Александр Акимов, Виталий Наумкин
30 апреля 2013
Учитывая высокую динамику протекающих в странах Ближнего Востока процессов, целесообразно разделить рассматриваемый нами восьмилетний период условно на две части — 2013–2016 гг. и 2016–2020 гг. и соответственно этому говорить о краткосрочной и среднесрочной перспективах развития ситуации в этих странах. Это, конечно, не означает, что между двумя четырехлетиями пролегает некий водораздел.
Последнее десятилетие XXI в. было временем серьезных потрясений для региона: подъем исламского радикализма и начало глобальной войны против террора, иностранное вторжение в Ирак и свержение режима Саддама Хусейна, новые периферийные войны Израиля с арабами (2006 и 2009 гг.). А начавшийся в 2011 г. процесс «арабского пробуждения» стал для региона событием исторического значения, сопоставимым с распадом Османской империи и образованием национальных арабских государств под мандатом Великобритании и Франции после Первой мировой войны или освобождением этих государств от колониализма и национальными революциями третьей четверти ХХ в. Бурные мятежные движения 2011–2012 гг. в шести арабских странах (в отдельных случаях они могут быть охарактеризованы как революции) уже привели к смене лидеров или режимов в части из них и к политическому триумфу десятилетиями находившихся в подполье исламистских сил. Нет оснований считать, что все остальные государства имеют иммунитет от лихорадки молодежного протеста, который явился мотором происшедших изменений. Однако нет причин и говорить о каком-либо эффекте домино, поскольку в одной части государств региона протестные движения практически вообще не имели место, в другой — были погашены с помощью реформ (пускай, и не глубоких), как, например, в Иордании и Марокко, денежных вливаний, как в Саудовской Аравии, или репрессивных действий властей, как на Бахрейне. На среднесрочную перспективу ключевым вопросом для региона представляется возможность изменений в таких региональных гигантах, как Иран и Саудовская Аравия, ситуация в которых пока остается стабильной.
Общая траектория развития ситуации в регионе будет определяться совокупным воздействием следующих обстоятельств.
- Остановится ли в регионе волна мятежей, протестов и революций?
- Удастся ли удержать регион от распространения оружия массового поражения?
- Какую политику в отношении государств региона будут проводить наиболее влиятельные глобальные державы?
- Удастся ли добиться успеха в разрешении арабоизраильского конфликта (в первую очередь, на палестино-израильском треке)?
- Насколько серьезным и длительным будет обострение межконфессиональных и внутриконфессиональных противоречий?
- Пойдет ли на спад религиозный экстремизм и терроризм?
- Удастся ли избежать новых войн и иностранных интервенций?
- Будут ли развиваться «новые арабские исламские режимы» в направлении демократии?
- Какой будет ситуация на нефтегазовом рынке?
- Насколько успешным будет экономическое развитие стран региона?
В этом контексте ключевой проблемой для региона в рассматриваемый период является экономическое развитие.
ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА В СТРАНАХ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА
Начавшийся в 2011 г. процесс «арабского пробуждения» стал для региона событием исторического значения, сопоставимым с распадом Османской империи и образованием национальных арабских государств под мандатом Великобритании и Франции после Первой мировой войны или освобождением этих государств от колониализма и национальными революциями третьей четверти ХХ в.
Регион Ближнего Востока, как можно предполагать, останется крупнейшим поставщиком нефти и газа (свыше 2/3 мировых поставок нефти), а также высокотехнологичных решений в самых разных областях: от военной техники до сельского хозяйства (например, в Израиле). В то же время набирающей силу новой тенденцией является повышение потенциала региона в обрабатывающей промышленности (Турция), нефтехимии (Саудовская Аравия).
