Рубрика: Ираке

Александр Акимов, Виталий Наумкин

30 апреля 2013

Учитывая высокую динамику протекающих в странах Ближнего Востока процессов, целесообразно разделить рассматриваемый нами восьмилетний период условно на две части — 2013–2016 гг. и 2016–2020 гг. и соответственно этому говорить о краткосрочной и среднесрочной перспективах развития ситуации в этих странах. Это, конечно, не означает, что между двумя четырехлетиями пролегает некий водораздел.

Последнее десятилетие XXI в. было временем серьезных потрясений для региона: подъем исламского радикализма и начало глобальной войны против террора, иностранное вторжение в Ирак и свержение режима Саддама Хусейна, новые периферийные войны Израиля с арабами (2006 и 2009 гг.). А начавшийся в 2011 г. процесс «арабского пробуждения» стал для региона событием исторического значения, сопоставимым с распадом Османской империи и образованием национальных арабских государств под мандатом Великобритании и Франции после Первой мировой войны или освобождением этих государств от колониализма и национальными революциями третьей четверти ХХ в. Бурные мятежные движения 2011–2012 гг. в шести арабских странах (в отдельных случаях они могут быть охарактеризованы как революции) уже привели к смене лидеров или режимов в части из них и к политическому триумфу десятилетиями находившихся в подполье исламистских сил. Нет оснований считать, что все остальные государства имеют иммунитет от лихорадки молодежного протеста, который явился мотором происшедших изменений. Однако нет причин и говорить о каком-либо эффекте домино, поскольку в одной части государств региона протестные движения практически вообще не имели место, в другой — были погашены с помощью реформ (пускай, и не глубоких), как, например, в Иордании и Марокко, денежных вливаний, как в Саудовской Аравии, или репрессивных действий властей, как на Бахрейне. На среднесрочную перспективу ключевым вопросом для региона представляется возможность изменений в таких региональных гигантах, как Иран и Саудовская Аравия, ситуация в которых пока остается стабильной.

Общая траектория развития ситуации в регионе будет определяться совокупным воздействием следующих обстоятельств.

1. Остановится ли в регионе волна мятежей, протестов и революций?
2. Удастся ли удержать регион от распространения оружия массового поражения?
3. Какую политику в отношении государств региона будут проводить наиболее влиятельные глобальные державы?
4. Удастся ли добиться успеха в разрешении арабоизраильского конфликта (в первую очередь, на палестино-израильском треке)?
5. Насколько серьезным и длительным будет обострение межконфессиональных и внутриконфессиональных противоречий?
6. Пойдет ли на спад религиозный экстремизм и терроризм?
7. Удастся ли избежать новых войн и иностранных интервенций?
8. Будут ли развиваться «новые арабские исламские режимы» в направлении демократии?
9. Какой будет ситуация на нефтегазовом рынке?
10. Насколько успешным будет экономическое развитие стран региона?

В этом контексте ключевой проблемой для региона в рассматриваемый период является экономическое развитие.

ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА В СТРАНАХ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА

Будет возрастать роль Ближнего Востока в качестве мирового финансового центра (ОАЭ), регион останется крупным импортером самых разных видов промышленной и сельскохозяйственной продукции. С одной стороны, арабские страны Персидского залива сохранят значение как крупные экспортеры капитала. При этом стоимость зарубежных активов этой группы стран, по некоторым оценкам, уже превысила 1,8 трлн долл., что примерно в два раза превышает их суммарный ВВП, а основная часть инвестиций приходится на США (более 300 млрд долл.) и на страны Европы. С другой стороны, страны региона сами являются реципиентами прямых иностранных инвестиций, самые крупные из них — Саудовская Аравия, Катар и Турция. Ключевые инвестиционные сектора в арабских странах Персидского залива включают нефтехимический сектор, металлургию, алюминиевую и цементную промышленность, производство строительных материалов, горнодобывающую и пищевую промышленность, объекты инфраструктуры, сферу услуг.

Саудовская Аравия и ОАЭ стремительно улучшают инвестиционный климат, что является важной предпосылкой для устойчивого экономического роста на ближайшую перспективу. За период 2005–2010 гг. Саудовская Аравия перешла с 67-го на 13-е место в мире в рейтинге стран по удобству ведения бизнеса, определяемом Всемирным банком. Продолжается осуществление стратегических программ развития, что, вероятно, будет продолжаться и в среднесрочной перспективе. В Долгосрочной стратегии экономического развития Саудовской Аравии до 2024 г., первыми двумя этапами осуществления которой являются восьмой (2005–2009 гг.) и девятый (2010–2014 гг.) пятилетние планы экономического развития, поставлена цель снизить за период с 2005 по 2024 г. долю экспорта нефти в общем экспорте страны с 65,8 до 19,5%, поднять долю экспорта других товаров с 26,8 до 59,8%, а долю экспорта услуг с 7,4 до 20,7%.

В рамках стратегии развития до 2024 г. катализатором капиталовложений должны стать прежде всего частные инвестиции. Поставлена цель наращивать частные инвестиции в среднем на 10,3% в год, в то время как ежегодный рост государственных инвестиций должен составить около 8,7%. Фактором риска для Королевства на ближайшую перспективу является истощение запасов нефти в результате наращивания ее добычи для компенсации нехватки сырья на рынке вследствие санкций против Ирана. К 2020 г. основными покупателями аравийской нефти станут азиатские государства (в первую очередь, Китай), а возможное достижение западным полушарием энергетической самообеспеченности (с учетом, в частности, огромных запасов, открытых в Бразилии), как можно предполагать, коренным образом скажется на отношениях арабского мира с США.

Однако в целом значение всей группы арабских стран Персидского залива, экспортирующих нефть, непременно, будет расти. К 2020 г. их суммарный ВВП должен достичь 2 трлн долл., что составит 1,7% мирового ВВП. Контуры ситуации в этом регионе определяется тем, что аравийские режимы стоят перед выбором следующих вариантов экономической политики: продвижение широких экономических программ развития при сравнительно более медленных политических сдвигах либо ускорение политических реформ, в случае, если экономическая политика окажется менее успешной, чем ожидается.

На экономику Ирана большое влияние оказывает режим международных санкций, действующий с 2010 г. Она сильно зависима от экспорта — объем внешней торговли составляет свыше 45% ВВП. В то же время значительные людские и природные ресурсы страны обеспечивают существование внутреннего рынка, поддерживающего экономическую активность даже в условиях ухудшающейся мировой конъюнктуры. Сложившаяся практика иранского руководства постепенно изменять действующие в стране экономические механизмы в сторону мировых стандартов позволяет рассчитывать на устойчивое развитие. Поскольку вероятность сохранения высоких цен на нефть достаточно велика, можно прогнозировать, что существенного замедления темпов роста иранской экономики не произойдет. Уровень развития реального сектора экономики Ирана характеризует тот факт, что страна имеет отечественное ракетостроение, развитую фармацевтику и некоторые другие высокотехнологичные производства.

СОЦИАЛЬНЫЕ, ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И НЕКОТОРЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СЦЕНАРИИ

Регион вынужден импортировать значительное количество продовольствия, а также кормового зерна. Дефицит пресной воды приводит к невозможности развивать сельское хозяйство без существенных инвестиций, а для развития экономики, включая помимо сельского хозяйства городскую инфраструктуру и некоторые водоемкие отрасли промышленности, необходимо развивать самостоятельную капиталоемкую отрасль по добыче и опреснению, а также транспортировке пресной воды.

В течение последних четырех десятилетий в арабских странах стабильно повышался удельный вес молодежи среди населения. Экспертами Всемирного банка прогнозируется, что к 2015 г. он будет превышать 30%. Этот процесс при ограниченных возможностях роста обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства порождает высокий уровень безработицы, прежде всего — среди молодежи. В настоящее время безработица среди молодежи в странах Ближнего Востока составляет свыше 25%, что является одним из самых высоких показателей в мире. Это, в свою очередь, предопределяет достаточно высокие темпы роста региональных трудовых ресурсов: в 1980–2010 гг. они находились на уровне 3,3% (в Южной Азии — 2,1%, в Восточной Азии — 1,5%).

Проблема высокой безработицы в арабских странах тесно связана с качеством их трудовых ресурсов, которое заметно отстает от других развивающихся регионов. Доля низкоквалифицированных и неквалифицированных работников составляет примерно 60–65% экономически активного населения арабского мира, что, в свою очередь, обусловлено отставанием образовательного уровня местных жителей. Критической социальной проблемой региона остается крайняя бедность населения в разных странах, входящих в его состав.

Не менее острой проблемой для арабского мира остается хроническая бедность достаточно широких слоев населения. Рост безработицы и повышение потребительских цен (прежде всего на продукты питания) привели к заметному росту удельного веса бедных в общей численности населения. По имеющимся оценкам, учитывающим национальные критерии бедности, рассматриваемый показатель в конце 2000-х годов достиг в среднем 40%, в частности, в Йемене — 60%.

