О «черкесском мире», волнующих его проблемах, а также перспективах отрыва Кавказа от России рассказывает кандидат философских наук Азамат Джендубаев.
— Уважаемый Азамат Романович, уместно ли говорить о едином «черкесском мире», общечеркесском культурном поле, или черкесы не представляют собой цельной общественно-культурной общности? Что представляет собой этот мир, если он существует? Каковы основные черты национального самосознания?
— Свой ответ я хотел бы начать с того, что все высказываемые в этом интервью мысли и соображения являются лишь моей личной точкой зрения как ученого, не более того. С Вашего согласия, я постараюсь также избегать употребления этнологических терминов, многие из которых требуют сегодня переосмысления с учетом развития наук о народах.
У меня нет сомнений в том, что есть такая реальность, имя которой «Черкесский мир». Он аналогичен понятию «Русский мир» и миры других народов. Для меня и моих единомышленников «черкесский мир» – это своего рода надтерриториальный «духовный континент», объединяющий народы адыго-абхазской языковой группы, их потомков и друзей, а также специализирующихся на его исследованиях представителей интернационального научного мира и творческой интеллигенции. Черкесы — это адыги и абаза, а также считающие себя черкесами их потомки в России, Абхазии и странах проживания черкесской диаспоры.
Относительно национального самосознания обычно принято считать, что его основу составляет язык народа. С моей точки зрения, есть еще более глубинный критерий и фундамент национального самосознания – это историческая память и неразрывно связанные с ней нравственные ценности.
Для черкеса, как и представителя любого другого народа, мыслить как черкес и мыслить на черкесском языке — это идеальный вариант. Но это не одно и то же. Сегодня потомки черкесов, говорящие и думающие на русском, турецком, арабском, немецком или английском языках, знающие свою историю и происхождение, применяющие в повседневной жизни морально-этические нормы национальных кодексов Адыгаге и Апсуара являются такими же черкесами, как их адыго- и абазаговорящие соплеменники. И никто не имеет морального права лишать их этого. Но нередко встречаются те, кто, прекрасно владея национальным языком и мысля на нем, в силу своего поведения черкесами по сути не являются. Хотя и им никто не имеет права запрещать считать себя тем, кем они сами себя считают. Это вопросы суда совести каждого человека.
При этом, если бы только язык определял принадлежность людей к тому или иному народу, то, например, все испаноговорящие народы Латинской Америки надо было бы считать испанцами, а бразильцев — португальцами. Такие же примеры можно найти относительно многих народов, говорящих на других языках, например, арабском, тюркском, французском.
— Какое место в «черкесском мире» занимают абхазы и Абхазия? В чем суть абхазо-черкесских противоречий, ясно проявившихся в ходе кампании вокруг сочинской Олимпиады?
— Если мы не будем, что называется, скользить по поверхности, а попробуем серьезно разобраться в сути поставленных Вами вопросов, то позволю себе начать с того, что мы живем не просто в динамичном мире, но еще и, как говорится, в «эпоху перемен». Очень многие ранее казавшиеся устойчивыми понятия и исторические события находятся в стадии их переосмысления как на научном, так и на обыденном уровнях. Отсюда самые разные точки зрения и споры о том, что касается не только истории, но даже имен народов. Тема обширная, поэтому скажу кратко.
Начну с того, что, независимо от происхождения слов «абхазы» и «черкесы», они являются внешними именами народов, называющих себя абаза и адыги. Сами эти народы имеют еще целый ряд самоназваний для отдельных составляющих их частей. При этом исторически сложилось так, что своего рода связующим звеном между адыгами и абаза в свое время были убыхи, выселенные в Османскую империю в ходе Русско-Кавказской войны (интервьюируемый использует этот термин вместо общеупотребительного — Кавказская война – прим.). Их немногочисленные потомки уже не говорят на языке своих предков, но помнят, кто они.
