В 2015 году исполнится 22 года с начала грузино-абхазского конфликта. Это этнополитическое противостояние имело несколько измерений. Во-первых, конфликт между двумя общинами, проживавшими на территории бывшей Абхазской АССР. Во-вторых, политико-правовой спор между союзной республикой, совершавшей отделение от СССР и входящей в него автономией. В-третьих, межгосударственный конфликт России и Грузии. Сразу следует оговориться. Позиция Москвы по грузино-абхазскому конфликту не была никогда неизменной. Она менялась под влиянием многих факторов. Но на сегодняшний день именно РФ является военно-политическим патроном частично признанной Абхазии. Сам же процесс международного признания абхазской государственности начала именно Россия. В-четвертых, ситуация на Южном Кавказе является предметом острых противоречий между РФ и Западом (США и их союзники). Тут тоже есть свои нюансы, и отождествлять, к примеру, позиции Турции и Литвы, Франции и Польши не представляется возможным. Однако позиция официального Вашингтона вполне ясна: территориальная целостность Грузии поддерживается, а действия России в августе 2008 года рассматриваются, как «оккупация» территории соседнего независимого государства.
Однако в грузино-абхазском конфликте помимо описанных выше форматов есть и еще один- северокавказский. Зачастую он рассматривается в контексте общероссийского измерения, хотя в этом случае его значение затушевывается и теряется на фоне других сюжетов. Попытаемся проследить, какое влияние имел Северный Кавказ и на динамику грузино-абхазского конфликта, и на развитие российско-грузинских отношений, ставших в последние годы демиургом действительности Кавказского региона.
Грузия и Северный Кавказ: проблемная история отношений
Назвать отношения между Грузией и Северным Кавказом (различными образованиями, движениями) вполне добрососедскими было бы неверно. В XVIII-XIX вв. терртория современного Грузинского государства страдала от чеченских и дагестанских набегов не меньше, чем казачьи области Российской империи. В качестве наиболее яркого примера можно вспомнить рейд имама Шамиля в Алазанскую долину, организованный в 1854 году. Как справедливо отмечает американский историк и политолог Чарльз Кинг, Грузия была «настоящим партнером России в завоевании Кавказа в XIX столетии». В подавлении очагов сопротивления на Кавказе большую роль сыграли не только офицеры грузинского происхождения, служившие в российской императорской армии, но и ополчения, составленные из этнических грузин. 9 июня 1864 года тифлисский предводитель дворянства Дмитрий Кипиани обратился с приветствием к наместнику на Кавказе, великому князю Михаилу Николаевичу Романову: «Ваше Императорское Высочество! Вы довершили покорение Кавказа и тем внесли в историю неразлучное с вашим именем событие громадной важности. Избранные грузинским дворянством, приносим Вашему Императорскому высочеству поздравление от имени всего сословия».
И хотя после описанных выше событий отношение Грузии и грузин к России и ее государственности (в разных формах и под разными флагами) менялось (что было вызвано формированием грузинского национализма, предполагавшего создание отдельной вне российского политического пространства нации-государства) восприятие этой страны, как «малой империи» (или союзника «большой империи») на Северном Кавказе сильно укоренилось. Как утвердилось и представление об абхазах, как естественных союзниках северокавказских народов. Когда в 1917 году был создан Союз объединенных горцев Кавказа, а 11 мая 1918 года была провозглашена Горская республика, представители северокавказских движений действовали вместе с абхазскими лидерами.
В период «политической либерализации» времен «перестройки», когда одно за другим стали появляться различные этнонациональные общественно-политические образования, эти представления о Грузии, Абхазии и Северном Кавказе были на начальном этапе в некоторой степени воспроизведены. Так в августе 1989 года представители северокавказских национальных движений провели в Сухуми (на тот момент столица Абхазской АССР в составе Грузии) I съезд народов Кавказа, где создали Ассамблею горских народов Кавказа. Впоследствии Ассамблея была названа Конфедерацией горских народов Кавказа (КГНК). С 13 на 14 октября 1990 года прошел II съезд горцев Кавказа в Нальчике. На нем было объявлено, что организация является правопреемницей Горской республики. И, наконец на прошедшем 1-2 ноября 1991 года III съезде в Сухуми представители двенадцати народов подписали Договор и приняли Декларацию о конфедеративном союзе горских народов Кавказа, а также решили сформировать Кавказский парламент, Третейский суд, Комитет обороны, другие структуры, определив столицу Абхазии в качестве штаб-квартиры Конфедераци.