Будет возрастать роль Ближнего Востока в качестве мирового финансового центра (ОАЭ), регион останется крупным импортером самых разных видов промышленной и сельскохозяйственной продукции. С одной стороны, арабские страны Персидского залива сохранят значение как крупные экспортеры капитала. При этом стоимость зарубежных активов этой группы стран, по некоторым оценкам, уже превысила 1,8 трлн долл., что примерно в два раза превышает их суммарный ВВП, а основная часть инвестиций приходится на США (более 300 млрд долл.) и на страны Европы. С другой стороны, страны региона сами являются реципиентами прямых иностранных инвестиций, самые крупные из них — Саудовская Аравия, Катар и Турция. Ключевые инвестиционные сектора в арабских странах Персидского залива включают нефтехимический сектор, металлургию, алюминиевую и цементную промышленность, производство строительных материалов, горнодобывающую и пищевую промышленность, объекты инфраструктуры, сферу услуг.
Саудовская Аравия и ОАЭ стремительно улучшают инвестиционный климат, что является важной предпосылкой для устойчивого экономического роста на ближайшую перспективу. За период 2005–2010 гг. Саудовская Аравия перешла с 67-го на 13-е место в мире в рейтинге стран по удобству ведения бизнеса, определяемом Всемирным банком. Продолжается осуществление стратегических программ развития, что, вероятно, будет продолжаться и в среднесрочной перспективе. В Долгосрочной стратегии экономического развития Саудовской Аравии до 2024 г., первыми двумя этапами осуществления которой являются восьмой (2005–2009 гг.) и девятый (2010–2014 гг.) пятилетние планы экономического развития, поставлена цель снизить за период с 2005 по 2024 г. долю экспорта нефти в общем экспорте страны с 65,8 до 19,5%, поднять долю экспорта других товаров с 26,8 до 59,8%, а долю экспорта услуг с 7,4 до 20,7%.
В целом значение всей группы арабских стран Персидского залива, экспортирующих нефть, непременно, будет расти. К 2020 г. их суммарный ВВП должен достичь 2 трлн долл., что составит 1,7% мирового ВВП.
В рамках стратегии развития до 2024 г. катализатором капиталовложений должны стать прежде всего частные инвестиции. Поставлена цель наращивать частные инвестиции в среднем на 10,3% в год, в то время как ежегодный рост государственных инвестиций должен составить около 8,7%. Фактором риска для Королевства на ближайшую перспективу является истощение запасов нефти в результате наращивания ее добычи для компенсации нехватки сырья на рынке вследствие санкций против Ирана. К 2020 г. основными покупателями аравийской нефти станут азиатские государства (в первую очередь, Китай), а возможное достижение западным полушарием энергетической самообеспеченности (с учетом, в частности, огромных запасов, открытых в Бразилии), как можно предполагать, коренным образом скажется на отношениях арабского мира с США.
Однако в целом значение всей группы арабских стран Персидского залива, экспортирующих нефть, непременно, будет расти. К 2020 г. их суммарный ВВП должен достичь 2 трлн долл., что составит 1,7% мирового ВВП. Контуры ситуации в этом регионе определяется тем, что аравийские режимы стоят перед выбором следующих вариантов экономической политики: продвижение широких экономических программ развития при сравнительно более медленных политических сдвигах либо ускорение политических реформ, в случае, если экономическая политика окажется менее успешной, чем ожидается.
В Турции макроэкономическая стабилизация и увеличение роли частного сектора будут способствовать экономическому росту. Руководство страны планирует, что к столетнему юбилею республики в 2023 г. она войдет в число 10 крупнейших экономик мира (занимая в настоящее время 17-е место в мире по величине ВВП). Независимо от того, сумеют ли турецкие лидеры решить эту амбициозную задачу, понятно, что страна вышла на траекторию достаточно устойчивого и динамичного экономического роста и прочно закрепилась в таких авторитетных международных сообществах, как «Группа двадцати». Норма инвестиций превысила 21%, выросли прямые иностранные инвестиции. Фактором риска для Турции является значительная роль внешних источников финансирования. В 2008 г. дефицит по счету текущих операций платежного баланса достиг 42 млрд долл. против 1,5 млрд долл. в 2002 г. и, по прогнозам, составит около 60 млрд долл. К 2015 г. Данная тенденция в условиях нарастания финансовых проблем в странах Запада делает Турцию более уязвимой в случае разрастания мирового финансово-экономического кризиса. Показателем уровня развития турецкой промышленности являются успехи военно-промышленного комплекса, производящего авиационно-ракетную технику, крупные боевые корабли и подводные лодки, средства радиоэлектронной борьбы.