Сегодня в роли такого связующего звена оказались современные абазины, которые вместе с абхазами относятся к одному народу — абаза, но большая часть которых, как минимум до недавнего времени, сама себя называла адыги. Объективности ради надо иметь в виду реальную жизнь и историю народов, а не только то, что было написано о них ранее под влиянием определенных идеологий, а то и откровенной цензуры. Так, например, попытка установления четких границ мест проживания и национальной принадлежности даже в одном роде зачастую обречена на неудачу. У черкесов многие рода и фамилии представлены сегодня одновременно среди адыгейцев, абазин, абхазов, кабардинцев и черкесов Карачаево-Черкесии. Если добавить сюда их кровных родственников из зарубежной диаспоры, то мы получим довольно сложную картину. Что уж говорить о целых народах с их исторически менявшимися местами проживания, названиями и даже употребляемыми языками.
Предки современных черкесов в большинстве своем были носителями нескольких языков близкородственных народов. Переход с одного языка на другой в их мировоззрении или системе ценностей практически ничего не менял, поскольку образ жизни людей определялся не просто языком, а фактически идентичными кодексами нравственных ценностей и норм поведения адыгов и абаза – Адыгаге и Апсуара.
В связи с этим, отвечая на Ваш вопрос, могу сказать, что у современных адыгов – адыгейцев, кабардинцев и черкесов, а также абаза – абазин и абхазов, не только общее происхождение, уходящее в глубь веков к временам хаттов и хеттов, но и одна история. Именно это, а точнее, память о едином духовном и кровном родстве, стало основой для добровольческого движения среди адыгов и абазин в период грузино-абхазской войны 1992-93 годов.
К сожалению, сложившиеся в науке своего рода штампы и стереотипы зачастую искажают реалистичное восприятие событий прошлого и настоящего. Никаких противоречий между абхазами и черкесами (а точнее было бы сказать, адыгами) как народами нет. Есть противоречия между отдельными людьми, учеными, руководителями общественных организаций и движений. Но кто из них был уполномочен говорить от имени всего народа или представлять его интересы? Никто! Однако появление Интернета создало условия, когда мнение отдельного человека, нередко анонима, может быть донесено до огромного числа людей и выдаваться за что угодно, вплоть до «голоса народа».
Если говорить об официальной позиции политического руководства Абхазии в вопросах проведения олимпиады, то и она не является выражением мнения всего абхазского народа. Известно, что и некоторые абхазы были против олимпиады. Это же можно сказать о позиции адыгов в лице руководства их республик и даже Международной черкесской ассоциации (МЧА). При этом должен сказать, что как среди абхазов, так и российских черкесов (диаспора — тема отдельная), категоричных противников олимпиады было очень мало. Даже те, кто выступал против, делал это скорее из этических, чем политических соображений. Как среди абхазов и абазин (у абазин, например, одна из молодежных организаций при поддержке местных властей и общественности из самых благих намерений устроила демонстративную акцию с конным переходом в поддержку олимпиады), так и среди адыгов были как сторонники, так и противники олимпиады.
Всем нам надо помнить слова замечательного русского писателя Андрея Платонова — «Без меня народ неполный!» Это убережет от многих проблем, связанных с расширительной трактовкой личных или групповых заявлений от имени целых народов.
От себя скажу, что политизация спорта никогда ни к чему хорошему не приводит.
— Насколько важным для рядового черкеса является так называемый «черкесский вопрос»? Речь идет не только о памяти жертв Кавказской войны, но и о политических требованиях (объединения черкесонаселенных республик РФ в единый субъект Федерации, создание «Единой Черкессии» вне состава РФ, массового переселения в Россию потомков махаджиров и т.п.). То, что эти настроения искусственно раздувались в преддверие Олимпиады, очевидно, как и то, что в настоящее время «черкесский вопрос» в такой постановке абсолютно не актуален. Так ли это, или он еще сможет создать России сложности, хотя бы пропагандистского характера? Каково Ваше мнение о нынешнем формате Дня памяти и скорби?
— «Черкесский вопрос» в том виде, как он понимается сегодня, сведен в основном к проблеме признания геноцида черкесов во время Русско-Кавказской войны. С моей точки зрения, такая постановка искажает суть реальных чаяний черкесов. Вопрос не сводится к теме признания или непризнания геноцида, он намного шире – в восстановлении исторической правды и справедливости относительно народов, пострадавших в ходе Русско-Кавказской войны.
