За долгие годы – да что там годы, уже десятилетия! – работы с Соединенными Штатами у меня как-то незаметно сложился весьма обширный круг контактов в Вашингтоне. Положа руку на сердце, своими по-настоящему близкими друзьями я могу назвать только нескольких вашингтонцев, а вот хороших знакомых в столичных политических кругах появилось много – эксперты-международники из аналитических центров, журналисты, сотрудники Государственного департамента и других федеральных ведомств. Кто-то из них постарше меня, кто-то моложе, одни сделали блестящие карьеры, другие считаются неудачниками; среди моих знакомых есть «ястребы» и «голуби», демократы и республиканцы, гражданские и военные. Все вместе они составляют то, что мы в России привычно называем «вашингтонским истеблишментом» или даже «правящими кругами США». Вот к этому обобщенному вашингтонскому знакомому – назовем его, к примеру, Джоном – мне и хотелось бы сегодня обратиться
Дорогой Джон!
Пишу тебе с грустью, которую ты, вероятно, разделяешь. Отношения России и США продолжают ухудшаться день ото дня, и света в конце туннеля по-прежнему не видно. Очередные отчаянные попытки переломить негативный тренд в отношениях оказались бесплодными. Ясно, что нам всем предстоят еще более тяжелые времена. Возможно – очень надолго.
Похоже, ваше давление на Москву будет только усиливаться на широком фронте или даже одновременно на нескольких фронтах – экономическом, политическом, военно-техническом, информационном. Сотрудничество, если таковое все же сохранится, останется избирательным, тактическим и ситуативным. Ваш колоритный президент, практически в одиночку пытающийся как-то противостоять тебе и твоим коллегам, будет и дальше терпеть поражение за поражением – по крайней мере, на российском направлении. Как у вас принято говорить, Россия для Трампа – «токсичный актив».
Не хочу начинать спор о том, как мы дошли до жизни такой и какая сторона виновата больше, – спор этот можно вести бесконечно, и мы с тобой вряд ли придем к единому мнению. У меня к тебе, если позволишь, другой, более актуальный вопрос.
Джон, а чем все это, с твоей точки зрения, должно в итоге закончиться? Насколько я могу судить из Москвы, никакие тактические уступки Кремля положения уже не спасут и общий вектор политики США не поменяют. Стратегическое направление избрано всерьез и надолго. Прошлогодний закон о санкциях – четкий и недвусмысленный сигнал urbi et orbi. Если Владимир Путин слегка подвинется в Сирии, от него потребуют отказаться от партнерства с Ираном. Проявит больше гибкости в Донбассе – поставят со всей принципиальностью вопрос о Крыме.
На Владимира Путина вы отныне будете вешать всех собак, даже и не имеющих к нему непосредственного отношения. А Путин, как известно, очень не любит идти на уступки под давлением – внешним или внутренним. Значит, возможностей для какого-то устойчивого компромисса (ну, хотя бы по типу советско-американской разрядки 70-х годов прошлого века) не просматривается даже в среднесрочной перспективе.
И что же тогда вырисовывается на твоем интеллектуальном горизонте, Джон? Каким ты видишь предпочтительный эндшпиль нашей нынешней геополитической партии? Что, с твоей точки зрения, можно будет считать «окончательной» победой Соединенных Штатов в холодной войне XXI века?
Давай прикинем варианты эндшпиля. Остановимся лишь на нескольких, лежащих на поверхности.
Джон, ты, конечно, в курсе, что для многих в Вашингтоне самый предпочтительный вариант – повторение в России в том или ином формате сценария 1991 года. То есть вариант смены политического режима и сопутствующего пересмотра основ нынешней российской внешней политики. Об этом варианте не принято говорить и писать открыто, но мы-то с тобой давно научились понимать намеки и читать между строк.
Итак, смена режима в Москве. В 2024 году или хотя бы в 2030-м – лучше поздно, чем никогда. Не вдаваясь в оценку реалистичности этого сценария на фоне итогов только что состоявшихся президентских выборов, отмечу два обстоятельства. Вернее, напомню, поскольку ты, как эксперт по России, и так все это знаешь не хуже меня.
Во-первых, не слишком далекая от нас история СССР наглядно свидетельствует: усиление внешнего давления на Москву лишь укрепляет кремлевскую власть, а отнюдь не ослабляет ее. Помнишь наши долгие разговоры в Москве накануне перестройки, когда ты был стажером в Институте США и Канады АН СССР? Думаю, ты не станешь спорить: Советский Союз получил свою черную метку не в марте 1983 года, когда на стол Юрию Андропову легла информация о запуске Рональдом Рейганом Стратегической оборонной инициативы. Произошло это только через несколько лет, когда Михаил Горбачев с тем же Рональдом Рейганом общими усилиями лишили СССР образа внешнего врага, того образа, который десятилетиями цементировал советскую политическую и государственную систему.
Получается, что нынешняя американская политика лишь еще более отдаляет Вашингтон от и без того призрачной цели смены режима в Москве.
Во-вторых, предположим на секунду, что чудо все-таки произошло, и Россия повторила судьбу покойного Советского Союза. Джон, скажи честно, а ты бы взялся оценить региональные и глобальные риски, связанные со сменой режима в Москве? В том числе и риски непосредственно для американской безопасности и американских интересов?
Как мы с тобой хорошо помним, в 1991 году всему миру очень повезло, что смена режима в ядерной сверхдержаве прошла на удивление мирно и спокойно и ни один из популярных тогда апокалиптических сценариев не стал катастрофической реальностью. Оставим историкам вопрос о том, почему события 1991 года пошли по такому, а не по другому пути. Но совершенно не очевидно, что так будет и в следующий раз. Согласись, что нынешние российские силовики все же несколько отличаются от старой советской номенклатуры, и они едва ли добровольно согласятся на коллективное политическое харакири.
Пойдем дальше. Если смена политического режима в Москве относится к числу гипотетических вариантов, то вариант дальнейшего сближения России и Китая выглядит значительно более реальным. Джон, ты и твои коллеги уже десять лет неустанно твердите, что здание российско-китайского партнерства строится на шатких основаниях, что в этом партнерстве нарастают асимметрии, что потенциал сотрудничества практически исчерпан. Судя по всему, вам очень хочется, чтобы у России с Китаем ничего не получилось. Чувствуется, что российско-китайское сближение вас сильно тревожит.
Не буду иронизировать над вашими прогнозами неизбежности российско-китайского разрыва. Я хорошо понимаю вашу тревогу, хотя и не разделяю ее. Конечно, Джон, ты, как и я, в юные годы не мог пройти мимо работ Хэлфорда Маккиндера и его многочисленных эпигонов о «евразийском Хартленде». Кто контролирует «Хартленд», тот контролирует мир.
Впрочем, не надо быть Маккиндером или, допустим, Киссинджером, чтобы сделать банальное заключение: дальнейшая консолидация российско-китайского альянса привела бы именно к той геополитической конфигурации, которую Соединенные Штаты старались во что бы то ни стало предотвратить как минимум с начала ХХ века. А именно — к появлению в Евразии единого противостоящего Америке силового центра, располагающего к тому же превосходящей США ресурсной, демографической, а в перспективе — и экономической базой.
Будет ли тебя утешать то обстоятельство, что Москва в подобной комбинации, скорее всего, окажется младшим партнером Пекина? Согласись, что утешение – так себе, слабенькое. Оно может устроить разве что патологических русофобов, к числу которых ты, конечно же, не относишься.
Другой возможный вариант выигрышного геополитического эндшпиля – успешная международная изоляция Москвы, последовательное вытеснение ее на обочину мировой политики и экономики, как можно более плотная технологическая и финансовая блокада, поэтапное превращение России в «страну-изгоя». По правде говоря, Джон, я не очень понимаю, как США могут этого добиться в современном глобальном и плюралистическом мире. Но, предположим, вы все-таки добьетесь этой практически недостижимой цели. И Россия в итоге окажется в положении «осажденной крепости», станет своего рода очень большой евразийской Северной Кореей. Я знаю, что некоторые твои коллеги считают этот вариант наилучшим практическим решением «российской проблемы».
Однако, Джон, задумывался ли ты о долгосрочных последствиях такого эндшпиля для системы мировой политики? Россия – все-таки не Северная Корея. Не Венесуэла и даже не Иран. Можно ли изолировать Москву и сохранить международный режим контроля над ядерными вооружениями? Разумеется, нет. А сохранить систему ООН? Тоже едва ли. Что вообще произойдет с базовыми принципами международного права?
Не хочу пугать тебя, Джон, но позволь высказать предположение: Россия никогда не станет просто еще одной «страной-изгоем». Если загнать Москву в угол, то она скорее окажется лидером нового глобального интернационала таких же «изгоев» – как государственных, так и негосударственных. Уж на такой интернационал ресурсов и возможностей у Москвы хватит с избытком. А количество «изгоев» в мире вряд ли будет сокращаться в обозримом будущем.
Вот уже несколько десятилетий, Джон, ты и твои коллеги пытаетесь совладать с Пхеньяном, и пока результаты этих попыток, мягко говоря, не слишком убедительны. Чего уж там говорить о стране, неизмеримо превосходящей Северную Корею по своим военным и геополитическим возможностям. Как полагаешь: не слишком ли высокую цену придется заплатить Вашингтону за попытки изолировать Москву?