На экономику Ирана большое влияние оказывает режим международных санкций, действующий с 2010 г. Она сильно зависима от экспорта — объем внешней торговли составляет свыше 45% ВВП. В то же время значительные людские и природные ресурсы страны обеспечивают существование внутреннего рынка, поддерживающего экономическую активность даже в условиях ухудшающейся мировой конъюнктуры. Сложившаяся практика иранского руководства постепенно изменять действующие в стране экономические механизмы в сторону мировых стандартов позволяет рассчитывать на устойчивое развитие. Поскольку вероятность сохранения высоких цен на нефть достаточно велика, можно прогнозировать, что существенного замедления темпов роста иранской экономики не произойдет. Уровень развития реального сектора экономики Ирана характеризует тот факт, что страна имеет отечественное ракетостроение, развитую фармацевтику и некоторые другие высокотехнологичные производства.
СОЦИАЛЬНЫЕ, ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И НЕКОТОРЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СЦЕНАРИИ
Что касается особенностей развития региона, которые будут присутствовать при любом сценарии, то это сохранение высоких темпов роста населения, как минимум, на краткосрочную перспективу (с некоторыми исключениями, к примеру, в Турции), обострение экологических проблем и нехватка ресурсов, в первую очередь — сельскохозяйственных земель и пресной воды. Кроме Турции, все страны региона имеют крайне низкий уровень водообеспеченности, ограничивающий развитие сельского хозяйства.
Регион вынужден импортировать значительное количество продовольствия, а также кормового зерна. Дефицит пресной воды приводит к невозможности развивать сельское хозяйство без существенных инвестиций, а для развития экономики, включая помимо сельского хозяйства городскую инфраструктуру и некоторые водоемкие отрасли промышленности, необходимо развивать самостоятельную капиталоемкую отрасль по добыче и опреснению, а также транспортировке пресной воды.
В течение последних четырех десятилетий в арабских странах стабильно повышался удельный вес молодежи среди населения. Экспертами Всемирного банка прогнозируется, что к 2015 г. он будет превышать 30%. Этот процесс при ограниченных возможностях роста обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства порождает высокий уровень безработицы, прежде всего — среди молодежи. В настоящее время безработица среди молодежи в странах Ближнего Востока составляет свыше 25%, что является одним из самых высоких показателей в мире. Это, в свою очередь, предопределяет достаточно высокие темпы роста региональных трудовых ресурсов: в 1980–2010 гг. они находились на уровне 3,3% (в Южной Азии — 2,1%, в Восточной Азии — 1,5%).
В настоящее время безработица среди молодежи в странах Ближнего Востока составляет свыше 25%, что является одним из самых высоких показателей в мире.
Проблема высокой безработицы в арабских странах тесно связана с качеством их трудовых ресурсов, которое заметно отстает от других развивающихся регионов. Доля низкоквалифицированных и неквалифицированных работников составляет примерно 60–65% экономически активного населения арабского мира, что, в свою очередь, обусловлено отставанием образовательного уровня местных жителей. Критической социальной проблемой региона остается крайняя бедность населения в разных странах, входящих в его состав.
Не менее острой проблемой для арабского мира остается хроническая бедность достаточно широких слоев населения. Рост безработицы и повышение потребительских цен (прежде всего на продукты питания) привели к заметному росту удельного веса бедных в общей численности населения. По имеющимся оценкам, учитывающим национальные критерии бедности, рассматриваемый показатель в конце 2000-х годов достиг в среднем 40%, в частности, в Йемене — 60%.
С учетом всего сказанного можно предположить несколько вариантов развития экономической ситуации в регионе в связи с политической ситуацией.
Первый сценарий: «Политические процессы взрывают регион и его экономику». В этой ситуации различного рода конфликты расшатывают социально-экономическую обстановку в такой степени, что экономическая деятельность резко сокращается, разрушаются существующие предприятия, экономика откатывается далеко назад по уровню и масштабам развития. Примеры реализации такого сценария сегодня — Ирак и Ливия.