С моей точки зрения, отсутствие понимания важности справедливой оценки той войны со стороны федеральных органов власти создает почву, на которой взрастают разрушительные семена политического цинизма. Он проявляется по-разному – от чиновничьего бездушия в центре и на местах, трусливой позиции по вопросам Русско-Кавказской войны академической гуманитарной науки, до игр националистов различных мастей и зарубежных спецслужб. Кому это выгодно? Полагаю, что уж точно не черкесам! Более того, это в полной мере противоречит интересам национальной безопасности России, я уже не говорю об Абхазии.
Скажу кратко относительно потенциальных объединительных процессов республик, в которых проживают черкесы. Поверьте на слово, что в условиях дотационных экономик последнее, что может произойти, это то, чтобы местные чиновники, занимающиеся «приемом и распределением» бюджетных средств из федерального центра, пошли на такое объединение. За чиновниками стоят их родственники и друзья, далее — зависимый от дотаций бизнес и работающие в нем люди. Кто из них готов на жертвы ради высоких идей? Да, на словах многие из них патриоты и даже «националисты». Но это на словах. Как известно, между словами и делами порой дистанция очень большого размера.
Кто-то скажет, что все слишком сложно, неразрешимо и т.д. Не спорю, сложно, но разрешимо. Просто надо целенаправленно и профессионально заниматься такими проблемами с желанием добра всем народам России, укреплением роли и авторитета страны в глазах своих граждан и мирового сообщества. В этом залог устойчивого развития страны, её национально-государственной безопасности.
Если в России будет реализовываться политика взаимного уважения народов, сохранения их культуры и духовного наследия, примирения исторической памяти, то причин, заставляющих кого-то из черкесов даже теоретически думать о Черкессии вне рамок России, возникать не будет.
Надо помнить то, что своё отношение к России черкесы не раз демонстрировали не просто на словах, а на поле боя, защищая её от врагов. Так было и в Первую мировую, и в Великую Отечественную войны. Точно так же надо помнить и о том, что благодаря России один из народов Черкесского мира – абхазы — имеют сегодня своё суверенное государство. Я уверен, что при наличии доброй воли все проблемы решаемы.
— Что на самом деле волнует основную массу черкесов? Какие выводы сделаны из провала «антиолимпийской» кампании в плане поиска путей национального развития?
— С моей точки зрения, черкесов волнуют те же вопросы, что и других людей. Это возможность жить в мире, растить детей, быть уверенными в завтрашнем дне.
Относительно «антиолимпийской» кампании, которой занималась какая-то часть черкесов. Надо иметь в виду, что она была, в первую очередь, всего лишь инструментом в большой политике, в которой определенными, в основном антироссийскими силами, было использовано чувство оскорбленного национального достоинства черкесов, их горечь о той трагедии, которую они пережили в ходе военной колонизации Западного Кавказа.
Добавлю, что саму олимпиаду, как в части её подготовки, так и открытия, закрытия, а так же культурной программы, можно было провести куда более умно и интересно, причем во благо России и всех её народов. Не хочется драматизировать эту тему, но относиться к народам, на исторической территории которых проводятся олимпийские игры так, как это было в Сочи, не этично и только нанесло вред международной репутации России. Что бы ни говорили официальные лица от имени черкесов, в душе многих из них олимпиада оставила не только гордость за достижения российского спорта, но и горечь от небрежного отношения организаторов игр к чувству их национального достоинства. Блестящие спортивные результаты и достижения в вопросах безопасности спортсменов и зрителей не могут служить оправданием того, что с идеологической точки зрения, как минимум в глазах значительного числа черкесов как в самой России, так и за рубежом, олимпиада была провальной.
— В какой мере черкесы воспринимают себя частью большого Русского мира, единой гражданской «нации россиян»?
— Вопрос формирования чувства единой гражданской идентичности носит системный характер и относится ко всем нам, представителям любых народов. Для меня понятие «русский мир» и «нация россиян» однозначно лежат в разных плоскостях – в культурной и политической.
Скажу прямо, что в силу объективных причин восприятие черкесами себя как части большого Русского мира определяется тем, какое место отводится им – черкесам — в истории и культуре России с точки зрения самого русского народа. Кто они? Потомки покоренных «бусурман» или сограждане, чьё национальное и человеческое достоинство взаимно уважается другими народами и защищено государством?
