Алексей Синицын, политолог
Статья написана специально для онлайн конференции на тему «Идеи Льва Гумилёва и современные модели этнической политики (между мультикультурализмом и евразийством)». Организаторы -Центр Льва Гумилева (Россия ) и Онлайн центр «Этноглобус» (Азербайджан). Конференция проводится на платформе центра Льва Гумилева в Азербайджане. Модератор -редактор центра «Льва Гумилева» в Азербайджане Гюльнара Инандж.
Последние четверть века в истории человечества можно смело назвать «странными». Они не были сами кровавыми, самыми голодными, даже самыми революционными, если под революцией понимать тектонические перевороты под нестройное хоровое исполнение протестных песен в пороховом дыму на баррикадах, покрывших дворцовые площади. Просто в историческое одночасье вместе с Берлинской стеной рухнул привычный двуполярный мир – сначала мировая система социализма, а чуть позже Советский Союз, чью почти 75-летнюю биографию поспешили окрестить «эпохой тоталитаризма».
Казалось, прав был американский социолог Френсис Фукияма, провозгласивший «конец истории» — мол, в мире уже ничего не случится, потому что в контексте западных ценностей будет реализован глобальный проект развития под эгидой единственной «руководящей и направляющей силы», именуемой Соединенными Штатами Америки. То, что на огромном евразийском пространстве вспыхивали гражданские войны, как, например, в Таджикистане, или межгосударственные и этнические конфликты, как на Южном Кавказе, никого особенно не интересовало. Они представлялись только исключением, подтверждающим абсолютное правило – центр силы разместился за океаном, а Heartland, «Срединная земля», Евразия превращается в поле самых смелых геополитических экспериментов.
Самое удивительное, что все правящие элиты (а они сменяли друг друга) всех постсоветских стран, включая и саму ельцинскую Россию, объявили о своей приверженности идеям либерализма и евроатлантизма. Сам тогдашний министр иностранных дел Андрей Козырев заявил, что он является убежденным атлантистом и даже гордится этим. И понеслось-поехало: новое поколение выбрало «Pepsi», иногда, правда, заменяя его пивом «Клинское», McDonalds стал символом перемен, а новые телеведущие «молодых независимых государств» заговорили на родных языках с английским акцентом.
«Конец истории» по Фукияме и внезапное осознание факта, что мир-то оказывается уже глобализирован, должен был привести к возникновению огромных миграционных потоков, что, собственно, и произошло. Согласно оценкам экспертов ООН, в настоящее время каждый 35-й житель земного шара является международным мигрантом, а в развитых странах — уже каждый десятый. И это без учета последней волны беженцев с пылающего Ближнего Востока.
Возникла острая необходимость создания какой-то новой модели совместного сосуществования разных этносов в пределах одного государства. Ни одна из старых моделей уже не работала. После Второй мировой войны разрушилась парадигма изоляционизма, которая характеризуется наличием легитимных заслонов от проникновения чуждых культур. Одной из последних победных атак на этнический и расовый изоляционизм стало принятие Закона о Гражданских Правах в США только в 1965 году, который устанавливал, что ограничение права голосовать не может быть обосновано некими стандартами в одежде или дополнительными требованиями к уровню грамотности. Де-факто, закон защищал права чернокожих американцев, которые, как правило, обладали худшим образованием, чем белые. 24-я Поправка к Конституции США запретила взимать налоги за участие в общенациональных выборах (в южных штатах таким образом отсекались неимущие чернокожие избиратели, не имевшие лишних денег).
Наконец-то лишь в 1973 году приказал долго жить австралийский «Закон об иммиграции» от 1901 года, более известный, как «Акт белой Австралии», который ограничивал «не белые» поселения. Въезд в страну на постоянное жительство тщательно контролировался на предмет расы мигранта. Предпочтение отдавалось англосаксам, на втором месте были уроженцы Северной Европы. Въезд жителей южноевропейских стран считался менее желательным, азиаты же и другие представители небелых рас рассматривались как абсолютно нежеланные гости. Ну, а падение режима апартеида в ЮАР в 1994 году вбило последний гвоздь в крышку гроба концепции изоляционизма.
Ассимиляция мигрантов и национальных меньшинств тоже была отвергнута Западом. Очевидно, устаревшей показалась идея «плавильного котла» по американскому образцу, согласно которой определенная часть мигрантов ассимилируется в общую массу, утрачивая постепенно собственную культуру, традиции, ценности, язык и образуя на выходе «великую» нацию наподобие американской. Поэтому и была предложена идея мультикультурализма, которая два десятилетия считалась сакральной ценностью западного мира.
Точно дату рождения мультикультурализма не назовет никто, но элементом европейской политики он стал в ноябре 1991 года, когда в немецкой газете Die Zeit появилась статья Даниеля Кон-Бендита и Томаса Шмида «Если Запад становится неотразим». Очень симптоматичное название, правда? Авторы, а Кон-Бендит — харизматичный лидер революции 1968 года — утверждали: «Богатые страны, как, например, Германия, не имеют иного выбора, кроме как принять тот факт, что они уже стали странами иммигрантов и что они останутся таковыми в будущем. Вопрос лишь в том, как быть с этим фактом. А ответом должна стать новая политика в отношении иммиграции и иммигрантов».
Эта политика стояла, правда, пошатываясь на двух китах: либерализация условий въезда в страны Европы и создание лучших условий для реализации творческого и экономического потенциала иммигрантов. Но сейчас она рушится, как арктический айсберг в режиме глобального потепления. И еще до нового «переселения народов» с Ближнего Востока в Европу сама Ангела Меркель, подразумевая мультикультурализм, вынесла ему окончательный приговор: «Эти попытки совершенно провалились!»