Второй сценарий: «Внешнеэкономические процессы — запал для политического взрыва». Мировой финансово-экономический кризис, развитие альтернативных технологий в энергетике от солнечной и ветровой энергетики до сланцевых нефти и газа, замедление экономического роста в КНР могут привести к резкому сокращению спроса на основные экспортные продукты региона — нефть и газ. В результате сокращения экономических возможностей государств разворачиваются разрушительные процессы в политической области.
Третий сценарий: «Устойчивое развитие». Сценарий возможен как при благоприятном развитии мировой экономики, так и при мировом кризисе, если он не вызовет существенного спада потребления нефти и газа в быстро растущих экономиках стран Азии. При росте мировой экономики потребности разных стран мира в нефти и газе будут возрастать, что придаст импульс развитию региона. Экономический спад в странах Запада, вызванный мировым финансово-экономическим кризисом, может привести к спаду потребления нефти и газа в этой части мирового хозяйства, но растущие экономики Китая, Индии и стран Юго-Восточной Азии будут нуждаться в дополнительных количествах топлива, особенно для автомобильного транспорта, и этот рост потребностей в нефти и газе в странах Восточной и Южной Азии обеспечит спрос на нефть и газ Ближнего Востока.
ВАРИАНТЫ РАЗВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ
Одним из наиболее негативных последствий турбулентных событий последнего десятилетия явилось резкое обострение межконфессиональных (между мусульманами христианами) и внутриконфессиональных (между суннитами и шиитами) противоречий, которые на краткосрочную перспективу имеют тенденцию не только сохраниться, но и обостриться.
Переживаемые в последнее время государствами региона (в первую очередь, его арабской части) бурные трансформационные процессы, сохранение старых и появление новых угроз безопасности, нерешенность конфликтов, немалая часть из которых имеет глобальное измерение (арабо-израильский конфликт, ситуация в Судане, курдская проблема, деятельность экстремистских и террористических организаций, ядерная программа Ирана, положение в Сирии, в Йемене, неопределенность будущего Ирака и т.п.) предопределяют возможность развития ситуации в нежелательном для мира и стабильности направлении.
Одним из наиболее негативных последствий турбулентных событий последнего десятилетия явилось резкое обострение межконфессиональных (между мусульманами христианами) и внутриконфессиональных (между суннитами и шиитами) противоречий, которые на краткосрочную перспективу имеют тенденцию не только сохраниться, но и обостриться. Формирование на Ближнем Востоке альянса влиятельных суннитских исламистских (или симпатизирующих исламистскому порядку даже при сохранении светского характера своей государственности, который может подвергаться эрозии) режимов, осью которого на сегодня являются такие страны, как Саудовская Аравия, Катар, Турция, Тунис усилит их стремление доминировать в региональной политике и навязывать соседям свою повестку дня.
Неясно, надолго ли сохранится неожиданное взаимопонимание и сближение вышеназванной группы государств с Западом и, прежде всего, с США, поддержавшими революции арабских майданов и установивших отношения сотрудничества с политическим исламом. Вероятно, глубоко проникший в местные общества антиамериканизм, подогреваемый неослабевающей поддержкой Вашингтоном Израиля и хронической неурегулированостью арабо-израильского конфликта, все же не удастся преодолеть. Показательно, что даже в условиях острого экономического кризиса основная часть египтян негативно относится к перспективе предоставления Западом экономической помощи их стране. Сохраняет потенциал джихадистское движение, которое помимо решения внутренних задач не отказывается (во всяком случае, в части входящих в него организаций) от глобальной повестки дня. В то же время нельзя полностью исключить маргинализацию экстремистских террористических движений, которые сосредоточатся на завоевании влияния в уязвимых «пограничных» зонах Ближнего и Среднего Востока и Африки. «Аль-Каида», по имеющимся оценкам, может превратиться в сообщество дочерних организаций, «одиноких волков», или (в результате успешного контртеррористического давления) в совокупность ячеек, связанных лишь информационно-коммуникационными и идеологическими нитями.