Относительно потомков изгнанников скажу кратко. Они должны иметь право возвращения на родину своих предков, подчеркиваю — право. Воспользуются они этим правом или нет — это уже их дело. Скажем откровенно, не так много зарубежных черкесов стремится сегодня возвращаться на Кавказ. Многие из них, даже оказавшись жертвами войн и политических конфликтов, предпочитают страны Европы и США. Показательно, что среди репатриантов, уже вернувшихся и проживающих в республиках Северного Кавказа и Абхазии, практически нет финансово состоятельных людей. Здесь важна не только и даже не столько политическая или экономическая составляющая, сколько нравственная. И эта сторона принципиально важна для потомков всех народов участников Русско-Кавказской войны.
Форма проведения Дня памяти и скорби во многом складывалась стихийно, и она несет на себе все те недоработки, которые есть на федеральном уровне. Возможно, это кому-то безразлично, но когда у нас в России 21 мая отмечается только на местном региональном уровне, это позорно для нашей страны. Ведь жертвами той войны, по сути, были все её участники. Вопрос деликатный, но и игнорировать его не верно, поскольку он несет в себе негативный потенциал, который надо преобразовывать. Сделать это можно, опять же, было бы желание и добрая воля федеральной власти.
Для любого здравомыслящего человека понятно, насколько опасна политизация межнациональных отношений. Я категорический противник того, чтобы народы или религиозные объединения становились субъектами политической деятельности. Будущее, а можно сказать, что уже и настоящее, — за гражданскими нациями. Однако, делая акцент на защите гражданских прав отдельного человека, мы не имеем права игнорировать актуальные вопросы истории и культуры российских народов, особенно те, которые мешают их взаимодоверию, несут в себе потенциал противоречий и конфликтов. Иначе всегда будет сохраняться почва, создающая угрозы национальной безопасности всей страны.
— Северный Кавказ – пространство, в котором наглядно, как в большой лаборатории, можно наблюдать противостояние старого и нового, архаики и современности (о постмодерне, пожалуй, говорить все же рановато), традиции и глобализации. Что выигрывает в этом противостоянии? Способны ли черкесы устоять перед натиском массовой культуры, в том числе (а может быть, и в первую очередь) культуры политической, на глазах меняющей устоявшийся кавказский ландшафт? Где предел прочности черкесского общества?
— С моей точки зрения, Северный Кавказ принципиально не отличается от любого иного многонационального региона России. Говорю это с учетом того, что всех нас, где бы мы ни жили, затрагивают одни и те же проблемы. Сегодня сложно говорить о каком-то черкесском обществе в социально-политическом аспекте, вне рамок духовного и культурного Черкесского мира. Черкесы — такие граждане России, как и представители других народов. Их образ их жизни определяется, в первую очередь, теми экономическими и социальными условиями, в которых живут все россияне.
Говорить о какой-то особой структуре или национальных институтах саморегуляции общественной жизни нет оснований. Даже те структуры, которые на официальном уровне имеют национальное название, как, например, Хасе в Адыгее, по содержанию и форме работы — такой же региональный парламент, как и в других республиках. Роль и влияние общественных организаций, за исключением, быть может, предвыборных периодов, когда они используются претендентами во властные структуры для электоральной мобилизации, незначительны. А во многом, если иметь ввиду МЧА, дискредитированы и переживает кризис.
Время их серьезного влияния на общественно-политическую жизнь, как это было в начале 90-х годов, закончилось. И в этом есть проблема – многие вопросы, которые не решаются как на федеральном, так и на местном уровнях власти, пущены на самотек, и в этом нет ничего хорошего, причем ни для кого.
Относительно культурной и языковой проблематики, связанной с процессом глобализации, можно сказать, что она характерна для всех народов мира, независимо от их численности, будь то китайцы с более чем миллиардным населением или малочисленные народа Кавказа и Севера.
