Годами меня устраивали мои противоречивые чувства по отношению к Алексею Навальному. С одной стороны, я считала, что он невероятно смелый, изобретательный и преданный оппонент режима Владимира Путина. С другой, он объединялся с ультранационалистами и высказывал мнения, которые я нахожу совершенно неприемлемыми и потенциально опасными. На протяжении ряда лет у меня было несколько споров с самим Навальным и некоторыми моими друзьями, которые поддерживали его, и это сбивало меня с толку (среди них его наставник еврейского происхождения и неутомимый волонтер кампании армянского происхождения), но я чувствовала, что могу уважать его и быть несогласной с ним одновременно. Исторически националистические лидеры часто играли ключевые роли в строящихся демократиях. И это совсем не значит, что мне приходилось решать, голосовать ли за Навального.
Сейчас Навальный в тюрьме, его ждут годы за решеткой. (Сейчас его приговорили к двум годам и восьми месяцам тюрьмы, но это, вероятно, только начало). Он пережил не одну попытку убийства со стороны Кремля, и близкие к нему люди боятся, что его убьют в тюрьме. Кремль, который в течение многих лет запрещал произносить его имя в эфире, обвинил его в постановке покушения на самого себя и начал против него кампанию пропаганды, заявив, среди прочего, что Навальный является ультраправым этнонационалистом.
Что касается англоязычной прессы, социалистический журнал Jacobin опубликовал статью, где Навального называют «настроенным против иммигрантов» националистом, которому нельзя верить. В свою очередь, британский журналист Анатоль Ливен (Anatol Lieven), освещавший Восточную Европу в 80-ые и 90-ые, предостерег от идеализации Навального. А профессор Нью-Йоркского университета Элиот Боренштейн (Eliot Borenstein), один из наиболее плодовитых комментаторов происходящего в современной России в американских научных кругах, написал в Фейсбуке: «Он не Нельсон Мандела. Он Аун Сан Су Чжи».
С другой стороны, некоторые ученые, политики и политологи выдвигали кандидатуру Навального на получение Нобелевской премии мира. Эту инициативу поддержал Лех Валенса (Lech Walesa), бывший президент Польши и лидер профсоюзного движения «Солидарность», получивший эту награду в 1983 году. Такое предложение выдвинул в сентябре прошлого года Александр Эткинд, российский эмигрант, профессор Европейского университетского Института во Флоренции и, по моему мнению, самый проницательный исследователь современной российской культуры и политики. Эткинд — еврей, а кандидатуры на Нобелевскую премию мира не предлагают, прикрывая нос. Я узнала у Эткинда и других известных и несомненно антинационалистически настроенных сторонников Навального, почему они, похоже, не испытывают к нему противоречивых чувств. Я кое-что узнала о личной и политической эволюции Навального, а также о работе машины пропаганды Кремля. Кроме того, я осознала, что нужно было узнать всё это раньше.
Репутация Навального как ультраправого проистекает из заявлений и действий, которым уже больше десятка лет. В 2007 году он вышел из социал-демократической партии «Яблоко», где являлся заместителем главы московского отделения, чтобы основать новое политическое движение. Навальный стал соучредителем движения «Народ», которое расшифровывалось как «Национальное русское освободительное движение». Навальный записал два ролика, чтобы представить новое движение, они и стали его дебютом на YouTube. Один из них — 40-секундный ролик на тему права на владение оружием. Другой длится уже минуту, в нем Навальный в костюме стоматолога произносит несколько сбивающую с толку притчу, в которой межэтнический конфликт в России сравнивается с кариесом и утверждается, что фашизма можно избежать только депортировав мигрантов из страны. Навальный закончил свой монолог такими словами: «Мы имеем право быть [этническими] русскими в России. И мы защитим это право». Это зрелище решительно тревожит. В момент выпуска этого ролика и в течение последующих нескольких лет Навальный принимал участие в «Русском марше», ежегодной демонстрации в Москве, привлекающей ультранационалистов, в том числе тех, что использую символику вроде свастики. В 2008 году Навальный, как и подавляющее большинство россиян, поддержал российскую агрессию в Грузии. В 2013 году центральной темой его предвыборной кампании на должность мэра Москвы стал вопрос нелегальной иммиграции из Центральной Азии. В 2014 году после того, как Россия оккупировала Крым, он заявил, что, хотя и выступает против вмешательства, совсем не считает, что правительство, пришедшее на смену путинскому, должно Крым просто «отдать обратно». Однако за прошедшие семь лет Навальный, похоже, не произнес ни одной фразы, которую можно рассматривать как ненавистническую или этнонационалистическую. Кроме того, он публично извинился за свои комментарии в адрес Грузии.
