нефти в результате наращивания ее добычи для компенсации нехватки сырья на рынке вследствие санкций против Ирана. К 2020 г. основными покупателями аравийской нефти станут азиатские государства (в первую очередь, Китай), а возможное достижение западным полушарием энергетической самообеспеченности (с учетом, в частности, огромных запасов, открытых в Бразилии), как можно предполагать, коренным образом скажется на отношениях арабского мира с США.

Однако в целом значение всей группы арабских стран Персидского залива, экспортирующих нефть, непременно, будет расти. К 2020 г. их суммарный ВВП должен достичь 2 трлн долл., что составит 1,7% мирового ВВП. Контуры ситуации в этом регионе определяется тем, что аравийские режимы стоят перед выбором следующих вариантов экономической политики: продвижение широких экономических программ развития при сравнительно более медленных политических сдвигах либо ускорение политических реформ, в случае, если экономическая политика окажется менее успешной, чем ожидается.

На экономику Ирана большое влияние оказывает режим международных санкций, действующий с 2010 г. Она сильно зависима от экспорта — объем внешней торговли составляет свыше 45% ВВП. В то же время значительные людские и природные ресурсы страны обеспечивают существование внутреннего рынка, поддерживающего экономическую активность даже в условиях ухудшающейся мировой конъюнктуры. Сложившаяся практика иранского руководства постепенно изменять действующие в стране экономические механизмы в сторону мировых стандартов позволяет рассчитывать на устойчивое развитие. Поскольку вероятность сохранения высоких цен на нефть достаточно велика, можно прогнозировать, что существенного замедления темпов роста иранской экономики не произойдет. Уровень развития реального сектора экономики Ирана характеризует тот факт, что страна имеет отечественное ракетостроение, развитую фармацевтику и некоторые другие высокотехнологичные производства.

СОЦИАЛЬНЫЕ, ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И НЕКОТОРЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СЦЕНАРИИ

Регион вынужден импортировать значительное количество продовольствия, а также кормового зерна. Дефицит пресной воды приводит к невозможности развивать сельское хозяйство без существенных инвестиций, а для развития экономики, включая помимо сельского хозяйства городскую инфраструктуру и некоторые водоемкие отрасли промышленности, необходимо развивать самостоятельную капиталоемкую отрасль по добыче и опреснению, а также транспортировке пресной воды.

В течение последних четырех десятилетий в арабских странах стабильно повышался удельный вес молодежи среди населения. Экспертами Всемирного банка прогнозируется, что к 2015 г. он будет превышать 30%. Этот процесс при ограниченных возможностях роста обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства порождает высокий уровень безработицы, прежде всего — среди молодежи. В настоящее время безработица среди молодежи в странах Ближнего Востока составляет свыше 25%, что является одним из самых высоких показателей в мире. Это, в свою очередь, предопределяет достаточно высокие темпы роста региональных трудовых ресурсов: в 1980–2010 гг. они находились на уровне 3,3% (в Южной Азии — 2,1%, в Восточной Азии — 1,5%).

Проблема высокой безработицы в арабских странах тесно связана с качеством их трудовых ресурсов, которое заметно отстает от других развивающихся регионов. Доля низкоквалифицированных и неквалифицированных работников составляет примерно 60–65% экономически активного населения арабского мира, что, в свою очередь, обусловлено отставанием образовательного уровня местных жителей. Критической социальной проблемой региона остается крайняя бедность населения в разных странах, входящих в его состав.

Не менее острой проблемой для арабского мира остается хроническая бедность достаточно широких слоев населения. Рост безработицы и повышение потребительских цен (прежде всего на продукты питания) привели к заметному росту удельного веса бедных в общей численности населения. По имеющимся оценкам, учитывающим национальные критерии бедности, рассматриваемый показатель в конце 2000-х годов достиг в среднем 40%, в частности, в Йемене — 60%.

С учетом всего сказанного можно предположить несколько вариантов развития экономической ситуации в регионе в связи с политической ситуацией.

Первый сценарий: «Политические процессы взрывают регион и его экономику». В этой ситуации различного рода конфликты расшатывают социально-экономическую обстановку в такой степени, что экономическая деятельность резко сокращается, разрушаются существующие предприятия, экономика откатывается далеко назад по уровню и масштабам развития. Примеры реализации такого сценария сегодня — Ирак и Ливия.

Второй сценарий: «Внешнеэкономические процессы — запал для политического взрыва». Мировой финансово-экономический кризис, развитие альтернативных технологий в энергетике от солнечной и ветровой энергетики до сланцевых нефти и газа, замедление экономического роста в КНР могут привести к резкому сокращению спроса на основные экспортные продукты региона — нефть и газ. В результате сокращения экономических возможностей государств разворачиваются разрушительные процессы в политической области.

Третий сценарий: «Устойчивое развитие». Сценарий возможен как при благоприятном развитии мировой экономики, так и при мировом кризисе, если он не вызовет существенного спада потребления нефти и газа в быстро растущих экономиках стран Азии. При росте мировой экономики потребности разных стран мира в нефти и газе будут возрастать, что придаст импульс развитию региона. Экономический спад в странах Запада, вызванный мировым финансово-экономическим кризисом, может привести к спаду потребления нефти и газа в этой части мирового хозяйства, но растущие экономики Китая, Индии и стран Юго-Восточной Азии будут нуждаться в дополнительных количествах топлива, особенно для автомобильного транспорта, и этот рост потребностей в нефти и газе в странах Восточной и Южной Азии обеспечит спрос на нефть и газ Ближнего Востока.