В это время руководство России относилось к КГНК с подозрением (в особенности после эксцессов ичкерийской революции в Грозном летом-осенью 1991 года), опасаясь рецидивов этнического сепаратизма. Именно к этому времени относятся первые попытки грузинского руководства, разыграть с выгодой для себя (и естественно с ущербом для России) «северокавказкую карту». Цель такой игры была более или менее очевидна- помешать кооперации лидеров северокавказских движений с абхазским и югоосетинским движением, а также отвлечь внимание от этнических эксцессов в восточной части Грузии по отношению к дагестанским народам. За период 1989-1991 гг. Грузии уже удалось укрепить свой негативный имидж по другую сторону Кавказского хребта. В это время грузинские этнонационалисты организовали «поход на Цхинвали» 23 ноября 1989 года, который стал точкой отсчета грузино-осетинского конфликта. В него вслед за Южной Осетией оказалась вовлечена и Северная Осетия. Были также 14 июня 1990 года организованы антиаварские акции, когда будущий первый президент Грузии Звиад Гамсахурдиа на митинге в селе Ахалсопели публично предложил «выгнать аварцев с грузинских земель». Вскоре после этого было выселено аварское население аула Тихлисцкаро (около 100 человек). Между тем действия грузинских этнонационалистов, пришедших к власти в 1990-1991 гг. на смену прогнившему коммунистическому руководству республики, никоим образом не напоминали политику союзников «большой империи». Однако тот антиимперский и антикоммунистический пафос, который активно продвигали политики типа Звиада Гамсахурдиа и Мераба Коставы, не освободили грузинское движение от крайней ксенофобии. Это в свою очередь протиповоставляло их народам Северного Кавказа уже в рамках не имперского, а этнонационалистического дискурса. Репутация Грузии «имперской» стала уступать место Грузии националистической и ксенофобской.
Война в Абхазии: северокавказский фактор
Таким образом, всерьез закрепиться на Северном Кавказе Грузинскому государству в начале 1990-х годов не удалось. И причиной тому – военные конфликты в Южной Осетии и в особенности в Абхазии. Ввод войск Госсовета Грузии в Абхазию 14 августа 1992 года не только наткнулся на жесткое сопротивление местного абхазского (а также армянского, русского, греческого населения), но и вызывал массовую поддержку на Северном Кавказе. Так ВМС Абхазии командовал этнический лакец, профессиональный военно-морской офицер, капитан первого ранга Али Алиев. В Абхазии серьезную информационную «раскрутку» получил чеченский полевой командир Шамиль Басаев. Но, пожалуй, наибольшей активностью в плане защиты абхазского дела отличились активисты адыгских (черкесских объединений), поскольку абхазы (представляющий этнос абхазо-адыгской группы) воспринимались, как «братский народ». В течение 14 месяцев вооруженного конфликта через Абхазию прошло около 2, 5 тысяч адыгских добровольцев (из них около 100 погибли). По данным минобороны республики, во время боевых действий погибло свыше 2,7 тыс. человек, включая абхазов, а более 5 тыс. получили ранения.
Практически сразу же после ввода войск Госсовета Грузии в Абхазию в Кабардино-Балкарии, Адыгее началось формирование добровольческих отрядов для участия в грузино-абхазском конфликте на абхазской стороне. Даже официальные лидеры адыгоязычных субъектов РФ (настроенных намного более лояльно к Кремлю) в своих действиях в отношении к Абхазии демонстрировали «особое мнение», например глава Адыгеи Аслан Джаримов, который в сентябре 1993 года личной телеграммой поздравил абхазского лидера Владислава Ардзинбу с взятием Сухуми. Как бы то ни было, а движения с Северного Кавказа стали фактически самостоятельным участником грузино-абхазского конфликта. Достаточно сказать, что начальником штаба, а затем министром обороны Абхазии во время военных действий (а потом и в мирное время, в 2005-2007 гг.) был этнический кабардинец Султан Сосналиев (1942-2008). Именно кабардинский отряд во главе с Муаедом Шоровым взял штурмом здание Совмина Абхазии (место, где располагалась прогрузинская администрация в годы конфликта).
