Активизация исламистов в Афганистане для России более актуальная угроза, чем действия ИГИЛ в Сирии

Молниеносная военная операция «Талибан» по взятию 28 сентября 400-тысячного Кундуза, одного из крупнейших городов афганского Севера, а затем, спустя трое суток, 1 октября, столь же оперативный отход с боями из города, — пусть меня простят за цинизм, — заставляют вспомнить пару присказок из моей юности.

Первая, школьная: учитель истории приходит после урока в учительскую, кипя от возмущения:

— В моем классе никто не знает, кто взял Измаил!

— Это в 7 А? Не волнуйтесь, я знаю их, поиграют немного и отдадут, — живо откликается учитель физкультуры.

Вторая присказка, футбольная:

В товарищеском матче со сборной СССР сборная Бразилия забила столько голов, сколько хотела, а советская сборная — сколько могла…

Талибы, захватившие на рассвете 28 сентября Кундуз, поиграли с ним столько времени, сколько хотели, и ушли оттуда, очевидно, потому, что не ставили своей целью его удержать.

Они его разграбили, унизили и осквернили.

Число жертв среди местных жителей и военных точно не известно, оно исчисляется десятками. Войдя в Кундуз тремя колоннами, с юга, севера и востока, силами в несколько сотен боевиков, талибы не встретили практически никакого сопротивления. Город был отдан им на растерзание.

О предстоящем наступлении «Талибан», похоже, знали многие, в том числе, и губернатор Мохаммад Омар Сафи. Невероятно вовремя, за несколько дней до операции «Талибан», он уехал погостить к родственникам в Таджикистан, а затем и вовсе, как утверждают афганские СМИ, оказался в Лондоне…

Трофеями «Талибан» стали несколько миллионов долларов наличными из сейфов ограбленных боевиками городских банков, большое количество разнообразного оружия, оставленного им силовыми структурами афганских вооруженных сил. Только в офисе городского управления безопасности талибы разжились почти тысячей новеньких автоматов Калашникова.

Покидали Кундуз они после утреннего намаза, без особой спешки, погружаясь в машины, среди которых были и трофейные джипы, числом не меньше трехсот, «реквизированные» в различных офисах международных организаций, компаний и госучреждениях.

Справедливости ради заметим, что военные действия «Талибан» в Кундузе вполне в духе нескончаемой внутриафганской герильи, продолжающейся вот уже 35 лет. Так моджахеды Ахмад Шаха Масуда, сохраняя свои силы, оставляли Кабул победоносно заходившим в столицу талибам в 1996-м. Точно так уже талибы уходили из Кабула, не желая бессмысленных потерь в боях с теми же моджахедами, поддержанными американцами, начавшими в Афганистане после 11 сентября 2001-го устанавливать свою «Несокрушимую свободу».

Одновременно с нападением на Кундуз «Талибан» атаковал административный центр провинции Баглан, город Пули-Хумри. Он чрезвычайно важен со стратегической точки зрения, поскольку расположен на дороге, соединяющей Кабул с северными провинциями Афганистана. Город они не взяли, но «проверку на дороге» устроили серьезную.

Точно так же талибы в эти дни продемонстрировали свое влияние и военные возможности в самой провинции Кундуз, отходя из города. Бои в уезде Имам Сахиб и в речном порту Шерхан-Бандар у границы с Таджикистаном — тому свидетельство. Надо понимать при этом, что исламисты не материализовались там из ничего, они контролировали большую часть уездов этой пограничной с Таджикистаном провинции чуть ли не с начала нынешнего года. Это стало возможным благодаря тому, что Кундуз, единственная из северных провинций, где уже много лет, наряду с афганскими таджиками и узбеками, живут пуштуны, составляющую основу «Талибан».

Именно потому провинция Кундуз стала местом, где при внешнем содействии (в Афганистане открыто обвиняют в этом Пакистан, а точнее, его межведомственную разведку ISI) были организованы лагеря подготовки боевиков. Более того, об этом не слишком принято говорить вслух, но афганские источники утверждают, что пакистанская разведка в этом сотрудничает с коллегами из некоторых западных стран, которые помогают обеспечить необходимую логистику…

Если это соответствует действительности, то многое из происходящего на севере Афганистана можно объяснить, особенно не вдаваясь в мутную конспирологию.

Но для начала отметим, что прежде чем афганская армия собралась с силами и попыталась вытеснить талибов из Кундуза, американская авиация нанесла несколько ударов по объектам «Талибан» на окраинах города, избегая работать по жилым кварталам города. А среди афганских военных, вступивших в оставленный талибами Кундуз, были американские военные советники.

Могут ли подготовленные и обученные западными инструкторами афганские вооруженные силы самостоятельно противостоять талибам, среди которых в последних событиях были замечены и боевики, этнические выходцы из стран Средней Азии, скорее всего, входящие в состав Исламского движения Узбекистана (ИДУ)?

Трехдневная эпопея с падением Кундуза ставит этот вопрос чрезвычайно остро, и ответ на него, скорее, отрицательный…

Может быть, произошедшее и было тому доказательством, в первую очередь, для внешнего, в США и натовских структурах, употребления? Ведь Обама подтверждал не раз, что американские военные, так или иначе, но будут выведены из Афганистана, чему, как известно, в последнее время откровенно перестали радоваться в Москве. Тут, наконец, перестали играть в игру с нулевой суммой по отношению к афганским реалиям, мол, чем меньше там будет американцев и натовцев, тем лучше будет для русских. И признали очевидное (впрочем, и раньше это знали, но вслух не говорили): западная военная коалиция в Афганистане делает работу в интересах России и ее союзников в Центральной Азии, сковывая возможности исламских экстремистов в их угрозах постсоветскому пространству.

В таком случае, пусть это звучит парадоксальным и даже снова — циничным, но последствия талибской атаки на Кундуз могут отвечать российским интересам: американцы сочтут, что выходить совсем из Афганистана окажется себе дороже.

И уж совсем неожиданным покажется следующий вывод: выгодно это будет и талибам. Ведь таким военно-идеологическим структурам, как «Талибан», утрата внешнего врага опаснее военного поражения, он их консолидирует, оправдывает и длит существование.

Разумеется, Кундуз увеличит и политический рейтинг исламистов, усиливая их дипломатический ресурс на переговорах с Кабулом о дележе власти в Афганистане.

Что касается возможной экспансии талибов в страны Средней Азии, то надо предварительно понять, что они сегодня из себя представляют. Если речь идет о пуштунах, то можно сослаться на нового лидера «Талибан», сменившего умершего муллу Омара муллу Мансура, заявившего на днях, что талибы по-прежнему остаются национальной афганской силой и не имеют интересов за пределами Афганистана.

Если же действия талибов будут определяться воюющими вместе с ними боевиками ИДУ, присягнувшими на верность несколько месяцев тому назад структурам ИГИЛ, то ситуация выглядит иной…

Наиболее слабым звеном с этой точки зрения остается Таджикистан.

Опасность для таджикского режима может возрасти из-за возможного роста экстремистских настроений среди мусульман внутри страны в результате тотального преследования умеренных мусульман и объявления на днях вне закона Партии исламского возрождения Таджикистана. Результатом может стать поддержка нового поколения таджикских моджахедов из Афганистана, где их отцы находили убежище в середине 1990-х, во время гражданской войны в Таджикистане.

Неясной остается и возможность обострения ситуации на афгано-туркменской границе, где уже два-три года происходили вооруженные стычки между афганскими боевиками не вполне ясной принадлежности и туркменскими пограничниками. Но судя по тому, что туркменские власти сформировали в пограничном Тахта-Базаре отдельный полк спецназначения, усиливаемый в последнее время техникой, в близком тылу строятся небольшие аэродромы подскока для временного базирования штурмовой авиации и вертолетов, в Ашхабаде серьезно озаботились проблемой безопасности. При этом важно, что Москве удалось убедить главного туркменского начальника в том, что без российского военного содействия ему не обойтись. Свидетельством тому недавняя поездка в Туркмению советника российского президента, экс-главы МВД Рашида Нургалиева и ожидаемый вскоре в Ашхабаде с визитом министр обороны Сергей Шойгу.

Аркадий ДУБНОВ
2.10.2015

Источник — forbes.ru

Глава МИД РФ Сергей Лавров вчера на министерском заседании Совета Безопасности ООН представил подготовленный Москвой проект резолюции «О координации действий всех сил, которые противостоят «Исламскому государству» и другим террористическим структурам». Среди выдвинутых инициатив — объединение усилий всех, кто готов внести вклад в борьбу с исламистами, совместное противодействие спонсорам террористов, формирование единого списка иностранных боевиков, а также активизация межсирийских переговоров. Днем ранее встречу на эту же тему организовала в рамках 70-й сессии Генассамблеи ООН американская делегация, уделив ей куда больше внимания, чем заседанию Совбеза. За тем, как РФ и США вместе и по отдельности искали пути борьбы с терроризмом, наблюдал в Нью-Йорке корреспондент «Ъ» ПАВЕЛ ТАРАСЕНКО.

Вчерашнее заседание на тему «Поддержание международного мира и безопасности: урегулирование конфликтов на Ближнем Востоке и в Северной Африке и борьба с террористической угрозой в регионе» российские дипломаты заранее называли ключевым событием председательства РФ в Совбезе ООН, продолжавшегося месяц. До начала встречи постпред РФ при ООН Виталий Чуркин рассказал, что тема вызвала ажиотаж: в список выступающих записались представители примерно 60 стран.

Первым после генсека ООН Пан Ги Муна на правах представителя страны-председателя Совбеза выступил Сергей Лавров. Он рассказал, что за год ситуация на Ближнем Востоке и в Северной Африке «деградировала» и «вплотную подошла к черте, за которой можно говорить о разрушении политической карты региона». Причину этого министр видит в том, что игроки на международной арене не хотели или не могли смотреть «хотя бы на два-три шага вперед». Кроме того, к каждому из конфликтов они подходили «без увязки с общим региональным и историческим контекстом». «В свое время так «занимались» Ираком, потом — Ливией, Йеменом, Ливаном, Сирией, каждый раз убеждая друг друга в том, что вот решим эту конкретную проблему и все встанет на свои места»,- сказал он.

Результатом такой политики и стал рост «Исламского государства» — запрещенной в РФ группировки, обладающей, по словам министра Лаврова, «отлаженным репрессивным аппаратом, стабильными источниками доходов, хорошо оснащенной армией и элементами оружия массового уничтожения». «Ячейки ИГ обживаются в Ливии, Афганистане, других странах, заявляют, что в их планах захват Мекки, Медины, Иерусалима, распространение своей зловещей активности на Европу, Центральную и Юго-Восточную Азию, Россию»,- перечислял глава МИДа. Упомянул он и проблему наплыва в Европу мигрантов, резюмировав: «Останавливать надо не беженцев, а террористов и порождающие их войны».

Выходом из ситуации, как считают в Москве, могла бы стать реализация инициатив, записанных в проекте резолюции СБ ООН «О координации действий всех сил, которые противостоят ИГ и другим террористическим структурам». Разработанный Москвой документ, как рассказал вчера Сергей Лавров, будет обсуждаться в октябре. Ключевые шаги, зафиксированные в нем,- объединение и координация усилий тех, кто «способен внести вклад в борьбу с ИГ», и активизация межсирийского диалога на основе Женевского коммюнике от 30 июня 2012 года.

По первому пункту согласия пока нет: Москва выступает за то, чтобы к участию в коалиции среди прочих были допущены вооруженные силы Ирака и Сирии, США же возможность координации с войсками Башара Асада отвергают. По второму вопросу единства немного больше: ранее собеседники «Ъ» в МИД РФ утверждали, что заявления американского руководства (например, о необходимости немедленной отставки Башара Асада) противоречат женевским договоренностям. Слова госсекретаря США Джона Керри о том, что Вашингтон будет добиваться «плавного перехода» власти в Сирии (см. материал на 3 полосе), этим договоренностям в принципе соответствуют.

Среди выдвинутых вчера Сергеем Лавровым инициатив — совместное противодействие финансированию терроризма (строгое соблюдение санкций против физических и юридических лиц, ведущих торговлю с ИГ, а также «задействование потенциала» группы разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег), включение ИГ в качестве отдельного фигуранта в антитеррористический список Совбеза ООН, формирование единой базы данных об иностранных боевиках ИГ, а также борьба с «подстрекательством к терроризму». «Многонациональная и многоконфессиональная Россия имеет поистине уникальный опыт успешного сосуществования различных этносов и религиозных общин. Этим опытом мы готовы делиться»,- пояснил последний тезис Сергей Лавров.

Глава МИД КНР Ван И инициативы Сергея Лаврова поддержал, попытавшись также донести до участников заседания мысль о том, что «нельзя стоять в стороне от кризиса (на Ближнем Востоке.- «Ъ»), но нельзя и произвольно вмешиваться в ситуацию». Глава МИД Франции Лоран Фабиус, наоборот, занял предельно жесткую позицию: несколько раз назвал Башара Асада «палачом Сирии» и заверил, что именно «при потворстве его режима процветает ИГ». В схожем духе высказался министр иностранных дел Британии Филип Хэммонд.

Госсекретарь США Джон Керри пришел на заседание спустя час после его начала, из-за чего пришлось перестроить изначально согласованный порядок выступлений. Выразив признательность России за то, что она «сочла важным сосредоточить внимание» на теме борьбы с терроризмом, господин Керри рассказал о необходимости выработки общего подхода к проблеме, призвал к усилению борьбы с коррупцией и пропагандой исламистов, упомянул о гуманитарной катастрофе, которая «разворачивается сразу во многих местах». Говоря о начатых Россией авиаударах, Джон Керри заявил: Вашингтон поддерживает их, но только если истинная цель этих ударов — борьба с ИГ, а не поддержка режима Башара Асада. «ИГ победить не удастся, пока Асад остается президентом»,- заверил госсекретарь и добавил, что «ответ на гражданскую войну в Сирии» на основе альянса с президентом этой страны найти невозможно. Сергей Лавров слушал выступавшего максимально невозмутимо.

Приняв участие в заседании Совбеза, американцы куда больше внимания уделили другому мероприятию по борьбе с терроризмом — созванному во вторник по их инициативе саммиту, участие в котором приняли представители примерно ста государств. Открывая встречу, президент США Барак Обама призвал к глобальному ответу на угрозу, которая исходит от ИГ, «Боко-Харам» и других террористических организаций. Он признал, что победа в этой борьбе — «непростая задача», а ее выполнение «займет время».

На встрече король Иордании Абдалла II назвал ИГ «величайшей глобальной угрозой нашего времени». Лидеры арабских государств говорили о необходимости усиления военной и финансовой поддержки их борьбы с исламистами. Европейцы делали упор на внутренних проблемах: потоке беженцев из-за войны в Сирии. Сам Барак Обама рассказал, что борьба с ИГ должна включать в себя различные компоненты — как военный, так и экономический,- а также поддержку демократических изменений в странах Ближнего Востока.

Российский делегат на встрече присутствовал, однако Москва изначально выступала против такого формата дискуссии. Особое недовольство вызвало то, что среди участников встречи был представитель Косово — эта частично признанная республика членом ООН не является. Комментируя это, Виталий Чуркин обвинил США в «грубом неуважении» к ООН и генсеку Пан Ги Муну.

Так или иначе, несмотря на прошедшее «соревнование» между посвященными одной и той же проблеме мероприятиями, звучавшие и там и там слова были похожи. Едва ли не все участники 70-го заседания Генассамблеи согласны, по крайней мере публично, что радикальные исламисты — это одна из главных угроз современности, серьезная борьба с которой должна была начаться еще вчера. Но начинается, похоже, только сейчас.

01.10.2015

Источник — Коммерсант

Ашхабад заявляет о готовности поставлять газ на экспорт по всем направлениям. При этом Россия покупает у Туркмении все меньше газа, а Китай, напротив, увеличивает его объемы.

Основным источником дохода для экономики Туркмении служит продажа природного газа. Ашхабаду удалось компенсировать резкое снижение закупок топлива Россией энергичным продвижением на китайский рынок. С 2006 по 2008 годы «Газпром» ежегодно приобретал около 40 миллиардов кубометров газа, а в 2014 году, согласно данным, приводимым в российских СМИ, — лишь около 11 миллиардов. До конца 2015 года Россия намерена снизить эту цифру до 4 миллиардов. Китайские компании, получившие право работать на туркменских месторождениях и строить линии газопроводов, к 2017 году намерены выйти на уровень 50 миллиардов кубометров газа, получаемого из республики, а далее довести этот показатель до 65 миллиардов.

Не все Китаю

При этом Ашхабад всячески дает понять, что параллельно с наращиванием экспорта в Китай, он готов участвовать в совместных энергетических проектах с Азербайджаном и Турцией. Обсуждение этих проектов значилось в повестке дня на встрече глав МИД трех указанных стран, прошедшей 28 августа в Анталии. Туркмения намерена приступить к строительству Трансафганского трубопровода (ТАПИ) в Афганистан, Пакистан и Индию.

Вопрос о ТАПИ был в центре внимания на переговорах между президентом Туркмении Гурбангулы Бердымухамедовым и президентом Афганистана Ашрафом Гани, проведенных 27 августа в Кабуле. А в начале августа, как сообщало информационное агентство AFP, туркменские власти проинформировали руководство Пакистана о том, что строительство ТАПИ начнется уже в декабре 2015 года.

Однако наблюдатели с осторожностью отнеслись к попыткам Туркмении выстроить альтернативу нынешней экспортной зависимости от КНР. По словам европейского специалиста по энергетике Юрия Федорова, ситуация с безопасностью сложная в Афганистане в целом, и как раз в районах вблизи Туркмении. «Там появились повстанцы. Но протягивать трубу по территории, где фактически нет власти, рискованно. С кем договариваться, чтобы трубу не трогали? В этих условиях проекту придется платить слишком много страховочных платежей, и это делает его малорентабельным», — отмечает он. «Поэтому разговоры о газопроводе из Туркмении через Афганистан идут уже почти двадцать лет, а воз и ныне там. Я не вижу здесь перспектив», — говорит эксперт.

Замкнутый круг

Скепсис Юрия Федорова в отношении ТАПИ разделяет лидер Туркменской Республиканской партии в изгнании Нурмухаммед Ханамов. «Пока мы видим предварительное сообщение, что Азиатский банк развития берется за этот проект, но не видим ни более детального указания спонсоров, ни финансового плана. И отсутствие конкретики вовсе не случайно», — рассуждает он.

«Мы видим, что творится в Сирии и в Ираке. Кто гарантирует, что талибы или ИГ не постараются взять под свой контроль те территории в Афганистане, где намечается проложить трубу ТАПИ, чтобы блокировать его работу или выставлять свои транзитные условия. Более того, наличие трубопровода может как раз привлечь туда эти силы», — полагает Нурмухаммед Ханамов.

При этом, по его оценке, Ашхабад стоит перед необходимостью увеличить доходы в бюджет, а сделать это он может только за счет увеличения экспорта газа, причем на выгодных ему условиях. И на этом пути надо искать альтернативу экспорту в КНР.

«Строительство газопровода в Китай финансировалось КНР в счет будущего газа. Он уже получает газ, а Туркмения пока только ждет, когда проект начнет приносить и ей заметный доход. А этот момент оттягивается из-за упавших цен на углеводороды — чтобы покрыть китайский кредит, теперь нужно поставить больше газа», — рассказывает Нурмухаммед Ханамов.