Потенциал исламистского движения в целом в предстоящий период будет ослабляться противоречиями между различными течениями политического ислама — «Братьями-мусульманами» (и выросшими из них группировками), салафитами и джихадистами. Эти противоречия будут и в дальнейшем активно использоваться региональными акторами с целью продвижения своих интересов (например, поддержка Саудовской Аравией салафитов, Катаром — «Братьев-мусульман»).
Потенциал исламистского движения в целом в предстоящий период будет ослабляться противоречиями между различными течениями политического ислама — «Братьями-мусульманами», салафитами и джихадистами. Эти противоречия будут и в дальнейшем активно использоваться региональными акторами с целью продвижения своих интересов.
В целом с немалой долей вероятности можно предположить, что, как минимум, в краткосрочной перспективе неопределенность и нестабильность в значительной части стран Ближнего Востока, порожденные массовыми протестными движениями и приходом к власти исламистов, сохранятся.
Удастся ли господствующим теперь во многих государствах (и прежде всего в такой ведущей стране арабского мира, как Египет) исламским политическим силам, «голодным до власти», как выразился один из участников событий, преодолеть искушение вернуться к испытанным авторитарным методам правления? Не помешает ли их взгляд на собственный успех как на результат Божественного предопределения выполнению ими обещаний сохранить приверженность демократии и опираться на волеизъявление? И, главное, удастся ли им решить трудные задачи восстановления экономик, которым был нанесен ущерб турбулентными событиями 2011–2012 гг.?
В среднесрочной перспективе сохранится противоборство двух тенденций в эволюции политического ислама. Одна из них — к модернизации, адаптации его к современным реалиям в силу самой ответственности за управление соответствующими странами, усиление его приверженности демократическим нормам под давлением общественного мнения большинства населения, высказавшего в ходе протестных движений стремление к свободе и социальной справедливости. Другая — «замыкание в себе», попытка выстроить систему ценностей и норм, в значительной мере не совпадающих с господствующими в большинстве стран мира.
Частичная дерадикализация политического ислама уже происходит, и под влиянием этого процесса уже в краткосрочной перспективе будет меняться лицо таких группировок, как ХАМАС и Хизбалла. Движение ХАМАС, поддерживаемое в настоящее время не Ираном, а консервативными арабскими режимами, вероятно, будет дальше двигаться в сторону мира с Израилем. Возможное превращение его демократическим путем в правящую политическую силу всей Палестинской автономии создаст новую ситуацию, которую будет должен учитывать как Израиль, так и западные государства.
Шансы на создание даже на Ближнем Востоке даже к 2020 г. зоны, свободной от ядерного оружия, или продвижение в «глобальному нулю» пока остаются незначительными.
Стратегия Хизбаллы, возможно, в меньшей мере будет увязываться с целями, которые преследует Иран. Однако рост числа накопленных этой партией ракет и, возможность, приобретение ею способности самостоятельно производить это оружие представляют собой серьезный вызов для Израиля. Пока нет оснований для алармистских прогнозов в сфере нераспространения. В то же время среди возможных сценариев есть негативный: кризис вокруг Ирана не удается разрешить, против него совершается военная акция, Тегеран производит ядерное оружие, что подталкивает к этому решению другие страны региона. Вполне вероятным является более позитивная перспектива — удержание Тегерана «у ядерной черты»: он не отказывается от программы приобретения возможности максимально быстрого создания ядерного оружия в случае необходимости, но по-прежнему не принимает об этом политического решения. С таким Ираном страны региона и глобальные игроки будут жить, не исключено, что и некоторые региональные державы захотят последовать его примеру. Шансы на создание даже на Ближнем Востоке даже к 2020 г. зоны, свободной от ядерного оружия, или продвижение в «глобальному нулю» пока остаются незначительными.
Неарабские державы, которые пока считают себя победителями в результате событий «арабской весны», продолжат соперничество за влияние. И Израиль, и Турция уже сегодня говорят о своей победе как о «пирровой»: новые угрозы могут свести их на нет.