ВАРИАНТЫ РАЗВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ

Переживаемые в последнее время государствами региона (в первую очередь, его арабской части) бурные трансформационные процессы, сохранение старых и появление новых угроз безопасности, нерешенность конфликтов, немалая часть из которых имеет глобальное измерение (арабо-израильский конфликт, ситуация в Судане, курдская проблема, деятельность экстремистских и террористических организаций, ядерная программа Ирана, положение в Сирии, в Йемене, неопределенность будущего Ирака и т.п.) предопределяют возможность развития ситуации в нежелательном для мира и стабильности направлении.

Одним из наиболее негативных последствий турбулентных событий последнего десятилетия явилось резкое обострение межконфессиональных (между мусульманами христианами) и внутриконфессиональных (между суннитами и шиитами) противоречий, которые на краткосрочную перспективу имеют тенденцию не только сохраниться, но и обостриться. Формирование на Ближнем Востоке альянса влиятельных суннитских исламистских (или симпатизирующих исламистскому порядку даже при сохранении светского характера своей государственности, который может подвергаться эрозии) режимов, осью которого на сегодня являются такие страны, как Саудовская Аравия, Катар, Турция, Тунис усилит их стремление доминировать в региональной политике и навязывать соседям свою повестку дня.

Потенциал исламистского движения в целом в предстоящий период будет ослабляться противоречиями между различными течениями политического ислама — «Братьями-мусульманами» (и выросшими из них группировками), салафитами и джихадистами. Эти противоречия будут и в дальнейшем активно использоваться региональными акторами с целью продвижения своих интересов (например, поддержка Саудовской Аравией салафитов, Катаром — «Братьев-мусульман»).

В целом с немалой долей вероятности можно предположить, что, как минимум, в краткосрочной перспективе неопределенность и нестабильность в значительной части стран Ближнего Востока, порожденные массовыми протестными движениями и приходом к власти исламистов, сохранятся.

Удастся ли господствующим теперь во многих государствах (и прежде всего в такой ведущей стране арабского мира, как Египет) исламским политическим силам, «голодным до власти», как выразился один из участников событий, преодолеть искушение вернуться к испытанным авторитарным методам правления? Не помешает ли их взгляд на собственный успех как на результат Божественного предопределения выполнению ими обещаний сохранить приверженность демократии и опираться на волеизъявление? И, главное, удастся ли им решить трудные задачи восстановления экономик, которым был нанесен ущерб турбулентными событиями 2011–2012 гг.?

В среднесрочной перспективе сохранится противоборство двух тенденций в эволюции политического ислама. Одна из них — к модернизации, адаптации его к современным реалиям в силу самой ответственности за управление соответствующими странами, усиление его приверженности демократическим нормам под давлением общественного мнения большинства населения, высказавшего в ходе протестных движений стремление к свободе и социальной справедливости. Другая — «замыкание в себе», попытка выстроить систему ценностей и норм, в значительной мере не совпадающих с господствующими в большинстве стран мира.

Частичная дерадикализация политического ислама уже происходит, и под влиянием этого процесса уже в краткосрочной перспективе будет меняться лицо таких группировок, как ХАМАС и Хизбалла. Движение ХАМАС, поддерживаемое в настоящее время не Ираном, а консервативными арабскими режимами, вероятно, будет дальше двигаться в сторону мира с Израилем. Возможное превращение его демократическим путем в правящую политическую силу всей Палестинской автономии создаст новую ситуацию, которую будет должен учитывать как Израиль, так и западные государства.

Стратегия Хизбаллы, возможно, в меньшей мере будет увязываться с целями, которые преследует Иран. Однако рост числа накопленных этой партией ракет и, возможность, приобретение ею способности самостоятельно производить это оружие представляют собой серьезный вызов для Израиля. Пока нет оснований для алармистских прогнозов в сфере нераспространения. В то же время среди возможных сценариев есть негативный: кризис вокруг Ирана не удается разрешить, против него совершается военная акция, Тегеран производит ядерное оружие, что подталкивает к этому решению другие страны региона. Вполне вероятным является более позитивная перспектива — удержание Тегерана «у ядерной черты»: он не отказывается от программы приобретения возможности максимально быстрого создания ядерного оружия в случае необходимости, но по-прежнему не принимает об этом политического решения. С таким Ираном страны региона и глобальные игроки будут жить, не исключено, что и некоторые региональные державы захотят последовать его примеру. Шансы на создание даже на Ближнем Востоке даже к 2020 г. зоны, свободной от ядерного оружия, или продвижение в «глобальному нулю» пока остаются незначительными.

Баланс сил в регионе, видимо, будет и в дальнейшем меняться. Неарабские державы, которые пока считают себя победителями в результате событий «арабской весны», продолжат соперничество за влияние. И Израиль, и Турция уже сегодня говорят о своей победе как о «пирровой»: новые угрозы могут свести их на нет. Иран, который сначала рассматривал себя также как одного из победителей, сегодня крайне обеспокоен развитием ситуации в Сирии и возможными последствиями обострения сирийского кризиса для Ливана и Ирака.