— Если в некоторых республиках вектор общественного развития направлен (в целом) в сторону усиления религиозной (исламской) составляющей, то у черкесов, кажется, преобладает все-таки национальная. Что это означает — как в плане перспектив национального развития, так и в смысле возможных угроз интересам России в регионе? Возможна ли «смена вектора» в сторону радикального исламизма?
— Если говорить о республиках Северного Кавказа, в которых проживает основная часть российских черкесов, то, действительно, исторически сложилось так, что религия не играла в жизни черкесов особой социально-политической роли. Да, по мере разрастания Русско-Кавказской войны среди черкесов стал усиливаться ислам. Но его роль была скорее мобилизационно-идеологической, чем чисто религиозной. И по мере затухания войны роль ислама также уменьшалась. Регуляторами социальной и духовной жизни черкесов в основном оставались каноны Хабзэ — свода неписаных законов, включающих в себя обычное право, а также этические ценности и нормы поведения.
Сегодня наблюдается довольно тревожная ситуация, когда многие из черкесов перестают жить по законам Хабзэ и при этом, будучи формально мусульманами, не руководствуются и религиозными этическими нормами. При этом вряд ли можно говорить о перспективах радикальных исламских идей среди черкесов. Куда более актуальной проблемой становится падение общего нравственного уровня, распространения среди молодежи наркомании и правил жизни криминального мира.
— Что, на Ваш взгляд, привлекает молодежь в ряды радикалов, в частности, запрещенного в России так называемого «исламского государства»? Насколько актуальна эта проблема именно для черкесской молодежи? Опасен ли для России феномен ИГ – и, собственно, феномен ли это?
— Относительно радикальных идей и экстремизма под лозунгами ислама могу сказать, что объективно их питают проблемы социального и имущественного неравенства стран и народов, которое особенно остро воспринимается молодыми людьми, а также подчинение международной политики, в первую очередь, интересам мирового банковского капитала во главе с ФРС США.
Тема очень сложная. Достаточно обратить внимание на то, как периодически те самые силы, которые взращиваются спецслужбами США и Запада для геополитического влияния — конкурентной борьбы и контроля над жизненно важными регионами, выходят из-под контроля хозяев и обращают оружие против них самих. Это относится и к движению «Талибан», и к «Исламскому государству».
Я сомневаюсь, что у вдохновителей ИГ есть большое количество сторонников и последователей среди молодежи народов Северного Кавказа, и тем более среди черкесов. Исламский стихийный радикализм, я не говорю об «играх» спецслужб, по сути, является зеркальным отражением западного цинизма под лозунгами демократии и либерализма.
На местном региональном уровне его подпитывает имущественное расслоение, основанное не на честном труде и конкуренции, а на использовании служебного положения, воровстве бюджетных средств, мздоимстве. Свою негативную роль играет система клановости и круговой поруки, беззаконие. Но проблема эта, к сожалению, системная, и характерна в том или ином виде для всего российского общества и государства.
— Что может противопоставить радикализму подлинный ислам, православная церковь, традиционное общество? Возможно ли их соработничество на этом или иных направлениях? В какой форме?
— Скажу откровенно, даже для меня, человека, имеющего специальное религиоведческое образование, тема подлинного и неподлинного ислама вызывает затруднения. Как профессионал-философ могу с уверенностью сказать одно – то, как понимаются те или иные религиозные постулаты и ценности, зависит не от религиозной доктрины, а от уровня нравственного развития самого человека.
Каждый находит в вере, в том числе в исламе, то, что ему лично близко. Потому и существуют в исламе различные школы-мазхабы, а также уровни практики – от формального следования требованиям шариата до становления на путь обуздания своего эго, страстей – тариката, с целью достижения Божественной истины – хакиката. Сегодня все больше людей среди мусульман приходят к осознанию важности не только внешнего следования требованиям ислама, но и глубокой внутренней духовной работы.
Под разными названиями все это присуще и христианству, особенно православию с его многовековыми традициями и практикой исихазма — постижением и слиянием с духовной сущностью Создателя. Учитывая это, безусловно, у ислама и православия есть очень много общих нравственных ценностей, а также норм общественной жизни, которое могут стать основой культурного развития людей, особенно молодежи.
— Значим ли в черкесской среде неоязыческий фактор? А сектантский? С чем Вы связываете заметный в последние месяцы рост активности сектантов на Северном Кавказе?