Так что же все-таки случилось в однополярном мире, где почти вся Евразия послушно развернулась лицом к Западу, тем самым, якобы исключив саму возможность возвращения человечества к новой холодной войне, не говоря уже о войнах «горячих», тем более термоядерных? А все случилось почти по шекспировскому «Макбету», когда «на Дунсианский склон пошел Бирманский лес» — Запад, Rimland(прибрежная зона) в полном соответствии с геополитическими теориями времен раннего империализма, пошел на Восток. И ничего не поделаешь – «рельеф как судьба». Геополитика, а не идеология восторжествовала и в однополярном мире. Уверенность в его незыблемости и отсутствии других гипотетических «центров силы» вылилась в стремлении взять под полный контроль огромные ресурсы «дуги напряженности», которую Збигнев Бжезинский провел от Магриба до Китая.
А наиболее концентрированным выражением этих планов стали концепции неоконсерваторов из организации «Проект нового американского века» (Project for the New American Century (PNAC). Очень коротко — их теории подразумевали не просто глобальное доминирование США, но переформатирование всего евразийского пространства на 300 (а кто-то предлагал и 700) государств, возглавляемых «демократическими», т.е. слабыми, компрадорскими, но «толерантными» проамериканскими правительствами со всеми вытекающими из этого последствиями в виде передачи ресурсов под контроль транснациональных корпораций.
Распад СССР должен был получить свое продолжение в виде распада России и перехода под международный, точнее, американский контроль, ее ядерного потенциала. А постсоветские страны должны были играть роль «санитарного кордона» вокруг выброшенной на цивилизационную периферию России. Поэтому нет среди них ни одного государства, которому бы не пытались привить очередную «цветную революцию», благо этот эксперимент удался в Грузии, Молдавии, Киргизии, а, главное, на Украине. В контексте «Проекта нового американского века» надо рассматривать военные кампании в Афганистане, Ираке, Ливии, войны в Сирии и Йемене, сам феномен «Арабской весны», парализовавшей гигантское ближневосточное пространство.
Сопротивление этому глобальному наступлению Запада должно было возникнуть в виде геополитического возвращения России на мировую арену в евразийской парадигме, которая сейчас не афишируется на медийном уровне. Это был вопрос выживаемости и, может быть, инстинкт самосохранения народов России позволил этой стране легко отказаться от чуждой ей модели развития, навязанной в свое время «реформаторами» горбачевской и ельцинской команды.
Сегодня мы можем подвести некоторые итоги практической реализации неоконсервативных теорий, неразрывно связанных с президентством обоих Бушей – старшего и младшего. Надо признать, что от концепций глобального доминирования и исключительности не сумели отказаться и два других американских лидера однополярного мира – Билл Клинтон и Барак Обама. Ни одна из целей переформатирования глобального мира, запланированных в тиши кабинетов лидеров «золотого миллиарда», не была, а теперь ясно, что и не будет достигнута.
Полоса глобального экономического кризиса еще не пройдена, он готов вернуться на векторах, которые даже сейчас трудно, почти невозможно, вычислить. Кто может гарантировать, что не рухнет вся международная финансовая система, основанная на Бреттон-Вудских соглашениях, превративших доллар в мировую, но реально мало чем обеспеченную валюту? Если когда-нибудь на экономику Америки рухнет ее собственный многотриллионный внешний долг, многие ли удивятся, что на смену ему придет какое-нибудь «амеро»? Благо его ассигнацию даже напечатали на пробу.
Переформатировать государства «дуги напряженности» географически не удалось, но взорвать некоторые из них изнутри оказалось очень даже реальным. Но это только увеличило риски и вызовы современного мира. Достаточно сказать, что международный терроризм в лице ИГИЛ и других экстремистских групп превратился в реальную угрозу современной цивилизации.
Европа, которую захлестнули потоки беженцев, тоже не стала бенефициарием этих разрушительных процессов. Немецкий профессор Хайнзон, прозванный Карлом МарксомXXI века, заявил, что ситуация с мигрантами опаснее, чем кажется. Его расчеты потрясают: в 2012 году в Германию переселилось 1,1 млн. человек, в 2013 -1,2 млн. Покинули страну за 2 года 1,5 млн. В Германии ныне проживает 82 миллиона. Если распространить эти пропорции на весь Евросоюз с общим населением в 507 млн, то в ближайшие 35 лет в Европу теоретически может перебраться 250 млн экономических мигрантов. А судя по опросам института Гэллапа, к 2050 году уже 950 миллионов из Африки и арабских государств захотят обосноваться в Европе. Такого наплыва Старый Свет не переживет.
В этом контексте центрами стабильности, способными проектировать силу на различные международные процессы, могут выступить только евразийская Россия и Китай. «Рельеф как судьба», и ни Азербайджан, ни Казахстан, ни одно другое постсоветское государство, не может каким-то волшебным образом перенестись на американский континент и оказаться где-то между США и Канадой. Все постсоветские государства существуют в евразийском формате и, очевидно, пришло время оформить географические реалии в политические, экономические, военные и культурные в виде жизнеспособных и эффективных союзов. Для этого у нас есть общее видение собственной модели существования в виде светских, но с опорой на традиционные ценности, социально ориентированных государств, способных обеспечить свободное и равноправное развитие всех его населяющих народов.
Еще четверть века назад такая постановка вопроса показалась бы утопической. Сегодня она представляется вполне реальной. Завтра будет восприниматься как единственно верная и возможная.