Не исключено, что в результате дестабилизации ситуации в регионе в среднесрочной перспективе могут обостриться межгосударственные, этнополитические и этноконфессиональные конфликты, развитие обстановки приведет к перекройке границ или появлению неких новых образований. Однако появление нового халифата региону все же не грозит.

ВЫЗОВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ РОССИИ

Рассмотренные турбулентные события в арабском мире обернулись одновременно и выигрышем, и проигрышем. С одной стороны, Россия показала, что является одним из ключевых акторов, способных оказывать влияние не только на решения международного сообщества по самым сложным проблемам региона, но и на саму ситуацию в регионе.

Сильным моментом для России было то, что по целому ряду важнейших проблем она выступала вместе с Китаем, а также в меньшей степени с другими партнерами по БРИКС и по ШОС. С другой стороны, Россия в результате падения отдельных режимов потеряла ряд контрактов, а из-за последовательного проведения своего курса в отношении сирийского кризиса вызвала критическое или даже враждебное отношение к себе со стороны целого ряда правительств и важных секторов общественного мнения, выступавших за внешнее вмешательство на стороне оппозиции. России придется преодолевать эти издержки, не отказываясь от заявленных принципиальных позиций, резкий отход от которых вряд был бы разумен. Видимо, в краткосрочной и даже среднесрочной перспективах будет идти непростой процесс установления контактов Москвы с «новыми» политическими силами, прежде всего исламистскими организациями, а также группировками либерального толка. При этом практически все ближневосточные правительства будут в той или иной мере заинтересованы в развитии отношений с Россией как с влиятельной глобальной державой. Они будут испытывать острую потребность диверсификации своих внешних связей. Что касается Турции, отношения России с которой вышли на уровень теснейшей взаимозависимости, то разногласия по ситуации в Сирии вряд смогут серьезно ухудшить состояние этих отношений.

Принадлежность части населения России к мусульманской конфессии одновременно и создает окно возможностей для укрепления отношений России с исламским миром, в том числе государствами Ближнего Востока, и предопределяет серьезность новых угроз, проистекающих от резкого усиления позиций исламистов. Возможность активизации дестабилизирующей деятельности организаций салафитов и «Братьев-мусульман» в мусульманских регионах России, а также в государствах Центральной Азии, будет, как минимум, в краткосрочной перспективе влиять на политику России в отношении ближневосточных партнеров. Что же касается экономического сотрудничества со странами региона, то можно предположить следующее.

Россия теряет возможность экспортировать газ в Израиль. В результате открытий, сделанных с 2009 г. по настоящий момент, ситуация в сфере энергетики на Ближнем Востоке претерпела значительные изменения. Израиль из страны–импортера энергоресурсов в скором времени (2016–2017 гг.) может стать их чистым экспортером. В результате сделанных открытий общий объем доказанных месторождений природного газа в Израиле по состоянию на лето 2011 г. Составил приблизительно 720 млрд м3.

Иран можно считать потенциальным конкурентом России на рынке газа. Обладая вторыми в мире запасами природного газа, он остается его нетто-импортером и пока только стремится к тому, чтобы стать крупным экспортером, но этому мешают энергетические санкции.

Военно-техническое сотрудничество и инфраструктурные проекты. В этой сфере возможности России будут, скорее всего, сокращаться в силу технологического отставания ее промышленности и роста международной конкуренции в этих областях.

Сельское хозяйство. При всех сценариях развития региона Россия будет иметь в нем потенциально растущий рынок для своей сельскохозяйственной продукции, в первую очередь, зерна. В настоящее время основным направлением российского зернового экспорта является Ближний Восток и Северная Африка, и экспорт в этот регион имеет потенциал роста. Здесь возможен как товарный экспорт, так и производственное сотрудничество. Развитие животноводства в перспективе может расширить российский экспорт. Производственное сотрудничество возможно в форме привлечения инвестиций из стран Ближнего Востока в российские проекты с ориентацией этих проектов на экспорт. Увеличения экспорта потребует расширения пропускной способности железных дорог и морских портов, и эти области также могут стать объектами инвестиционного сотрудничества.

Международная миграция населения. Демографическое давление в регионе порождает эмиграционный потенциал, часть которого может направиться в Россию и страны СНГ. Такого рода миграционный поток может иметь как негативное воздействие на Россию в случае, если эмигрировать будут представители маргинальной части местных обществ, так и позитивное, если частным российским фирмам и государству удастся наладить поток относительно квалифицированной рабочей силы, например, для занятости в сельском хозяйстве.

Взаимные инвестиции. В обозримой перспективе возможно привлечение арабских капиталовложений в российскую экономику. Для того, чтобы стимулировать крупных арабских инвесторов вкладывать средства в российские проекты, требуется дальнейшее совершенствование законодательства Российской Федерации в направлении защиты прав собственников (как национальных, так и зарубежных) и иностранных инвестиций, а также правоприменительной практики. России следует обратить внимание на кредитные организации и финансовые учреждения арабских нефтедобывающих государств, которые осуществляют финансирование крупных проектов развития в разных частях мира. При этом российские компании уже работают во многих странах региона, а российские инвесторы вкладываются в недвижимость в ряде стран (так, в недвижимость в ОАЭ ими вложено около 15 млрд долл.).