По его словам, сейчас туркменский бюджет еще поддерживается расчетами за более ранние поставки в Россию, осуществлявшиеся при хороших ценах. Но средств на инвестиции в новые энергетические проекты у Ашхабада не очень много — и тут он попадает в замкнутый круг. «Пополнить казну можно только за счет этих проектов, но, включаясь в них, приходится давать и их на откуп внешним инвесторам в счет сырья — то есть, опять быстрых денег они не принесут», — поясняет туркменский оппозиционный политик, живущий в Вене.

Путь в Европу

Китайский проект осуществляется стабильно и, по-видимому, будет расширяться, но пока коэффициент отдачи от него для Туркмении не очень высокий, отмечает в интервью DW и Юрий Федоров. Поэтому, продолжает он, идут разговоры и о ТАПИ, и о транскаспийском маршруте в Европу.

«Но проблема последнего для Туркмении в том, что в период снятия санкций с Ирана в Тегеране работают над тем, чтобы вести газопровод в Турцию и подсоединить его к Трансанатолийскому трубопроводу (TANAP) в Европу. Но если к азербайджанскому газу добавится иранский газ, то не очень ясно, останется ли там место для туркменского газа», — поясняет эксперт.

Юрий Федоров считает, что так называемый «Транскаспий», учитывая комплекс юридических и военных проблем, которые могут возникнуть с Ираном и с Россией вокруг трубы, прокладываемой по дну Каспийского моря в Азербайджан, пока для Ашхабада мало реалистичен. Больше перспектив, по его оценке, у варианта прокладки сухопутного трубопровода из Туркмении через Иран в Турцию и оттуда в Европу. «Все зависит от конкретных условий, но в принципе европейские банки проект такого типа могут проинвестировать. Туркмения будет продолжать искать потенциальных потребителей газа в Европе, которая заинтересована в этом, чтобы снижать зависимость от российского газа», — подчеркивает Юрий Федоров.

31.08.2015
Автор Виталий Волков

Источник — немецкая волна

Сообщения о росте напряженности в северных провинциях Афганистана стали появляться с весны 2015 года. А в августе страницы мировой прессы обошли трагические известия, о которых мы также писали. Это и массовые захваты боевиками населенных пунктов, и жестокиебои с повстанцами в непосредственной близости от границы с Таджикистаном, и значительныйрост жертв среди мирного населения. Что же получается: север страны снова погружается в хаос, а талибы вместе с другими исламистами вот-вот могут захватить власть в Кундузе и Бадахшане?..

Для того, чтобы разобраться в происходящем, старший сотрудник программ Freedom House и директор проекта «Nations in Transit» Нейт Шенккан (Nate Schenkkan) взял интервью у помощника регионального директора и исследователя в AAN (Афганская аналитическая сеть) Убейда Али (Obaid Ali). Запись этой беседы, посвященной текущей ситуации в северных провинциях Афганистана, граничащих с Туркменистаном, Узбекистаном и Таджикистаном, 14 августа размещена на странице «Центральноазиатского подкаста». «Фергана» предлагает своим читателям сокращенный перевод этой беседы на русский язык.

— Вы только что вернулись из поездки по северо-востоку Афганистана. В чем была ее цель? В каких провинциях вы побывали?

— Я был в Бадахшане, провинциях Тахар и Кундуз, исследуя вопросы безопасности, изучая активность мятежников и общаясь с населением.

— Прежде чем мы поговорим о мятежах, скажите, каковы вообще сегодня настроения в этих провинциях? Что происходит в экономике — стагнация или развитие?

— Для того, чтобы создать себе верную картину, надо сравнить состояние региона с прошедшим годом. Я регулярно бываю в северном Афганистане, разговариваю с людьми, местными журналистами, сотрудниками неправительственных организаций, государственными служащими, вооруженными группами. Ситуация очевидно ухудшилась только за последние четыре месяца – в экономике, с недостаточной безопасностью и социальной активностью. Система безопасности и социальная жизнь здесь всегда функционировали недостаточно, а в этот визит на север я заметил, что люди чувствуют себя совершенно по-другому, в сравнении с тем, что я видел здесь даже три-четыре месяца назад. Недавнее наступление Талибан, в особенности в провинции Кундуз, заставило многих людей – бизнесменов, владельцев магазинов, даже фермеров, я разговаривал с ними, потерять доверие к местной власти, искать убежища от военного насилия в столице провинции. Люди почувствовали, что они никак не защищены, и это основное отличие по сравнению не только с прошлым годом, но и с ситуацией четырехмесячной давности.

— Это новая ситуация для северных провинций, или подобное уже не раз бывало в современной истории?

— Подобное случалось не так давно, в 2001 году. Но тогда было демократическое правительство, которому люди доверяли. К сожалению, я впервые увидел подобное в Кундузе, когда люди почувствовали недоверие к местной власти, почувствовали себя недостаточно защищенными ею. Да, прежде бывали столкновения, боевые действия в округе Ханабад, Алиабад и других, но люди даже в столице провинции не чувствовали себя столь незащищенными местными властями как теперь. Я помню 24 апреля, когда большинство магазинов в Кундузе были закрыты, а местные жители кричали нахлынувшим туда беженцам из соседних городков и деревень: «Возвращайтесь домой! Вам тут нечего делать, отправляйтесь в свои деревни!». Такое я видел в Кундузе впервые.

— Почему все изменилось в этом году? Из-за вывода американских войск? Из-за того, что боевики из Пакистана прибыли на север Афганистана?

— Обострение характерно не только для провинции Кундуз. На севере люди видят, что после успешной военной операции против «Талибана» и ИДУ в Северном Вазиристане многие из боевиков убежали оттуда и прибыли на север Афганистана. И для активизации Талибана на севере этой весной, особенно в Кундузе, есть много причин — тут потеряно управление со стороны центрального правительства, служб безопасности, подорвано доверие к местной афганской полиции, утрачено взаимодействие с центральной властью, ослаблена координация между силами безопасности, вовсю работает пропаганда силы Талибана. Весеннее наступление талибов в Кундузе и текущие волнения призваны показать, что «Талибан» способен заявить о себе, показать свои возможности, продемонстрировать, что он в состоянии нанести поражение афганским вооруженным силам. Похоже, что задачи на севере у Талибана в этом году весьма просты – произвести эффект, показать, насколько слабы официальные власти, как местные, так и центральные, а с другой стороны, показать, что власть уже не пользуется поддержкой международных вооруженных сил.

— Расскажите немного о сопротивлении Талибан со стороны жителей этой нетрадиционной, если я правильно понимаю, для «Талибан» территории — есть ли тут поддержка у них, пополняются ли их ряды бойцами, на что похожа ситуация?

— В Бадахшане, к сожалению, бытует мнение о неспособности официальных властей защитить местных жителей. Коррупция, неспособность местной власти противостоять Талибану, защитить местных жителей, отсутствие обратной связи, невозможность получить образование, получить работу, дает последним большое преимущество. В ситуации, когда правительство не действует, а против него развернута активная пропаганда, Талибан имеет военные успехи, приводит к тому, что их рядя пополняются боевиками. Они с легкостью рекрутируют молодых и необразованных людей в свои ряды.

— Получается, что повстанцы заполняют тот вакуум, который не заполнили местные власти… Вернемся к операции в Северном Вазиристане, откуда в северные провинции Афганистана после успешно проведенной операции против Талибан прибыли отряды боевиков, часть из которых входит в состав ИДУ. Расскажите о роли ИДУ на севере Афганистана?

— На севере Афганистана, куда после той военной операции прибыли отряды, в том числе и ИДУ, им очень просто было найти общий язык с местными жителями, просто вести пропаганду и увеличить число своих сторонников, поскольку для них очень близка местная культура, местный уклад жизни, местный язык. В особенности, на северо-востоке, поскольку говорят они на диалекте одного с местными жителями языка. В том числе и в Бадахшане, где живут этнические таджики, и с ними боевикам ИДУ также очень легко контактировать, вести пропаганду против правительства. Все группы местных жителей северных провинций – узбеки, таджики, туркмены, уйгуры – прекрасно понимают друг друга, что дает ИДУ возможность рекрутировать в свои ряды новых бойцов.

— Как ИДУ проводят среди узбеков, таджиков и туркмен агитацию, о которой вы говорите: развешивают плакаты, заходят в дом или как-то еще?

— Вся агитация проводится муллами, а всех их контролируют боевики ИДУ, во время пятничной проповеди в мечетях. Они говорят о джихаде против неверных (кяфиров), о почетной смерти шахидов и о рае, который ждет их после смерти. Сами боевики приходят в мечети, например, к таджикам, рассказывают о том, как американцы уничтожают мусульман по всему миру, показывают пропагандистские видео, распространяют специально написанные песни, которые легко настраивают людей против правительства. И это очень действует, в особенности на молодёжь.

— Что случилось, когда появилось официальное подтверждение смерти муллы Омара? Это как-то повлияло на ход событий? Как люди отреагировали?

— На местном уровне ничего не изменилось. Люди в каждой области заняты своими проблемами, и делают они одно и то же – рассказывают об проведенных операциях Талибан, готовящихся операциях, бездействии правительства.

— Есть тема, что серьезно волнует прессу в США – конкуренция, которую ИГ («исламское государство») составляет движению «Талибан» в северном Афганистане. В том числе и о присоединении ИДУ к ИГ. Насколько эта информация верна, как влияет на ситуацию, заметно ли это?

— Говорят утвердительно, что эта связь ИДУ и ИГ существует. Я читал заявление лидера ИДУ Усмана Гази семь месяцев назад о том, что муллы Омара уже давно нет в живых, и что он поддержит ИГ. Он отметил также, что полевые командиры ИГ уже действуют на северо-востоке – в провинциях Джаузджан и Фарьяб. Талибан абсолютно в стороне от этого движения и далек от того, чтобы повернуться к ИГ. Но ИДУ практически полностью подконтрольно Талибан, и я думаю, у последних есть возможности предотвратить превращение ИДУ в самостоятельное независимое движение, способное поддержать ИГ. Я читал в местных СМИ предостережения об этом, но на месте, «на земле», в частности, в Бадахшане, этого практически не наблюдается. Кроме того, идеи салафизма, которые исповедует ИГ, противоречат традиционному исламу на северо-востоке Афганистана, потому и нет никаких причин, по которым эти две группы могли бы напрямую объединиться.

— Есть ли среди групп боевиков этого движения те, которые не подчиняются Талибану, пришедшие из Пакистана и из других мест, и хотели бы выйти из-под того полного контроля, о котором вы говорили?

— Я уже довольно давно не имел связи с ИДУ, поскольку с ними чрезвычайно трудно напрямую контактировать, общаться, они очень осторожны и, кроме того, не слишком вовлечены в жизнь местных жителей. Их семьи постоянно привязаны к жилищам, иностранные боевики и местные жители практически не общаются друг с другом, только в мечетях. Количество их бойцов сегодня не так уж высоко, оно мало. И Талибан вряд ли даст им возможность объединиться с ИГ хотя бы в силу финансовых обстоятельств.

— Вы говорите, что количество их невелико. Сколько их, по вашей оценке?

— В Бадахшане, по моим подсчетам, около шестидесяти семей – где-то 100-150 бойцов. Талибов же значительно больше – 400-450 бойцов.

— Каковы ваши прогнозы на следующий год – будет ли ситуация ухудшаться, возьмут ли боевики Кундуз?

— Думаю, что до этого далеко, власти не допустят потери Кундуза, иначе это будет серьезным ударом по центральному афганскому правительству, которое постарается в ответ полностью освободить и эту северную провинцию, и Файзиабад в Бадахшане в том числе. Но, мне кажется, что в нынешнем году этого не произойдет. Несомненно, присутствие тут террористических групп – большая опасность для будущего и севера Афганистана, и Центральной Азии в целом. И это серьезный вызов афганскому правительству, однако, выдворить отсюда или ликвидировать все группы боевиков в северном Афганистане – задача чрезвычайно сложная. Но афганское правительство не понимает, мне кажется, всей серьезности положения тут, того большого числа сил боевиков, которое здесь сконцентрировалось в последнее время.

— Как вы думаете, есть ли у центрального правительства желание исправить положение дел, проявляют ли они достаточную активность?

— Я думаю, да. Однако разрушенная экономика Кундуза и Бадахшана помогает мятежникам из числа талибов и разрозненных вооруженных банд вербовать сторонников и расширять свои ряды. И правительство должно сделать все, чтобы выдавить их из этих провинций. Это – главная задача.

— Насколько тесно местная администрация, политики и бизнесмены связаны с этими боевиками, можно ли говорить о мафии тут?

— Есть тесная связь, но если с Талибан это довольно прозрачно прослеживается, то с разрозненными вооруженными группами все гораздо сложнее. Разрозненные вооруженные формирования — большая угроза для здешнего правительства, чем Талибан. Когда местные незаконные вооруженные группы грабят граждан, вымогают у них деньги, то граждане предпочли бы видеть у власти движение Талибан. Но местные жители, если правительство вернет к себе доверие, помогут восстановить тут нормальную жизнь. И не нужно тут вести больших битв, необходимо вернуть доверие граждан, чего я сейчас тут не вижу.

— Возможно, я ошибаюсь, но не похожа ли эта ситуация на ту, что случилась двадцать лет назад, когда Талибан впервые завоевал Афганистан после гражданской войны? Талибы пришли и принесли некое подобие порядка и закона, что не было предоставлено другой властью.

— Ситуация очень похожа. Талибан предлагает гражданам совершенно простую систему правосудия, защиту для всех, что положительно отличает Талибан в глазах местных жителей от тех разрозненных групп, которые захватили некоторые села в провинции Кундуз. Если дистанция и вакуум между людьми и официальным правительством не будут заполнены, жители здешних провинций предпочтут Талибан.

Международное информационное агентство «Фергана»

Накануне российский президент встретился в Кремле с бывшим президентом Афганистана Хамидом Карзаем, находящимся в Москве по приглашению Российского совета по международным делам.

Накануне президент России Владимир Путин встретился в Кремле с бывшим президентом Афганистана Хамидом Карзаем, находящимся в Москве по приглашению Российского совета по международным делам.

Официальный сайт главы российского государства приводит слова двух политиков, сказанные в начале встречи.

В.Путин: Очень рад Вас видеть.

Сейчас мы видим процессы, которые нас очень настораживают. «Талибан» активно действует, контролирует значительную часть территории, многие пограничные пункты. Но что еще более тревожно – это то, что так называемая организация «Исламское государство» все активнее и активнее работает в Афганистане, чувствует себя там более уверенно. По‑моему, в 25 провинциях из 34 уже мы видим присутствие «Исламского государства».

Так что много вопросов, и, конечно, я очень рад возможности поговорить с Вами – с человеком, который очень хорошо и глубоко понимает, что происходит в регионе в целом и в Афганистане, обменяться мнениями по ситуации.

Х.Карзай : «Исламское государство» – это совсем другой случай: они вообще никак не связаны с Афганистаном, они нам не свои, не родные. И без сомнения, господин Президент, это их усиление вызвано поддержкой внешних сил.

На самом деле они и создавались не для Афганистана, они используют Афганистан в качестве трамплина, стартовой площадки для распространения влияния по всему региону. И на противодействии этой угрозе, конечно, России и Афганистану следует сконцентрироваться.

25.06.2015

Источник — rus.ozodi.org

Хамид Карзай, бывший президент Афганистана, дал интервью журналисту газеты The New York Times. Это его второе интервью за последние семь лет для представительства газеты в Кабуле. Уже в начале беседы господин Карзай четко прояснил несколько моментов.


Во-первых, он не планирует баллотироваться в президенты в 2019 году. «Нет, нет и нет, не планирую», – ответил он.
Во-вторых, он заявил, что не принимает активное участие в политике и управлении Афганистаном, хотя журналист отметил постоянный поток в офис бывшего президента высокопоставленных гостей, в том числе правительственных должностных лиц.
В-третьих, он не собирается критиковать коалиционное правительство господина Гани, хотя отметил, что за 10 месяцев после инаугурации новый кабинет министров так и не сформирован полностью. «Я не считаю для себя правильным выражать свое мнение публично», – отметил господин Карзай.
«Мое время вышло. Я занимал должность президента в течение 14 лет. Теперь хотелось бы видеть в управлении страной молодых лидеров с новым видением», – сказал он.