Евгения Альбац, российский журналист-расследователь и близкий друг семьи Навальных, рассказала мне, что это она уговорила Навального принять участие в «Русском марше». В 2004 году Альбац вернулась в Москву, защитив докторскую диссертацию в области политологии в Гарварде. В предшествующие четыре года Путин взял под контроль СМИ и ликвидировал электоральную систему, фактически уничтожив российскую политическую систему в том виде, в котором она была создана. Более взрослые и опытные политики были дезориентированы. Однако молодые активисты, не знавшие партийной политики в рамках довольно функциональной электоральной системы, рвались действовать.
Альбац, в Гарварде изучавшая организацию инициатив «снизу», начала собирать активистов в собственной квартире в Москве. Около 20 молодых людей различных политических взглядов, начиная от социал-демократов до либертарианцев и борцов за религиозные права, в течение года каждый вторник по вечерам собирались на семинары Альбац. Всё это Альбац рассказала мне сама по Zoom, сейчас она находится в Кембридже (Массачуссетс), где завершает работу на исследовательскую стипендию. Альбац было за сорок, и она была ревностной еврейкой. Навальному было под тридцать, он был самым старшим из собиравшихся в её доме, но при этом наименее красноречивым и образованным. Большинство остальных участников учились в престижных заведениях, в то время как Навальный, происходивший из семьи военных, получил юридическое образование во второсортном вузе. Как рассказала мне Альбац, всё время, что она его знала, Навальный старался научить себя быть политиком. Он научился публично выступать, а несколько лет назад, находясь под домашним арестом, выучил английский.
При отсутствии политики и публичного обсуждения осталось не так много вариантов, вокруг чего можно было формировать политический альянс. Путин торговал ностальгией по советской империи. Единственной альтернативой казались этнонационалистические идеи, также выражавшие чувство унижения. Эти идеи появлялись и среди тех, кого можно примерно описать как левых, так и тех, кого можно смутно обозначить как правых. Активисты, не разделявшие этнонационалистические идеи, считали, что им нужно формировать альянсы с зарождающимся националистическим движением в стране.
Шахматист Гарри Каспаров, к примеру, ушедший из спорта в политику в 2005 году, создал совместное движение с Национал-большевистской партией. В то время он говорил мне, что только единый фронт может свергнуть режим Путина, и уже после этого прозападные либерал-демократы вроде него должны заявить о своих отличиях от этнонационалистов. Альбац вспоминает, что именно в этом контексте она сказала Навальному об участии в «Русском марше». Они пошли вместе. «На мне была гигантская звезда Давида, я убедилась, чтобы её издалека было видно, — рассказывает она. — Он получил кучу дерьма из-за того, что шел с еврейкой». Их попытки вызвать людей на диалог провалились, и три года спустя они сдались.
Навальный часто говорил, что рассматривал «Русский марш» как законную форму политического выражения. И в той России, за которую он борется вместе со своими сторонниками (свободное демократическое общество) «Русский марш» будет праздничным ежегодным событием, как парад на День святого Патрика. «Он считает, что если не разговаривать с теми, кто ходит на такие марши, они станут скинхедами, — рассказал мне по телефону Леонид Волков, возглавляющий организационно-политическую часть организации Навального. — А если поговорить с ними, может быть, их получится убедить, что их настоящий враг — Путин». Волков, еврей, сейчас живет в изгнании в Вильнюсе, столице Литвы.
В 2015 году польский журналист и бывший диссидент Адам Михник (Adam Michnik) записал несколько разговоров с Навальным и издал на их основе книгу. «Моя идея в том, что нужно разговаривать с националистами и учить их, — рассказал Навальный Михнику. — У многих российских националистов нет четкой идеологий. Всё, что у них есть, это ощущение общей несправедливости, на которую они отвечают агрессией против людей с другим цветом кожи или другой формой глаз. Я считаю чрезвычайно важным объяснить им, что избиение иммигрантов не решит проблему нелегальной иммиграции. Решение заключается в возвращении к конкурентным выборам, которые позволят избавиться от воров и мошенников, наживающихся на нелегальной иммиграции».