Иран.ру

Вашингтонский политолог Пол Гобл, автор блога Window on Eurasia, поделился с Русской службой «Голоса Америки» анализом происходящих в России процессов и дал оценку американо-российским отношениям.

-По разные стороны Атлантики звучат диаметрально противоположные оценки состояния и перспектив американо-российских отношений, при этом и здесь, и там есть крайние пессимисты, но есть и крайние оптимисты. Что думаете вы?

— Я думаю, мы в США, наконец, движемся в том направлении, где Россия больше не занимает центральное место во внешней политике. Очень долго мы жили отголосками «холодной войны», когда весь мир вращался вокруг происходящего в Вашингтоне и в Москве и развития отношений между США и Россией.

Сегодня существует гораздо более реалистичная оценка России – как региональной силы, но уже не как глобальной сверхдержавы, каковой она действительно больше не является. Мне также кажется, что сейчас пришло более четкое понимание того, что все наши надежды начала 1990-х годов на то, что Россия станет демократической страной, страной свободного рынка, где государство защищало бы права и свободы своих граждан и обеспечило бы долю всех жителей страны в доходах от громадных природных богатств – все эти надежды перечеркнуты.

Это не значит, что прогресс невозможен. Тот факт, что США и Россия сейчас находятся за пределами ситуации, при которой было только два выбора – или новая «холодная война», или абсолютное согласие и сотрудничество, – означает, что мы вступили в период, когда более реальным стало сотрудничество в узких сферах.

Есть проблемы, решение которых предполагает взаимодействие США и России, но остаются и проблемы, в которых подобное сотрудничество абсолютно невозможно. Наши отношения на новом этапе не будут ни исключительно дружественными, ни исключительно враждебными.

Мы можем выступать на близких позициях в решении проблемы пиратства, но трудно представить, чтобы мы сотрудничали в вопросах сохранения зависимости Европы от российского газа – просто потому что в этой сфере у нас различные интересы. Мне кажется, в Вашингтоне растет понимание этой ситуации, и это – здоровый подход к определению тех сфер, где сотрудничество выгодно обеим сторонам.

-Некоторые аналитики на Западе, так же как и в России, рассматривают предстоящие Олимпийские игры в Сочи в 2014 году как часть идеи «возрождения великой России». Что вы думаете об этом?

-Стало совершенно очевидным, что сочинская Олимпиада, которую Владимир Путин планировал как символ и высочайшее достижение своего президентства, скорее всего обернется его крупнейшим провалом. Я говорю это не потому, что там обязательно случится какое-то насилие, и не потому, что ожидаю широкого мирового бойкота – а исходя из опыта Игр в других странах.

Когда вы планируете международное событие, которое привлекает внимание всего мира, люди видят не только то, что вы им показываете, но и то, что вы очень хотели бы скрыть. Чем пристальнее журналисты мира приглядываются к ситуации вокруг Сочи, тем более уродливо она проявляется.

Мы узнали о рабском положении гастарбайтеров в Сочи. Мы узнали о массивной коррупции – хотя многое еще даже не построено, эти игры уже стали самыми дорогими в истории – свидетельство того, что большая часть этих денег уходит на оффшорные счета российских чиновников.

Мы увидели варварский захват снежного леопарда в Сибири – только ради того, чтобы Путин мог позировать перед камерами. Мы увидим гораздо более подробные репортажи о том, что 150 лет назад Сочи стал местом величайшего геноцида 19 столетия, приведшего к гибели сотен тысяч людей и изгнанию черкесов из родной земли в Османскую империю.

Как бы пропагандистская машина Владимира Путина ни пыталась, она бессильна противостоять этому – просто потому, что такова журналистика – для объективности им нужно будет балансировать заявления Кремля репортажами, появления которых Кремль очень не хочет.

В конце концов, для западной публики, которая почти ничего не знает о Кавказе и никогда не слышала о черкесах, это странное слово «Сочи» получит лицо. Благодаря истории региона, благодаря поведению там московских чиновников и персонально Владимира Путина, это лицо будет уродливым. Это станет черной меткой для Владимира Путина, возможно, даже тем самым толчком, который заставит все больше россиян сомневаться в легитимности его президентства.

-Пресса в России все чаще сообщает о проявлениях национальной нетерпимости – как со стороны русских, так и со стороны представителей других этнических групп. Чем вы объясняете всплеск национальной идентичности, и во что это может вылиться в перспективе для такого многонационального государства, как Россия?

— Мне кажется, чтобы понять глубину этого процесса, нужно оглянуться в историю страны, присмотреться к оборотной стороне имперского мышления – на протяжении столетий утверждение превосходства русской нации происходило не через призму русской идентичности, а через способность подавлять другие народы.

Сейчас в России происходит видимое ослабление позиций этнических русских на фоне усиления позиций нерусских. Это объективный процесс, обусловленный многими факторами, в числе которых – низкая рождаемость у русских и высокая рождаемость у нерусских, миграция из стран Центральной Азии и Южного Кавказа – в комплексе ведущий к резкому падению процентной доли этнических русских в общей численности населения России.