Тем не менее, рейтинг бывшего президента только растет, в то время как правительство господина Гани отстаивает практически полярно-противоположную Карзаю позицию по нескольким основным вопросам, таких как предоставление американскому командованию свободы действий при совершении ночных рейдов и нанесении авиаударов, сближение с силовыми структурами Пакистана и разрыв связей, которые господин Карзай старательно налаживал с сильными региональными лидерами, в том числе, бывшими полевыми командирами, на севере Афганистана.
Но в интервью, господин Карзай постарался настоять, что, несмотря на то, что он внимательно следил за происходящим, он не пытался влиять на смену правительства.
Сам факт, что после многих лет отказов, Хамид Карзай согласился на интервью американскому изданию, указывает на определенные сдвиги. Во время политического кризиса в стране прошлым летом, репортер Таймс, Мэтью Розенберг, получил предписание покинуть Афганистан, после того, как был опубликован скандальный материал о возможном создании временного правительства. В свою очередь, первое, что сделал господин Гани на посту президента – позволил корреспонденту вернуться.
На днях новая организация Союз радио и телевидения, спонсируемая афганскими владельцами СМИ, назначила господина Карзая своим почетным председателем, и присвоила ему звание «Архитектор свободы слова». После чего господин Карзай любезно согласился на пресс-конференцию и оказал теплый прием журналистам The New York Times в своем офисе, расположенном рядом с президентским дворцом.
Когда господина Карзая спросили, может ли кто-то выступить против провозглашения его защитником свободы слова, он ответил: «Нет. Я не думаю, что кто-то бы это отрицать. За последние 13 лет были созданы лучшие в истории страны условия для свободы прессы, лучшие, чем во многих странах».
Господин Карзай добавил, что он особенно горд достижениями СМИ Афганистана, сделанными во время его пребывания на должности президента, факт депортации корреспондента Times он прокомментировал следующим образом.
«Это решение было принято для защиты суверенитета Афганистана, наших демократических процессов и защиты свободы прессы», – прокомментировал бывший президент. В день пресс-конференции скромный офис господина Карзая посетили известные влиятельные персоны. Среди них мулла Абдул Салам Заиф, бывший посол талибского правительства Афганистана в Пакистане, проживающий в Кабуле, и генерал Рахим Вардак, бывший министр обороны Афганистана, который занимал данный пост, в отличие от своих предшественников, сравнительно долгий срок. Также среди посетителей были замечены бывший заместитель министра иностранных дел Джавед Лудин, бывший административный помощник Карзая, Садик Мудабер и глава провинциального совета.
«Это афганский образ жизни», – отметил господин Карзай. – «То несколько встреч в один день, то ни одной».
Последние годы правления господина Карзая характеризуются ожесточенными спорами с американскими дипломатами и силовиками на предмет чрезмерного применения ночных рейдов и авиаударов, в результате которых гибло мирное население. Споры достигли точки кипения во время 11-ти часовых переговоров, во время которых господин Карзай отказался подписывать двустороннее соглашение о безопасности, позволяющее США сохранить свое военное присутствие в этой стране после вывода основного контингента, запланированного на 2014 год.
Господин Гани подписал это соглашение, как только был избран на пост президента, и правительственные силовики до сих пор поощряют нанесение авиаударов и закрывают глаза на многочисленные жертвы среди гражданского населения.
«Я думаю, что я мог бы быть намного жестче, я должен был быть намного жестче, но мой ответ Америке был вполне умеренным, поскольку интересы Афганистана намного шире», – отметил господин Карзай.
Бывший президент выразил обеспокоенность тем, что американские военные проигнорировали его требования и продолжают совершать спорные ночные рейды. Господин Карзай подверг критике удар американского беспилотника в провинции Хост 4 июня. Афганские официальные лица заявили, что беспилотник убил 34 талиба, которые пришли на похороны одного из местных лидеров движения Талибан, но местные жители уверяют, что жертвы так же были и среди мирного населения.
Господин Карзай отметил, что его диспуты с Соединенными Штатами – однажды он даже сказал, что эта страна «предала Афганистан» – сформировали у общественности ошибочное мнение, что он придерживается анти-американской политики, однако, это не так.
«Американский народ – великий народ», – прокомментировал господин Карзай, – «Я испытываю к американцам огромное уважение». Он был благодарен, что страна приняла многих афганцев, в том числе двух братьев бывшего президента.
Когда коммунистический режим Афганистана посадил в тюрьму его отца, Хамид Карзай был студентом университета в Индии. «Мой брат Махмуд Карзай, который в это время тяжело работал в Америке в афганском ресторане, посылал мне в течение шести лет по сто долларов каждый месяц», – отметил он. – «Ему я обязан тем, что имею образование и знаю английский язык».
«Я испытываю огромное уважение к американскому народу за те возможности, которые позволяют людям работать и получать прибыль», – продолжил он, – «Но, вместе с этими возможностями, на контрасте имеют место ночные рейды, бомбардировки, лишение афганцев свободы правительством США. Я критикую только этот аспект политики правительства США, при всем моем глубоком уважении к американской нации».
Господин Карзай отметил, что ожидает от американских чиновников проактивной позиции в обеспечении мирных переговоров с талибами, свою позицию он высказал американскому послу Майклу Мак-Кинли на недавней встрече.
«Я хотел бы услышать официальные заявления Америки, что они не пытаются дать Пакистану какой-либо контроль над Афганистаном и не привносят пакистанского влияния в Афганистан», – отметил господин Карзай.
Несмотря на то, что господин Карзай настаивал на том, что не планирует критиковать существующее правительство Афганистана, он выразил обеспокоенность усилиями, которые предпринимает господин Гани для сближения с Пакистаном. В прошлом месяце бывший президент открыто осудил двусторонний меморандум о взаимопонимании, подписанный Управлением национальной безопасности Афганистана и Пакистанской межведомственной разведкой (ISI).
«Мы хотим, чтобы афганское руководство как можно скорее отменило меморандум и воздержалось от подписания любых пактов, которые могут противоречить национальным интересам», – отметил в своем официальном заявлении СМИ господин Карзай.
Бывший пресс-секретарь господина Карзая Аймал Файзи, пошел еще дальше, характеризуя действия господина Гани в отношении сближения со спецслужбами Пакистана как «переспать с врагом».
«Я не могу поддержать сделку с этой организацией», – прокомментировал господин Карзай, ссылаясь на ISI, которая выступала одним из первых сторонников афганских талибов и продолжает оказывать влияние на некоторых из них. «Я – пацифист. Я не поддерживаю пропаганды войны».
Преследуя свои собственные цели, господин Карзай продолжает предвыборные заверения, что он не будет баллотироваться в президенты в 2019 году. В конституции Афганистана написано, что президент не может быть избран «более чем на два срока», некоторые аналитики интерпретировали данную запись как означающую два срока подряд. Поэтому, возможно, что в возрасте 61 года Хамид Карзай снова займет президентский пост.
И последнее, что настойчиво отметил господин Карзай: «Если страна начинает нуждаться во мне – это не очень хороший знак».
Хамид Карзай – первый афганский лидер за последнее столетие, который не был убит или свергнут со своего поста. Он возглавлял Афганистан с конца 2001 года в качестве главы временной администрации, созданной после свержения режима Талибана в результате военной операции коалиции во главе с США. В 2002-2004 годах Карзай возглавлял переходную администрацию страны, а в 2004 году был впервые избран президентом на всенародных выборах, первых в истории страны. Хамид Карзай был выдвинут на получение Нобелевской премии мира 2002 года. В 2009 году Карзай был переизбран на второй срок. В 2014 году Карзай покинул пост президента ИРА.

Род Норланд

Перевод с английского Егора Королева

Центр Гумилёва в Афганистане

Доктор Азгархел Мангал, афганский эксперт по вопросам радикализма, бывший посол ИГА в Югославии (1979 г), проживающий сейчас в Германии, считает, что талибы не заинтересованы в нападении на Таджикистан. Но это не означает, что Таджикистану и другим странам региона ничего не угрожает.

— Насколько, по-вашему, реальны нынешние угрозы из Афганистана?

— К сожалению, в самом деле на границах Центральной Азии появились различные радикальные группы. Это не только талибы, но и группы, которые действуют под именем и от имени «Талибана», но имеют свои собственные цели. Это не военные группировки, с талибами они ничего общего не имеют. Они пользуются тем, что ситуация в регионе нестабильная, и хотят реализовать свою программу. По-моему, прямая угроза Таджикистану от талибов не исходит, я не вижу этого. Но это не означает, что дестабилизация обстановки на приграничной территории Афганистана не затронет Таджикистан. Ваша страна входит в состав ОДКБ и СНГ, а значит, это уже затрагивает интересы России…

Я думаю, что нам, всем странам региона, надо принудить те государства, откуда и идут различные радикальные группировки, к борьбе с экстремизмом, фундаментализмом. В основном такие группировки базируются в Пакистане, эта страна оказалась для них самой «безопасной» — «Талибан», «Аль-Каида» и даже ИГИЛ нашли там убежище. Эти группировки сегодня постепенно перебираются в Афганистан.

— То есть вы считаете, Таджикистану и другим странам региона надо быть наготове. Но эксперты, оценивая финансовые и военно-технические возможности Таджикистана, говорят, что он неспособен самостоятельно противостоять этим угрозам. Тогда как нам готовиться к возможному обострению на границе?

— Смотрите, боевые действия в провинции Кундуз показали, что народ не хочет войны, и афганская армия смогла победить радикальные группы. Из последних событий на севере Афганистана можно сделать некоторые выводы. Всем странам региона, ШОС и НАТО надо проанализировать 13-летнее нахождение в Афганистане Международных сил содействия безопасности. Если страны сядут и обсудят это, я уверен, что один из пунктов будет касаться непосредственно Пакистана. Надо оказать давление на Пакистан, чтобы эта страна сотрудничала с международным сообществом в борьбе с радикализмом и фундаментализмом. Исламабад должен сделать конкретные шаги по разоружению и нейтрализации таких группировок.

— Вы считаете, что основная угроза нашему региону исходит из Пакистана?

— Только из Пакистана. Боевики же не идут из Таджикистана, Туркменистана и других стран. И из Китая не идут — только из соседнего Пакистана!

— Но ведь Запад, арабские и другие страны тесно сотрудничают с Пакистаном. Вы хотите сказать, что борьба с экстремистскими группировками и обеспечение безопасности региона не отвечает их интересам?

— Никаких фактов, говорящих о том, что западные страны напрямую готовят террористов, нет, это только предположения, которые существовали всегда. Но то, что в Пакистане есть фундаменталисты, это факт. Смотрите, в Пакистане действует более 20 тысяч так называемых школ по изучению Корана, где молодым людям преподают не только Коран, но и боевую подготовку. Если предположить, что все эти школы ежегодно готовят по сто человек, получается целая армия. Поэтому именно в Пакистане — основной ключ решения афганского вопроса и обеспечения стабильности в регионе. Это не только мое мнение, но и мнение  многих международных экспертов. Открыто об этом политики не говорят, так как Пакистан имеет оружие массового уничтожения, и все опасаются, что вдруг из-за таких обвинений Исламабад решит использовать это оружие. Это мы понимаем, но сколько можно ждать? Сегодня мы должны думать о том, что эти фундаменталисты набирают силу все больше и больше, а что если в один прекрасный день они придут к власти? Что будет со странами региона? Поэтому, пока не поздно, надо уже сейчас собраться и открыто обсудить все вопросы.

— Почему, по-вашему, этого не происходит? Почему до сих пор страны региона, Россия не предпринимают координированных мер по укреплению безопасности?

— Я так не думаю. Недавняя встреча в Москве четко показала, что лидеры этих стран намерены вместе развивать регион и вести совместную борьбу, совместно работать. Потому что терроризм никому в регионе не нужен. Подумайте, здесь есть еще и ШОС, а если к ШОС присоединится Индия со своим более чем полуторамиллиардным населением, то все будут заинтересованы в стабильности. После событий 11 сентября НАТО и США пришли в Афганистан. Естественно, после этого и Россия, и страны ЦА, и весь мир в целом ждали, что будут предприняты шаги по нормализации ситуации в этой стране. Сегодня, по прошествии 14 лет, мы видим, что проблемы остаются – растет наркотрафик, терроризм, экстремизм. Сейчас совместными усилиями надо срочно решать эти вопросы.

— Вы считаете, что Америка сегодня заинтересована в решении этих проблем?

— Конечно, на ошибках учатся. Вы знаете, до 2005 года США вообще не были заинтересованы в том, чтобы вести переговоры с талибами и другими группировками. Но теперь США не только заинтересованы, но и активно поддерживают этот процесс. Потому что и Вашингтону не нужна война в регионе. Америка понимает, что только в условиях безопасности она может защищать свои политические и экономические интересы в Центральной Азии.

Никита МЕНДКОВИЧ

Об авторе: Никита Андреевич Мендкович, эксперт Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА)

Первые месяцы 2015 года были отмечены резким ростом напряженности в Афганистане. В мае руководство МВД официально признало, что в течение первых 15 недель года (по европейскому солнечному календарю) армия и полиция потеряли 4950 убитыми и раненными против 2900 за тот же период 2014 года. (Большинство из них приходятся на долю полицейских сил). В основном эти колоссальные потери были связаны с напряженными боями в северных провинциях Бадахшан, Кундуз, Фарах, Кунар и Фарьяб.

Наиболее тяжелая ситуация сложилась в апреле в Кундузе, где талибы в течение длительного промежутка времени блокировали города и захватили большую часть сел. В предыдущих очерках мы уже рассказывали о случаях «атак роем», уничтожавших сеть КПП на дорогах, однако атака в Кундузе имела гораздо больший масштаб. Боевикам удалось захватить 65% территории провинции, возникла угроза их прорыва в район местного аэропорта, с трудом блокированная гарнизоном. Множество беженцев покидало регион, а губернатор потом признавался журналистам, что опасался захвата боевиками административного центра провинции.

Но даже после блокирования крупномасштабного наступления Талибана на севере, уровень потерь проправительственных сил остался крайне высоким. Так в том же Бадахшане в ходе ночной атаки в начале мая было убито и захвачено в плен не менее 37 полицейских, а неофициальные источники говорят о 100 погибших и сокрытии властями истинных масштабов трагедии.

В 2014 году привычными объяснениями проблем в борьбе с терроризмом стали ссылки на внешние обстоятельства – кризис легитимности власти и уход иностранных войск из Афганистана. Однако к началу 2015-го эти факторы явно стали уходить в прошлое. Кризис легитимности был преодолен еще осенью, после инаугурации Ашрафа Гани и признания его власти оппозицией.

Уровень участия западных военных в конфликте не уменьшается уже примерно 2 года, более того в последние месяцы он даже несколько вырос. По неполным опубликованным данным, силы НАТО в марте 2015 года осуществили по просьбе афганских союзников 52 авиационных атаки против отрядов боевиков, в ходе которых было уничтожено до 128 командиров Талибана младшего и среднего звена. В январе американский спецназ направил для участия в афганских рейдах против боевиков не менее 40 инструкторов, которые должны были повысить качество работы афганских ВДВ и спецвойск.

Очевидно, что ухудшение ситуации и новый скачок потерь афганских силовиков весной 2015 года имеют иные причины, которые необходимо понять и проанализировать.

Успехи вооруженной оппозиции

Основная причина любых поражений – в противнике. Его нельзя воспринимать как статичную и пассивную сторону конфликта, о какой бы войне ни шла речь. Талибы по мере сил преодолевают собственные проблемы, ищут слабые стороны провластных сил и пытаются эффективно использовать их.

Одна из ключевых причин усиления афганской вооруженной оппозиции достаточно тривиальна и связана с ростом численности боевиков. В 2014 году власти Пакистана начали агрессивную кампанию по выдавливанию своей вооруженной оппозиции из страны, что вызвало миграцию существенного числа боевиков Талибана и террористических организаций Средней Азии на север. По оценкам афганских властей, на январь 2015 года в Афганистан въехало не менее 400 семей, связанных с боевиками.

К несомненным успехам талибов можно отнести тот факт, что они сумели сохранить полученные резервы и эффективно их использовать. Политическим достижением можно считать блокирование попыток ИГИЛ оттянуть на себя часть человеческих ресурсов Талибана. Анализ известных фактов показывает, что пока на сторону «Исламского государства» переходят преимущественно полевые командиры, не входившие официально в афганский Талибан или ранее отстраненные от командования по компрометирующим причинам. В частности, Саад Эмирати, присягнувший ИГИЛ прошлой зимой, был лишен звания командира Талибана за присвоение денежных средств, полученных в качестве выкупа за освобождение заложников. Первый лидер ИГИЛ в Афганистане Абдул Рауф Хадем был вскоре уничтожен талибами или пакистанской разведкой, в результате чего ни один из «опальных» командиров движения не спешит переходить на сторону «Исламского государства», во всяком случае, официально.

Впрочем, к весне 2015 года «афганскому крылу» ИГИЛ («Халифат Хорасан»), ранее действовавшему преимущественно в Пакистане, удалось проникнуть на север Афганистана. Соединения боевиков «Исламского государства» замечены в Тургунде (до 200 человек, командир Акмурад Туркменский), Шинданде (до 700, Аманнулла) и Ислам-Кале (до 300, Хаджи-Рауф). Кроме того, ИГИЛ заявил об открытии тренировочного лагеря в провинции Логар, хотя эта информация не вполне убедительна. Согласно опубликованным данным, эти боевики – преимущественно выходцы из стран бывшего СССР (в т.ч. с Южного Кавказа), ранее участвовавшие в боях в Ираке и Сирии, а затем направленные в район туркменской границы, где к ним присоединились местные беспартийные радикалы и бывшие активисты ИПА.

Немаловажным успехом талибов стал рост логистических и организационных возможностей движения. «В прошлом у нас были логистические и иные проблемы на Севере, но сейчас мы их решили. Мы добились поддержки и сотрудничества со стороны местного населения. Также сейчас мы сражаемся более крупными группами», — заявил в весеннем интервью пресс-секретарь Талибана, известный Забиулла Моджахед (в действительности это имя – коллективный псевдоним). Вероятно, боевикам удалось в течение осени прошлого года обеспечить себя транспортом, горючим и средствами радиосвязи, что многократно повысило мобильность и управляемость отдельных отрядов. Успехи талибов подтверждает тот факт, что удалось перебросить из южных провинций на север не менее нескольких сотен вооруженных боевиков, а также обеспечить их скрытное нахождение в регионе вплоть до начала весеннего наступления. Еще в марте местные эксперты и журналисты не догадывались об их присутствии и считали, что информация о численности боевиков в регионе многократно завышена. Между тем, анализ хода боев весной 2015 года позволяет говорить о том, что счет общей численности экстремистов в регионе идет на тысячи человек.

К нерешенным проблемам вооруженной оппозиции относится неспособность к захвату крупных населенных пунктов и штурму укрепленных позиций противника, что проявилось даже в ходе наиболее успешной Кундузской операции. Кроме того, Талибан не имеет сил для удержания захваченных территорий после прибытия военных подкреплений в провинцию. Тактика боевиков по-прежнему сводится к разгрому блокпостов и блокированию автомобильных дорог, что не позволяет добиваться долгосрочных стратегических успехов.

Проблемы армии и полиции

Анализ хода боев 2015 года показывает, что большая часть проблем проправительственных сил связана с невозможностью быстро манипулировать наличествующими силами и оперативно реагировать на действия противника.

Представители армии и полиции жалуются на то, что блокпосты, подвергающиеся атакам талибов, не могут вызвать подкрепление и в короткие сроки получить поддержку. В некоторых случаях это связано с отсутствием радиосвязи и нераспорядительностью местного командования, чаще – с проблемами матчасти. Часто встречаются свидетельства дефицита горюче-смазочных материалов, без которых подразделения оказываются парализованными. Следует подчеркнуть, что в северных провинциях это уже не может считаться следствием объективных причин. Сам ресурс довольно активно поставляется с севера в грузовые центры Мазари-Шарифа и Хайратона, однако приобретение и вывоз по каким-то причинам не осуществляется или они не доставляются в войска.

Ключевой причиной сложившейся ситуации является массовое хищение топлива, осуществляющегося и афганскими военными, и американскими подрядчиками. Причем в ряде случаев речь идет не только о завышении цен и «откатах», но и о непосредственном хищении топлива и сбыте сторонним потребителям. Расследование афганского сената также зафиксировало в провинции Бадахшан вопиющие случаи хищения оружия, боеприпасов и даже техники, которая иногда продавалась даже непосредственно боевикам. Возможно, именно за эти случаи казнокрадства афганским военным пришлось заплатить своими жизнями в ходе апрельских боев. Возможно усилению хищений на рубеже 2014-2015 гг. способствовала затянувшаяся смена руководства силовых министерств, в ходе которой многие чиновники ждут скорой отставки и стремятся в условиях бесконтрольности «накопить» максимум средств.

Так или иначе, проблемы нехватки топлива, транспорта и запчастей создавали два уровня проблем. На местном уровне это не позволяло провинциальным гарнизонам быстро выдвинуться для ликвидации выступлений боевиков. На национальном – крайне замедляло переброску подкреплений в Кундуз и Бадахшан, которые продолжительное время оставались в блокаде вооруженной оппозиции.

Другой проблемой является неэффективная работа полиции и УНБ, которым не удалось в 2014 году отследить переброску больших масс боевиков на север. Сам факт, без всякого сомнения, был известен разведывательному сообществу Афганистана и сопредельных стран, однако спецслужбам не удалось определить ни конкретные маршруты транспортировки, ни места дислокации переброшенных отрядов на севере страны. В чем корни этих ошибок, учитывая специфику ведомств, сказать трудно. В качестве возможных причин можно назвать слабость местной полицейской сети в селах, где преимущественно действуют отряды т.н. «местной полиции» (де-факто вооруженной самообороны), которые часто коррумпированы и, видимо, пренебрегают чисто оперативными обязанностями.

В некоторых случаях «местная полиция» и сама из решения начинает превращаться в проблему. Население часто раздражают незаконные поборы и репрессии «самообороны», включая побои, похищения и даже бессудные казни. В некоторых случаях эти отряды, чтобы облегчить себе жизнь, предпочитают не сражаться против Талибана и делиться с боевиками «данью» населения. В ряде случаев насилие узбекских и таджикских отрядов самообороны на севере направлено против пуштунского меньшинства, что сильно укрепляет позиции талибов в местах компактного проживания пуштунов.

Среди прочих проблем сил правопорядка наблюдатели отмечают жалобы на нехватку вертолетов, что мешает обеспечить адекватное воздушное прикрытие, дефицит квалифицированного офицерского и сержантского состава, случаи записи «мертвых душ» в военные части. Наконец, многие субъективно оценивают боевой дух афганской армии как «невысокий». Однако анализ этих вопросов требует дополнительно специализированного рассмотрения.

Впрочем, если не считать проблем с логистикой и мобильностью частей, армия Афганистана пока не демонстрирует существенного снижения уровня боеспособности. Она также удерживает ключевые населенные пункты до подхода основных сил и довольно быстро рассеивает отряды боевиков при наступательных операциях, поддерживая уровень собственных потерь на уровне 1:2 или 1:3. Проблемой является защита опорной сети национальной полиции, которая из-за слабой подвижности армии зачастую оказывается наедине с боевиками. Опыт апрельских боев в Кундузе показал, что национальная и местная полиция без поддержки армии зачастую не могут противостоять массовым атакам Талибана, если противнику удается сконцентрировать в регионе достаточное число боевиков.