Сохраняется угроза захвата ядерных материалов террористическими группировками и появления в их руках или у «провалившихся» режимов такого оружия, как «грязная бомба». Сама возможность расширения группы «провалившихся» режимов в итоге процесса «сомализации» далеко не исключена. Список кандидатов на попадание в эту группу помимо тех, которые сегодня находятся «на слуху» может пополниться пока стабильными государствами. Некоторые глобальные и региональные игроки, скорее всего, будут продолжать стремиться к использованию против отдельных режимов таких средств давления, как санкции, включая односторонние, и даже использование военной силы, в том числе ради своекорыстных интересов. Однако в целом время односторонних решений ушло, и даже самые сильные державы вряд ли решатся на подобные действия без мандата международного сообщества (прежде всего, инструменты ООН, которая в среднесрочной перспективе сохранит свою роль и без реформирования). При этом разногласия между группами глобальных и региональных держав по вопросу о сочетании принципа уважения национального суверенитета и возможности вмешательства во внутренние дела государств-нарушителей общепринятых норм, особенно прав человека, вряд ли смягчатся.
Баланс сил в регионе, видимо, будет и в дальнейшем меняться. Неарабские державы, которые пока считают себя победителями в результате событий «арабской весны», продолжат соперничество за влияние. И Израиль, и Турция уже сегодня говорят о своей победе как о «пирровой»: новые угрозы могут свести их на нет. Иран, который сначала рассматривал себя также как одного из победителей, сегодня крайне обеспокоен развитием ситуации в Сирии и возможными последствиями обострения сирийского кризиса для Ливана и Ирака.
Не исключено, что в результате дестабилизации ситуации в регионе в среднесрочной перспективе могут обостриться межгосударственные, этнополитические и этноконфессиональные конфликты, развитие обстановки приведет к перекройке границ или появлению неких новых образований. Однако появление нового халифата региону все же не грозит.
ВЫЗОВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ РОССИИ
Рассмотренные турбулентные события в арабском мире обернулись одновременно и выигрышем, и проигрышем. С одной стороны, Россия показала, что является одним из ключевых акторов, способных оказывать влияние не только на решения международного сообщества по самым сложным проблемам региона, но и на саму ситуацию в регионе.
В краткосрочной и даже среднесрочной перспективах будет идти непростой процесс установления контактов Москвы с «новыми» политическими силами, прежде всего исламистскими организациями, а также группировками либерального толка.
Сильным моментом для России было то, что по целому ряду важнейших проблем она выступала вместе с Китаем, а также в меньшей степени с другими партнерами по БРИКС и по ШОС. С другой стороны, Россия в результате падения отдельных режимов потеряла ряд контрактов, а из-за последовательного проведения своего курса в отношении сирийского кризиса вызвала критическое или даже враждебное отношение к себе со стороны целого ряда правительств и важных секторов общественного мнения, выступавших за внешнее вмешательство на стороне оппозиции. России придется преодолевать эти издержки, не отказываясь от заявленных принципиальных позиций, резкий отход от которых вряд был бы разумен. Видимо, в краткосрочной и даже среднесрочной перспективах будет идти непростой процесс установления контактов Москвы с «новыми» политическими силами, прежде всего исламистскими организациями, а также группировками либерального толка. При этом практически все ближневосточные правительства будут в той или иной мере заинтересованы в развитии отношений с Россией как с влиятельной глобальной державой. Они будут испытывать острую потребность диверсификации своих внешних связей. Что касается Турции, отношения России с которой вышли на уровень теснейшей взаимозависимости, то разногласия по ситуации в Сирии вряд смогут серьезно ухудшить состояние этих отношений.
Принадлежность части населения России к мусульманской конфессии одновременно и создает окно возможностей для укрепления отношений России с исламским миром, в том числе государствами Ближнего Востока, и предопределяет серьезность новых угроз, проистекающих от резкого усиления позиций исламистов. Возможность активизации дестабилизирующей деятельности организаций салафитов и «Братьев-мусульман» в мусульманских регионах России, а также в государствах Центральной Азии, будет, как минимум, в краткосрочной перспективе влиять на политику России в отношении ближневосточных партнеров. Что же касается экономического сотрудничества со странами региона, то можно предположить следующее.