На этот счет существует противоречивая статистика, мне кажется, не будет ошибкой говорить, что сейчас в России этнические русские не превышают двух третей населения. Это драматическое падение по сравнению с 1991 годом, когда русские составляли 90 процентов населения страны. Как следствие, русские чувствуют себя в опасности, поэтому идея «большого русского брата», государствообразующей миссии русской нации – это всего лишь оборотная сторона опасений русских людей.

Мне кажется, тот факт, что русские проводят столько времени в спорах о «национальной идее» – это не столько отражение культурного стиля, сколько симптом серьезной социальной болезни, опасной болезни, потому что, если русским не удастся смириться с потерей империи, они рискуют превратиться в международных изгоев.

— Считается, что политика централизации власти, проводимая Кремлем, нивелирует идею федерализма или регионализма в России. Насколько, по вашему мнению, концентрация ресурсов в Москве эффективна для контроля над провинциями?

-Когда наблюдаешь за процессами в России с удаленной позиции, поражает неожиданный рост регионализма внутри Российской Федерации. Возрождение и усиление сибирской идентичности, восточной идентичности, поморской – на Севере, казачьей – по всему югу России. Эта революция идентичностей отражает две важные тенденции и указывает на третью.

Во-первых, это отражение того факта, что, вопреки убеждениям большинства людей, русская национальная идентичность – самая слабая в Евразии. Самоидентификация, к примеру, у авар, армян или украинцев намного сильнее, чем у русских. Во многом русские оказались главными жертвами государства, названного их именем. Им было позволено управлять, но только ценой отказа от собственного развития как нации. Как результат – происходит фрагментация.

Свою лепту вносят и география и плохое управление. Вы не можете проехать на машине из одного конца страны в другой, потому что нет нормальных автотрасс, железные дороги ржавеют, большинство авиакомпаний выдавлены из бизнеса и больше не функционируют – огромные части страны изолированы друг от друга. Как следствие формируются региональные альянсы. Реанимируется тот самый тип регионализма, который был жестоко подавлен Борисом Ельциным в середине 1990-х годов.

Совмещение и сдерживание роста регионализма и субэтнического русского национализма станут для центра серьезным вызовом. В среднесрочной и долгосрочной перспективе рост русского субэтнического национализма представляет гораздо более серьезную угрозу способности Москвы контролировать ситуацию, чем любое другое «нерусское» национальное движение.

Ф.Т.: Описанная вами картина угроз отличается от более популярной – Северный Кавказ принято считать самым опасным и неуправляемым регионом России. Каковы ваши оценки и прогнозы достижения стабильности?

П.Г.: Существует два взгляда на Северный Кавказ. Согласно одному, Северный Кавказ – это набор различных наций, каждая из которых преследует свои собственные интересы и цели. Согласно другому, национализм вытеснен исламом, ислам – единственный клей, способный удержать регион от развала, ислам также – угроза, эквивалентная терроризму. Я убежден, что, вопреки распространенному мнению, исламизм не пустил такие глубокие корни на Северном Кавказе, как многим кажется. Одна из причин того, почему Москва так много говорит об исламизме на Кавказе, – попытка оправдать любой градус репрессий, которые российское правительство там применяет.

На мой взгляд, на Северном Кавказе сейчас происходит возрождение ведущей роли этно-сепаратистских идей, я убежден, что мы наблюдаем строительство национальных прото-государств, потенциальных государств. Репрессивная политика российского правительства не работает, потому что у него нет достаточных ресурсов для проведения репрессий такого уровня и на такой длительный срок, чтобы добиться окончательного усмирения, у них нет достаточных ресурсов, чтобы подкупить все население Кавказа. Поэтому Владимир Путин сделал ставку на подкуп элит, надеясь добиться полной тишины.

Но на примере Чечни мы видим, что результат получается совсем не тот, о котором думала Москва. Чечня на протяжении нескольких лет получает невообразимые суммы от Москвы, и сегодня Чечня намного более исламизирована, чем за всю историю ее существования.

Говоря о стабильности, нужно помнить, что существует несколько ее разновидностей, и нужно точно знать, о каком именно виде мы говорим. О стабильности внутри отдельных республик? О стабильности внутри региона в целом? Или о стабильности между регионом и Москвой? Мне думается, если российское правительство не планирует тратить на Кавказ значительно более крупные суммы и не желает стать умнее и осторожнее в применении силы, отношения между Москвой и Северным Кавказом будут становиться все более неустойчивыми.

И вопрос не в том, сколько людей уходит в лес, вопрос в том, какого будущего хотят для себя люди на Северном Кавказе. По моим ощущениям, мы будем видеть спад проявлений насилия и террористической активности, однако при этом регион будет все больше удаляться от Москвы. Мы также увидим солидификацию прото-государств в течение следующего десятилетия.
Фатима Тлисовa
10.05.2013

 Роман Темников

Эксклюзивное интервью АМИ «Новости-Азербайджан» с известным российским политологом, директором по международным проектам Института национальной стратегии РФ Юрией Солозобовым.

— Ваша оценка прогнозов и реальных угроз, связанных с выводом американских войск из Афганистана в 2014 году?

— Вывод войск из Афганистана уже породил медиа феномен и страшилку вроде календаря майя с предсказаниями о близком конце света в 2014 году.

Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев по этому поводу заметил, что тотального домино, то есть падения режимов одного за другим, в регионе не будет. И я абсолютно поддерживаю эту позицию.

Я полагаю, что в странах Центральной Азии имеется определенный набор стабильности, есть определенные механизмы, включая ОДКБ и ЕврАзЭС, а также СВМДА, которые могут нейтрализовать данную угрозу. Да и сами страны стали уже достаточно сильны, чтобы просто так сломаться перед лицом тех или иных угроз.

Тем не менее, будем оставаться реалистами и подумаем о негативных сценариях, которые могут реализоваться вопреки оптимистичным прогнозам политиков. Я имею в виду то, что передача оружия одной стране, удобной для вывода американского военного имущества из Афганистана, а именно – Узбекистану, приведет к серьезным последствиям. Дело в том, что президент Узбекистана Ислам Каримов, как показывает его политическая биография, совершенно непредсказуемый человек.

Во-вторых, он имеет претензии к своим региональным соседям. Каримов – достаточно брутальный политик, который может минировать границы и т.д. В конце концов, у него есть комплекс неполноценностей перед Нурсултаном Назарбаевым по причине того, что он потерял лидерство в регионе, имея хорошие карты в начале.

Кроме того, Каримов достаточно стар, и уже довольно открыто обсуждается вопрос о преемничестве, а, принимая во внимание тот факт, что преемник пока еще не известен, эта страна потенциально является нестабильной.

Вторая угроза – радикальный ислам, с которым столкнулись Афганистан, Казахстан. Эта опасность исходит изнутри. Она связана с тем, что терроризм возникает там, где у государств имеются слепые зоны, где государство не осуществляет должным образом патернализм. Этим пользуются вербовщики.

С этой точки зрения самой большой проблемой в регионе является находящаяся в Узбекистане Ферганская долина – самая густонаселенная область, согласно концепции ООН. Эта долина имеет потенциальную возможность стать зоной конфликта, где высокая плотность населения рука об руку соседствует с исламским радикализмом. Ведь, где мало денег и справедливости, там много разговоров о том, что справедливость может быть наведена исламскими братьями.

Лично я не против ислама, являющегося религией справедливости. Я против боевого варианта ислама, который показал, что может быть реализован посредством серии свадеб, сеть дружеских контактов (когда происходит вербовка). Эта сеть неуловима структурами безопасности ни в Казахстане, ни в Азербайджане, ни в других странах.

Наконец – угроза наркотрафика, который подпитывает терроризм, финансируя его, а также разрушает социальные структуры государств. К сожалению, Казахстан и Россия находятся на северном маршруте экспорта наркотиков из Афганистана. Более того, мы становимся не просто странами — транзитерами, но и потребителями. По некоторым данным, в России потребляется до трети ввозимого наркотика.

Это очень серьезная проблема для всех. Наркоман живет 5-6 лет. Он абсолютно циничен, вымогает деньги у  близких родственников трех поколений. Это хороший, дешевый способ собрать деньги.

Это экономическая и генетическая экспансия на наши страны, и недооценивать данную угрозу нельзя.

— Какова позиция Китая по отношению к данным угрозам?

— Китай вполне в состоянии одеть всех афганцев в майки, раздать им тушенку и плееры. Но Китай не хочет этого делать, так как видит отсутствие стабильности в Афганистане, и не видит того, с кем можно было бы иметь дело. Это, как в сегодняшней Киргизии, когда каждая новая власть становится все слабее, и уже неспособна отвечать не то, что за всю страну, но даже за отдельно взятый регион страны.

Поэтому Китай рассматривает только экономическое участие и точечные экономические проекты. Но участие в политическом, и тем более военном урегулировании, Китай в ближайшем будущем для себя исключает.

— Какова будет роль России в восстановительных процессах в Афганистане?

— Во-первых, Россия ни одним своим солдатом не будет участвовать в каких-либо операциях в Афганистане. Мы уже имели печальный пример военного участия в Афганистане, что привело к ссоре со многими исламскими странами.

Поэтому рассматривается только экономическое участие. Эксперты Торгово-промышленной палаты РФ располагают 80 проектами по восстановлению инфраструктуры Афганистана. Проектов в будущем станет еще больше. Но осуществляться они будут только посредством совместных предприятий, так как мы не хотим вкладывать деньги в пустоту. Мы хотим, чтобы с другой стороны также был ответственный партнер.

— Насколько вероятен такой сценарий, когда дестабилизация Центральной Азии оказывает свое негативное влияние на Каспийский регион и на Кавказ?

— Мы сейчас видим, что Казахстан является объектом серьезной террористической атаки. Свидетельством тому являются демонстративные взрывы перед зданиями КНБ, нападение на погранзаставу. Это все – показное воздействие на силовые структуры.

Это показывает, что салафитские структуры в Казахстане неожиданно реализовались в тех местах, где этнических казахов было мало. Это бывшие руссконаселенные регионы типа Павлодара, Акмола, Семей, Петропавловск. Эти регионы оказались беззащитными перед сетевой угрозой радикального ислама.