Угрозы для Средней Азии

На основе афганских военных неудач весной 2015-го можно сделать ряд выводов о ситуации в регионе. Талибан продемонстрировал способность скрытно сосредотачивать большое число боевиков. По оценка автора, вполне реальной является численность Талибана и его союзников (ИДТ, СИД и проч.) в северных провинциях в 5-10 тысяч человек и до 0,5-1,5 тыс. боевиков ИГИЛ.

Официально Талибан заявляет, в т.ч. в рамках декларации, подписанной в ходе переговоров в Дохе, что не рассматривает возможность экспансии на территории сопредельных стран. Однако достоверность этих заявлений плохо поддается проверке. С одной стороны есть информация, что запрет на проведение операций на территории стран СНГ для талибов и союзных им отрядов все еще действует. С другой стороны – из различных источников стала поступать информация о выходе ИДТ и других постсоветских группировок, действующих на севере, из-под контроля командования талибов.

Нельзя исключать, что это является элементом политической игры. Поступали сведения, что в ходе совещания, проведенного осенью 2014 года представителями руководства Талибана с союзными группировками из стран бывшего СССР, неофициальное разрешение на операции против республик СНГ было получено.

Так или иначе, опыт пограничных столкновений с участием боевиков, зафиксированных в 2014-2015 гг, показывает, что группировки вооруженной оппозиции на севере Афганистана могут рассматриваться в качестве угрозы для стран Средней Азии.

В зоне наибольшего риска находятся Туркменистан и Таджикистан, а граница Афганистана и Узбекистана слишком хорошо укреплена, приграничный Балх – самая стабильная провинция Севера.
Более вероятны вылазки боевиков на таджикистанской территории. На основе опубликованных экспертных оценок можно выделить три основных сценария:

•  захват части Горного Бадахшана и нападение на Хорог;
•  вторжение на территорию Хатлонской области, захват приграничных сел и рейды в сторону Курган-Тюбе и полигона Самбули;
•  скрытное выдвижение в Кыргызстан по маршруту Тахар-Тавильдара-Гарм вдоль границы горных массивов Бадахшана.

Среди названных направлений наиболее опасным является Горный Бадахшан, контроль силовых структур над которым традиционно ослаблен. Большую роль в регионе играют местные ОПГ, занимающиеся контрабандой и поддерживающие тесные связи с вооруженными группировками в Афганистане, включая ИПА и Талибан. Существуют риски инфильтрации области боевиками афганской вооруженной оппозиции, которых местные криминальные элиты могут надеяться использовать в противостоянии с официальным Душанбе. В перспективе Талибан и таджикистанские экстремисты могут попытаться повторить в Хороге «ферганской сценарий» с провоцированием массовых выступлений против власти (уровень жизни в ГБАО очень низок) и создание фактически неподконтрольной национальным властям «исламской республики».

В этой связи обращает на себя внимание создание в афганском Бадахшане новой «таджиской» вооруженной группировки «Ансар уль-Уллох» в главе с неким выходцем из Ферганской долины. Численность новой экстремистской организации – около 30 человек, появление ее боевиков отмечено в уездах Джурм, Ишкашим и Вардудж.

Эксперт по вопросам безопасности Ю. Е. Федоров так охарактеризовал подобную стратегию боевиков: «Это, по сути дела, предопределяет тактику их действий, воспроизводящую модель так называемого партизанского очага или фоко, изобретенную Че Геварой и европейскими интеллектуалами левого толка. Суть ее в том, что небольшая группа, от нескольких десятков до двух-трех сотен человек, проникает извне на территорию страны, в которой планируется захват власти, создает базу в труднодоступной местности — в горах или джунглях, развертывает террористические действия, ведет пропагандистскую кампанию среди местного населения, постепенно расширяет контролируемый ею анклав, привлекает к себе население окружающих районов и оппозиционно настроенные элементы из других частей страны и в конечном итоге наносит поражение правительственным силам и захватывает страну».

В случае Туркменистана рельеф приграничной местности дает талибам достаточно большую свободу маневра, если им удастся преодолеть пограничную охрану и проникнуть вглубь страны, однако здесь также можно выделить два наиболее вероятных сценария:

• атаки против промышленных объектов на территории Марыйского велаята, особенно газодобывающих комплексов Довлетабад (близ Серахса) и Галкыныш (Иолотань);
• прорыв через восток Марыйского велаята на территорию Узбекистана, чтобы провести там масштабные теракты.

Следует отметить, что талибы могут рассчитывать на поддержку ячеек экстремистского подполья, существующего в Марыйском велаяте. В частности, были данные о раскрытии весной 2015 года в Серахсе вооруженной группировки, занимавшейся наркоторговлей и связанной с Афганистаном. Эксперты не исключают, что речь идет не о чисто криминальной банде, а о группировке, связанной с Талибаном и ИДТ.

Усилия афганской стороны, несмотря на периодические зачистки пограничных районов, не позволяют полностью исключить возможность таких рейдов, и их отражение – становится вопросом боеготовности стран СНГ.

Выводы

К маю 2015 года ситуация в северных провинциях Афганистана существенно обострилась. Вскрылись недостатки работы афганской армии и полиции, которые позволяют боевикам концентрировать в регионе крупные ударные группировки, не поддающиеся ликвидации в течение заметных промежутков времени. В результате существенно вырос риск террористических атак талибов и их союзников против Марыйского велаята (Туркменистан) и Горного Бадахшана (Таджикистан).

Для стран СНГ актуальной становится задача укрепления пограничной охраны в районах вероятного появления боевиков и активизации разведывательной деятельности на указанных направлениях. Перед афганскими силовиками возникают проблемы улучшения материального снабжения армейских частей, борьба с коррупцией, активизация взаимодействия между УНБ, полицией и местными полицейскими формирования для улучшения контроля над передвижениями отрядов вооруженной оппозиции.

Вплоть до августа будет сохраняться риск новых крупных операций Талибана на севере страны. Повышение активности операций афганских войск, впрочем, может сократить эту угрозу.

Автор: Самеулла ПОЙЯ

Об авторе: Самеулла Пойя, эксперт Центра изучения современного Афганистана, к.и.н.

Рост и развитие радикальных группировок можно сравнить с ростом раковой опухоли, которая, как известно, развивается в слабых клетках организма. Афганистан является слабой частью, и именно в этой стране есть предпосылки для развития радикальных группировок, что небезопасно для региона в целом.

Нам хорошо известна история происхождения моджахедов и Талибана. Моджахеды, Талибан и афганская группировка ИГИЛ являются звеньями одной цепи. В начале 90-х годов XX века, как только покровители моджахедов посчитали, что срок их службы истек, в их недрах зародился Талибан. В момент своего триумфа Талибан ставил своей целью распространение исламского эмирата на все мусульманские государства постсоветского пространства. Эти страны, а также Россия, переживали, что вот-вот Талибан проникнет за границы Афганистана в страны СНГ. Тогда был разработан план создания буферной зоны в северных провинциях Афганистана. Для осуществления задуманного плана Россия и среднеазиатские республики активно поддерживали своего давнего противника «Северный альянс». План так и не был осуществлен, но до сих пор остался в умах некоторых «политических знатоков по Афганистану».

Сегодня, похоже, истекает срок службы Талибана, и тут же в их недрах зародилась афганская группировка ИГИЛ. Эта организация идет в Афганистан с целями, похожими на цели Талибана, но, в отличие от него, желает распространить свое влияние шире – на весь исламский мир.

ИГИЛ призывает исламский мир признать Абубакера Аль Багдади халифом исламского мира. Это вызывает негодование и ревность у руководства Талибана. ИГИЛ критикует Талибан за то, что тот является мононациональной пуштунской группировкой, которая ставит своей целью не защиту ислама, а распространение власти пуштунов на всей территории Афганистана. Хотя в настоящее время само ИГИЛ базируется на территории пуштунских племен вдоль афгано-пакистанской границы и практически все свои заявления и листовки печатает на языке пушту. Что касается отношения Талибана к ИГИЛ, в целом он не смирится с появлением ИГИЛ и других подобных сил на территории Афганистана, однако некоторые источники, близкие к Талибану, говорят о том, что единства у руководства движения нет. По их версии, в верхушке Талибана назревает раскол на три группировки:

1. Группировка, которая склонна вести переговоры с властями Афганистана. Эта группировка не видит перспективы своего дальнейшего сопротивления, т.к. считает свой потенциал исчерпанным, сильно ограничены финансовые возможности. Есть вероятность, что при определенных условиях талибы этой группировки откажутся от вооруженного сопротивления кабульскому режиму и станут в оппозицию ИГИЛ.
2. Группировка наемников, которые останутся под контролем ISI Пакистана.
3. Группировка, которая присоединится к рядам ИГИЛ, вместе с радикалами из «Исламского движения Узбекистана» и других иностранных группировок, скорее заинтересованных в появлении ИГИЛ, т.к., в отличие от Талибана, ИГИЛ поставил себе задачу расширения своего влияния на среднеазиатские республики и Кавказ.

Но до сих пор все известные лица из числа высшего эшелона Талибана, которые были названы наместниками ИГИЛ в Афганистане, или были убиты, или пойманы Талибаном, или сами опровергли свою причастность к ИГИЛ. Первым руководителем ИГИЛ в Афганистане и наместником «Великого Хорасана» был назван Абдуррауф Хадем, бывший узник Гуантанамо и член военного комитета в центральном совете Талибан – единственный мусульманин салафитского толка из высших руководителей Талибана. Судьба этого человека до конца неизвестна. В начале марта Талибан заявил, что поймал Хадема, а 15 марта кабульская пресса сообщила о его гибели в результате авианалета американского беспилотника. Вскоре его место занял Хафиз Мухаммад Сайд, основатель и бывший лидер ныне запрещенной исламистской группировки «Лашкар-е Таиба» и действующий лидер организации «Джаммат уд-Дава».

17 апреля Хафиз М.С. подорвался на мине на северо-западе Пакистана. Поговаривают, что известный командир группировки Талибан в провинции Гельманд Мулла Мансур Дадулла, который в феврале прошлого года был освобожден из пакистанской тюрьмы, стал руководителем ИГИЛ в Афганистане. Вскоре после появления этих слухов Мулла Мансур Дадулла сам опроверг их. По другой версии, лидером ИГИЛ в Афганистане является известный командир Талибана Мулла Абдул Каюм Закир, который был узником Гуантанамо, а в 2007 году был передан афганским властям и вскоре освобожден. Он также опровергает подобные слухи.

В политических кругах Афганистана пока еще не все придают особое значение появлению ИГИЛ, считают, что слухи об активизации ИГИЛ в Афганистане сильно преувеличены, ведь эта группировка даже не имеет своего лидера, в то время как основная часть вооруженной оппозиции в Афганистане подчиняется мулле Омару. Но нельзя забывать, что в этой стране очень сложно что-либо предсказывать, так как ситуация очень быстро меняется. Может быть, действительно пока нет причин серьезно беспокоиться об активизации ИГИЛ в Афганистане, но сам президент Ашраф Гани, находясь в провинции Бадахшан, заявил, что зверское убийство 20 солдат национальной армии, а также кровавый теракт в Джелалабаде являются делом рук ИГИЛ. Это заявление президента Афганистана некоторые политологи трактуют больше как пропагандистский манёвр накануне его визита в Иран, для того чтобы привлечь внимание Ирана и стран региона и получить от них финансовую и иную помощь, а также оправдать присутствие своих покровителей (США и НАТО).

Говоря об озабоченности Ирана по поводу появления ИГИЛ на территории Афганистана, стоит отметить, что ИРИ очень внимательно следит за каждым шагом ИГИЛ, где бы он ни был. Для Ирана на сегодняшний день ИГИЛ – это враг номер один, который уничтожает мусульман-шиитов, а Иран является защитником и покровителем шиитов во всем исламском мире. Иран пока единственная страна, которая открыто бросила вызов ИГИЛ. Вспомним недавнее заявление министра внутренних дел Ирана Абдуллы Резу Рамани, который заявил, что Иран готов провести военную операцию на территории Афганистана и Пакистана с целью уничтожения ИГИЛ. Справедливо отметить, что именно Иран довольно успешно содействует противоборствующим ИГИЛ силам в Ираке и Сирии. Даже сам Барак Обама на последней встрече с премьер-министром Ирака г-ном Хайдер Джавад Аль-Абади был вынужден признать, что поддержка Ираном иракских шиитов в борьбе с ИГИЛ принесла больше результатов, чем поддержка Альянса во главе с США иракского режима.

США, которые поддерживали ИГИЛ в его борьбе против режима Башара Асада, пока хранят полное молчание о появлении этой группировки в Афганистане. Говоря об отношении США к ИГИЛ в Афганистане, невольно вспоминаешь скандальное заявление Обамы, сделанное им год назад. Тогда он заявил, что Талибан больше не является врагом США. Сегодня с появлением в Афганистане новой «силы зла» в лице ИГИЛ становится ясно, что тогда имел в виду президент. Трудно не согласиться, а тем более сложно опровергать бытующее в политических кругах афганского общества мнение о том, что появление ИГИЛ в Афганистане – это новый проект США для оправдания наращивания новых сил и своего дальнейшего присутствия в этой стране. И хотя эта гипотеза, на первый взгляд, выглядит абсурдно, доказать ее сложно и вообще она трудно поддается логике, но история появления радикальных группировок (Аль-Кайда, Талибан, ИГИЛ) показывает, что все они появились именно с помощью и с поддержкой США, в чем неоднократно признавались сами высокопоставленные американские политики и чиновники. Но почему-то, по разным причинам, именно эти группировки и становились их главными мишенями.

Надо признать, что ИГИЛ – это новый вызов странам региона, и тут немаловажна роль и позиция России. Россия традиционно твердо стоит на защите среднеазиатских республик от угроз, исходящих с территории Афганистана. Россию не может не беспокоить появление ИГИЛ в Афганистане из-за его возможного расползания в страны Средней Азии и на Кавказ. Другой сосед Афганистана – Китай — уже выражает озабоченность появлением ИГИЛ в пограничных провинциях Афганистана и Пакистана, где проживает мусульманское население Китая. Афганистан, оценив интересы «спонсоров» ИГИЛ, должен сделать определенный вывод, что сотрудничество со странами региона (Китаем, РФ и Ираном) является более приоритетным, чем сотрудничество с такими «спонсорами».

Заметим, что все страны региона, которые обеспокоены появлением ИГИЛ, являются или членами, или наблюдателями Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), а потому целесообразно было бы обсудить меры по защите стран региона от распространения ИГИЛ на предстоящем саммите ШОС. Полагаю, грядущий саммит может стать первой встречей, на которой страны-участницы будут обсуждать не угрозу со стороны движения Талибан, которую они регулярно обсуждали с момента образования ШОС, а новый вызов, брошенный «Исламским Государством».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

http://afghanistan.ru/doc/84551.html

В уходящем году завершается возглавляемая НАТО миссия Международных сил содействия безопасности в Афганистане. На смену более чем 13-летнему присутствию МССБ, персонал которых насчитывал более ста тысяч человек, в Афганистане будет развернута небоевая миссия НАТО «Решительная поддержка». Спецпредставитель президента РФ по Афганистану, директор Второго департамента Азии МИД РФ Замир Кабулов рассказал заместителю руководителя Редакции внешней политики «Интерфакса» Андрею Барановскому о том, в каком положении оставляют Афганистан иностранные военные контингенты. Кроме того, собеседник агентства озвучил свой прогноз дальнейшего развития ситуации в стране и пояснил, какие угрозы в связи с уходом МССБ возникают для России.

— Замир Набиевич, заканчивается 2014 год, когда в Афганистане должна завершиться миссия Международных сил содействия безопасности. Как будет дальше развиваться ситуация в этой стране? Какие у нас перспективы?

— Перспективы у нас не самые радужные. Выборы в Афганистане завершились в сентябре, если это можно назвать выборами, но до сих пор правительство национального единства так и не было сформировано.

Два лагеря, которые пришли к компромиссу по итогам выборов – президент Ашраф Гани и главное исполнительное лицо Абдулла Абдулла – судя по всему, никак не могут до конца договориться по основным постам, что странно, потому что еще на завершающей стадии выборов утверждалось, что компромисс между двумя претендентами на президентский пост был достигнут на той основе, что каждый из них будет в праве выдвинуть по два своих представителя на четыре ключевых министерских поста.

В Афганистане ключевыми традиционно являются четыре министерских поста: министр обороны, внутренних дел, финансов и иностранных дел. Тогда, по крайней мере, по тем утечкам, которые появлялись, якобы речь шла о том, что президент Ашраф Гани назначит своих людей на посты министров внутренних дел и финансов, а Абдулла Абдулла будет иметь право предложить кандидатуры министров обороны и иностранных дел. Но то, что я вижу сейчас, это совершенно другие имена, нежели те, которые ожидались изначально.

Конечно, обновление лиц в любом кабинете министров – дело не самое плохое, но эта ситуация выглядит немного странно. Все это продолжается уже четыре месяца. В стране, которая находится в состоянии войны, нет не только дееспособного правительства, а его просто нет в полном составе.

Сколько раз афганские лидеры обещали сформировать кабинет министров. В последний раз на Лондонской международной экономической конференции, на которой я представлял Россию, они торжественно заверяли, что вот-вот, неделька-другая, и мы сформируем правительство. Конференция была в первых числах декабря.

Ни та, ни другая сторона не раскрывают причин этой задержки, но само ее наличие наводит на грустные размышления. А что, если они не договорятся по этим кандидатурам? Это создаст напряжение в стране, которая и так находится в состоянии войны. Такая роскошь, как не иметь правительство, для нее непозволительна.

А что происходит в стране? Сейчас наступил сезонный зимний спад в активных боевых действиях. Это традиционно для Афганистана. Но вооруженная оппозиция, тоже, кстати, традиционно, чтобы обозначать и демонстрировать свое присутствие в зимний сезон обычно активизирует террористические действия, что мы и наблюдаем сейчас.

Надо сказать, что за этот период неопределенности с начала избирательного процесса в Афганистане в апреле, в следствие того, что правительство и силовые структуры были в основном заняты обеспечением безопасности выборов, избирательным процессом, талибы постепенно расширили зону своего влияния, особенно вокруг Кабула.

То есть, они контролируют не только юго-восток страны, где у талибов всегда были сильные позиции, но теперь у них довольно сильные позиции вокруг Кабула, в провинциях, которые, фактически, окружают афганскую столицу. Если раньше они угрожали Кабулу только с востока, юго-востока, могли перерезать основные магистрали, шоссе, то теперь они создают угрозу и с севера.

Я не хочу сказать, что они взяли под контроль провинции, которые к северу от Кабула прилегают к Гиндукушу, но у них там достаточно осязаемое, мощное присутствие. Дело в том, что там этнически смешанное население: есть пуштунские кишлаки, есть таджикские кишлаки. Так вот, они основательно закрепились в пуштунских кишлаках. А что это означает? Это означает, что они в любой момент в случае скоординированных действий могут перерезать все дороги, подпитывающие Кабул, и все, столица окажется в блокаде.

Сейчас этого не происходит потому, что если талибы сейчас начнут блокаду Кабула, то они нанесут ущерб интересам торговцев, сельхозпроизводителей, которые живут за счет поставок своей продукции в Кабул, и, таким образом, вызовут недовольство населения в свой адрес. Естественно, талибы это учитывают. Но когда они почувствуют, что сложились необходимые условия, они могут и атаковать столицу.