По словам Волкова, сегодня Навальный жалеет, что в 2007 году записал видео, в котором поддерживал депортацию иммигрантов из Центральной Азии, но не удаляет его со своего канала на YouTube, «потому что это исторический факт». Навальный поддерживает идею владения оружием, в этом вопросе Волков с ним не согласен. Что касается иммиграции, Навальный доработал и переосмыслил свою позицию. Сегодня, выступая за визовый режим со странами Центральной Азии, он подчеркивает необходимость защитить права трудовых мигрантов. «России определенно нужны мигранты, — говорит Волков, — но только те, кто получает разрешение на работу и платит налоги». Эта позиция является частью более широкой экономической платформы, разработанной с помощью ещё одного политического наставника Навального, блестящего российского экономиста Сергея Гуриева. Гуриев, преподаватель Института политических исследований, с 2013 года живет в эмиграции в Париже. Под влиянием Гуриева, как сказал мне Волков, «в вопросах экономики мы во многом шагнули влево». В 2018 году Навальный добавил к своей платформе федеральный минимум оплаты труда. По его мнению, он должен составлять 25 тысяч рублей в месяц, это примерно в два раза больше, чем текущие требования закона.
Другой российский ученый в эмиграции Сергей Ерофеев, преподаватель социологии в Ратгерском университете, рассказал мне, что считает Навального последовательным гражданским националистом, которого кремлевская машина пропаганды незаслуженно изображает этническим националистом. «Его цель — создать в современной России национальное государство с четкими демократическими институтами», — рассказал мне Ерофеев во время разговора по Zoom. Благодаря Ерофееву, ряд российских ученых подписали открытое письмо в защиту Навального и других политических заключенных. Кроме того, он призывал большее количество людей поддержать номинацию на Нобелевскую премию мира. (Преподаватели университетов и бывшие лауреаты, например, Валенса, входят в число тех, кто может выдвигать кандидатуры номинантов). Ерофеев посоветовал мне сосредоточиться не на типе национализма Навального, а на его «тонких, реалистичных и логичных» позициях по таким вопросам как оккупация Крыма. Навальный утверждал, что жители Крыма должны сами решать судьбу полуострова на свободном и открытом референдуме. Кроме того, по его словам, даже если провести такой референдум, Украина, вероятнее всего, никогда не признает его итоги, а конфликт в Крыму и вокруг него будет длиться десятилетиями.
Навальный пытается представить постимпериалистическую российскую национальную идентичность. Национализм Путина стоит на ностальгии по советской империи. Националистическая оппозиция Путину, когда она существовала, придерживалась изоляционистских и ксенофобных взглядов. Позиция Навального строится на вере в фундаментальное право самоопределения. Его позиция по Крыму разозлила обе стороны. Каспаров отмежевался от Навального, так как тот не признал, что Крым есть и должен оставаться частью Украины. Более многочисленные сторонники аннексии были ошеломлены его утверждениями о том, что это незаконно и неправильно. Все семь лет Навальный придерживался своей точки зрения.
За прошедшее десятилетие политические взгляды Навального развивались публично. Он никогда не извинялся за свои ранние ксенофобные видео или за решение участвовать в «Русском марше». В то же время он принял всё более левую экономическую позицию и выступил в поддержку однополых браков. Стратегия занимать новые позиции без явного осуждения старых, вероятно, и стала той причиной, почему подозрения в этнонационализме продолжают преследовать Навального.
Однако, как утверждает Эткинд, «Россия и весь мир знают Навального как человека, который борется против коррупции. А коррупция — это основная угроза для всего мира». Последняя книга Эткинда, «Nature’s Evil: A Cultural History of Natural Resources», посвящена сырьевым экономикам в России и в мире. «Глобальный мир строится на соблюдении определённых формальных и неформальных правил, — рассказал мне находящийся во Флоренции Эткинд во время телефонного разговора. — Если у вас есть страна, наживающаяся за счет собственных людей, тогда эти механизмы перестают работать». В этом и заключается природа коррупции. Эткинд, как и многие другие, верит, что признание коррупции — крупнейшая политическая проблема нашего времени, а Навальный борется с ней, рискуя жизнью, за это он заслуживает Нобелевской премии мира или, по крайней мере, полной и уверенной поддержки порядочных людей.