Во-вторых, если смотреть на реализацию планов  через призму технологий, которые были имплементированы в Ливии, и сейчас имплементируются в Сирии, мы видим организацию официального «клуба друзей» этих стран. Их цель и назначение состоит в деструктурировании реального порядка и элиминации существующего правительства через возникновение параллельных правительств, армий, в том числе через наемных спецназовцев (английских, французских и т.д.) с огромным опытом диверсионной работы.

Что касается Каспийского региона, то он может стать следующей зоной дестабилизации. Дело в том, что порядка 80% богатств Казахстана сосредоточено в его западной части, где живут адайцы, которых легко инициировать на межэтническую войну с туркменами. Я назвал этот вариант «ТенгизШевроностан», когда люди, не занятые в работе кампании «ТенгизШеврон», заняты войной и истребляют друг друга.

Меня беспокоит также еще такой факт: Азербайджан изготовил большое количество станций пассивного зондирования. Это станции, определяющие геолого-разведочные данные, находят платы нефти и газа по данным отдаленных землетрясений и взрывов, не требуя активной сейсморазведки.

Когда Азербайджан пытался провести активную сейсморазведку Каспийского моря, то встретил активное сопротивление стражников исламской революции из состава ВМС Ирана.

Но, насколько мне известно, два года назад Азербайджан получил американское программное обеспечение, которое позволяет устанавливать структуру геологических пластов посредством слабых сейсмических волн. Это могут быть реальные землетрясения или слабо инициированные взрывы. Насколько мне известно, 18 или 24 станций было построено по постановлению правительства Азербайджана.

Это говорит о том, что Азербайджан заинтересован в реальных данных о структурах запасов нефти и газа Каспия.

В начале пути, когда был еще жив великий Гейдар Алиев, проложивший Западу путь к Каспию, в Азербайджане очень популярна была идея построения второго Кувейта, основывавшаяся на огромных запасах нефти и газа. Благодаря авторитету Гейдара Алиева был построен нефтепровод БТД.

После его смерти Ильхам Алиев продолжил дело отца. Но выяснилось, что запасы каспийской нефти и газа очень малы. Основное месторождение нефти – Тенгиз, находящееся в Казахстане, было открыто, исследовано и начата эксплуатация еще в советское время. СССР вложил в его разработку 6 млрд. тогдашних долларов США, которые равняются нынешним 120 млрд. долларам.

Но в целом, северный Каспий беден нефтью и газом. Недавняя конференция в Амстердаме показала, что основные запасы нефти и газа на Каспии находятся в иранской части Каспия. По оценкам наших специалистов, эти запасы составляют 5-6 Самотлоров (Самотлор – крупнейшее в России и одно из крупнейших в мире нефтяных месторождений (геологические запасы – 7,1 млрд. т., извлекаемые — 2,7 млрд. т.), открытое в СССР в 1965 году вблизи Нижневартовска и разрабатываемое до сих пор – прим. Авт.).

Это открытие кардинально меняет весь ход мышления, и катера, которые защищают Каспий со стороны Ирана, имеют возможность быть быстро поставлены на рельсы и доставлены в Ормузский пролив. Это позволяет Ирану быстро реагировать на возникающие угрозы в Персидском заливе, или на Каспии, и оперативно перебрасывать свои ВМС.

А Северный Иран – потенциальный регион для конфликтов. Тут есть азербайджанцы, требующие своей независимости. А для добычи достаточно территории в 1-1,5 км. вдоль побережья.

Эта информация насчет иранских запасов нефти реальна, не выдумана. Разведка запасов была проведена немецкими специалистами по заказу правительства Ирана, и эту информацию Иран держит в секрете.

Но теперь это уже «секрет Полишинеля». Раз Азербайджан так активно занимается сейсморазведкой, значит, он знает, что искать. Азербайджан предложил Туркменистану стать союзником по пассивной сейсморазведке, и я считаю, что эта задача может быть решена.

Это означает, что задача по дестабилизации северного региона Центральной Азии может быть спроецирована на весь Каспий из-за дележа потенциальных запасов нефти в иранском секторе Каспия. И мы можем представить, что может сформироваться вокруг главных месторождений Азербайджана – Апшеронский полуостров, «Шах-Дениз» и т.д. Это создание маленьких прибрежных государств по примеру того, что происходило в Ливии. Мы помним, что делал «Клуб друзей Ливии», инициировавший создание маленьких прибрежных государств вблизи газовых месторождений. Я думаю, что это главная угроза для Азербайджана, Ирана, Казахстана и Туркменистана со стороны международных сил и транснациональных корпораций, желающих по-своему распорядиться нефтегазовыми ресурсами Каспия.

Я бы не считал, что инициатором всего этого является какая-то отдельная страна. Но ситуация на рынке углеводородов может подвигнуть на то, чтобы принять жесткие брутальные меры по реализации данных проектов.

Как аналитик, я считаю своим долгом предупредить дружественный азербайджанский народ, что Баку, да и весь Азербайджан, может стать, даже вопреки желанию азербайджанского народа, таким неожиданным инициатором сил.

Есть три варианта, рассматриваемых российскими аналитиками. Первый – зона дележа, о которой я уже говорил. Второй – это зона стабилизации, где общие силы (Каспийская флотилия РФ, ВМС Азербайджана подключаются к стабилизации региона), включая и зону внешних сил, когда США пытаются создать на Каспии систему ПВО из радаров и систем «Иджис». Третий вариант – добываемая нефть в Махачкале, Грозном, Иране пойдет на экстремистскую деятельность. Это самый радикальный вариант.