Взять ее с учетом их нынешнего военного потенциала у них, по-моему, сил нет. Кабул обороняет наиболее боеспособный армейский корпус, там же сосредоточены и иностранные войска, у них есть авиаподдержка. Поэтому у меня нет опасений, на этот счет, но то, что талибы могут дестабилизировать ситуацию, а значит, иметь сильные переговорные позиции и навязывать свою волю афганскому правительству, это вполне возможно.

Теперь, что касается экономики. Афганской экономики нет, как и не было. Где эти $104 млрд, которые американцы выделили только на цели развития – экономику, социальную сферу?

— Они вообще дошли до Афганистана?

— Вот в этом и вопрос. Мы с вами это проверить не можем, но мы можем видеть, что получилось на выходе. А на выходе что-то близкое к нулю.

А если нет экономики, то как вообще будет функционировать правительство? Зарплаты им платят американцы и европейцы. Хорошо, пусть они платят, мы не против, но сколько они еще так будут продолжать? Они уже объявляют, что пусть афганцы решают эту проблему сами, пусть подключаются региональные государства. То есть, они перекладывают ответственность. Они радостно уходят из Афганистана, оставляя небольшую так называемую тренировочную миссию. Там, конечно, будет еще боевой американский компонент, но какой толк от этих нескольких тысяч американских солдат, когда сто тысяч не смогли справиться? Они будут, в лучшем случае, лишь себя защищать.

Проблема еще в том, что любая экономика ставится на ноги не один год, а такой стране, как Афганистан, потребуются десятилетия. До сих пор афганская экономика держалась относительно хорошо на нескольких «слонах».

Первый «слон» – это сфера обслуживания. В Афганистане размещались около 150 тысяч иностранных военнослужащих. Их надо было обслуживать. Иностранцы платили деньги, что-то покупали. За счет такого массированного иностранного присутствия сфера обслуживания работала активно, приносила доход, увеличивала валовый продукт. Теперь это ушло, этот «слон» упал.

Второй «слон» – это наркотики. Наркопроизводство продолжает расти. И в ситуации, когда выпадают доходы от легальной экономической деятельности, естественно, наркотики будут заполнять этот вакуум. Людям как-то надо жить, и крестьянам надо поддерживать свои семьи, и они будут производить и продавать эти наркотики. Конечно, это не будет продолжаться бесконечно, потому что емкость международного наркорынка, наверное, тоже ограничена. Правда, он может расширяться за счет падения цены на опий и героин, что также опасно для стран-потребителей, включая Россию, поскольку чем дешевле героин, тем он доступнее.

Третий «слон» – экономическая помощь Афганистану. Но она «усыхает». Американцы как обещали, так и забрали свое обещание обратно. Еще в прошлом году они говорили, что будут выделять афганскому правительству $2,2 млрд ежегодно. Однако затем конгресс урезал эту сумму наполовину, на миллиард меньше. А для Афганистана миллиард – большие деньги. Ну, хорошо, американцы заставили европейцев платить чуть больше. Но все равно получается, что экономика хоть как-то сможет держаться только на иностранных вливаниях и наркодоходах.

К чему мы можем придти при такой плачевной ситуации? Понятно, что талибы и другие исламисты, вдохновленные тем, что все-таки иностранные войска практически уходят, тем, что они добились части своих задач, готовятся к решающему бою. По всем признакам идет накопление сил и средств, в первую очередь, со стороны Движения талибов, которое, начиная с весны следующего года, может предпринять мощное наступление.

При этом у афганской армии фактически нет авиаподдержки, которую им раньше представляли американцы. Почему Обама принял решение оставить не две, а четыре тысячи солдат? Потому что это даст возможность оставить авиакомпонент с опорой, видимо, на базы в Баграме, Кандагаре. Но этого недостаточно.

Такими полумерами можно только сдерживать вооруженную оппозицию, но победить ее нельзя.

Все это наводит на очень печальные размышления. Надо сказать также, что если Ашраф Гани и Абдулла Абдулла так долго договариваются по составу правительства, то есть шанс получить в итоге очень неустойчивый кабинет министров, который будет работать на основе каких-то компромиссов, насколько прочных – не известно. В подобной ситуации любая страна должна иметь сильное правительство, которому будет доверять население. А население не будет доверять этому правительству и, естественно, будет больше склоняться в сторону поддержки талибов из соображений самосохранения.

Кроме того, в этом году в Афганистане появился новый фактор, который имеет все шансы перерасти в большую угрозу. Я говорю про появление функционеров Исламского государства в Ираке и Леванте.

Насколько нам известно, небольшая группа – сотня, может быть, чуть больше боевиков, была переброшена в Афганистан.

— Они попали туда через Пакистан?

— И через Пакистан тоже. Но вы знаете, они же не стройными рядами туда маршируют. Они прилетают в аэропорт с легальными документами, там их встречают, дают оружие, боеприпасы, деньги, задания.

Они себя уже проявили в целом ряде мест. Например, мы обратили внимание, что в одной из крупных по афганским меркам операций, в ходе которой около семисот боевиков устроили атаку, они сражались под черными флагами ИГИЛ. Также примечательно, что когда обычно боевики атакуют населенный пункт, они что-то разрушают, наводят ужас и уходят. Но в этот раз они остались и все захваченные у афганской армии и полиции блокпосты приспособили для себя. Да, потом афганская армия потеснила их, но заявка была сделана. Это новое.

Я не говорю, что в Афганистан сейчас приедут тысячи игиловцев из Сирии и Ирака. Совсем не обязательно. Под этим знаменем, под этой идеологией могут сражаться и сами афганцы. Она привлекательна для молодой части исламских радикалов в Афганистане. Они видят ее более пассионарной в отличие от консервативной, как им кажется, идеологии «Аль-Каиды», уж не говоря о движении талибов, лидеры которых прячутся где-нибудь в Карачи и активно не участвуют в боевых действиях. А здесь молодые ребята на примере Ирака и Сирии видят успехи ИГИЛ и ставят сверхзадачу создания халифата для всех. Если эта идеология возьмет верх над всеми другими установками, это будет очень опасно. Это будет тотальная война, которая не ограничится только границами Афганистана.

«Перелив» в Центральную Азию неизбежен, тем более, для этого есть уже все основания. Созданы два плацдарма в Афганистане: один на границе с Таджикистаном, другой – с Туркменией. Там сосредоточены достаточно крупные силы. На, скажем так, таджикском плацдарме сосредоточились 4-5 тысяч боевиков. На плацдарме напротив границы с Туркменией – 2,5 тысячи боевиков. Развернуты лагеря по подготовке боевиков на двухмесячных курсах. Нам известно о трех таких лагерях, возможно, их больше. Они готовят по пятьдесят человек каждый выпуск. То есть, если взять хотя бы те три лагеря, о которых нам известно, это по 150 боевиков каждые два месяца. Что интересно, это в основном выходцы из Центральной Азии.

— Их привлекает финансовая сторона?

— Я думаю, не только финансовая, но и идеологическая.

А раз они едут из Центральной Азии, значит, их и готовят для операций на родине.

Наши союзники в Таджикистане и Узбекистане знают об этом, подтверждают, что у них такие же данные, они принимают меры.

— Мы не собираемся им помогать, например, вернуть наших пограничников на афгано-таджикскую границу?

— Пока правительство Таджикистана говорит, что справляется. Мы не горим желанием возвращать наших пограничников, если на то пошло. Мы можем помочь таджикскому правительству и таджикским пограничникам, например, оснастить их. Это продуктивней, чем посылать наших ребят на границу.

Кроме того, мы усиливаем возможности российской военной базы на основе 201-й дивизии. Ее потенциал увеличивается. Месяц с небольшим назад я сопровождал Николая Патрушева на эту базу, и она производит впечатление довольно боеспособной воинской части. Вместе с таджикской армией и полицией, я думаю, она сможет сыграть большую роль в обеспечении безопасности.

Правда, эта база, конечно, не удержит боевиков от инфильтрации в Таджикистан и дальше в Киргизию. Вместе с тем, это происходит. Мелкими ручейками это идет.

Посмотрим, весна покажет. До нас доходят разные слухи, что среди боевиков на той, на афганской стороне, разговоры активно идут, так что весной они себя покажут. Поживем – увидим, во всяком случае, это известно властям Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, и им предстоит предпринять какие-то адекватные шаги. Конечно, Россия будет помогать, в том числе в рамках своих обязательств как члена ОДКБ.

— Кстати, какие усилия может предпринять ОДКБ? В частности, если мы не хотим отправлять своих пограничников на афгано-таджикскую границу, то, может быть, ОДКБ может послать туда свои силы, например, КСОР?

— КСОР – это не пограничные силы. Это – силы оперативного реагирования. Конечно, на мой взгляд, их надо усиливать и основательно готовить в дополнение к российской военной базе и укреплению вооруженных сил Таджикистана. Узбекистан уже укрепляет свою армию, у него достаточно мощные вооруженные силы.

Но вооруженные силы – это на случай войны, прямого боестолкновения, если боевики пойдут через границу. А если они будут действовать внутри страны, то армия мало что может сделать. Боевики растворяются среди населения, и поди разберись, кто из них боевик, а кто – мирный житель.

— Какие меры может предпринять Россия, чтобы не допустить проникновения боевиков из Киргизии и Таджикистана на свою территорию?

— Эта задача должна выполняться за счет уже существующих структур. Когда же угроза этого станет совершенно очевидной, то придется усиливать меры предосторожности, в первую очередь, на российско-казахстанской границе, усиливать наши позиции и на Каспии. Раз наркотики поставляются по Каспийскому морю, откуда они потом попадают в Дагестан и так далее со всеми остановками, то тем же путем могут проникать и боевики. То есть, надо будет принимать дополнительные меры и на Кавказе, в том числе и чтобы не допустить инфильтрации боевиков со стороны Грузии, ведь такие случаи уже были.

Хочу перефразировать Юлия Михайловича Воронцова, который был тогда послом в Кабуле. Накануне распада СССР было много колебаний в Москве о том, надо ли биться с моджахедами, все равно мы уходим. Он тогда сказал хорошую фразу: «Лучше с моджахедами биться под Джелалабадом, чем под Ашхабадом». Так вот, перефразируя его, я бы сказал: «Лучше с исламистами биться на Амударье, чем на Волге».

— Я бы хотел вернуться к началу нашего разговора. Вы отметили, что до сих пор Ашрафу Гани и Абдулле Абдулле не удается сформировать правительство, что может говорить о наличии разногласий между ними. Могут ли эти противоречия между ними перерасти в какой-то вооруженный конфликт, или они понимают опасность того, что на фоне угрозы, исходящей от талибов нельзя конфликтовать между собой?

— Я склоняюсь ко второму варианту. Какими бы глубокими ни были противоречия и желание получить для себя побольше власти, страх перед талибами все-таки заставит их держаться в одной команде. Но опять же, это будет насильно, они будут через себя переступать. Я надеюсь, что они не передерутся между собой, но будут ли они вместе эффективно сотрудничать – для меня вопрос.

Я надеюсь, что первого, худшего варианта удастся избежать, и они пойдут по пути сотрудничества.

— Исходя из всего, что Вы только что рассказали, можно сделать вывод, что МССБ покидают Афганистан едва ли не в самый неудачный момент, который для этого можно подобрать: нет дееспособного правительства, сильны противоречия между двумя лидерами страны, укрепление талибов и наличие опасности их крупномасштабного весеннего наступления.

— Да, это действительно крайне неудачный момент. При этом натовцы на заседании Совбеза ООН бравурно докладывают о том, что они выполнили свои цели, все сделали. Ну что сделали? Посмотрите, что за вами остается. Вы уходите, когда талибы также сильны, как в 2001 году. Как в этой ситуации можно хвалиться, что они что-то сделали? Кроме того, в Афганистане так и не было создано самостоятельной армии, что сами натовцы признают. Правда, они говорят, что, мол, она может сражаться с талибами. Хорошо, посмотрим, но поздно будет потом что-то говорить. Назад будет уже не вернуться.

— К Вашим словам о том, что назад не вернуться. Если Запад увидит осаду Кабула, неспособность афганской армии защищать столицу, может ли быть повторение военной операции?

— Вряд ли. Какая-то ограниченная операция высоко с воздуха, какая-то технологичная война может быть и возможна, но она только может на какое-то время отсрочить крах, но не решить проблему.

Потом, настроения общественности в Европе и США не допустят массированного вторжения, серьезных затрат. Не думаю, что американский президент и лидеры европейских государств согласятся на это.

— Когда натовцы выступали с отчетом в СБ ООН по итогам операции, наш постпред Виталий Чуркин сразу же заявил, что Москва недовольна этим докладом, что он не соответствует реальности. Будет ли Москва настаивать на подготовке какого-то нового, более полного доклада, или этот вопрос закрыт?

— Нет, все уже опубликовано. Да, мы требовали, но есть предел нашим возможностям. У нас всего один голос, пусть даже с правом вето. Да, китайцы с нами солидарны, некоторые другие члены. Но остальные, они продавили этот доклад.

— Если говорить о резолюции СБ ООН, санкционирующей новую небоевую операцию НАТО в Афганистане «Решительная поддержка», то мы раскритиковали этот документ. Почему мы его поддержали, и почему, если я правильно понял, в этой резолюции не зафиксирована обязанность НАТО отчитываться в СБ ООН об этой операции?

— Нет, стороны договорились, что НАТО будет отчитываться о своей операции примерно по той же схеме, как МССБ, на основе, как я понимаю, ежеквартальных докладов. Но эти отчеты лукавые. Они будут нам рисовать красивую картинку на бумаге, а в реальности все будет иначе. Но теперь с них и спрос меньше, у них ограниченный мандат, который они сами себе выписали. Борьбы с наркотиками в их мандате нет. В основном у них тренировочные функции. Они и будут отчитываться, сколько они натренировали личного состава, вот и все. Они не несут ответственность за то, что может произойти в Афганистане.

— Мы поддержали эту резолюцию, потому что это лучше, чем ничего?

— Это лучше, чем ничего. И потом, мы не ради них поддержали, а для того, чтобы не ставить препоны на пути оказания помощи афганскому правительству. Пусть им хотя бы помогают, тренируя афганских силовиков.

— А если говорить о нашей помощи Афганистану по двусторонней линии. Мы обучаем их наркополицейских, ранее мы им поставляли партию стрелкового оружия. Планируем ли мы каким-то образом наращивать помощь Афганистану, например, увеличивать поставки оружия Кабулу?

— Что касается оружия, то в Афганистане оружия пока достаточно. Понятно, что со временем, его надо будет поставлять, но это вопрос другого соглашения.

Сейчас идет подготовка возможного соглашения о военно-техническом сотрудничестве между Россией и Афганистаном. Документ еще не готов, он обсуждается между военными ведомствами, и когда он будет готов, появится юридическая основа такого сотрудничества.

Во-вторых, мы никогда не прекращали тренировать афганцев. Несколько сотен афганских курсантов продолжают обучение. В основном, это обучение носит антинаркотический уклон и осуществляется на базе различных университетов МВД, ФСКН тоже этим занимается.

Поскольку НАТО свело к нулю сотрудничество с Россией по Афганистану, возникли проблемы, например, с техническим обслуживанием поставляемых Россией вертолетов. Ну, если НАТО не хочет, то и не надо. Мы сейчас думаем о том, чтобы самостоятельно без них заниматься подготовкой афганских специалистов. Мы сделали такое предложение афганцам, они сказали: «Да, это замечательно, но у нас нет еще министров обороны внутренних дел, мы не можем без их назначения сотрудничать по этом вопросам». То есть, отсутствие полноценного правительства тормозит развитие такого нужного для Афганистана сотрудничества.

— Я понимаю, что проект соглашения о сотрудничестве в военно-технической сфере еще не готов, и рано обсуждать, что в нем будет. Поэтому спрошу так: а чего афганцы хотят от нас?

— Если одним словом, то всего. В соглашении не будет прописываться, сколько и чего будет поставляться. Соглашение будет рамочным, в нем будут пункты, что мы будем с ними сотрудничать и осуществлять поставки по таким-то и таким-то направлениям. Конкретные направления, и как эта помощь будет оказываться, — это предмет уже отдельных контрактов. Но чтобы эти контракты иметь, нужно наличие этого соглашения.

— По-прежнему ли остается неизменной наша позиция, что мы не будем посылать своих военных в Афганистан для помощи в борьбе с исламистами?

— Своих военных мы направлять в Афганистан однозначно не будем. Это было бы контрпродуктивно для интересов России. Да и вообще это не нужно. Зачем направлять иностранных военных в страну, в которой количество солдат на душу населения больше, чем в каком-либо другом государстве мира? Лучше их оснастить и обучить, чтобы они могли обеспечивать безопасность своей родины. Это самый оптимальный и дешевый способ решения проблемы.

— А какова дальнейшая судьба наших двусторонних соглашений с рядом стран о транзите грузов через нашу территорию для их военных контингентов в Афганистане, а также что будет с транзитным пунктом в Ульяновске? После официального прекращения деятельности МССБ, они автоматически будут расторгнуты?

— Нет, они автоматически не расторгаются. Поскольку новая миссия получила резолюцию СБ ООН, здесь автоматизма не будет. Но последний год северный маршрут натовцами, практически, не использовался. Мы думаем, как быть дальше с этим, но это — предмет для обсуждения и изучения.

— Но мы готовы продлить эти соглашения, если будет заинтересованность со стороны западных стран?

— Наверное, но не ради европейцев, а ради афганцев, чтобы не снижать потенциал европейского контингента, который занимается оказанием помощи Афганистану.

— Вы сказали, что у талибов недостаточно сил, чтобы взять Кабул. Могут ли они обратиться за поддержкой к тому же ИГИЛ? Или, может быть, боевики из ИГИЛ сами придут в Афганистан и попытаются взять столицу?

— Нет, я думаю, что сам ИГИЛ взять Кабул не может. Что касается помощи талибам, то они уже сотрудничают. То, что игиловцы появились в Афганистане, и часть талибов с ними сотрудничают, это само за себя говорит. Но у игиловцев нет собственных сил, чтобы придти в Афганистан и захватить Кабул. Скорее, они будут действовать по принципу, что чего-чего, а боевиков в Афганистане и так достаточно, надо только их вооружить и организовать под своим знаменем. Это ИГИЛ может.

— На фоне поступающих практически в ежедневном режиме сообщений об активности ИГИЛ на задний план отошла деятельность «Аль-Каиды». Насколько эта организация опасна в настоящий момент, и какой у нее потенциал?

— Конечно же, она опасна, хотя ее возможности в Афганистане сократились в силу целого ряда обстоятельств. Насколько нам известно, «Аль-Каида» больше занимается чисто идеологической и организационной работой. Конечно, у нее есть свои финансовые и материальные ресурсы через сеть, которая была создана в прежние годы.

Нам интересно понять, как будут складываться взаимоотношения между оперативниками «Аль-Каиды» и того же ИГИЛ. Будут ли они сотрудничать или конкурировать. «Аль-Каида» на фоне ИГИЛ выглядит более консервативной организацией, которая рассчитана на медленное, долгое достижение своих целей, а ИГИЛ – это здесь и сейчас. В этом их разница, а цели у них одни и те же, по большому счету.

— Насколько тесные связи сейчас у талибов и «Аль-Каиды»?

— Думаю, что тесные. Они по-прежнему сотрудничают. Но «Аль-Каида» побуждала талибов активнее воевать против американцев везде, в то время как афганские талибы предпочитают это делать внутри Афганистана. Если провести некоторое условное сравнение, то талибы являются наиболее миролюбивыми, если так можно высказаться, в то время как «Аль-Каида» радикальна, а ИГИЛ уже ультрарадикален.