Мы знакомы с тобой много лет, Джон. Ты знаешь, что меня трудно отнести к категории дежурных кремлевских пропагандистов. У меня очень много претензий к российской внешней политике, и я никогда не считал, что вся ответственность за нынешнее плачевное состояние дел в отношениях между Москвой и Вашингтоном лежит исключительно на американской стороне. Я вполне могу представить себе, каким сложным, упрямым, несговорчивым, раздражающим, неприятным, ненадежным, не внушающим доверия (здесь можешь добавить любой эпитет по своему вкусу) партнером выглядит Россия из Вашингтона.
Попутно замечу, что мне кажется неправильной и близорукой наблюдаемая сегодня в России демонизация вашингтонского истеблишмента – я лично знаю многих людей в этом истеблишменте, которых считаю не только профессионалами самой высокой пробы, не только безусловными патриотами Америки, но и последовательными сторонниками сотрудничества с Россией. И, поверь, мой список неприятных вопросов к московским экспертам и, особенно, к расплодившимся псевдоэкспертам намного длинней, чем список вопросов к тебе и к твоим коллегам.
Что же с нами всеми происходит, Джон? Когда мы в Москве и вы в Вашингтоне перешли тонкую грань, отделяющую экспертный анализ от политической пропаганды? Когда в нашей работе произошла подмена целей – от стремления решить проблему к стремлению нанести максимальный ущерб другой стороне? Когда мы утратили способность к стратегическому мышлению? И откуда у нас появилась такая нетерпимость к любой точке зрения, хоть чуть-чуть отличающейся от взглядов политического мейнстрима?
Я, конечно, не предлагаю тебе превратиться из Энакина Скайуокера в Дарта Вейдера, встав на «темную сторону Силы». Не призываю занять прокремлевские позиции, забыть о фундаментальных разногласиях между Вашингтоном и Москвой, механически перевернуть нынешнюю страницу в наших отношениях и начать писать новую главу. Не настаиваю на том, чтобы ты поступился своими морально-этическими принципами в оценке политики нынешнего российского руководства. Но позволь мне сослаться на Макса Вебера, труды которого ты, возможно, тоже читал в университете.
Размышляя о соотношении этики и политики, Вебер, как известно, разделил этику на два типа – этику убеждений и этику ответственности. Под этикой убеждений он понимал неотступное следование нравственным принципам, независимо от того, к каким результатам это приведет, не считаясь с возможными затратами и неизбежными жертвами. Этика ответственности, по Веберу, напротив, предполагает учет конкретной обстановки, ориентацию политики в первую очередь на ее последствия, внутреннюю ответственность политиков за те результаты своих действий, которые можно предвидеть, готовность предотвратить большее зло, в том числе и с помощью зла меньшего. Соотношение этики ответственности и этики убеждений в реальных действиях должен определять сам политик.
Сегодня в Вашингтоне, как, впрочем, и в Москве, полностью доминирует этика убеждений. Я даже не хочу поднимать вопрос о том, насколько эти убеждения адекватны современному состоянию мира. Но вот этика ответственности в обеих столицах остается в явном дефиците.
А ведь нам есть с кого брать пример. Наше поколение еще помнит блестящих интеллектуалов предыдущей эпохи – Джорджа Кеннана и Евгения Примакова, Уильяма Фулбрайта и Георгия Арбатова, Маршалла Шульмана и Анатолия Добрынина. И многих, многих других. Это были очень разные люди, но все они – каждый по-своему – не просто будили нашу фантазию и подстегивали наше воображение, они еще и учили нас этике ответственности. Эти люди мыслили эпохами и поколениями, а не избирательными циклами и бюрократическими разборками. Мы выросли на их книгах и статьях, на их теориях и гипотезах, соглашаясь с мэтрами или полемизируя с ними. Эти мэтры уже шагнули в историю – кто раньше, кто позже. Последние могикане из той блистательной когорты уходят на наших глазах.
Но ведь и мы уже далеко не мальчики и девочки, Джон. И нашему поколению остается все меньше и меньше времени. А какое интеллектуальное наследие мы с тобой оставим тем, кто придет после нас?
Впрочем, Джон, это все уже лирика и сантименты. Не хочу отвлекать тебя от важных размышлений о том, какие еще экономические санкции нужно срочно ввести против России, какие подразделения американской армии следует незамедлительно разместить на восточной границе Польши и как надежнее пресечь злонамеренные попытки Дональда Трампа начать, наконец, диалог с Владимиром Путиным. Не сомневаюсь, что на все вышеозначенные животрепещущие вопросы ты найдешь обоснованные и убедительные ответы.
Позволю себе в заключение этого непозволительно длинного письма напомнить тебе старую истину: «Бойтесь своих желаний – они могут исполниться». Как показывают многочисленные исторические примеры, эта истина применима не только к отдельным людям, но и к целым государствам.
Удачи нам всем!
С уважением,
Андрей Кортунов
26.04.2018
| Источник — carnegie.ru |