Но мы знаем, что уже сейчас экстремисты контролируют экспорт из региона черной икры, транзит наркотиков, стоит ожидать нападений радикалов на нефтеносные месторождения и платформы в Центральном Каспии.

Последний сценарий явился учебной легендой миротворческой операции ОДКБ на Каспии, и если это явилось такой легендой, то для нее есть основание.

Пока Соединенные Штаты обмениваются конфронтационными заявлениями с Северной Кореей, Иран усиливает угрозы в своем регионе. Иранское руководство давно уже заявляет о своем желании избавиться от «маленького сатаны» — Израиля. Иран долгое время враждует с суннитскими государствами Персидского залива, которые являются союзниками США. Но в начале месяца иранские законодатели открыли новый фронт, выступив с угрозами в адрес другого американского союзника — Азербайджана. Они намекнули, что могут «смахнуть его с карты», как и Израиль, в результате чего Азербайджан перестанет существовать как независимое государство.

Иранцы у себя в стране и в диаспоре довольно часто говорят о северных соседях Ирана на Кавказе и в Центральной Азии как о своих исконных территориях, косвенно указывая на то, что расположенный между Ираном и Россией на берегу Каспийского моря Азербайджан сохраняет свою независимость только из-за сегодняшней геополитической слабости Тегерана. Однако до настоящего момента иранские государственные деятели не ставили под сомнение суверенитет признанных мировым сообществом соседних государств. Это в полной мере относилось и к Азербайджану, потому что на севере Ирана проживает немало тюркоязычных азербайджанцев. Казалось бы, пригрозить этому соседу — значит навлечь на себя гнев миллионов собственных граждан.

Но все изменилось две недели тому назад, когда заместитель председателя парламентского комитета по безопасности и внешней политике Мансур Хакикатпур (Mansour Haqiqatpour) заявил, что «началось движение за аннексию Тегераном 17 городов», расположенных к северу от Ирана, в том числе, азербайджанской столицы Баку. По его словам, граждане Ирана азербайджанской национальности готовы «забрать обратно те иранские города, чтобы были отделены от Ирана во время правления династии Каджаров».

Хакикатпур имел в виду Туркманчайский договор от 1828 года, по которому Россия и Персия определили границу между территориями, которые они контролировали на Кавказе. То, что сегодня является Азербайджаном, было российской территорией. Сейчас группа законодателей готовит законопроект, предусматривающий пересмотр Туркманчайского договора и включение Азербайджана в состав Ирана. Высокопарный Ахмадинежад пока еще не высказался по поводу последнего пересмотра географических карт в Тегеране. Но азербайджанские официальные лица выражают серьезную обеспокоенность, хотя Иран уже шумел насчет аннексии Азербайджана, когда тот обрел независимость в конце холодной войны.

На сей раз ситуация отличается тем, что Азербайджан превратился в динамичного регионального игрока, проводящего самостоятельную политику и поддерживающего тесные отношения не только с США и странами НАТО, но и с Израилем. У Азербайджана есть соглашения о поставке военной техники и о военном сотрудничестве со злейшим врагом Ирана. Не вынося этот вопрос на официальный уровень, американские и израильские политологи обсуждают возможность использования азербайджанской территории в качестве района сосредоточения войск или пункта дозаправки авиации на тот случай, если дело дойдет до войны с Ираном. У Израиля и Азербайджана есть совместная программа, в рамках которой в Азербайджане налажено производство беспилотных летательных аппаратов израильской конструкции.

Трудно винить Азербайджан за то, что он ищет союзников за пределами своего региона. Бывшие колониальные хозяева в Москве после распада Советского Союза постоянно пытаются запугивать азербайджанское руководство. А члены иранского кабинета министров заявляют, что в случае начала конфликта с Западом в число главных целей для нанесения ударов войдут стратегические объекты азербайджанской инфраструктуры, а именно построенные при поддержке США нефтепроводы, идущие из Баку к побережью Средиземного моря.

Агрессивное поведение Ирана в отношении соседних стран (а он уже не ограничивается нападками на Израиль) должно стать уроком для американского политического руководства при выработке стратегии противодействия ядерным устремлениям Тегерана. Оснащенный ядерным оружием Иран создаст угрозу существованию Израиля и спровоцирует гонку ядерных вооружений на всем Ближнем Востоке. Иранские лидеры скорее всего начнут размахивать своим ядерным оружием, выбивая уступки из слабых соседей, в том числе — из Азербайджана, Ирака и Бахрейна. США при выработке своей стратегии должны по максимуму включить в нее эти соседние страны. Совершенно недопустимо, когда иранские руководители открыто угрожают аннексировать Азербайджан, как недопустимы и их угрозы уничтожить Израиль.

Александрос Петерсен — автор книги The World Island: Eurasian Geopolitics and the Fate of the West («Мировой остров: евразийская геополитика и судьба Запада»).

Оригинал публикации: Iran Threatens Azerbaijan

Опубликовано: 30/04/2013

(«The National Interest», США)
Александрос Петерсен (Alexandros Petersen)