— Вы отметили, что крах сферы услуг в Афганистане в связи с выводом иностранного воинского контингента подстегнет рост наркопроизводства, а также то, что в новом мандате миссии НАТО в Афганистане не говорится о борьбе с наркотиками. Можно ли говорить, что теперь мы увидим катастрофический рост производства афганских наркотиков?

— Насколько он будет катастрофическим, я не знаю. Афганская наркоиндустрия ориентирована на рынок. Если международный «черный рынок» героина и опиатов не готов переварить такое количество, то это будет сдерживающим фактором. Даже если условия будут благоприятными, как это станет в Афганистане, когда сколько хочешь, столько и выращивай, то рынок все-таки налагает некоторые ограничения. Не думаю, что этот рост будет беспредельным. Спрос будет рождать предложение.

Источник: http://www.interfax.ru/416048

Процесс президентских выборов в Афганистане сопровождался масштабными фальсификациями, не имеющими аналогов в мировой практике. В итоге страна имеет назначенного президента и правительство национального единства. Является ли разделение полномочий между противоборствующими группами позитивным развитием событий для современного Афганистана? Какие шаги потребуются в дальнейшем для стабилизации страны и региона?

Большая афганская победа

ГЛАВНЫМ результатом выборов стало создание правительства национального единства. То, что президентом страны станет Ашраф Гани Ахмадзай, было легко предвидеть. Однако формирование правительства национального единства и приход к власти группы Абдулло Абдулло и его команды — это провал американской политики в Афганистане. Поскольку в американском сценарии не было предусмотрено столь высокое место команды Абдулло Абдулло. Скорее всего, американцы были готовы привести к власти группу Ахмадзая и связанных с ним некоторых афганских технократов пуштунского происхождения.

Выборы президента показали, что в Афганистане у «моджахедов» еще есть шансы серьезно влиять на политику. Хотя сам избирательный процесс, как мы знаем, был отмечен масштабными фальсификациями. Кто это организовал, каким образом организовали – это отдельный вопрос, сейчас это неважно. Сам факт раздела власти между бывшими моджахедами и нынешними афганскими западными технократами – это и есть большая победа афганского народа.

Объективно другого варианта здесь и не могло быть. Ведь, по сути, социальная база Ахмадзая является довольно узкой. Это, во-первых, некоторые западные афганские технократы, часть беженцев из Афганистана и бывшие афганские граждане, проработавшие долгое время на Западе. Во-вторых, это лишь определенная часть пуштунов. На самом деле в Афганистане группу Ахмадзая прежде всего поддерживают выходцы из пуштунского племени гильзаев, а абдальцы не поддерживают. И, наконец, это небольшая часть хазарейцев во главе с Сарваром Донишем и часть узбеков во главе с Абдул-Рашидом Дустумом.

Тут возникает вопрос: а как будет работать Ахмадзай в таких условиях, когда он практически не имеет на местах хороших позиций? Я думаю, что если у правительства национального единства получится работать дальше, то это будет по крайней мере наполовину зависеть от действий группы доктора Абдулло. Ведь это люди, которые имеют свои заслуги в афганском обществе, сохраняют военизированную структуру власти почти во всех регионах, где они командуют. Это Кабул, Герат, Мазари-Шариф, Кандагар, почти весь север и северо-восток Афганистана, не считая районы с преимущественно узбекским населением. Факт присутствия в команде Ахмадзая такой фигуры, как Дустум, с данной точки зрения ничего не меняет. Даже и Сарвар Дониш не является популярным лидером среди хазарейцев. Более популярен у них Мухаммад Мухаккик, который является заместителем Абдулло. Поэтому с точки зрения контроля и проведения решений центральной власти на местах более сильными представляются позиции команды Абдулло.

В целом же, несмотря на все проблемы, фальсификации и затяжные противоречия, прошедшие выборы представляют собой демократическую смену власти и привели к формированию правительства национального единства.

Хороший Афганистан – единый Афганистан

АХМАДЗАЙ воспринимается как проамериканская фигура, которую привели к власти США, а не большинство населения Афганистана. В определенном смысле такой подход можно оправдать соображениями необходимости ротации элит: американцы считают, что нужно освободить Афганистан от моджахедов и талибов, привести к власти технически более подготовленных управленцев, в том числе прошедших обучение на Западе. Но здесь возникает закономерный вопрос: а насколько к этому готов сам афганский народ? Думаю, что не вполне.

Именно поэтому эффективность правительства национального единства будет зависеть от того, насколько группа Ахмадзая найдет общий язык с командой Абдулло. Когда в стране начнут принимать различные политические и управленческие решения: по проведению реформ, распределению ресурсов и так далее, – это должны быть решения, имеющие общеафганский характер. Они должны приниматься в интересах всего афганского общества, а не отдельных групп, поддерживающих того или иного политика. Особенно необходимо исключить территориальные преференции, когда политики общенационального уровня принимают решения в интересах населения, проживающего в районах, где они получили наибольшую поддержку.

Второй важный фактор – это продолжение экономической помощи Афганистану со стороны мирового сообщества, как для экономического возрождения страны, так и в военных целях. От этого будет зависеть процесс формирования национальной армии. В конце года коалиционные силы собираются покинуть Афганистан. Охрана афганской границы перейдет к афганской армии. Ответственность за безопасность – тоже. В стране останется часть американских и натовских войск количеством до 12,5 тысячи военных. Критический вопрос в этих условиях – насколько готова афганская армия взять на себя эту ответственность?

Наконец, в обозримой перспективе видится необходимость проведения политической реформы в Афганистане. Формулу распределения полномочий между президентом и премьер-министром необходимо закрепить на конституционном уровне через решения Лойи Джирги. Главное, чтобы те, кто способны оказать влияние на ход политических процессов, прежде всего Запад, а также Россия, если она решит занять более активную позицию по отношению к региону, придерживались установки на единство и неделимость Афганистана. Нужна общенациональная программа развития для Афганистана. Ни в коем случае нельзя возвращаться к заигрываниям с регионализмом. Ни в коем случае нельзя ставить вопрос о разделении Афганистана, о котором очень мечтают американские неоконсерваторы. Афганистан силен тем, что он является единым, унитарным государством, и польза от него в таком виде будет намного больше. В интересах Таджикистана и России – сохранение и развитие Афганистана как единого и целостного государства.

Соглашение во имя безопасности

Ахмадзай и Абдулло поддержали подписание соглашения между Афганистаном и США о сотрудничестве в сфере безопасности, поскольку оно критически необходимо. Этим было обусловлено и продолжение финансовой помощи со стороны США. Американцам соглашение дает правовую основу для дальнейшего военного присутствия в Афганистане, хоть и в значительно меньших масштабах. Для Афганистана же это — гарантия хоть какой-то минимальной безопасности и содействия со стороны США в этой сфере. Однако новое руководство Афганистана, пойдя на этот шаг, дало понять, что американцы больше не будут хозяйничать на афганской земле. Соглашение подписал советник президента, а не сам президент. Произошло это гораздо позже, чем ожидали США. Да и соблюдение этого соглашения будет зависеть во многом от эффективности работы правительства национального единства, а значит, и от соблюдения в равной степени интересов групп Абдулло и Ахмадзая.

Но остаются еще талибы, которые не хотят войти в правительство национального единства. Более того, уход Международных сил содействия безопасности активизирует талибов. Конечно, снижение иностранного военного присутствия уменьшает и степень раздражительности у местного населения. Но с другой стороны, присутствие иностранных войск на территории страны, мощных и хорошо оснащенных, это был некий сдерживающий фактор в военном отношении.

Есть информация, что сейчас в 17 из 34 провинций Афганистана талибы ведут боевые действия. Кроме того, как подтверждают сами афганцы, за последний год численность «Талибана» значительно возросла. Если раньше их потенциал оценивали где-то в пределах 30 тыс. человек, то сейчас речь идет о более 50 тыс. человек.

Россия поможет

С выводом основного контингента сил ISAF сократится и международная помощь военной отрасли Афганистана. Кроме того, резко сократится и экономика, сформировавшаяся вокруг их обслуживания, соответственно, уменьшатся доходы афганского государства. Сейчас, например, уже более полугода ни афганская армия, ни другие госслужащие не получают зарплату. Конечно, страны Запада обещают оказывать помощь Афганистану, но возникает вопрос: насколько она поможет созданию самодостаточной, устойчивой экономики Афганистана?

В этом плане нужна активизация сотрудничества Афганистана с Россией и странами Центральной Азии. Теперь перед руководством России и государств Центрально-Азиатского региона стоит серьезная задача – разработать новую программу сотрудничества с Афганистаном. Найти какие-то общие основные моменты соприкосновения интересов нового афганского президента, с одной стороны, и, с другой, нынешнего правительства Таджикистана, а также других стран региона. Во всяком случае, для России при новом раскладе есть отличная возможность работать на севере Афганистана. Я не очень вижу пути усиления присутствия России за Кабулом, на юге или юго-западе. Там вряд ли нам удастся что-нибудь сделать. Но мы имеем сейчас возможность вместе с Россией работать в Кабуле, на севере, по бывшим советским экономическим объектам.

Многие объекты, созданные СССР, до сих пор сохранились в той или иной форме. В свое время мы там построили более 140 различных народно-хозяйственных объектов, в основном в Кабуле, центральной части страны и на севере Афганистана. Здесь для России есть хороший простор для начала переговоров и возобновления сотрудничества. Поэтому предложения, которые выдвигает группа Юрия Крупнова в России, являются крайне интересными как для Афганистана, так и для Таджикистана. Кроме того, на мой взгляд, необходима разработка трехстороннего формата сотрудничества Афганистан – Россия – Таджикистан. И помимо этого, уж если мы говорим о растущей роли Шанхайской организации сотрудничества, почему бы не попробовать реализовать эту повестку в форме проектов ШОС совместно с Китаем, Россией, Афганистаном и Таджикистаном?

29.10.2014

Хамид САИДОВ, доктор политических наук, профессор РТСУ

Источник — Азия-плюс

Мария НЕБОЛЬСИНА

Об авторе: Небольсина Мария Александровна, научный сотрудник Центра евро-атлантической безопасности ИМИ МГИМО (У) МИД России.

Несколько недель остается до президентских выборов в Афганистане, а ситуация в регионе далека от стабильной. В конце 2013 года у Афганистана обострились отношения с США из-за затягивания действующим президентом Хамидом Карзаем подписания двустороннего соглашения о контингенте, статусе военных США и американских базах на территории Афганистана после выхода из страны основной части военных. Переговоры о двустороннем соглашении должны были привести к его подписанию в течение одного года после заключения Соглашения о стратегическом партнерстве между Афганистаном и США (Enduring Strategic Partnership Agreement between the Islamic Republic of Afghanistan and the United States of America). Напомним, что Соглашение касается взаимоотношений между двумя государствами после завершения операции и вывода войск в 2014 году и передачи всей полноты власти над Афганистаном в руки афганского правительства. В результате стороны договорились о том, что США будут оказывать помощь Афганистану в течение 10 лет после вывода войск.

Очевидно, что все участники переговоров ведут двойную политику, пытаясь согласовать позиции, договориться между собой, добиться договоренностей с Талибаном и, в конечном счете, выиграть больше, чем подписи под двусторонним соглашением.

Хамиду Карзаю сейчас непросто вдвойне, и он фактически пытается усидеть на двух стульях. Брат нынешнего президента Абдул Каюм Карзай снялся с участия в президентской гонке. По разным данным Хамид Карзай изначально не поддерживал решение старшего брата баллотироваться в президенты, и именно он заставил Каюма отказаться от участия в выборах, несмотря на поддержку этой кандидатуры делегатами «Кандагарской джирги». По мнению некоторых афганских аналитиков, это было сделано для того, чтобы увеличить шансы на победу бывшего министра иностранных дел пуштуна Залмай Расула. Вероятно, что снятие кандидатуры Каюма Карзая с предвыборной гонки – это некий сигнал мировому сообществу о том, что семья Карзая освобождает ключевые посты во власти, и с окончательным уходом американских военных власть окажется в руках законно избранного, не подвластного никакому иностранному влиянию президента. Возможно, отчасти затягивание Хамидом Карзаем подписания двустороннего соглашения с США продиктовано стремлением продемонстрировать афганскому народу и всему мировому сообществу, что повышенные меры безопасности накануне и во время выборов были бы необходимы в том случае, если бы в предвыборной борьбе участвовал его близкий родственник.

Следует напомнить, что Барак Обама уже пригрозил Карзаю полным выводом войск и отсутствием поддержки афганских сил в обеспечении безопасности во время выборов, если соглашение не будет подписано в кратчайшие сроки. Правда, на крайние меры США не пойдут, несмотря даже на срыв сроков подписания двустороннего соглашения.

По всей вероятности другая причина откладывания Хамидом Карзаем соглашения с США в долгий ящик, или хотя бы до окончания предвыборной кампании – это попытка добиться от американцев освобождения из-под стражи некоторых лиц, которые, по мнению американских властей, представляют угрозу безопасности, но, по мнению Карзая, удержание которых в заключении не обосновано. В данной ситуации Хамид Карзай пытается угодить талибам и добиться от них определенных преференций для себя. Переговорами об освобождении заключенных Хамид Карзай пытается добиться спокойного проведения предвыборной кампании. А это может быть обеспечено не столько благодаря повышенным мерам безопасности со стороны американского контингента, сколько посредством достижения договоренностей с талибами.

Хамид Карзай очень опасается также и того, что, если ему не удастся добиться от талибов хоть каких-то гарантий безопасности для себя и своих родственников, то он и его близкие могут стать первыми в ряду тех, кого начнут карать талибы за сотрудничество с американцами, восстановив свои позиции во власти.

США, в свою очередь, ведут негласные переговоры с талибами, добиваясь их согласия на сохранение военных баз и после завершения операции. Для американцев вопрос сохранения баз – один из ключевых, т.к. в данном контексте Афганистан для США – это узловая точка, которая позволяет американцам, находясь в непосредственной близости от ближневосточного и среднеазиатского регионов, не затрагивать болевые для России вопросы по размещению своих баз на территории СНГ, а сохранять свое влияние и контроль в вышеуказанных районах с территории Афганистана.

Кроме того, США пытаются согласовать с талибами мирное проведение предвыборной кампании. И хотя в августе 2013 года от духовного лидера талибов муллы Омара прозвучало официальное заявление о том, что Талибан не собирается участвовать в предстоящих выборах, т. к. считает их «спектаклем», срежиссированным в Вашингтоне, отрицать отсутствие амбиций у Талибана рано или поздно вернуться к власти не приходится. Это подтверждается тем, что 17 марта 2014 года, меньше чем за три недели до главного события следующего четырехлетия, талибы пообещали сорвать предстоящие выборы и предупредили о готовящихся нападениях на избирательные участки, об атаках голосующих и сил безопасности, а также призвали афганское население бойкотировать выборы, которые представляют собой «сговор американцев».

Между тем, по разным оценкам наиболее велики шансы на победу у трех кандидатов: Абдуллы Абдуллы, Залмая Расула и Ашрафа Гани Ахмадзая. Двое из вышеупомянутых кандидатов, Ашраф Гани и Абдулла Абдулла, уже боролись за президентское кресло в 2009 году. Тогда Абдулла Абдулла пришел вторым и получил 30% голосов избирателей против 49%, отданных за действующего президента Афганистана. Абдулла Абдулла официально поддержал подписание соглашения с США. Это важно с той точки зрения, что после выборов диалог о подписании соглашения будет вести уже не Хамид Карзай, а администрация нового президента. От того, как будет настроен избранный президент, будет зависеть дальнейшее развитие ситуации в Афганистане.

Возможно, что в данной ситуации США будет выгодна победа того кандидата, который подпишет соглашение. Если Карзаю удастся заверить США в том, что соглашение будет подписано новым избранным президентом в любом случае, то США могут оказать поддержку Залмай Расулу, который стал фаворитом после того, как брат Хамида Карзая снялся с президентской гонки, а также помочь афганским силам обеспечить безопасность непосредственно во время выборов. В случае если такая договоренность будет достигнута, то Карзаю будет проще, опираясь на поддержанного им же кандидата, обеспечить себе и своей семье относительно безопасное существование после того, как его полномочия в качестве президента закончатся.

Вопрос о безопасности во время и после выборов встает так часто потому, что сегодня уже очевидно — возврат талибов к власти в том или ином виде является лишь вопросом времени. Неясным остается: с кем же так долго боролись американские войска в Афганистане, если вчерашние враги превратились в союзников по диалогу, с которыми, правда, никак не удается договориться; на что были потрачены более 700 млрд. долларов США, если талибы не только не были уничтожены, но и превратились в партизанские отряды, а в 2006 году провозгласили независимое от Пакистана Исламское Государство Вазиристан на границе двух государств; почему войскам НАТО и военным США не только не удалось справиться с наркопотоком, идущим с территории Афганистана, но он увеличился в несколько раз и превратился в масштабную проблему не только для стран Центральной Азии, но и для России и стран Западной Европы; и, наконец, каким будет Афганистан после тринадцатилетнего периода войны, когда успело вырасти поколение людей, не видевших ничего, кроме военного положения.

Темой разговора номер один в узком кругу вашингтонских наблюдателей за Центральной Азией – и в более обширном кругу центральноазиатских наблюдателей за Вашингтоном – значится вопрос о переменах, которые претерпит политика США в регионе после вывода американских вооруженных сил из Афганистана. На протяжении последнего десятилетия политика США в Центральной Азии настолько была подчинена войне в Афганистане, что теперь уже сложно представить, каковы могут быть американские интересы в регионе в отсутствие этого фактора. Пара дискуссий, состоявшихся в Вашингтоне, дают представление как о публичных, так и о закулисных разговорах, которые ведутся на эту тему – и подчеркивают огромный разрыв между тем, что США заявляют официально о своей будущей политике в отношении Центральной Азии, и тем, что они реально думают об этом.

На одном из обсуждений, а именно в аналитическом центре New America Foundation, выступила недавно назначенная на должность заместитель помощника госсекретаря по вопросам Южной и Центральной Азии Фатема Сумар (Fatema Sumar) по вопросу «Региональные связи в Южной и Центральной Азии». Как и следует из названия, доклад был целиком посвящен американской инициативе под названием «Новый Шелковый путь». Эта программа уже достаточно подвергалась критике в данном блоге и не только, так что бить лежачего нет никакой необходимости. (Правда, недавно в издании «Дипломат» была опубликована еще одна негативная статья Юджина Имаса (Eugene Imas) «Новый Шелковый путь – дорога в никуда»). Однако одну часть выступления Сумар стоит выделить особо:

«Анализируя программу Нового Шелкового пути, впечатляют произошедшие за последние несколько лет немалые перемены. Изначально это был проект, выдвинутый Соединенными Штатами. Меня лично поражает то…, как к этому видению пришел сам регион и теперь во многих отношениях сам продвигает эту программу в сотрудничестве с международным сообществом, которое на правах партнера помогает формировать, структурировать и финансировать эту деятельность».