В этой связи российское руководство видело в участии адыгских (черкесских) и других северокавказских формирований на стороне Абхазии против Грузии «меньшее зло», поскольку это отвлекало их силы от собственно России, и потенциально снижало риски от мультипликации этнического национализма и сепаратизма. Следует заметить, что в условиях 1990-х годов коридор возможностей у российской элиты был невелик.
Абхазия и Ичкерия: конец «медового месяца»
Однако с середины 1990-х годов ситуация существенно изменилась. С началом первой чеченской военной кампании в декабре 1994 года абхазские лидеры не пришли на помощь Джохару Дудаеву. На эту тему вице-президент КНГК и лидер абхазского движения «Айдгылара» Геннадий Аламия имел тяжелый разговор в ходе своего визита в Грозный в 1997 году. «Обида на абхазов» сделала лидеров сепаратисткой Ичкерии более податливым материалом в грузинских геополитических комбинациях. Первые попытки наладить сотрудничество были предприняты уже после смерти Джохара Дудаева, когда «временным президентом» Чечни был Зелимхан Яндарбиев. Затем грузинские политики пытались наладить взаимодействие также и с ингушским руководством, памятуя о неразрешенном осетино-ингшуском конфликте и экспулатируя тему «общего врага». Так в марте 1997 года в Назрани состоялась встреча президента Чечни Аслана Масхадова, лидера Ингушетии Руслана Аушева и министра обороны Грузии Вардико Надибаидзе. В ходе этой встречи Масхадов назвал участие чеченцев в войне против Грузинского государства «политической ошибкой». Тогда же впервые лидеры де-факто независимой Чеченской Республики Ичкерия выступили с гарантиями «территориальной целостности Грузии». В апреле 1997 года Грозный посетила уже парламентская делегация из Грузии. Но, пожалуй, первым серьезным политическим вызовом России стал августовский визит Аслана Масхадова (1997) в Тбилиси, где ему организовали встречу практически по полному протоколу, как главе иностранного международно признанного государства (лидера чеченских сепаратистов встречал Зураб Жвания, на тот момент председатель грузинского национального парламента). Впрочем, для охлаждения в абхазско-чеченских отношениях была и еще одна причина. Владислав Ардзинба после победы в военном конфликте с Тбилиси начал бороться с неограниченной властью полевых командиров. Отсюда и конфликты с чеченскими волонтерами, пытавшимися устанавливать свое влияние в другой республике. Как бы то ни было, а 25 сентября 2001 года чеченские боевики совместно с грузинскими формированиями (общей численностью в 450 человек) попытались захватить Гульрипшский район Абхазии (преодолев для этого 400 км. пути по территории Грузии). К середине октября их наступление захлебнулось. Этот провал заставил Тбилиси пересмотреть свои отношения с чеченскими сепаратистами. Участие в рейде 2001 года таких лидеров, как Гелаев, вызывала неодобрение в Вашингтоне, партнерства с которым грузинское руководство начало искать еще до «революции роз».
Северный Кавказ: новые подходы Грузии
Новый всплеск интереса к Северному Кавказу обнаружился в Грузии после августовской войны 2008 года. Потеряв Абхазию и Южную Осетию, Тбилиси начал использовать против России неконвенциональное оружие, воздействуя на наиболее уязвимые точки внутри нее. И первая цель, которую выбрало грузинское руководство, стала Сочинская Олимпиада 2014 года. С точки зрения многих грузинских политиков и экспертов (как оппозиционных, так и сторонников власти) проведение зимних олимпийских игр в известном российском курорте сделает уход Абхазии необратимым.