С учетом всего сказанного можно предположить несколько вариантов развития экономической ситуации в регионе в связи с политической ситуацией.

Первый сценарий: «Политические процессы взрывают регион и его экономику». В этой ситуации различного рода конфликты расшатывают социально-экономическую обстановку в такой степени, что экономическая деятельность резко сокращается, разрушаются существующие предприятия, экономика откатывается далеко назад по уровню и масштабам развития. Примеры реализации такого сценария сегодня — Ирак и Ливия.

Второй сценарий: «Внешнеэкономические процессы — запал для политического взрыва». Мировой финансово-экономический кризис, развитие альтернативных технологий в энергетике от солнечной и ветровой энергетики до сланцевых нефти и газа, замедление экономического роста в КНР могут привести к резкому сокращению спроса на основные экспортные продукты региона — нефть и газ. В результате сокращения экономических возможностей государств разворачиваются разрушительные процессы в политической области.

Третий сценарий: «Устойчивое развитие». Сценарий возможен как при благоприятном развитии мировой экономики, так и при мировом кризисе, если он не вызовет существенного спада потребления нефти и газа в быстро растущих экономиках стран Азии. При росте мировой экономики потребности разных стран мира в нефти и газе будут возрастать, что придаст импульс развитию региона. Экономический спад в странах Запада, вызванный мировым финансово-экономическим кризисом, может привести к спаду потребления нефти и газа в этой части мирового хозяйства, но растущие экономики Китая, Индии и стран Юго-Восточной Азии будут нуждаться в дополнительных количествах топлива, особенно для автомобильного транспорта, и этот рост потребностей в нефти и газе в странах Восточной и Южной Азии обеспечит спрос на нефть и газ Ближнего Востока.

ВАРИАНТЫ РАЗВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ

Переживаемые в последнее время государствами региона (в первую очередь, его арабской части) бурные трансформационные процессы, сохранение старых и появление новых угроз безопасности, нерешенность конфликтов, немалая часть из которых имеет глобальное измерение (арабо-израильский конфликт, ситуация в Судане, курдская проблема, деятельность экстремистских и террористических организаций, ядерная программа Ирана, положение в Сирии, в Йемене, неопределенность будущего Ирака и т.п.) предопределяют возможность развития ситуации в нежелательном для мира и стабильности направлении.

Одним из наиболее негативных последствий турбулентных событий последнего десятилетия явилось резкое обострение межконфессиональных (между мусульманами христианами) и внутриконфессиональных (между суннитами и шиитами) противоречий, которые на краткосрочную перспективу имеют тенденцию не только сохраниться, но и обостриться. Формирование на Ближнем Востоке альянса влиятельных суннитских исламистских (или симпатизирующих исламистскому порядку даже при сохранении светского характера своей государственности, который может подвергаться эрозии) режимов, осью которого на сегодня являются такие страны, как Саудовская Аравия, Катар, Турция, Тунис усилит их стремление доминировать в региональной политике и навязывать соседям свою повестку дня.

Потенциал исламистского движения в целом в предстоящий период будет ослабляться противоречиями между различными течениями политического ислама — «Братьями-мусульманами» (и выросшими из них группировками), салафитами и джихадистами. Эти противоречия будут и в дальнейшем активно использоваться региональными акторами с целью продвижения своих интересов (например, поддержка Саудовской Аравией салафитов, Катаром — «Братьев-мусульман»).

В целом с немалой долей вероятности можно предположить, что, как минимум, в краткосрочной перспективе неопределенность и нестабильность в значительной части стран Ближнего Востока, порожденные массовыми протестными движениями и приходом к власти исламистов, сохранятся.

Удастся ли господствующим теперь во многих государствах (и прежде всего в такой ведущей стране арабского мира, как Египет) исламским политическим силам, «голодным до власти», как выразился один из участников событий, преодолеть искушение вернуться к испытанным авторитарным методам правления? Не помешает ли их взгляд на собственный успех как на результат Божественного предопределения выполнению ими обещаний сохранить приверженность демократии и опираться на волеизъявление? И, главное, удастся ли им решить трудные задачи восстановления экономик, которым был нанесен ущерб турбулентными событиями 2011–2012 гг.?

В среднесрочной перспективе сохранится противоборство двух тенденций в эволюции политического ислама. Одна из них — к модернизации, адаптации его к современным реалиям в силу самой ответственности за управление соответствующими странами, усиление его приверженности демократическим нормам под давлением общественного мнения большинства населения, высказавшего в ходе протестных движений стремление к свободе и социальной справедливости. Другая — «замыкание в себе», попытка выстроить систему ценностей и норм, в значительной мере не совпадающих с господствующими в большинстве стран мира.

Частичная дерадикализация политического ислама уже происходит, и под влиянием этого процесса уже в краткосрочной перспективе будет меняться лицо таких группировок, как ХАМАС и Хизбалла. Движение ХАМАС, поддерживаемое в настоящее время не Ираном, а консервативными арабскими режимами, вероятно, будет дальше двигаться в сторону мира с Израилем. Возможное превращение его демократическим путем в правящую политическую силу всей Палестинской автономии создаст новую ситуацию, которую будет должен учитывать как Израиль, так и западные государства.

Стратегия Хизбаллы, возможно, в меньшей мере будет увязываться с целями, которые преследует Иран. Однако рост числа накопленных этой партией ракет и, возможность, приобретение ею способности самостоятельно производить это оружие представляют собой серьезный вызов для Израиля. Пока нет оснований для алармистских прогнозов в сфере нераспространения. В то же время среди возможных сценариев есть негативный: кризис вокруг Ирана не удается разрешить, против него совершается военная акция, Тегеран производит ядерное оружие, что подталкивает к этому решению другие страны региона. Вполне вероятным является более позитивная перспектива — удержание Тегерана «у ядерной черты»: он не отказывается от программы приобретения возможности максимально быстрого создания ядерного оружия в случае необходимости, но по-прежнему не принимает об этом политического решения. С таким Ираном страны региона и глобальные игроки будут жить, не исключено, что и некоторые региональные державы захотят последовать его примеру. Шансы на создание даже на Ближнем Востоке даже к 2020 г. зоны, свободной от ядерного оружия, или продвижение в «глобальному нулю» пока остаются незначительными.

Баланс сил в регионе, видимо, будет и в дальнейшем меняться. Неарабские державы, которые пока считают себя победителями в результате событий «арабской весны», продолжат соперничество за влияние. И Израиль, и Турция уже сегодня говорят о своей победе как о «пирровой»: новые угрозы могут свести их на нет. Иран, который сначала рассматривал себя также как одного из победителей, сегодня крайне обеспокоен развитием ситуации в Сирии и возможными последствиями обострения сирийского кризиса для Ливана и Ирака.

Не исключено, что в результате дестабилизации ситуации в регионе в среднесрочной перспективе могут обостриться межгосударственные, этнополитические и этноконфессиональные конфликты, развитие обстановки приведет к перекройке границ или появлению неких новых образований. Однако появление нового халифата региону все же не грозит.

ВЫЗОВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ РОССИИ

Рассмотренные турбулентные события в арабском мире обернулись одновременно и выигрышем, и проигрышем. С одной стороны, Россия показала, что является одним из ключевых акторов, способных оказывать влияние не только на решения международного сообщества по самым сложным проблемам региона, но и на саму ситуацию в регионе.

Сильным моментом для России было то, что по целому ряду важнейших проблем она выступала вместе с Китаем, а также в меньшей степени с другими партнерами по БРИКС и по ШОС. С другой стороны, Россия в результате падения отдельных режимов потеряла ряд контрактов, а из-за последовательного проведения своего курса в отношении сирийского кризиса вызвала критическое или даже враждебное отношение к себе со стороны целого ряда правительств и важных секторов общественного мнения, выступавших за внешнее вмешательство на стороне оппозиции. России придется преодолевать эти издержки, не отказываясь от заявленных принципиальных позиций, резкий отход от которых вряд был бы разумен. Видимо, в краткосрочной и даже среднесрочной перспективах будет идти непростой процесс установления контактов Москвы с «новыми» политическими силами, прежде всего исламистскими организациями, а также группировками либерального толка. При этом практически все ближневосточные правительства будут в той или иной мере заинтересованы в развитии отношений с Россией как с влиятельной глобальной державой. Они будут испытывать острую потребность диверсификации своих внешних связей. Что касается Турции, отношения России с которой вышли на уровень теснейшей взаимозависимости, то разногласия по ситуации в Сирии вряд смогут серьезно ухудшить состояние этих отношений.

Принадлежность части населения России к мусульманской конфессии одновременно и создает окно возможностей для укрепления отношений России с исламским миром, в том числе государствами Ближнего Востока, и предопределяет серьезность новых угроз, проистекающих от резкого усиления позиций исламистов. Возможность активизации дестабилизирующей деятельности организаций салафитов и «Братьев-мусульман» в мусульманских регионах России, а также в государствах Центральной Азии, будет, как минимум, в краткосрочной перспективе влиять на политику России в отношении ближневосточных партнеров. Что же касается экономического сотрудничества со странами региона, то можно предположить следующее.

Россия теряет возможность экспортировать газ в Израиль. В результате открытий, сделанных с 2009 г. по настоящий момент, ситуация в сфере энергетики на Ближнем Востоке претерпела значительные изменения. Израиль из страны–импортера энергоресурсов в скором времени (2016–2017 гг.) может стать их чистым экспортером. В результате сделанных открытий общий объем доказанных месторождений природного газа в Израиле по состоянию на лето 2011 г. Составил приблизительно 720 млрд м3.

Иран можно считать потенциальным конкурентом России на рынке газа. Обладая вторыми в мире запасами природного газа, он остается его нетто-импортером и пока только стремится к тому, чтобы стать крупным экспортером, но этому мешают энергетические санкции.

Военно-техническое сотрудничество и инфраструктурные проекты. В этой сфере возможности России будут, скорее всего, сокращаться в силу технологического отставания ее промышленности и роста международной конкуренции в этих областях.

Сельское хозяйство. При всех сценариях развития региона Россия будет иметь в нем потенциально растущий рынок для своей сельскохозяйственной продукции, в первую очередь, зерна. В настоящее время основным направлением российского зернового экспорта является Ближний Восток и Северная Африка, и экспорт в этот регион имеет потенциал роста. Здесь возможен как товарный экспорт, так и производственное сотрудничество. Развитие животноводства в перспективе может расширить российский экспорт. Производственное сотрудничество возможно в форме привлечения инвестиций из стран Ближнего Востока в российские проекты с ориентацией этих проектов на экспорт. Увеличения экспорта потребует расширения пропускной способности железных дорог и морских портов, и эти области также могут стать объектами инвестиционного сотрудничества.

Международная миграция населения. Демографическое давление в регионе порождает эмиграционный потенциал, часть которого может направиться в Россию и страны СНГ. Такого рода миграционный поток может иметь как негативное воздействие на Россию в случае, если эмигрировать будут представители маргинальной части местных обществ, так и позитивное, если частным российским фирмам и государству удастся наладить поток относительно квалифицированной рабочей силы, например, для занятости в сельском хозяйстве.

Взаимные инвестиции. В обозримой перспективе возможно привлечение арабских капиталовложений в российскую экономику. Для того, чтобы стимулировать крупных арабских инвесторов вкладывать средства в российские проекты, требуется дальнейшее совершенствование законодательства Российской Федерации в направлении защиты прав собственников (как национальных, так и зарубежных) и иностранных инвестиций, а также правоприменительной практики. России следует обратить внимание на кредитные организации и финансовые учреждения арабских нефтедобывающих государств, которые осуществляют финансирование крупных проектов развития в разных частях мира. При этом российские компании уже работают во многих странах региона, а российские инвесторы вкладываются в недвижимость в ряде стран (так, в недвижимость в ОАЭ ими вложено около 15 млрд долл.).

Иран.ру

Конфликт на Ближнем Востоке угрожает не только безопасности многих его государств, но также их дальнейшему существованию. Сирия, Ирак, Ливан и другие страны, охваченные сегодня сепаратистскими боями, рискуют быть фрагментированы на этнические мини-государства, трансформируя регион, чья политическая география оформилась почти век назад.

Исследовав региональную ситуацию, премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган придумал амбициозный план по улучшению региональных позиций Турции и расширению своего личного политического доминирования в стране. Столкнувшись с окончанием возложенного на самого себя ограничения в три срока в должности премьер-министра, он намерен изменить конституцию Турции с целью ввести президентскую систему – которую возглавит он сам в качестве первого президента, обладающего значительно расширенными полномочиями.

Однако реализация плана Эрдогана зависит от прекращения 30-летнего конфликта Турции со своим собственным курдским населением. В результате правительство Эрдогана решило провести переговоры с Абдуллой Оджаланом, заключенным в тюрьму лидером Курдской партии рабочих (КПР) – вооруженным курдским движением сопротивления.

Надежда заключается в достижении согласия по поводу новой, более либеральной конституции, которая укрепит права крупнейшего этнического меньшинства Турции и будет включать в себя передачу существенных полномочий региональным правительствам. В ответ ожидается, что КПР прекратит свою 30-летнюю борьбу с турецким государством. 21 марта на массовом митинге в юго-восточном турецком городе Диярбакыр, который посетил почти один миллион человек, Оджалан выступил с речью о мире из своей тюремной камеры. Он призвал к прекращению вооруженной борьбы и к выводу из страны бойцов КПР.

Для Эрдогана ставки высоки как никогда. Эрдоган планирует поставить вопросы изменения конституции и условий мирного урегулирования на национальный референдум – связь, которая приведет к трансформации турецкой политики. Если переговоры окажутся успешными, его запомнят за его историческую роль в налаживании мира и у него, вероятно, будет больше шансов для воплощения своих президентских амбиций при получении поддержки парламентской Курдской партии мира и демократии за редакцию конституции.

Однако если переговоры окажутся неудачными, на Эрдогана взвалят ответственность за любое возникшее в результате этого ухудшение безопасности. Данный риск учтен в недавно просочившемся в средства информации описании стратегии Окалана: в ней указано, что лидер КПР может угрожать правительству полномасштабной войной.

В то же время правительство Турции развивает и другой путь переговоров через сближение с другой курдской организацией – Курдским региональным правительством (КРП) северного Ирака. Грандиозная задумка заключается в интеграции иракского Курдистана в турецкую экономику.

Турция уже обеспечивает бóльшую часть импорта экономики КРП, что составило около 70% от почти 11 миллиардов долларов турецкого экспорта в Ирак в прошлом году. Но именно зарождающаяся энергетическая сделка между Турцией и КРП призвана возвести фундамент для подлинного стратегического союза.

Согласно неразглашаемой сделке, Турция получит концессию на разведку новых нефтегазовых месторождений в северном Ираке, а также льготные тарифы для экспорта электроэнергии в Турцию. В ответ Турция должна будет помочь КРП создать инфраструктуру трубопровода, которая позволит экспортировать нефть и газ в Турцию, не завися от иракского государственного трубопровода, контролируемого центральным правительством в Багдаде.

В турецком правительстве такой прорыв рассматривается как огромная возможность сократить сильную зависимость Турции от импорта электроэнергии. Помимо обеспечения поставок электроэнергии, эта сделка поможет Турции преодолеть ее хронический дефицит текущего счета: примерно 70% от 84 миллиардов долларов внешнеторгового дефицита страны приходится на стоимость импорта энергоносителей.

Для КРП эта сделка обеспечит будущее экономическое благосостояние региона, не держа его в заложниках перед все более враждебным иракским правительством. По конституции Ирака курдский регион имеет право на 17% дохода страны от продажи нефти и газа. Но распределение выручки от углеводородов происходит нерегулярно, и центральное правительство накопило значительные задолженности. КРП надеется на то, что сделка с Турцией позволит ему получать регулярную и предсказуемую прибыль от продажи углеводородов.

Но США по-прежнему непреклонно противится подобной сделке между Турцией и КРП, заявляя, что она подорвет стабильность в Ираке и станет стимулом сепаратистских тенденций на севере. В конце февраля, во время своих зарубежных поездок, в которые входило и посещение Анкары, госсекретарь США Джон Керри повторил о данной озабоченности на переговорах со своими турецкими коллегами.

Опасения Америки не разделяются в правительственных кругах Турции, в которых сделки между американскими нефтяными гигантами Exxon и Chevron и КРП рассматриваются как доказательство того, что Америка больше беспокоится о своей доле пирога в северном Ираке, чем о предполагаемых угрозах для стабильности страны. Неудивительно, что правительство Эрдогана решило не обращать особого внимания на озабоченность американского правительства.

Сепаратистская напряженность, наблюдаемая сегодня во многих странах Ближнего Востока, вполне может изменить карту региона. Эрдоган разработал план, который позволяет воспользоваться данной ситуацией, сохранить его политическую власть и обеспечить энергетическую безопасность его страны. Он стремится к созданию нового регионального устройства под руководством Турции, основанного на перестройке отношений турок и курдов, которая станет фундаментом для стратегического партнерства для разработки последних нетронутых энергоресурсов региона.

Синан Ульген – председатель центра изучения экономики и международных отношений (Стамбул), приглашенный ученый европейского отделения фонда Карнеги.

Оригинал публикации: Erdoğan’s Kurdish Gambit

Опубликовано: 11/04/2013

(«Project Syndicate», США)
Синан Ульген (Sinan Ulgen)

Игорь Панкратенко,

Святая Земля, родина трех мировых религий, вновь явила нам чудо: Биби Нетаньяху, сделавший все возможное для того, чтобы Обама не был переизбран на второй срок, нежно обнимал его в аэропорту и говорил о своей любви к США и лично господину президенту.

Барак «Барри» Обама, считающий Израиль обременением для нынешней политики США на Ближнем Востоке, отвечал ему столь замысловатыми приятностями, так уверял израильтян в своих дружеских чувствах и неизменной поддержке в любых начинаниях, что на щеках Нетаньяху от смущения играл легкий румянец. Но чудеса на этом не закончились, и вскоре последовало еще одно. Обсуждение одного из самых острых для Вашингтона и Тель-Авива вопросов, «что нам делать с Ираном?», оказывается, как нас пытаются уверить, ограничилось всего лишь обменом парою фраз. Обама сказал, что Иран еще не подошел к «красной черте», но вот как только подойдет – то США поддержат любое решение израильтян по данному вопросу. Нетаньяху в свою очередь признал, что несколько погорячился с заявлением о возможности появления ядерного оружия у Ирана весной-летом нынешнего года и продлил этот срок минимум на  год. И все! И больше эта тема не обсуждалась. Нам предлагается в это поверить, но правильнее все же будет подвергнуть данное «чудо» критическому анализу.

Разведывательное сообщество США: чего угрожающего не коснись – у Ирана ничего нет

За несколько дней до ближневосточного визита Обамы директор Национальной разведки США Джеймс Клэппер-младший представил комиссии конгресса ежегодный доклад разведывательного сообщества с оценками угроз и вызовов для безопасности Соединенных Штатов [1].

В 34-страничном документе Иран упоминается 49 раз [2], гораздо чаще, чем любая другая страна. Казалось бы – столь пристальное внимание уделено объекту повышенной опасности. Но это только на первый взгляд. Характеристики разведывательным сообществом США угроз, исходящих от Исламской республики, сдержаны настолько, что их и угрозами назвать трудно. Скорее уж это откровенное разрушение того образа врага и агрессора, который медиа навязывают общественному сознанию.

Об «агрессивности» Исламской республики: «мы не изменили своего мнения в том, что Иран предпочитает избегать прямой конфронтации с Соединенными Штатами».

О военной составляющей иранской ядерной программы: «Мы  не  знаем,  решит  ли  Иран  в  конечном  счете приступить к созданию ядерного оружия». То есть, по оценкам американских разведслужб, никакой военной составляющей в иранской ядерной программе не существует.

О том, что Иран ведет скрытые разработки оружия массового поражения (о чем любят намекнуть некоторые эксперты МАГАТЭ): «мы считаем, что Иран не производит оружейный уран, и не в состоянии осуществлять эти работы таким образом, чтобы данное производство не было обнаружено». Эта фраза начисто перечеркивает имеющую место быть озабоченность МАГАТЭ некими «секретными работами на секретных объектах Ирана», более того, заставляет задумываться об ангажированности и слабой профессиональной подготовке «международных экспертов».

И, наконец, об ответственности, взвешенной позиции и адекватности иранского руководства: «Иранские лидеры стремятся к сохранению престижа и влияния на международной арене, соотносят свои действия по ядерной программе с настроениями международного сообщества… стремятся к балансу интересов… При принятии решений [иранское руководство] стремится вести свою политику таким образом, чтобы не спровоцировать военного удара или новых санкций».

Вот таким вот образом выглядит «исходящая от Ирана ядерная угроза» в оценках разведывательного сообщества США. Стремления к конфликту нет, намерение создать ядерное оружие отсутствует даже на уровне политического решения, секретных работ по бомбе не ведется. Вообще, судя по отчетам со слушаний на комиссии по разведке Конгресса [3], директора национальной разведки в ходе этих слушаний больше волновал вопрос возможных кибератак со стороны Ирана, чем его ядерная программа. И ведь подобное «благодушие» в отношении иранской ядерной угрозы царит в офисах DNI, CIA, АНБ и еще 13 разведывательных организаций США не первый год. И в «Worldwide Threat Assessment of the U.S. Intelligence Community — 2007», и в документах 2008 года, и в последующие годы —  реальность ядерной угрозы со стороны Исламской Республики Иран американской разведкой всерьез не рассматривается.

Необходимо отметить, что между разведывательным сообществом США и нынешней администрацией Белого дома сейчас существует полное взаимопонимание (что прекрасно отражает динамика бюджета разведки с 2008 года [4]). Представленный Конгрессу доклад Джеймса Клэппера-младшего, как целиком, так и в «иранской» его части, явно согласован с администрацией. Расходы разведки в 2013 финансовом году будут сокращены почти на 5%, казалось бы – существует соблазн несколько драматизировать иранскую ситуацию для сохранения объемов финансирования – но нет, сдержанность в оценках остается, что наводит на мысль о достигнутом в отношении Ирана консенсусе между Белым Домом, Пентагоном и разведывательным сообществом. Суть консенсуса представляется следующей. Во-первых, еще в период «Ормузского кризиса» (декабрь 2011 года) стало очевидным, что США отказались от силового варианта решения «иранского вопроса», а заявления, в которых утверждается обратное – не более чем психологическое давление на Тегеран и международное сообщество.

Во-вторых, для решения своей стратегической задачи в отношении Ирана Белый дом избрал тактику «калечащих санкций» и «разложения режима изнутри» через формирование пятой колонны в политической элите Ирана и единого фронта оппозиции нынешнему иранскому руководству во всех слоях общества, в расчете на кардинальное изменение политики Тегерана после президентских выборов в нынешнем году.

В-третьих, еще год назад тогдашний глава Пентагона четко и недвусмысленно дал понять всем союзникам США в регионе (и Израилю, и Саудовской Аравии), что любые военные акции против Ирана возможны только с одобрения и согласия США. Никакой самодеятельности, все вопросы и военные планы только через USSTRATCOM в Оффуте, штат Небраска. Панетта был объявлен чуть ли не врагом Израиля, но линию в иранском вопросе, сформированную Белым домом, выдержал до конца. Столь же твердо отстаивает эти позиции и нынешний министр обороны, Чак Хейгел, даром что республиканец.

Итак, вопрос о военной акции США в отношении Ирана в ближайшее время не стоит, а вопрос об иранской ядерной угрозе Вашингтоном всерьез не рассматривается. Что остается Израилю в виду этакой индифферентности США?

Израильские «ястребы»: в поисках ускользающего «сердечного согласия»

Приход Обамы в Белый дом совпал с изменением взглядов американской политической элиты на значимость Израиля для США. Это не было неожиданным озарением, скорее речь шла о преодолении инерции политического мышления, переосмыслении сложившегося порядка вещей. В период холодной войны США-СССР стратегическое партнерство с Израилем было для Вашингтона очевидно-необходимым. После Кэмп-Дэвида и после распада СССР, роль Израиля в ближневосточной стратегии США начала снижаться. А после того, как Израиль и произраильское лобби в самих Штатах сделали все возможное, чтобы вторжение в Ирак (2003 год) состоялось, американские аналитики заговорили в том духе, что «с таким союзником — и врагов не надо». Разумеется, в подобных утверждениях есть немалая доля лукавства, но американская политическая элита склоняется к тому, чтобы признать операцию «Иракская свобода» Буша-младшего политической ошибкой. Следовательно – подталкивавшие к этой ошибке тоже автоматически зачисляются в разряд виновных.

В реализуемой сейчас концепции «Большого Ближнего Востока» роль Израиля как стратегического партнера США вообще просматривается с трудом. Конечно, вывод о том, что «государство Израиль исчезнет к 2020 (или к 2025) году» — глубоко ошибочен, Израиль исчезнет только вместе с США, но все дело в том, что это будет уже другой Израиль. Поддерживаемый США не как стратегический партнер и основной «кукловод» в регионе, а как остров западной демократии, западного общества, западных ценностей, «кусочек сердца Америки на Ближнем Востоке».

Разумеется, такая роль политическую элиту Израиля не устраивает. Раздувание «иранской угрозы» — это как раз избранный ею путь для того, чтобы доказать свою значимость для Вашингтона, сохранить статус стратегического партнера. Для Нетаньяху и тех кругов, чьи интересы он выражает, «повязать» Белый дом соучастием в борьбе с Ираном означает залогом и партнерства, и дальнейших финансовых вливаний в государство Израиль, и «гарантий безопасности» для нынешнего режима Тель-Авива.

Но здесь между воинственными заявлениями и готовностью к военной акции – дистанция огромного размера. Биби истерит, обещает войну, кричит об иранской бомбе – но это всего лишь поза, реализация тактики «держать всех в постоянном напряжении».