Нефтегазовый сектор. Сохранение позиций нефтеэкспортирующих стран Ближнего Востока и России в качестве крупнейших поставщиков нефти и газа на мировом рынке требует координации их действий в области ценовой политики. В меньшей степени возможна реализация совместных инвестиционных проектов в этой сфере, поскольку партнерами России и стран Ближнего Востока чаще выступают западные фирмы, имеющие технологические возможности для ведения геологической разведки и добычи в сложных условиях.
Россия теряет возможность экспортировать газ в Израиль. В результате открытий, сделанных с 2009 г. по настоящий момент, ситуация в сфере энергетики на Ближнем Востоке претерпела значительные изменения. Израиль из страны–импортера энергоресурсов в скором времени (2016–2017 гг.) может стать их чистым экспортером. В результате сделанных открытий общий объем доказанных месторождений природного газа в Израиле по состоянию на лето 2011 г. Составил приблизительно 720 млрд м3.
Иран можно считать потенциальным конкурентом России на рынке газа. Обладая вторыми в мире запасами природного газа, он остается его нетто-импортером и пока только стремится к тому, чтобы стать крупным экспортером, но этому мешают энергетические санкции.
Военно-техническое сотрудничество и инфраструктурные проекты. В этой сфере возможности России будут, скорее всего, сокращаться в силу технологического отставания ее промышленности и роста международной конкуренции в этих областях.
Сельское хозяйство. При всех сценариях развития региона Россия будет иметь в нем потенциально растущий рынок для своей сельскохозяйственной продукции, в первую очередь, зерна. В настоящее время основным направлением российского зернового экспорта является Ближний Восток и Северная Африка, и экспорт в этот регион имеет потенциал роста. Здесь возможен как товарный экспорт, так и производственное сотрудничество. Развитие животноводства в перспективе может расширить российский экспорт. Производственное сотрудничество возможно в форме привлечения инвестиций из стран Ближнего Востока в российские проекты с ориентацией этих проектов на экспорт. Увеличения экспорта потребует расширения пропускной способности железных дорог и морских портов, и эти области также могут стать объектами инвестиционного сотрудничества.
Международная миграция населения. Демографическое давление в регионе порождает эмиграционный потенциал, часть которого может направиться в Россию и страны СНГ. Такого рода миграционный поток может иметь как негативное воздействие на Россию в случае, если эмигрировать будут представители маргинальной части местных обществ, так и позитивное, если частным российским фирмам и государству удастся наладить поток относительно квалифицированной рабочей силы, например, для занятости в сельском хозяйстве.
Взаимные инвестиции. В обозримой перспективе возможно привлечение арабских капиталовложений в российскую экономику. Для того, чтобы стимулировать крупных арабских инвесторов вкладывать средства в российские проекты, требуется дальнейшее совершенствование законодательства Российской Федерации в направлении защиты прав собственников (как национальных, так и зарубежных) и иностранных инвестиций, а также правоприменительной практики. России следует обратить внимание на кредитные организации и финансовые учреждения арабских нефтедобывающих государств, которые осуществляют финансирование крупных проектов развития в разных частях мира. При этом российские компании уже работают во многих странах региона, а российские инвесторы вкладываются в недвижимость в ряде стран (так, в недвижимость в ОАЭ ими вложено около 15 млрд долл.).
Авторы:
Александр Акимов — Д.э.н., профессор, зав. отделом экономических исследований Института востоковедения РАН, эксперт РСМД
Виталий Наумкин — Д.и.н., профессор, Член РСМД, Директор Института востоковедения РАН
Иран.ру
«Настроение бодрое, идем на дно» — это была в свое время у советских подводников такая шутка. С двойным подтекстом. Этой фразой вполне можно описать «большую сделку» между странами «шестерки» и Ираном. По крайней мере, так считают два ключевых региональных геополитических противника ИРИ: Саудовская Аравия и Израиль. Такой позиции придерживается и Конгресс Соединенных Штатов.