В качестве доказательства этой направляющей работы региона она привела инициативу Азиатского банка развития под названием Программа центральноазиатского регионального экономического сотрудничества и Стамбульский процесс (формально направляемый Афганистаном, но с активной закулисной деятельностью со стороны Вашингтона). Однако интерес здесь представляет сдвиг, произошедший в риторике Госдепа в отношении Нового Шелкового пути: если раньше официальные представители США говорили больше о нефинансовых вложениях и работе над «программным обеспечением» (например, облегчением пограничных переходов), чем о «техническом обеспечении» (например, дорогах и других объектах инфраструктуры), то теперь они пытаются делать упор на конкретных достижениях инициативы Нового Шелкового пути. Если внимательно посмотреть на соответствующие характеристики США, то они звучат довольно обтекаемо: нормой являются такие выражения, как «США поддерживают» и «США плотно работают с». И все же США, похоже, приняли близко к сердцу широкую критику в адрес объявленного курса, что тот фактически является лишь видимостью, и пытаются как-то исправить ситуацию (правда, пока без особого успеха).

Второе мероприятие было совсем иного рода: Комитет по американской внешней политике (National Committee on American Foreign Policy) собрал вместе экспертов и экс-стратегов из США и государств Центральной Азии. Имена участников заседания не оглашались, но если читать между строк распространенного организацией отчета, то, похоже, это были эксперты из близких к правительству кругов вроде бывших послов. Отчет о заседании представляет собой занимательное чтиво. Участников заседания явно беспокоил вопрос об уходе США из Центральной Азии в связи со свертыванием военных действий в Афганистане:

«Имеется растущая озабоченность, что в свете принятого США стратегического решения о выводе войск из Афганистана интересы США и внешняя политика в отношении региона рискуют оказаться в положении сидящего между двумя стульями в результате сочетания таких факторов, как сдвиг приоритетов, сокращение ресурсов и центральноазиатская «усталость»»…

Но почему США должны быть заинтересованы в Центральной Азии в отсутствие фактора Афганистана? Ответ удивителен: «Нынешняя реальность, состоящая в отношении к Центральной Азии как к району второстепенного значения для США, является близорукой, учитывая что и Россия, и Китай (государства первостепенного значения для США) рассматривают данный регион как регион первоочередного для себя значения». (И даже еще удивительнее: то был постулат, принятый как факт, еще до начала обсуждения). И главная рекомендация соответствующая: «Политикам и стратегам США следует сосредоточиться на значении Центральной Азии для России, растущем значении этого региона для Китая и, следовательно, значения его для американских интересов». Это напоминает старый вопрос матери своему отпрыску: «А если другие дети в школе стали бы прыгать с моста, ты бы тоже прыгнул(а)?»

Но участники все же очертили некоторые из фундаментальных проблем:

«Сформировалось ощущение, что Вашингтон в целом слишком полагается на военные методы, которые, несмотря на успехи вооруженных сил США, не могут заменить собой долгосрочные дипломатические решения. Были подняты вопросы об основополагающих принципах процесса принятия Вашингтоном решений по делам Афганистана и Центральной Азии, в частности, адекватности фактической информации о ситуации на местах, о чем вряд ли можно судить со стороны. Упоминалось о возможных проблемах, связанных с лингвистической подготовкой, знакомством с регионом, знанием местной культуры, обычаев и истории. Обсуждался и тот факт, что наши интересы в регионе чрезмерно, судя по всему, нацелены на удовлетворение собственных потребностей (энергоресурсы и сырье, буферная зона). Не возлагая ни на кого вину за стратегические ошибки, участники упоминали об ошибках США, особенно в манере продвижения Соединенными Штатами демократии западного образца на территории с иными социально-культурными и политическими традициями. Это являло собой отражение распространенного среди центральноазиатских режимов представления, что продвижение США принципа уважения прав человека может подорвать обстановку общественно-политической стабильности и безопасности в данных конкретных странах и в конечном итоге нацелено на смену режима».

Перефразируя этот последний пункт, можно сказать, что продвижение демократии и прав человека, сопровождаемое попытками заручиться сотрудничеством со стороны авторитарных правительств, неизбежно должно потерпеть крах будь то в условиях иных «социально-культурных и политических традиций» или нет. Мало кто из наблюдателей за американской политикой в Центральной Азии станет оспаривать эту мысль.

В целом, состоявшееся обсуждение интересно своим откровенно геополитическим характером. До 11 сентября США не принимали активного участия в делах этого региона, а курс и цели США в регионе имели долгосрочный геополитический характер, о чем свидетельствуют трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан и борьба с российской монополией на каспийские энергоресурсы. Участвовавшие в дискуссии эксперты, похоже, выступали за возврат к той политике – только теперь с добавлением Китая в качестве оппонента.

Так или иначе, что же такое этот Новый Шелковый путь? Торговля и транзит? Экономические связи? Эксперты едва касались этого вопроса – если только в контексте активных экономических инвестиций Китая в Центральную Азию. В риторику о Новом Шелковом пути они тоже явно не поверили.

24.12.2013 Джошуа Кучера

Источник — russian.eurasianet.org Постоянный адрес статьи — http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1387870800

В Афганистане скоро начнется регистрация кандидатов для участия в президентских выборах 2014 года. Формирование политических альянсов показывает, что этническое разделение все еще остается сильным.

Пока кандидаты готовятся к регистрации, границы арены на ключевых президентских выборах 2014 года в Афганистане уже начинают проявляться. Появление двух политических лагерей, имеющих потенциал повлиять на выборы, предвещает кампанию, наполненную этническим и родовым соперничеством, несмотря на то что представители каждой стороны говорят о сокращении этих различий.

ТРИ БЛОКА

5 сентября был сформирован Форум национального понимания — альянс в составе около 10 политических партий, которые обещают собрать вместе известных технократов и бывших боевиков, большей частью из крупнейшей этнической группы страны — пуштунов.

29 августа презентован Избирательный альянс Афганистана, который описывает себя как «великую коалицию», состоящую из около десятка политических групп, имеющих шаткие отношения с политическими силами пуштунов. Этот альянс состоит преимущественно из лидеров таджиков, хазарейцев и узбеков, составляющих меньшинство. В большой степени этот блок основан на бывшей коалиции Северный альянс, которая поддержала вторжение под руководством США, приведшее к свержению режима «Талибан» в 2001 году.

Участники Альянса восточных жителей Афганистана. 8 сентября 2013 года.xУчастники Альянса восточных жителей Афганистана. 8 сентября 2013 года.
Третий политический альянс имеет более региональный характер. Альянс восточных жителей Афганистана, состоящий из законодателей и старейшин из Восточного Афганистана, сформировался 8 сентября.

Две коалиции, имеющие больше всего шансов повлиять на выборы — Форум национального понимания и Избирательный альянс Афганистана, — обещают отложить в сторону персоналии, этническую политику и ввести новую культуру консенсуса. Однако пока ни один из них не смог объединиться вокруг одного кандидата даже внутри собственного альянса.

Президентские выборы 5 апреля считаются весьма важными для стабильности и безопасности Афганистана, особенно учитывая то, что к концу 2014 года ожидается вывод большей части иностранных войск. Желающие выдвинуться на должность президента должны зарегистрироваться в качестве кандидата с 16 сентября по 6 октября, официально кампания начнется в декабре.

АЛЬЯНСЫ ПО ЭТНИЧЕСКОМУ ПРИЗНАКУ

Директор расположенного в Кабуле Центра стратегических исследований Валиулла Рахмани говорит, что создание этих двух коалиций показало поляризацию афганской политики по этническому признаку.

— Альянсы на президентских выборах 2014 года большей частью характеризуются этническим мотивом. Политика, основанная на этносах, является доминирующей в Афганистане за последние 12 лет, и я уверен, что на выборах 2014 года этнические блоки будут играть основную и важную роль, — говорит Валиулла Рахмани.

Форум национального понимания возглавляет депутат от Восточного Афганистана Пир Сайед Исхак Гайлани. Он пуштун, сын бывшего лидера моджахедов. Эта группа еще не полностью обнародовала свой состав и
Политика, основанная на этносах, является доминирующей в Афганистане за последние 12 лет…пытается вовлечь больше влиятельных пуштунов, таких как Кайюм Карзай — брат уходящего президента Хамида Карзая, Али Ахмад Джалали — бывший министр внутренних дел, Залмай Халилзад — бывший посол США в Афганистане и Ираке, а также бывший министр финансов Ашраф Гани Ахмадзай.

Среди ключевых фигур в Избирательном альянсе Афганистана кандидат на выборах 2009 года Абдулла Абдулла, Ахмад Зиа Масуд — бывший вице-президент и брат легендарного таджикского командира Ахмад Шаха Масуда, генерал Абдула Рашид Достум — бывший лидер военнизированного формирования этнических узбеков, Атта Мохаммад Нур — влиятельный губернатор провинции Балх, а также влиятельный лидер хазарейцев Мохаммад Мохакек.

Избирательный альянс Афганистана изначально пытался привлечь на свою сторону влиятельных пуштунов — в том числе и тех, кого сейчас привлекает Форум национального понимания, — но не смог найти общего языка.

ПУШТУНЫ У ВЛАСТИ

Одним из ключевых различий в части управления между этими двумя крупными альянсами является распределение власти. Многие члены Избирательного альянса Афганистана выступают за децентрализованное правительство и за то,
Лидеры пуштунов слушают речь президента Афганистана Хамида Карзая. Иллюстративное фото.xЛидеры пуштунов слушают речь президента Афганистана Хамида Карзая. Иллюстративное фото.
чтобы больше власти было передано провинциям.

Лидеры пуштунов, занимающих доминирующее положение у власти в Кабуле, выступают категорически против этой идеи. Ахмад Зиа Масуд из Избирательного альянса Афганистана сказал, что не отказывается от надежды привлечь пуштунских лидеров со всей страны, чтобы повысить избирательные шансы альянса.

Валиулла Рахмани считает, что следующим президентом Афганистана станет пуштун. Пуштуны — этническая группа, традиционно управляющая страной.

— Основные игроки на месте будут стремиться к президенту-пуштуну и непуштуну в качестве вице-президентов и других ключевых игроков. Афганистан еще не готов принять то, что может появиться президент-непуштун, — говорит Валиулла Рахмани.

В подготовке материала участвовали Клэр Бигг и Анна Клевцова.

16.09.2013

Источник — Радио «Азаттык» Постоянный адрес статьи — http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1379395680

Новости-Азербайджан, Роман Темников. Эксклюзивное интервью АМИ «Новости-Азербайджан» с известным американским политологом Александром Муринсоном:

— Какова Ваша оценка произошедшего в Египте военного переворота?

— Свержение Мурси нельзя сводить чисто к военному перевороту. Дело в том, что, помимо армии, в Египте существуют различные политические силы, недовольные правительством «Братьев-мусульман».

В частности, молодежная партия «Тамаруд» («Восстание»), которая еще до переворота собрала 22 миллиона подписей с требованием ухода правительства Мурси. Эта партия объединяет в себе секулярную, либеральную молодежь, в основном с образованием. Они видят Египет более западной страной.

Также есть партия «Фавд» (Новая Партия Представителей). Это более центристская партия, представители которой были в парламенте даже при Мурси.

Помимо них есть копты – арабы-христиане, недовольные правительством Мурси, пытавшимся усилить в стране влияние шариата.

Что самое интересное, даже салафитская партия «Аль-Нур» оказалась в оппозиции к «Братьям-мусульманам», обвиняя их в непоследовательности, в частности, не считая настоящими мусульманами, а какими-то размытыми, с прозападным оттенком.

Но это может быть и политический расчет со стороны партии «Аль-Нур» — войти в альянс с армией и получить доступ к власти. Так как Мурси пытался снизить влияние в обществе не только армии, но и всех оппозиционных сил.

Но армия оказалась самым сильным общественным институтом в Египте, обладающим наибольшим влиянием на египетскую экономику – 40%, и попытки понизить роль армии привели к ее сопротивлению.

Кроме того, армия в Египте, как и в Турции, является оплотом секуляризма, и попытки исламизации Египта также привели к недовольству, особенно среди офицеров.

В этом смысле очень интересно объяснение причин свержения Мурси со стороны Аль-Барадеи. По его словам, Мурси не сделал никаких улучшений в социально-экономической жизни страны, что является ключевым для любой страны. Как он выразился – «Шариат на хлеб не намажешь».

Кстати, возможно из-за этих слов Барадеи не был избран в качестве кандидата на пост премьер-министра Египта после свержения Мурси.

— Насколько Западу было выгодно свержение правительства Мурси?

— Не думаю, что именно США его свергли. Дело в том, что президент США Барак Обама очень активно поддержал избрание Мурси.

А после переворота, США практически никак не среагировали на переворот, восприняв его нормально, ограничившись лишь стандартным заявлением о необходимости соблюдения прав человека в Египте. Также отреагировала и Великобритания.

То есть, Запад в целом занял выжидательную позицию, и здесь США не взяли на себя ведущую роль.

Силы же, все еще поддерживающие Мурси, в своих заявлениях надеются на прямую военную интервенцию извне, естественно, со стороны Запада, для свержения военного режима в Египте.

С другой стороны, Саудовская Аравия, Оман, ОАЭ не осудили военный переворот в Египте. Мало кто прогнозировал, что  когда пало правительство египетского президента Мохамеда Мурси, возглавляемое «Братьями-мусульманами», и по престижу напористой внешней политики Катара был нанесен большой удар.

— Какова реакция на происходящее со стороны соседнего Израиля?

— Израиль не был против правительства Мурси, тем более что Мурси зарекомендовал себя хорошим посредником в ходе недавних столкновений между Израилем и ХАМАС.

Для Израиля главное – стабильность в соседней стране. Израиль беспокоится только из-за возможности начала в Египте гражданской войны между различными соперничающими за власть политическими и религиозными группировками.

Есть вероятность того, что Египет скатится до уровня Сирии.

При этом сильнее всего от падения правительства Мурси проиграл Катар, который вложил 8 миллиардов долларов финансовой помощи в Египет и являлся главным среди стран Персидского залива сторонником правительства г-на Мурси, начав эту поддержку даже до того, как его правительство пришло к власти. Хамас тоже потерял спонсора в виде Мурси, и поэтому группировки ХАМАС в настоящее время начинают проникать в Египет со стороны Синайского полуострова, для нападения на египетские воинские части.

— Как могут события в Египте отразиться на регионе Ближнего Востока?

— По мере того, как в Египте накаляется эта опосредованная «холодная война», деньги ОАЭ и Саудовской Аравии ждут возможности помочь любой временной администрации, чтобы поддержать на плаву египетскую экономику.  «Катар ошибся в Ливии, затем в Сирии, и теперь миллиарды долларов могут пойти прахом в Египте», — говорит один экономист. «Эти деньги предназначались для покупки политического преимущества, но они поставили не на ту лошадь».

Здесь следует отметить, что резче всех на события в Египте отреагировала Турция. В частности, глава МИД Ахмет Давутоглу в Твиттере отметил, что нельзя простить массовое убийство людей в Египте во время молитвы.

Резкая реакция Турции ясна, так как переворот в Египте стал ударом по Турции, ведь в Египте именно военные стали ведущей силой акции по свержению исламского правительства страны.

В Турции  у власти также находятся исламисты, хоть и умеренные, и контролирующие армию. Простые члены правящей в Турции партии очень симпатизировали «Братьям-мусульманам» в Египте.

Тем более что поражение близкой по духу к АКП такой же умеренной исламской партии «Братья-мусульмане» создает прецедент того, что распространение умеренного ислама турецкого образца начинает пробуксовывать.

— Насколько устойчиво положение правящей партии в самой Турции после всех прошедших митингов протеста?

— Все эти митинги разрозненных либеральных и левых сил большого удара по позициям АКП не нанесли. Протестующие, в основном, представляли собой молодежь, безработных, убежденных кемалистов, анархистов, республиканцев, ассоциацию  адвокатов, курдскую партию БДП. Как видно, вся эта коалиция слишком разрозненна.

Тем не менее, протестные электорат, представляющий эти части турецкого народа, недовольного правлением Эрдогана, скажет свое слово на предстоящих в марте муниципальных выборах.

Однако перелома эти голоса внести не смогут, и победа на выборах все равно останется за ныне правящей партией, обладающей огромной поддержкой среди населения страны и хорошо структурированной системой на местах.

Более важным последствием данных протестных митингов для Эрдогана может стать то, что он не получит необходимого количества голосов на референдуме для внесения нужных ему изменений в Конституцию страны, расширяющих его полномочия и введение полупрезидентской системы власти.

На мой взгляд, Эрдоган не наберет нужного количества голосов. Тем более, что экономическая ситуация в Турции ухудшилась в связи с митингами – сократился приток инвестиций, падение курса лиры. Если этот процесс продолжится, то вслед за иностранными инвесторами и турецкие инвесторы начнут вывозить деньги из страны и перестанут поддерживать Эрдогана.

Ухудшение положения Эрдогана в самой Турции чревато тем, что он может покинуть свой пост, пока он еще популярен. Эрдоган не тот человек, который будет держаться за свой пост до тех пор, пока с ним уже никто не будет считаться и его авторитет упадет до нуля.

— Какова Ваша оценка нового президента Ирана?

— Про Рухани известно, что он лично участвовал в Исламской революции в Иране, принимал решение по атаке еврейского общественного центра в Аргентине, когда Хезболла устроила теракт, и погибло много людей.

С другой стороны, Рухани — довольно прагматичный человек, и более опытный политик, в отличие от Ахмадинеджата. Таким образом, на уровне риторики мы все видим смягчение внешнеполитического курса иранского режима.

Но при этом ядерная программа Ирана продолжает развиваться, также усиливается ВМС Ирана, в том числе на Каспии, продолжается поддержка режима Асада.

Для Запада Рухани выгоден, так как выступает с более  умеренной позиции, говорит то, что надо. Дело в том, что иранская дипломатия за многие века своего существования великолепно изучила все сильные и слабые стороны Запада, прекрасно знает, на какие больные места Запада надо давить, как надо разговаривать, чтобы понравится на Западе.

Поэтому, стоит только Ирану смягчить риторику, начать намекать, подмигивать Западу, как западная дипломатия уже на радостях готова организовать пирушку с дискотекой.

Что до Израиля, то ситуация и отношение Израиля к президенту Ирана никак не изменилось, там ждут реальных дел, а не слов.

— Является ли демонстрация военной мощи Ирана на Каспии только демонстрацией?

— Это не просто демонстрация. Дело в том, что Иран старается выстроить хорошие отношения не только с Россией, но и с Китаем – странами, находящимися в оппозиции к США, и пытающимися выстроить некий отдельный политический блок. При этом Иран надеется на роль младшего партнера этих двух стран.

Иран важен для них, так как не только сам обладает энергетическими ресурсами, но и имеет выход на Каспий и обладает определенным влиянием на приграничные с ним прикаспийские страны, также обладает большим влиянием в Ираке и Сирии.

Поэтому, несмотря на мягкие речи Рухани, за ним стоят большие силы, благодаря которым Иран оказывается на переднем крае противостояния с Западом.

Кстати, в этом противостоянии большая роль отводится Азербайджану.

Как следствие, на Азербайджан будет оказываться большое давление со стороны Ирана. Ведь не секрет, что военная демонстрация иранского ВМФ на Каспии направлена не против России, а против Азербайджана. Это слишком явный намек официальному Баку на необходимость отхода от чересчур прозападной ориентации: не быть западным плацдармом на Каспии, не оказывать большую помощь Западу и т.д.

 

Осуществляемый с начала июня проект строительства железнодорожного коридора Туркменистан — Афганистан — Таджикистан (ТАТ) имеет большое значение для стратегических, политических и экономических интересов всех стран — участников проекта, говорится в аналитическом материале института стратегического планирования при министерстве экономики Туркменистана.

В сообщении отмечается, что «в перспективе к проекту могут присоединиться также Китай, Иран и Кыргызстан».

Планируется, что уже к 2015 году новая магистраль ТАТ протяженностью 400 км должна вступить в строй. Причем, туркменскими железнодорожниками будет уложен также и афганский участок дороги.