Между тем, Сочи- это не только столица Олимпиады и любимое многими место отдыха, но и важное событие в истории всего Большого Кавказа. Именно здесь произошло последнее событие полувековой Кавказской войны. Кстати сказать, в восточной части Кавказа (которая сегодня считается более неспокойной по сравнению с западной) военные действия прекратились в 1859 году после пленения имама Дагестана и Чечни Шамиля. Успех русского оружия в 60-е гг. XIX-го столетия стал для многих народов Кавказа и, прежде всего для черкесов началом вынужденной эмиграции. Далеко не всегда отъезд адыгов (черкесов) за пределы исторической родины был связан с давлением России, поскольку нередко такое решение принималось под влиянием османских дипломатов и разведчиков. Но в итоге за пределами Кавказа оказались десятки тысяч черкесов. Именно события XIX столетия воспринимаются некоторыми адыгскими националистическими организациями, как «геноцид». Сторонники такого подхода есть и внутри РФ, и за ее пределами, в черкесской диаспоре Европы, США и Ближнего Востока. В сегодняшних политических условиях грузинское руководство заинтересовано в использовании этого фактора для раскачивания «сочинской лодки». Все дело в том, что Олимпийская хартия прямо запрещает проведение спортивных мероприятий в местах массовых этнических чисток, поэтому Тбилиси хочет привлечь к этому всеобщее внимание. Отсюда и признание «геноцида черкесского народа» парламентом Грузии в мае 2011 года.
Вторая цель руководства Грузии- столкнуть Абхазию с адыгским движением, противопоставив общей памяти 1992-1993 гг. более ранние исторические сюжеты. Добавим к этому тот факт, что отсутствие внятной реакции РФ и на исторические интерпретации, и на «черкесский элемент» при подготовке к зимней Олимпиаде в Сочи, и на проблемы репатриации (даже в контексте гражданской войны в Сирии, от которой страдают представители черкесской общины, желающей выехать на российский Северный Кавказ) «помогают» Грузии.
Таким образом, не получая ответов на насущные вопросы внутри России, часть адыгских активистов стало смотреть в сторону Грузии. Это неизбежно привело к расхождениям с Абхазией. При этом Грузия развернула активную кампанию, призванную представить республику, как поборницу прав народов Северного Кавказа и центр мирного, процветающего Кавказа. 23 сентября 2010 года, выступая на сессии ООН президент Грузии Михаил Саакашвили не просто в очередной раз обручился с критикой на Россию, но и озвучил идею «свободного, стабильного и единого Кавказа». Помогать продвижению этой идеи призвано и телевизионное вещание на «Первом информационном Кавказском» канале, и специально утвержденная парламентом Грузии Концепция по взаимодействию с народами Северного Кавказа.
С одной стороны, на руку Грузии сыграло, как это ни парадоксально на первый взгляд прозвучит, решение Москвы о признании абхазской и югоосетинской независимости. Просто потому, что оно спровоцировало волну завышенных ожиданий от Москвы. На сегодняшний день Абхазия является единственным частично признанным на международном уровне государством «адыго-абхазского мира». Понятное дело, что эта государственность ограничена многими фактами. Однако с этой государственностью считаются, и не только в России. По справедливому замечанию такого знатока черкесской проблематики, как Джон Коларуссо, «российское признание Абхазии было сделано в контексте геополитической конъюнктуры Южного Кавказа и в контексте признания Косова. Но это признание имело место накануне приближающихся зимних Олимпийских игр в Сочи. Для черкесов Сочи имеет очень глубокое значение, как центр убыхской территории, а также черкесского сопротивления силам царизма в XIX столетии…Черкесы могли рассматривать признание независимости Абхазии, как жест защиты и даже спасения своих находящихся в опасности родственников. Это признание могло предполагать надежду, что Россия пожелает предоставить черкесам свое образование, как этнической общности». Добавим к этому тот факт, что семя завышенных ожиданий упало на хорошо взрыхленную почву из многочисленных кадровых, поземельных и других проблем в регионах, в которых проживают адыги (Кабардино-Балкария, Адыгея, Карачаево-Черкесия, Краснодарский край).
С другой стороны, грузинские инициативы имели свои серьезные ограничители. Тбилиси удалось наладить отношения с различными движениями на Северном Кавказе. Но едва ли это обстоятельство помогло в деле инкорпорирования Абхазии и Южной Осетии.