В полном соответствии с тактикой «запугивания», израильская сторона регулярно вбрасывала, вбрасывает и будет вбрасывать информацию о готовящихся военных действиях с Ираном. Цель очевидна — создавать дымовую завесу вокруг истинных планов Израиля и США в отношении Ирана. Последний из таких вбросов, «Секретный план войны с Ираном», о котором писал Роберт Сильверстейн [5], был завораживающе красив и масштабен, но более напоминал роман Тома Клэнси, чем документ военного командования.

Столь же демонстративны, сколь и далеки от реальных военных приготовлений, и перестановки в руководстве Израиля. Сокращение «внутреннего кабинета», известного как комитет министров по вопросам безопасности Израиля (HaKabinet HaMedini-Bithoni), о чем было объявлено 19 марта, навряд ли сильно приблизило израильское руководство к принятию решения о нанесении военного удара по Ирану. Если Яалон, Эрдан и Ааронович безусловно поддерживают агрессивность Нетаньяху в иранском вопросе, то позиции Лапида и Ливни куда как сдержаннее, а окончательное мнение Нафтали Беннета в отношении Ирана еще не сформировано.

Плюс к этому – устойчивое неприятие военных методов в отношении Ирана со стороны вооруженных сил и разведывательного сообщества Израиля. Разведчики и армейские профессионалы прекрасно понимают, что прямое столкновение с Исламской республикой в нынешних условиях обернется для Израиля эпической катастрофой. В этих кругах прекрасно осознают, что сегодня гораздо большую опасность, чем мифическая ядерная бомба Ирана, для Тель-Авива представляют вещи вполне реальные и конкретные: возникающий буквально на наших глазах блок «аль-Каеды» с ХАМАС’ом, превращение граничащих с Израилем сирийских районов в «дикие земли» и новый виток конфликта в Южном Ливане…

Значит, перед нами действительно чудо, и на Святой Земле ангел кротости вещал устами Барри, а Биби излечился от иранофобии?

Carthago delenda est или чего ждать Ирану

В репортажах о визите Обамы в Израиль многозначительно прозвучало, что руководители двух стран согласились с подходом «хороший полицейский, плохой полицейский» в отношении Ирана [6]. Одного этого достаточно, чтобы понять, что кроткий ангел-миротворец через «железный купол» не проник. Перед нами был разыгран спектакль, нас попытались уверить в том, что прямой военной агрессии против Ирана не будет. А кто в этом сомневался? Невозможность прямых военных действий против Исламской республики США и Израиля в нынешних условиях совершенно очевидна. Но столь же очевидно и другое: в том, что нынешний режим в Тегеране должен быть свергнут – никаких противоречий между Вашингтоном и Тель-Авивом нет.

Противоречия здесь носят лишь тактический характер и связаны со своеобразным «разделением труда» между американцами и израильтянами в необъявленной войне против Ирана, которая не прекращается ни на один день. США в этом тандеме взяли на себя роль старшего партнера, который решает задачи стратегического уровня: добивается расширения режима «калечащих санкций», работает над вовлечением в этот режим максимально возможного количества стран, обеспечивает контроль за соблюдением режима и финансово-правовое наказание несогласных; формирует послушное большинство в ООН, координирует и направляет деятельность МАГАТЭ, поддерживает нужный тонус антииранской истерии в медиа…

Некая «благопристойность» этой деятельности не должна вводить в заблуждение. В случае необходимости тонкая шкурка благопристойности слазит, уступая место кондовому «цель оправдывает средства». И тогда происходит исключение из списка террористических организаций «Моджахедов иранского народа» и размораживание их счетов (им еще идти в авангарде пятой колонны борцов за демократию в Иране). И тогда подставные фирмы, созданные спецслужбами, поставляют в Иран партии компьютеров с вредоносной начинкой (в кибервойне важно ударит первым). И тогда американские дроны начинают совершать облет иранской территории в разведцелях, а в странах, куда иранцы выезжают на отдых появляются «тихие американцы», вербующие агентуру. Так в понимании Обамы выглядит «хороший полицейский».

«Плохой полицейский» еще более отвязан в собственных действиях. В рамках реализации «стратегии Дагана» израильские спецслужбы с конца минувшего года приступили к формированию групп специального назначения, задача которых – с помощью местной агентуры осуществлять акты саботажа, диверсий и террора на иранских объектах и предприятиях, связанных с ядерной программой и производством ракетной техники. Нечто подобное создавалось на базе подразделения «Кидон» и раньше, но теперь подготовка таких специалистов приобретает более масштабный характер.

Вновь активизируется работа с национальными меньшинствами, вновь предпринимаются попытки возродить деятельность таких формирований как PJAK, Джундалла, аль-Ахваз, создать конфликт между синнитами и шиитами…

Словом, никаких чудес. Объятия Биби и Барри обернутся для Исламской республики только одним – эскалацией необъявленной войны.

[1] Worldwide Threat Assessment of the U.S. Intelligence Community

Скачать документ можно здесь 

[2] Для сравнения: Россия – 38 раз, Китай – 30, терроризм – 7 раз.

[3] Security Leader Says U.S. Would Retaliate Against Cyberattacks 

[4] Intelligence Budget Data http://www.fas.org/irp/budget/index.html

[5] Netanyahu’s Secret War Plan: Leaked Document Outlines Israel’s “Shock and Awe” Plan to Attack Iranhttp://www.globalresearch.ca/netanyahu-s-secret-war-plan-leaked-document-outlines-israel-s-shock-and-awe-plan-to-attack-iran

[6] Obama, Netanyahu agree on preventing nuclear-armed Iranhttp://edition.cnn.com/2013/03/20/politics/israel-obama-visit

http://www.iran.ru/news/analytics/86678/Novyy_doklad_razvedsoobshchestva_SShA_Ot_Irana_ne_ishodit_ugroza

Интервью с известным российским политологом, специалистом по Ближнему Востоку,

политический обозреватель Иран.ру,

кандидат исторических наук Игорем Панкратенко

-Допускаете ли вы возможность   “бархатных” или “оранжевых”  революций в Центральной Азии и в других странах бывшего  союза?

-Разумеется, допускаю, но давайте сразу определимся с термином «оранжевая/бархатная и прочая» революция. Вот существует некий парадокс в деятельности экспертного сообщества – сам термин употребляется широко, а  точного и общепринятого определения ему так и не существует. В результате – совершенно разные события, с отличными друг от друга социально-экономическими предпосылками, с отличными друг от друга социальными группами, выступающими в качестве локомотивов, – представляются общественному сознанию как нечто одинаковое, как события одного порядка, как некий общий процесс. Отсюда – простор для «теории коварных замыслов» внешних сил: «англичанка гадит», «заговор мировой закулисы», «страшный фейсбук/ужасный твиттер» и прочая конспирологическая муть.

В реальности, на мой взгляд, дело обстоит и проще, и сложнее одновременно. Ни в одной стране на постсоветском пространстве сегодня нет предпосылок для революции в ее классическом виде – как процесса смены социально-экономической формации. Речь может идти только о верхушечном перевороте как результате борьбы политических элит. И говорить здесь нужно в первую очередь о конфликте этих самых политических элит в борьбе за власть и перераспределение доступа к источникам прибыли. Следовательно, оценивая вероятность этих переворотов, мы должны смотреть сразу несколько факторов: насколько данные конфликты непреодолимы, какие социальные слои могут быть в них вовлечены, на кого делают ставку власть и оппозиция, насколько далеко могут эта власть и эта оппозиция пойти в отстаивании своих интересов (читай – денег и власти), проще говоря – готовы ли они переступить через кровь и хаос.

Второй вопрос для оценки – насколько этот переворот может быть поддержан внешними силами? Понимаете, тут вот какая штука: практически ни одно государство постсоветского пространства не способно проводить самостоятельной внешней политики, действовать столь же раскованно как делают это США, Китай и Евросоюз. В силу объективных причин все постсоветские государства (в большей или меньшей степени) сделали свой выбор во внешнеполитической ориентации, в абсолютном большинстве – прозападный, замечу, выбор. Таким образом, для того, чтобы переворот  был успешным, необходимо, чтобы интересы правящих элит постсоветских государств вступили в непреодолимое противоречие с интересами их западных патронов. Или же, чтобы западным патронам вдруг резко понадобилась зона управляемой нестабильности в том или ином регионе.

Вот анализ совокупности всех этих (да и ряда других факторов), может дать ответ на вопрос вероятности переворота в той или иной стране. Я, наверное, утомил таким вступлением, скатился в лекцию, но это совершенно необходимо.

А теперь – коротко о погоде, то бишь о ситуации в Центральной Азии, коль уж в вопросе мы выделили ее отдельно. Сегодня постсоветская Центральная Азия – это просто котел противоречий, крышка котла еще держится, но тревожные свистки уже идут. Критических точек  здесь, на мой взгляд, две. Во-первых, Ферганская долина как место, где все центральноазиатские межгосударственные и надгосударственные противоречия сошлись в некий клубок. Во-вторых, малоосвещаемые процессы в Кыргызстане, связанные с увеличением объемов наркотрафика на юге этой страны, трансформацией местного «джихадистского подполья» и заинтересованностью США в сохранении контроля над «Манасом» и над Ферганской долиной как «зоной управляемого хаоса» в целом. Именно отсюда, как представляется, следует ждать в ближайшее время «интересных новостей», хотя, поверьте, мне бы очень хотелось, чтобы мой прогноз не сбылся. Подробное рассмотрение сложившейся ситуации – дело отдельное, объемное, а я и так уже превысил все мыслимые лимиты ответа на поставленный вами вопрос.

-Каким видите дальнейший  политический  расклад  ситуации на Ближнем Востоке, в частности  — в Сирии?

-При внешней схожести, т.н. «цветные революции» на постсоветском пространстве и т.н. «арабская весна» имеют в своей основе совершенно разные причины. В основе «цветных революций» на постсоветском пространстве лежала борьба за передел власти и финансовых долей между политическими элитами. В основе же выступлений в арабских странах Ближнего Востока и Магриба лежал глубокий кризис неоколониальной системы и сложившихся в период неоколониализма как политических систем в ряде государств (Египет, Тунис и так далее), так и разрушение всей системы сдержек и противовесов на Ближнем Востоке. Причем, инициировали процесс этого разрушения именно США, разгромив Ирак. Собственно, после краха режима Саддама Хуссейна всем адекватным экспертам оставалось только запастись «поп-корном»  и ждать вполне очевидного и предсказуемого обрушения системы.

Когда кто-то из экспертов и у нас, и на Западе начинает говорить о том, что это обрушение было неожиданным, то простите, но это «разговоры в пользу бедных». Что было неожиданным? То, что в арабских странах нарастает внутреннее напряжение на фоне обнищания масс и почти полной отключки «социальных лифтов»? То, что нарастает сопротивление традиционного общества, уммы, модернизации по принципиально чуждым для мусульманского мироощущения западным образцам? При этом, замечу, абсолютное большинство этой уммы оказывалось «за бортом»  модернизации и «построения общества потребления капиталистическими темпами». То, что ослабление авторитарных режимов вызовет рост того же сепаратизма у тех же курдов? Ой, я вас умоляю…

Все произошло по классическим канонам: внешние факторы способствовали активизации внутренних выступлений, высвободили давно назревшие процессы революционного, а значит и прогрессивного «исламского пробуждения», под которым я понимаю движение широких масс за установление социальной справедливости по нормам и традициям Ислама. Старт процессу был дан исламской революцией в Иране, и ныне мы наблюдаем развитие этого процесса в арабском мире.

Раз уж мы затронули Ислам, то я просто обязан сказать о своей оценке «исламского экстремизма». Всякий революционный процесс, направленный на социальное оздоровление общества, сталкивается с противодействием, которое с полным основанием можно и нужно назвать контрреволюцией. По моему глубокому убеждению, «исламский экстремизм», в нынешнем его состоянии, является чистой воды контрреволюционным процессом, ответом на «исламское пробуждение». Этот «ответ» инспирирован с одной стороны – рядом нынешних правящих режимов (в первую очередь – монархиями Персидского залива), стремящимися к сохранению власти, а порой – просто к физическому выживанию. С другой стороны – эту контрреволюцию питают внешние акторы, стремящиеся к сохранению софт-колониального порядка на Ближнем Востоке.

Я с большим любопытством наблюдаю за тем, как ряд экспертов пытаются представить «исламский экстремизм», уходящий идейными корнями в салафизм и ваххабизм, «антагонистом Запада», пытаются, простите за вульгаризм, «перевести стрелки» на некий «конфликт цивилизаций». Ладно, забудем о том, что собственно концепция «панисламизма» была предложена Уилфредом Блаттом, одним из руководителей британской разведки в 70-е годы 19 века. Британская же разведка, в лице ее сотрудника Арминиуса Вамбери, вбросила в политическое сознание увядающей к тому времени Османской империи и концепцию «пантюркизма». Ряд эпизодов из жизни Мухаммада ибн Сафдара, более известного как Джамал-ад-Дин Афгани, тоже позволяют предположить, что опять же британская разведка поддерживала провозглашаемые им идеи. Сделаем вид, что мы этого не знаем, что давно это было. Но ведь последние 40 лет Запад одной рукой культивировал, оберегал и взращивал «исламский экстремизм» (он рассматривался как заслон сначала против Советского Союза, а затем против Ирана) во всех странах региона. А другой – поддерживал авторитарные и диктаторские режимы, которые искореняли любые проявления светской демократии. Доигрались…И сегодня Запад пожинает плоды того, что сам вырастил.

Как итог – на ближайшие пять-десять лет события на Ближнем Востоке будут определяться тремя разноуровневыми процессами. Первый, стратегический: противостояние Запада «исламскому пробуждению». Сегодня Запад, при поддержке ориентирующихся на него режимов ряда мусульманских стран, реализует три основных проекта, направленных на разгром этого движения. Первый проект – транснациональный «исламский экстремизм». Второй – углубление суннито-шиитского противостояния и перевод этого противостояния в фазу вооруженного вялотекущего конфликта (конфликта низкой интенсивности по терминологии НАТО). Третий проект – корректировка политико-этнической карты региона, предполагающая удовлетворение интересов национальных меньшинств и, одновременно, обострение этнических конфликтов.

Второй, оперативный: борьба за региональное лидерство между Турцией, Саудовской Аравией (и ее заклятым другом – Катаром), и Исламской Республикой Иран.

Третий, тактический: борьба между различными политическими, социальными и национальными группами в странах региона. Такая «холодная война всех против всех». Слишком велик счет взаимных претензий, слишком много «пассионарного элемента» накопилось. Так что все будет долго, мучительно и порою достаточно кроваво.

Что касается Сирии… В отношении этой страны сегодня осуществляется внешняя интервенция транснациональным «исламским экстремизмом», который поддерживается:

— арабскими монархиями (ну, с ними все ясно, с Башаром Асадом они не примирятся никогда, будут воевать до последнего… сирийца);

— не очень дальновидными турецкими политиками (до которых начинает постепенно доходить, что события в Сирии вполне могут быть прологом к серьезному внутриполитическому кризису Турецкой республики, а потому все больше осторожничающими);

— совершенно безголовыми политиканами Евросоюза (влияние которых, к счастью, постепенно падает на фоне продолжающегося европейского кризиса).

То есть, время играет за Асада. И если принципиальная и единая позиция Китая, России и Исламской Республики Иран по сирийскому вопросу сохраниться, то Сирия выстоит. Но мне ясно и другое. После пережитого – Сирия не останется прежней, она вступит в период политических реформ, она станет иной, более приспособленной для борьбы с внешними вызовами, с большей степенью консолидации общества.

-Ваше мнение  по поводу   возможной  войны в Иране. Насколько вероятны удары  по ядерным  объектам в Иране со стороны  Израиля? Существуют ли реальные предпосылки  по поводу  ослабления  агрессивной политики  США в  отношении исламского государства? Возможен ли внутренний раскол  иранского  общества, и какие политические  силы  могут  реально управлять   этим процессом?

-Спасибо за очень точные вопросы, которые совершенно исчерпывающе охватывают некий злободневный список основных угроз для Исламской Республики Иран.

По поводу Израиля. Понимаете, часть политической элиты Израиля, находящаяся сегодня у власти, в отношении Ирана мыслит совершенно иррационально. Чтобы Иран не сделал, какие бы шаги не предпринял для доказательства мирного характера своей ядерной программы – не поверят! Если им фетвы Али Хаменеи по этому вопросу недостаточно, то и тысяча проверок МАГАТЭ их не убедят. Эта часть израильской элиты назначило Иран врагом и со своего пути не отступят.

Но проблемой для них является то, что их стратегический союзник, США, идею войны с Ираном не поддерживает, сейчас об этом можно говорить с уверенностью, особенно на фоне новых назначений в администрации Обамы. Собственно, и в прошлой администрации за исключением Госдепа и неистовой Хиллари, никто к войне с Ираном особо не стремился, что стало для меня, например, совершенно очевидным в период Ормузского кризиса декабря 2011. И вот здесь наступает самое интересное. Некоторые политические лидеры Израиля ведут себя как незабвенный Михаил Самюэлевич Паниковский: истерят, угрожают, размахивают комиксами с трибуны ООН, дескать, держите нас, а то сейчас здесь будет страшно. Слегка ошарашенное мировое сообщество бросается сдерживать, уговаривать, давать гарантии и обещать преференции. А тем временем в Израиле мало того, что с 2009 года уже реализуется «стратегия Дагана» (бывшего шефа МОССАД), направленная на организацию точечных ликвидаций иранских должностных лиц, связанных с ядерной программой, но, вдобавок, принята новая, предусматривающая организацию диверсий и выведение из строя уже имеющихся иранских атомных объектов. То есть, прямая атака, цена которой будет для Израиля слишком высока – маловероятна. А террор против иранских ядерщиков и диверсии на иранских атомных объектах – это уже объективная реальность сегодняшнего дня.

Но есть и более опасная тенденция. В своей тайной войне с Ираном Израиль стремится активно использовать те страны, которые имеют с Исламской республикой общие границы. Думаю, руководству этих стран стоит более вдумчиво отнестись к тому, насколько эти действия Израиля соответствуют национальным интересам этих государств.

Что же касается политики Вашингтона в отношении Тегерана, то здесь полностью приоритет отдан воздействию на режим посредством экономических и иных санкций. Эти же санкции по замыслу американской администрации, должны стать предметом переговоров с нынешним руководством Ирана. Но, подчеркну это специально, все эти дипломатические игры – игры и есть, не более того. Стратегическая цель США – свержение существующего строя в Иране. Обсуждению подлежит лишь то, как это произойдет – под гнетом санкция или же в результате инициированных политических преобразований. Руководство Ирана прекрасно это понимает, потому и уделяет столь пристальное внимание вопросам укрепления внутренней стабильности, особенно в связи с предстоящими президентскими выборами.

Должен сразу сказать, что избирательная кампания обещает быть более чем жаркой. Но! Жаркой она будет в рамках борьбы тех политических сил, которые не ставят под сомнение основные идеи принципы Исламской революции и Исламской республики.

Оппозиция, которая выступает против существующего режима – сегодня практически не имеет политического веса, «зеленое движение» после всплеска активности в августе 2009 года маргинализировано и авторитетом в «широких народных массах» не пользуется. Убежден, что в президентских выборах кандидат от «зеленого движения» участия принимать не будет.

Много говорят о росте сепаратистских настроений, особенно в Иранском Азербайджане. Я склоняюсь к мнению, что иранское руководство сумело достигнуть соглашения с влиятельными представителями политической и бизнес-элиты иранских азербайджанцев и получило гарантии их лояльности. Террористическое крыло «Джундаллы», в которой некоторые аналитики по необъяснимому мозговому выверту умудрялись усматривать выразителей интересов белуджей – к счастью, искренне и открыто об этом говорю, разгромлено. Курдская PJAK понесла серьезные потери и сегодня, даже самими иранскими курдами воспринимается как организация, живущая на иностранные деньги.

Таким образом, наибольшую опасность для Исламской республики сегодня представляет не оппозиция, не сепаратисты, а «уставшие от революции». Этим термином Али Хаменеи, охарактеризовал те элементы в политическом руководстве, которые все чаще посматривают на Запад, считая, что бороться с ним бесполезно, противостоять ему утомительно и нужно встроиться в предлагаемую Западом схему политических реформ: либерализацию, модернизацию и прочие «…ации». Сегодня процент «утомленных» не столь уж и высок. Сегодня не произошло главного – их смычки с «пятой колонной» в среде тех иранских чиновников и представителей интеллигенции, которые связывают будущее Ирана с его прозападной ориентацией. Но тем не менее – такая тенденция существует.

Должен сказать, что высшее иранское руководство видит эту опасность и достаточно эффективно противостоит ей, причем, умудряясь обходиться без репрессий. Ну, а как дальше будет развиваться внутриполитическая обстановка – будем внимательно смотреть.

 Матанат  Насибова

http://www.1news.az/interview/20130304011738097.html#page1

Очевидно, ни для кого не станет откровением, что свергнутые в ходе т.н. «арабской весны» политические режимы, в общем и целом, относились к Соединенным Штатам весьма лояльно, в т.ч. и режим полковника Каддафи. Возможно, в прошлом он и являлся воплощением инфернального зла, но в последние годы отношения Ливии и западных стран изрядно потеплели. Полковник инвестировал в западную экономику и был желанным гостем многих европейских столиц. Известно, по меньшей мере, о $200 млрд., замороженных на счетах банков США в ходе событий в Ливии.

Президент Египта Хосни Мубарак правил страной 30 лет и был верным другом вашингтонской администрации. Президент Обама решил, что Мубарак не достоин управлять Египтом и должен уйти с занимаемого поста. Мухаммад эль-Бельтаги, глава исламистского движения «Братья-мусульмане», добавил, что отставка – единственное, что может и должен сделать сегодня Хосни Мубарак. Единодушие лидера исламских террористов и администрации Белого дома по некоторым политическим вопросам неслучайно. Но это вовсе не потому, что Обама такой же террорист, как и эль-Бельтаги.

Хосни Мубарак держал в западных банках $70 млрд. и был богаче Билла Гейтса. Кто сейчас владеет этими средствами, точно сказать нельзя. Президент Обама, выступая во время «арабской весны» с речью в Белом доме, похвалил стремление египтян к демократии и пообещал списать Египту долг в $1 млрд.

Что касается «Братьев-мусульман», то их деятельность особенно хорошо известна в Сирии. С 1976 по 1982 гг. эту страну захлестнула волна терроризма, которая переросла в вооруженные столкновения с подразделениями полиции и вооруженных сил. Движущей силой мятежа были «Братья-мусульмане». Сегодня боевики данной организации вновь воюют в Сирии и они, несомненно, полностью сходятся с президентом Обамой во мнении, что Асад должен уйти.

В Ливии «Братья-мусульмане» создали политическую партию под названием «Партия справедливости и развития» (ПСР). По словам ее представителя, Мохаммеда Гааира, она имеет представительства в более чем 18 городах страны. В ходе прошедших летом 2012 г. парламентских выборов в Ливии ПСР набрала 10.27%, что обеспечило ей статус второй по величине парламентской фракции.

Как только режим полковника Каддафи был свергнут, так тут же в стране восторжествовала «демократия» и было создано «правовое» государство. Представитель Переходного национального совета (ПНС) Ливии Мустафа Абдель Джалиль заявил в октябре 2011 г., что в основу юридической системы будут положены законы шариата. По словам мистера Мустафы, Ливия — мусульманская страна, «поэтому любой закон, противоречащий принципам ислама, отменяется».

Если президент Обама, потребовавший от Каддафи уйти в отставку, не хотел превратить Ливию в исламский халифат, то что же он тогда хотел?

В Египте сегодня происходит очередная революция, и «Братья-мусульмане» являются ее главной движущей силой. Почему так? Нынешний президент Египта Мухаммед Мурси является представителем этой организации и бывшим председателем «Партии свободы и справедливости», созданной «Братьями-мусульманами». Чего же хотят протестующие, кроме еды, конечно же?

Дело в том, что основной организующей силой в политике и экономике Египта до сих пор является армия. Армейское командование при Мубараке контролировало, по меньшей мере, треть всей экономики страны. Армейские предприятия занимались строительством жилья, производством продовольствия и были освобождены от налогов. Эта система до сих пор осталась без изменений.

Политолог Александр Игнатенко в интервью газете «Взгляд» говорит так: «Мурси начал эту борьбу. Но не для того, чтобы вернуть «награбленное» египетскому народу. А для того, чтобы отнять то, что принадлежит военным, и передать «Братьям-мусульманам». Т.е. речь идет о банальном переделе собственности под демократическим флагом или же исламским, кому как больше нравится.

А что же произошло в Тунисе, с которого фактически и началась «арабская весна»? Неужели и там в ходе «цветочной» революции пришли к власти исламисты? Именно так оно и есть. В ходе состоявшихся после революции парламентских выборов 40% голосов получила исламская партия «Ан-Нахда» во главе с исламским революционером Рашидом аль-Ганнуши. Президент США Барак Обама поздравил народ Туниса с успешным проведением выборов.

Интересны некоторые детали биографии лидера партии «Ан-Нахда».

Во время учебы на философском факультете Дамасского университета в 60-х гг. прошлого века Ганнуши познакомился с сирийскими «Братьями-мусульманами», отказался от идей арабского национализма и решил, что единственной силой, способной объединить арабов и мусульман в целом, является ислам. После окончания учебы в Дамаске Ганнуши отправился учиться во французскую Сорбонну, где стал активистом международного исламистского движения «Джамаат ат-Таблиг». Кстати, любопытно, что в Сорбонне получал образование и лидер кампучийских коммунистов Пол Пот, который в 1952 г. вступил во Французскую Коммунистическую партию. Но это так, к слову.

В 1972 г. Ганнуши создает в Тунисе подпольную организацию, целью которой являлось создание «справедливого демократического государства» на основе Корана. Почему бы и нет? В конце концов, в СССР тоже существовала демократия, хотя и социалистическая, отчего же Ганнуши было не создать демократию шариатскую.

Сегодня в Тунисе опять неспокойно.

6 февраля здесь подожгли штаб-квартиру партии «Ан-Нахда». Это случилось сразу после известия об убийстве оппозиционного лидера Чокри Белаида, смерть которого вызвала массовые акции протеста в городе Сиди-Бузиде, известном как «колыбель арабской весны». По информации France 24, полиция разгоняла демонстрантов, применяя слезоточивый газ. Брат убитого оппозиционера обвинил Ганнуши в смерти Белаида. Сам Ганнуши заявил, что он и его сторонники не причастны к убийству лидера оппозиции. Как следует понимать, в Тунисе все-таки построили демократию, но забыли построить «правовое государство», т.е. не основанное на законах джунглей.

Как известно, у всякой революции есть начало, но иногда не бывает конца. Социальный хаос, посеянный в какой-либо стране, стремится достичь крайнего своего состояния, т.е. гражданской войны. Результатом последней зачастую является установление беспощадной тирании и уничтожение революционеров. Здесь можно напомнить диктатуры Кромвеля, Наполеона, Гитлера и пр. Законы революций еще никто не смог отменить. Вполне возможно, что новые режимы, установленные в арабских странах, в конечном итоге приобретут крайний антизападный характер, в первую очередь из-за столкновения экономических интересов. Никто не знает, удастся ли Вашингтону сдержать на цепи своих франкенштейнов, почувствовавших вкус власти.

Итак, Тунис, Ливия, Египет, Сирия и т.д. — все это страны, в которых в результате «арабской весны» к власти пришли исламисты, причем радикального толка, охотно и широко применяющие террор как метод политической борьбы. Любому непредвзятому наблюдателю совершенно ясно, что цели исламистов и Вашингтона во время революционной волны в арабском мире полностью совпадали и, очевидно, продолжают совпадать. Возможно, это случайность. Возможно, также, что администрация США просто-напросто использует исламистов для слома государственности арабских стран. Ради чего?

Слабое государство, не построенное на основе национальных интересов, даже в том виде как их понимал Хосни Мубарак, является превосходным объектом эксплуатации и грабежа природных ресурсов. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на экономическое состояние народов, подвергшихся американо-исламистской «демократизации».

Продолжение следует

Пензев Константин Александрович, писатель-историк, обозреватель Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».

14.02.203

2013 – год начала одного из важных поворотных пунктов республиканского периода Турции. 

Будет ли в этом году введена новая конституция, призванная обеспечить переход от парламентской системы к президентской? Важно будет оценить последствия. На повестке дня обсуждение вопроса о прекращении огня Рабочей партией Курдистана (РПК). После местных выборов в марте 2014 года будут проведены президентские и парламентские выборы. В этой связи можно утверждать, что 2013 – закулисный год во внутриполитической жизни страны. Ожидается, что, начиная с 2013 года, экономический рост будет держаться на уровне 4%, и наступивший год станет периодом, в котором сохранится экономическая и политическая стабильность.

Можно прогнозировать продолжение последовательных взлетов и падений в отношениях Турции с Европейским Союзом, в котором не прекращается политический и экономический кризис. Предстоит год, когда замороженные в силу председательства в ЕС греческих властей Южного Кипра отношения станут постепенно оттаивать. За последние 7 лет в переговорах о вступлении Турции в ЕС были открыты 13 из 33 разделов, и некоторые из них были заблокированы. Наибольшие препятствия для Турции возникли со стороны Франции и греческих властей Южного Кипра. 8 пунктов были заморожены в соответствии с Дополнительным протоколом.

В 2013 году продолжится веяние ветров «арабской весны». С устранением светского арабского национализма режима БААС на Ближнем Востоке арабский национализм, опирающийся на исламские ценности, продолжит превращаться в официальную идеологию арабских государств – от Египта до Ирака.

В 2013 году к Таможенному Союзу, образованному Российской Федерацией, Белоруссией и Казахстаном, присоединится Киргизия. 18 февраля в Армении пройдут выборы президента. Вслед за заявлениями сильных оппозиционных лидеров о том, что они не будут выставлять свои кандидатуры на выборах, Серж Саркисян остался без соперников. Во второй президентский срок Саркисяна не ожидается принятие позитивных шагов в отношениях в треугольнике Турция – Азербайджан – Армения…

(«Turkiye gazetesi», Hasan Kanbolat)

inosmi.ru

Всего через несколько дней после того как правительство Турции объявило о начале мирных переговоров с находящимся в заключении лидером Рабочей партии Курдистана (РПК), в Париже были убиты три курдские женщины.

Это показывает сложность выработки долгосрочного решения самой острой и запутанной проблемы Турции. На данном этапе не известны ни убийцы, ни то, какие обстоятельства стали причиной гибели этих трёх женщин, связанных с РПК. Однако велика вероятность того, что это тройное убийство было попыткой саботировать переговорный процесс. В недавно начавшихся переговорах принимают участие Оджалан и глава турецкой разведки Хакан Фидан. Цель переговоров заключается в том, чтобы сначала добиться прекращения огня в партизанской войне, которую боевики РПК уже долгое время ведут против представителей власти, затем провести разоружение РПК и, наконец, рассмотреть требования курдов в обмен на их отказ от вооруженной борьбы.

Проживающие в Турции курды издавна живут в условиях ограничений, налагаемых на их культуру и язык. Речь идет в том числе об образовании на курдском языке, использовании его в судах и прочих государственных учреждениях. Некоторые курды желают предоставления более широкой автономии районам юго-восточной Турции, в которых преобладает курдское население. Большинство курдов желает отмены десятипроцентного барьера на выборах, из-за которого прокурдские политические партии не могут пройти в парламент Турции. До настоящего времени эти требования встречали полное неприятие турецких властей, существовало опасение, что подобные меры нарушат единство нации.

РПК была создана в 1978 году, и уже в 1980 году она начала практиковать вооруженную борьбу, оставив, таким образом, очень мало места для политических маневров. Катализатором последней попытки поиска политического решения стала гражданская война в соседей Сирии. Сложившаяся ситуация стала причиной роста национальных амбиций курдов. По мнению Анкары, соглашение с курдами убережет страну от сирийского этнического конфликта и укрепит авторитет Турции в регионе. Вопрос, вызывающий сомнения турецких властей, заключается в том, сможет ли Оджалан убедить остальное руководство РПК и прочих членов партии сложить оружие. Так, в 1997 году, после того как Ирландская республиканская армия (ИРА) подписала соглашение о прекращении огня, часть её членов выделилась в группировку «Подлинная ИРА», которая по настоящее время продолжает террористическую деятельность. Этот исторический пример порождает сомнения применительно к курдскому вопросу.

У Оджалана также есть подозрения, что турецкое правительство преследует другие цели помимо разоружения РПК. Для преодоления взаимного недоверия в ходе переговоров будет выработана дорожная карта, предполагающая поэтапное укрепление доверия между сторонами. Для того чтобы перейти на следующую ступень отношений, обеим сторонам придётся предпринять определенные шаги. Основной принцип здесь состоит в том, чтобы, начав с простых шагов, по мере роста доверия переходить к более сложным вопросам. Предполагают, что первым шагом властей станет судебная реформа, нацеленная на декриминализацию политических действий, не являющихся террором. Благодаря этому на свободу выйдут сотни курдских активистов. Более сложные и более деликатные по сравнению с политикой вопросы, такие как массовое разоружение РПК или улучшение условий заключения Оджалана, будут оставлены на потом.

Вопрос здесь заключается в том, даст ли турецкая политика возможность переговорному процессу развиваться, при том что предпринимаются усилия по срыву этого процесса. В прошлом РПК часто использовалась региональными противниками Турции как средство для снижения влияния Анкары. В 1990-е годы Хафез Асад позволил Оджалану и боевикам РПК прийти в Сирию. Турецкие власти обвиняли в подобных попытках и Тегеран. Имеются все причины полагать, что некоторые круги, опасающиеся роста влияния Турции в регионе, будут провоцировать радикальное крыло РПК на саботаж переговорного процесса. Но есть и некоторые поводы для оптимизма. В этом процессе очень ответственно повели себя Партия мира и демократии (ПМД) и Народно-республиканская партия (НРП), являющаяся основной парламентской оппозицией. ПМД выразила готовность способствовать переговорам, а НРП ясно продемонстрировала свою поддержку действиям правительства по переговорам.

*Сокращенный перевод статьи, опубликованной 11 января 2013 года в «Нью-Йорк Таймс».

Синан Ульген

http://mk-turkey.ru/blog/mnenie/2013/01/29/slozhnosti-kurdskogo-voprosa.html