«Будущая сеть железных дорог не только свяжет между собой страны региона, но и обеспечит им доступ к рынкам более отдаленных государств. Наличие таких путей позволит континентально замкнутым центральноазиатским странам в полной мере реализовать весь свой экономический потенциа», — сказано в информации.

Этот маршрут откроет новый коридор между Центральной Азией и мировыми рынками через морские порты на побережье Индийского океана.
Протяженность его вдвое меньше, чем через Россию к побережью Балтийского моря.

Туркменское ведомство обращает внимание и на то, что вместе с тем, Туркменистан, развивая свою транспортную систему и диверсифицируя ее, стоит перед серьезной конкуренцией со стороны соседних транзитных коридоров.

Перевозки транзитных грузов стали важным источником экспорта услуг, валютных поступлений в бюджет, создания дополнительных рабочих мест. Будущие перспективы во многом связаны с правильной адаптацией сети железных дорог и их служб к возможностям новых транзитных и экспортно-импортных грузопотоков. При этом особое значение приобретает создание транспортных коридоров, осуществляющих интермодальные перевозки.

Ускорение процессов глобализации и интеграции выдвигает качественно новые требования к Туркменистану, как сформировавшемуся транзитному государству.

В частности, требуется комплексная проработка вопросов развития транзита, обеспечивающего сквозной тариф, скорость доставки, сохранность грузов, информационную поддержку и отсутствие административных барьеров со стороны пограничных и таможенных служб.

Атамурат-Имамназар (туркменский участок проекта ТАТ) станет седьмым по счету железнодорожным соединением Туркменистана с соседними странами. По завершении строительства линии Север-Юг до границы с Ираном, это будет восьмой железнодорожный переезд Туркменистана в соседние страны (два переезда на границе с Ираном, один — на границе с Казахстаном, два — с Афганистаном и три — с Узбекистаном).

«Такое распространение соединений означает, что наша страна всячески стремится расширить возможности железнодорожного транзита в регионе. Отсутствие задержки в перевозке грузов позволяет снизить затраты потребителей, а это непосредственно несет в себе будущие экономические выгоды для всех»,- пишут туркменские эксперты.

Менее чем за два года, когда будут введены в эксплуатацию железнодорожные линии Север-Юг (в реализации которого участвуют Туркменистан, Иран и Казахстан) и ТАТ, глобальная картина движения грузов резко изменится, затронув постоянные торговые потоки. На пике своего развития эти две железнодорожные линии позволят транспортировать в возвратно-поступательных направлениях около 25 миллионов тонн грузов в год через Евразийский континент из Китая до центра Европы, из Афганистана в Россию и далее.

В материале туркменского института говорится, что страны Южной Азии могут сократить на восемь дней время транспортировки, а стоимость контейнеров на 500 долл. США, если Пакистан и Индия оптимизируют свои системы, с тем чтобы извлечь выгоду из растущей сети железных дорог Центральной Азии.

trend.az

В интервью Новости-Азербайджан директор Центра политических инноваций и технологий Мубариз Ахмедоглу прокомментировал последние тренды в развитии российско-азербайджанских отношений. По мнению политолога, российско-азербайджанские отношения находятся на специфическом этапе успешного развития.

— Каковы же основные элементы этого «специфического этапа», о котором вы говорите?

— Несмотря на устойчивое развитие российско-азербайджанских отношений, в то же время считать их полностью сформированными в современных реалиях преждевременно. Более того, успешность двусторонних отношений между Москвой и Баку формирует и риски вследствие оказываемого на стороны специфического давления, как на внутреннем уровне, так и извне.

Так, создаются определенные проблемы для конструктивного анализа российско-азербайджанских отношений, как в России, так и в Азербайджане. То есть, вследствие стремительного улучшения российско-азербайджанских отношений элиты обеих стран демонстрируют неготовность осмыслить эти самые изменения в прагматичном ключе.

Более того, важно учитывать возможные действия ряда стран, не заинтересованных в улучшении российско-азербайджанских отношений. Здесь речь идет не о Турции, и не о Западе, которые считают в некотором роде традиционным присутствие российских интересов в Азербайджане, и, соответственно, не будут принимать радикальных мер для противодействия таковым. Но на этом фоне Иран активизировал процесс вытеснения российских интересов из Азербайджана.

— В чем непосредственно проявляется деструктивная роль Ирана в плане влияния на российско-азербайджанские отношения?

— В сложный период российско-азербайджанских отношений Тегеран создал определенные возможности для мобилизации ряда сил в Иране, нацеленных на конкретные задачи. В результате на данном этапе Иран практически готов к вытеснению России не только из Азербайджана, но и в целом с Южного Кавказа. Иран также имеет определенное влияние на Северном Кавказе, но выявить антироссийский характер деятельности ИРИ достаточно сложно по ряду причин: во-первых, Иран и Россию принято считать союзниками. Во-вторых, финансируемые Тегераном армянские эксперты целенаправленно работают на прикрытие антироссийской политики Ирана.

Как известно, Армения весьма заинтересована в том, чтобы представить российско-азербайджанские отношения во враждебном ракурсе. Тогда как в Азербайджане, принимая во внимание присущее нашему обществу толерантное отношение к Ирану, способствуют формированию образа союзников в лице ИРИ и РФ.

Армяно-иранские отношения активно развивались в период президентства Махмуда Ахмадинежата: были проложены ирано-армянский газопровод, альтернативная автомобильная дорога, высоковольтная электрическая линия, начато строительство Мегринской ГЭС. Полностью готовы проекты ирано-армянской железной дороги и трубопровода для прокачки нефтяных продуктов между двумя странами.

Ни с одной мусульманской страной Иран не реализовывал так много проектов. Официальный Тегеран постоянно рассуждает о проблемах Палестины, но оказывает этому народу помощь в 10-15 раз меньше, чем оценивается ирано-армянское сотрудничество. Конечно, главной целью ирано-армянского сотрудничества является антиазербайджанский вектор. Но за этим скрываются и антироссийские действия, как Ирана, так и Армении.

— Но, не взирая на то, что российско-азербайджанские отношения все же поступательно развиваются в столь сложных условиях, значит, это развитие имеет особую значимость, как для России, так и Азербайджана?

— Говоря о больших дивидендах и «прибыльности», которые могут сопровождать двусторонний характер российско-азербайджанских отношений, мы имеем в виду не только экономику, но также геополитические интересы сторон и развитие стратегических инициатив. Россия за последнее время добилась впечатляющих успехов в мировой политике. Экономические достижения РФ подтверждены и на уровне «Большой Восьмерки». Не менее важно также, что «Большая Восьмерка» подтвердила успешную политику России в сирийском вопросе. Можно только приветствовать тот факт, что сирийская политика России не изменилась под давлением Запада, и непосредственно США. Даже Турция, самый влиятельный союзник Запада в сирийском вопросе, была вынуждена, исходя из российских интересов, трансформировать свою политику на этом направлении. В этой ситуации важно признать, что Ближневосточный регион превращается в географию российского успеха в мировой политике. И для дальнейшего развития и закрепления результатов столь успешной политики России в регионе Ближнего Востока у РФ есть все необходимые ресурсы — геополитические, военные, политические, экономические.

Но здесь важно не останавливаться на достигнутом, поэтому России, во-первых, предстоит этот успех защитить от возможных угроз, а во-вторых, необходимо выработать стратегию на поддержание взятого курса и обеспечить долгосрочный характер его развития.

— А какие дивиденды могут извлечь Москва и Баку, наращивая позитивный фон двусторонних отношений?

— Поддержка, оказываемая Москвой официальному Баку, в реализации его независимой политики и усилении позиций Азербайджана, делает весьма привлекательной политику РФ на Ближнем Востоке. Более того, это может способствовать существенному усилению позиций РФ в данном регионе.

В восприятии российских политиков Азербайджан, как государство, по значимости примерно приравнивается к Армении. Учитывая конфессиональный фактор, в восприятии россиян армяне представляются им более близким обществом. Но в российских политических кругах допускают ошибку, не рассматривая Азербайджан как государство 52-миллионного народа. По крайней мере, не имеют об этом достаточного представления. Но сегодня Азербайджан в регионе Южного Кавказа выделяется не только экономической мощью, но и формируется как государство, привлекшее к себе потенциал всех азербайджанцев мира, ставшее координатором этой силы. Фактически, в этом регионе азербайджанцы по численности уступают только русским. Поэтому первая и вторая по численности нации региона могут, объединив усилия, достичь значительных успехов. Но для этого на данном этапе необходима российская поддержка дальнейшему укреплению азербайджанской независимости и государственности.

Россия в настоящее время не рассматривает в своей актуальной повестке вопрос привлечения Азербайджана к интеграционным проектам РФ в СНГ. В Азербайджане, безусловно, весьма позитивно оценивают позицию России в этом вопросе. Вместе с тем, Азербайджан и Россия могут совместно создать свой интеграционный проект. По нашему мнению, лучшей моделью в этом ключе является Совет Экономической Взаимопомощи. Но в преддверие реализации этого проекта целесообразно подписание Договора о дружбе, братстве и стратегическом сотрудничестве российского и азербайджанского народов в XXI веке.

В текущем периоде Баку необходима чувствительность России к проблемам Азербайджана. Решение нагорно-карабахской проблемы является самой важной задачей. И мы не скрываем, что Азербайджан нуждается в поддержке со стороны России в этом вопросе.

Азербайджан в ближайшем будущем нацелен на решение этого конфликта, даже опираясь на собственные возможности. Но вопрос в том, какое государство или группа стран получат возможность оказать поддержку в этом Азербайджану, ибо ответная цена будет высока.

Поскольку в Армении присутствует военная база России, участие РФ в карабахском урегулировании имеет стратегическое значение, создающее удобные возможности для сохранения региональной стабильности. Здесь вывод один: союзнические отношения России и Азербайджана в карабахском вопросе означают нахождение решения всех концептуальных вызовов в области безопасности и стабильности в регионе Южного Кавказа.

И если начало нагорно-карабахского конфликта являлось признаком развала СССР, то разрешение этого конфликта станет признаком усиления России.

С точки зрения концептуальной безопасности, другим шагом, который может сделать Россия в сторону Азербайджана, может быть создание географического единства между эксклавным Нахчываном и остальной частью Азербайджана. В 1921 году Зангезур был передан Армении – это было своего рода демонстрацией отсутствия доверия Азербайджану, так как Сталин и тогдашнее руководство СССР рассматривали Азербайджанскую советскую республику в качестве независимого государства.

По мнению некоторых российских экспертов, объединение Нахчывана с остальной частью Азербайджана является фактическим объединением Азербайджана с Турцией. Но это в корне неверно, так как Азербайджан – независимое государство, таковым и останется. Это касается также наших отношений с Турцией. Но непосредственная связь с Нахчываном усиливает возможности Азербайджана в плане противостояния внешним угрозам. Эта связь важна для Азербайджана преимущественно в данном контексте.

— Как в этой связи вы прокомментируете российско-армянские отношения, учитывая, что Ереван все более настойчиво дрейфует в направлении Запада, не взирая на ту поддержку, которую Москва в течение длительного времени оказывала этой стране?

— Действительно, возможна армянская угроза Ближневосточной политике России, армяне в таких делах традиционно преуспевают. Так, немаловажно напомнить, что армяне, ставшие инструментом в руках Запада, сыграли решающую роль в развале СССР. Примечательно, что и в Сирии, где достаточно сильно армянское лобби, они ни разу не поддержали политику России. Напротив, во время визита российского патриарха Кирилла на Ближний Восток армянская община была единственной среди христианских общин, проигнорировавшая призыв главы РПЦ поддержать Башара Асада.

В этом контексте нелишне вспомнить, что именно армяне тесно сотрудничали с чеченцами в деле развала СССР. Сейчас же, как представляется, для продолжения сирийских процессов на Северном Кавказе армяне предложат Западу свое сотрудничество, опираясь на возможную поддержку лезгин. В любой момент можно ожидать, что Запад, проигравший России в Сирии, использует этот фактор для осложнения ситуации на Северном Кавказе.

Удивительно, что, занимаясь развалом СССР и антироссийской деятельностью, армяне смогли заручиться поддержкой элиты России и инкорпорироваться в ключевые сферы государственного управления, политики, медиа этой страны, что рано или поздно негативным образом отразится на интересах самой России, учитывая ментальность армянской этнокорпорации.

Азербайджан же, всячески стремясь к самым конструктивным отношениям с Россией, до сих пор не может довести этот аргумент до российской элиты. Кстати, неплохо бы и ведущим азербайджанцам России сосредоточить на этом внимание…

Что же касается российско-армянского формата, то президент Армении Серж Саргсян и сам признался в участии армян в развале СССР в интервью, данном им газете «Московские новости» (16 05 2011, . Развал СССР пришелся на период самого могущественного армянского лобби в США, и это не случайно. В то время в США действовали 4-5 сенаторов, 2-3 губернатора и 1-2 президентских советника армянского происхождения, определявших политику США в отношении СССР. Именно поэтому проблемная для СССР национальная тема началась с армян и с Нагорного Карабаха. Интервью экономического советника армянского происхождения А.Аганбекяна — советника президента М.Горбачева французской газете “Humanite”, стало первым признаком процесса отрыва Нагорного Карабаха от Азербайджана и присоединения его к Армении. В 1989 году Конгресс США принял 2 резолюции в пользу армян. По требованию супруги – армянки Боннер-Алиханян, академик Сахаров, находясь в Баку, потребовал от Азербайджана отдать Нагорный Карабах Армении. 17 марта 1991 года в референдуме, посвященном вопросу сохранения СССР, Армянская ССР не участвовала, Азербайджан же сказал «да» сохранению Союза. Конгрессмены США, члены их семей и группы сотрудников в составе делегации 5-6 раз в тот период посещали Нагорный Карабах. И в 1992 году, по заказу американских армян, в США была принята антиазербайджанская 907-я поправка «К акту поддержки свободы».

Первые нападения на советскую армию также были организованы в Армении. Первой страной, изгнавшей военную базу СССР, была Армения. В независимой Армении не раз организовывались нападки на экономические интересы России.

Армения, выставляющая себя «стратегическим партнером» России, готова в любое время перейти под крыло Турции. Но именно политика Азербайджана противодействует этому. И в то время, как Армения разрушила железную дорогу в направлении России, дорога в турецком направлении ими охраняется как зеница ока.

При этом, называя себя «стратегическим партнером» России, Армения по степени нападок на русский язык обошла даже прибалтийские страны

А тема российских военных баз в Армении активно используется официальным Ереваном с целью обмана общественно-политических кругов России. На самом деле, действующая в Армении российская военная база не имеет для России никакого практического значения. Но армяне, используя факт наличия этой базы, угрожают от имени РФ Грузии, Турции и Азербайджану, тем самым осложняя отношения РФ с этими странами. И в итоге эти страны выражают свое недовольство не Армении, а России.

Армения в реалиях – не союзник России, хотя и пытается демонстрировать свой пророссийский характер. Но в Ереване понимают, что самую большую прибыль Армения может получить, предав интересы России. В то же время, понимая рискованность этой политики, армяне все более сближаются с определенными кругами России, чтобы обезопасить свои дальнейшие ходы.

Сейчас Армения нацелена на вступление в ЕС – и в этом суть стратегического сближения Армении с Россией. Сегодня, не будь последователей Сахарова – проармянских российских экспертов, Армения действительно была бы стратегическим союзником России.

— В Баку неоднозначно реагируют на действия ряда азербайджанских организаций в РФ…

— Вызывает сожаление, что даже некоторые известные деятели неправильно воспринимают происходящее в азербайджано-российских отношениях. Конечно, проблемы в отношениях между официальным Баку и Москвой специфичны. Но восприятие российско-азербайджанских отношений в высших политических кругах России отличается от того, как оценивают или влияют на эти отношения на среднем и низовом уровне российского чиновничества.

К примеру, если оказывается давление на российских азербайджанцев, это никак не связано с деятельностью правительства Азербайджана. Тогда как некоторые среднего уровня российские чиновники пытаются оказывать давление на Азербайджан, исходя из различных интересов и политических причин.

К сожалению, в последнее время такого рода проявления участились. В частности, попытки такого опытного политического деятеля, как Аббас Аббасов, обвинить официальный Баку в ухудшении отношений между Азербайджаном и РФ, совершенно непонятны. Он то, по крайней мере, должен прекрасно понимать, насколько важны для официального Баку отношения с Россией, и как чувствительны. Если в отношении имущества или экономической деятельности Аббасова, или его близких, или других азербайджанцев в России, оказывается давление, зачем при этом обвинять официальный Баку, не лучше ли обратиться к нему за помощью?

Российское чиновничество среднего уровня хорошо знакомо с психологией кавказских бизнесменов. Они знают, что, взяв у кавказцев взятку, они вызывают у них доверие, равноценное тому, как дать им документ с печатью. Используя этот метод, такого рода чиновники привели к банкротству множество кавказцев, азербайджанцев. Ряд чиновников среднего уровня привели и Союна Садыгова, и руководимую им группу бизнесменов, на ошибочный путь, вот сейчас и Аббасов оказался в той же ситуации. Но вначале Аббас Аббасов должен был изучить определенные правила, которых придерживаются некоторые российские чиновники среднего звена. Более того, Аббас Аббасов, учитывая его политический вес и авторитет в странах СНГ, мог бы и сам направить процесс развития азербайджанской диаспоры в РФ в более созидательное русло и во благо двусторонним отношениям.

Что же касается политической психологии официального Баку, то здесь ничего не изменилось с тех пор, когда Аббас Аббасов был еще в Баку. И вот с этой точки зрения его заявление — «Я не буду президентом!» создает совершенно противоположный эффект.

Накануне президентских выборов в Азербайджане вызывающая жесткую критику официального Баку оппозиционная группа под названием Национальный Совет представляет себя организацией, поддерживаемой официальной Москвой. Кто-то должен прояснить близость НС к России? Почему-то мы не услышали мнение по этому вопросу аксаккала Аббаса Аббасова.

Есть еще один важный момент, которому следует уделить внимание – это то, что некоторые живущие в России азербайджанцы попали под влияние Ирана.

В РФ должны понимать, что основным источником антироссийских настроений в Азербайджане является Иран. Независимо от того, проправительственные это источники, или оппозиционные, иранцы вкладывают в группу азербайджанских СМИ гигантские средства. Главной их целью является внести раскол в отношения между Азербайджаном и Россией, способствовать вытеснению России из этого региона, так как Тегеран считает Кавказ и Центральную Азию своей исторической вотчиной, и в отношениях с Азербайджаном этот вопрос поднимался многократно. Да и россиянам нелишне вспомнить историю российско-персидских войн.

Возвращаясь же к нашей теме, напомню, что Иран смог воздействовать на живущих в Москве азербайджанцев, особенно выходцев из южной зоны, с тем, чтобы заставить их выступить непосредственно против президента РФ Владимира Путина. В настоящее время эта группа азербайджанцев действует не в интересах России, и не в интересах Путина, скорее наоборот. Странно, что, замалчивая эту тревожную ситуацию, Аббасов обвиняет официальный Баку в антироссийских настроениях.

Приезд группы российских азербайджанцев из окружения Аббасова в Баку, и их встреча с послом России, вольно или невольно воспринимается здесь как показатель оказания давления на них со стороны российского правительства. Пора называть вещи своими именами, и именно следуя этому правилу, Азербайджан достиг нормализации отношений с Россией во многих областях.

Прекращение давления со стороны российских чиновников среднего уровня на живущих в РФ азербайджанцев будет способствовать полной доверительности в отношениях между двумя странами, к которой мы стремимся. В Баку сразу поймут, когда Москва должным образом отреагирует на этот сигнал.