— Важно иметь в виду, что традиционные верования черкесов можно трактовать как «языческие» только в том случае, если мы имеем в виду смысл древнеславянского слова «языки», то есть «народы». В этом случае и традиционная религия черкесов предстает в её подлинном смысле как «народная религия».
С моей точки зрения, у того, что сегодня можно наблюдать, нет никакой действительно религиозной основы как некоей практики соединения с Богом или следования Его требованиям. Это, скорее, попытка возрождения своих национальных, народных нравственных ценностей, традиций, бытовых обрядов и ритуалов.
А вот что касается сектантов, то надо отдать им должное — это истинные «ловцы душ», умеющие найти ключик к сердцу тех, кто безутешен в своем горе или потерял смысл жизни. Таких людей немало, и на этом поле они собирают свою жатву. На какие финансовые и организационные ресурсы они опираются в своей работе, каждый может выяснить сам. Нет сомнений и в том, что значительную роль играет та противоречивая ситуация, которая сложилась вокруг ислама и православия, которое де-факто находится в положении почти государственной религии. Безусловно, свою лепту вносят в их дела недружественные России силы, в том числе зарубежные спецслужбы.
— В последние месяцы в общероссийском и региональном информационном поле нарастает нездоровая активность, целью которой, по-видимому, является очередная «раскачка» Кавказа. Реален ли сценарий «отрыва» Кавказа от России? Что и как нужно противопоставить этим деструктивным сценариям?
— С учетом того, что наш разговор идет в ракурсе геополитических проблем, следует сказать, что Кавказ на протяжении многих веков был и остается территорий столкновения интересов мировых держав. Говорить о возможности отрыва всего Кавказа от России вряд ли сегодня правомерно. И не потому, что это невозможно, а потому, что реальность такова, что почти весь Южный Кавказ, за исключением сравнительно небольших территорий Южной Осетии и Абхазии, уже оторван. Азербайджан, Грузия и Армения как суверенные государства ведут свою политику, и она, надо признать это откровенно, в той или иной мере не всегда находится в русле геополитических интересов России. Это тема для отдельного разговора.
А вот что касается Северного Кавказа, то здесь ситуация совершенно иная. В обозримом будущем даже теоретически представить Северный Кавказ отделенным от России могут позволить себе либо психически неадекватные люди, либо заказные провокаторы. Другой вопрос, что он может стать своего рода полем боя для враждебных России сил, плацдармом для дестабилизации обстановки во всей России, что уже видели люди нашего поколения в Чечне и Дагестане.
Однако надо иметь в виду, что мы живем в эпоху информационных и идеологических войн. А они намного опасней и эффективней войн физических. Они ведутся в формате войн идей, образа жизни, ценностных ориентиров. Сказать, что здесь всё у нас в порядке, вряд ли будет правдой. Об этом говорит то, что из России продолжают уезжать не только радикально настроенные молодые мусульмане, но и талантливые молодые ученые. И не секрет, что есть много людей, которые уехали бы жить за рубеж, если бы у них была такая возможность. И здесь проблема не просто в отсутствии у них патриотизма. Скажу откровенно – меня, например, очень пугает тот во многом пафосный патриотизм, который демонстрируют сегодня приближенные к власти богатые бизнесмены и чиновники. Пугает и то, что, судя по даже официально декларируемым доходам, многие из тех, кто находятся у власти, относятся к очень состоятельным людям. И я не вижу среди них выдающихся организаторов новых направлений бизнеса, изобретателей или ученых, которые заработали свои капиталы через реализацию полезных обществу и государству проектов.
Простите, пусть это не прозвучит громко, но для России во все времена были и останутся актуальными ставшие знаменитыми слова Александра Невского: «Не в силе Бог, но в правде!».
Для кого-то они звучат просто как красивая фраза. Но я уверен, что это единственная формула выживания и процветания России. И не только потому, что этого ожидает от нас Бог и честные люди, а еще и потому, что все остальные идеи и варианты образы жизни уже заняты. И если мы отступим от своего, то по определению станем частью другого мира.
Беседовала Яна Амелина, секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба