В течение длительного времени США были примером для многих стран и народов, но сегодня этот ориентир утрачен; мы все чаще наблюдаем отход от либерального образца в сторону более централизованной модели управления по всему миру. Особенностью американской демократии было, как известно, разделение властей — организация работы механизма «сдержек и противовесов». Но эта модель оказалась вовсе не универсальной.
Турция. Президента Турции Реджепа Эрдогана теперь многие обвиняют в том, что он ведет страну к диктатуре, но при этом мало кто вспоминает, что летом прошлого года его чуть было не сместили с законной должности путем военного переворота, за которым стояли, как считают многие эксперты, проамериканские силы. На этом фоне и на фоне экономического упадка в стране Эрдоган заявляет, что его стране нужна стабильность, чтобы исправить положение. 16 апреля он побеждает на референдуме. При этом победитель забирает все. Но в Турции мало кто упоминает и о том, что под лозунгом защиты национальных интересов в тюрьмы было посажено 50 000 человек, и лишь часть из них была причастна к «заговору». Под «раздачу» попали даже дети, которые дразнили президента в соцсетях.
Европа. Что касается Европы, здесь нельзя упускать из виду в первую очередь экономическую составляющую. Реакция на Великую рецессию 2008 года в Европе со стороны европейских социал-демократических или левоцентристских партий заключалась в осуществлении политики строгой экономии: они выручали банки тем, что ужесточали бюджетную политику.
«Экономические и политические последствия этой политики были катастрофическими, особенно для Южной Европы: это привело к жесткой рецессии, которая оставила многие страны в руинах, усугубила неравенство, усилила политическую нестабильность, распространила страх и привела к утрате надежды на будущее. Затем это привело к электоральным поражениям левоцентристских партий и способствовало росту популизма по всей Европе. Самой большой ошибкой было, конечно же, принятие и осуществление политики жесткой экономии, которая превратила социал-демократические правительства в реакционеров, перешедших на сторону банков», — пишет Сабестьян Ройо на страницах Social Europe.
«Левоцентристские политики, одержимые миссией доказать, что они тоже могут нести финансовую ответственность, были неспособны объединить свои силы на уровне ЕС и противостоять догматизму Германии; они были спокойны, поскольку считали, что у левых избирателей нет Альтернативы, и с энтузиазмом запрыгнули на подножку жесткой экономии, от которой страны ЕС будут страдать еще многие годы», — считает эксперт.
Проблема заключается еще и в том, что, несмотря на фиаско, левые не обновляли свою повестку и не спешили идти в ногу со временем (это происходило как в ЕС, так и в США). Им явно не хватает новых формулировок, нового видения альтернативы, которая бы бросила вызов современной парадигме.
Тем временем рабочие силы становятся все менее централизованы, традиционные классовые идентичности и партийные системы размытыми. Произошла стагнация реальных доходов среди рабочих и среднего класса; упал уровень жизни; снизилась социальная мобильность; произошли культурные и социальные потрясения, вызванные иммиграцией, все это началось за десятки лет до Великой рецессии, которая и добила рабочий класс. Европейские левоцентристы при этом измельчали абсолютно; они свели к минимуму эти проблемы и даже не удосужились разработать политику для их эффективного решения.
Левые на обоих континентах, действительно, запоздали с этой мыслью. Вместо того чтобы слепо поддерживать жесткие бюджетные соглашения и соглашения о свободной торговле, нужно было поддержать инвестиции в государственный сектор и снизить налоги для среднего класса, чтобы стимулировать широкое потребление. Им также необходимо было реформировать системы налогообложения и социального обеспечения, чтобы способствовать более справедливому распределению благ и сокращению неравенства, а также инвестировать в инфраструктуру; заняться промышленностью, которая поможет диверсифицировать экономику и защитить работников, переосмыслить способ обучения рабочей силы, чтобы соответствовать требованиям будущего.
Прямо сейчас для любой страны ЕС единственный способ избежать фискальной смирительной рубашки, Пакта стабильности и роста (стратегии преодоления рецессии и обеспечения посткризисного развития), — это выйти из зоны евро. Таково решение всех «экстремистских» партий.
Но хотя и можно во всем обвинить глобализацию, от нее уже нельзя полностью отказаться. Нужно смириться с мыслью, что мир изменился с тех пор, как левые стали заниматься политикой; глобализация ослабила доверие к правительствам, испарились те социальные договоренности, которые открывали государства торговле, а консенсус в отношении иммиграции был утрачен.
Проблема в другом — в том, что на данный момент в глаза бросается явное несоответствие между глобализацией и той властью, которой вообще могут распоряжаться национальные правительства. По мнению населения, это должно измениться. Выгоды от глобализации должны быть справедливо распределены, корпорации должны платить свою долю налогов, а политику необходимо разработать таким образом, чтобы она в первую очередь могла смягчить социальные потрясения.
Популисты как раз и питаются пессимизмом по поводу того, что при сохранении статус-кво все это останется недостижимым. Для того чтобы противостоять росту популизма, либералам нужно было найти оптимистичный нарратив, который бы сфокусировался на решении вопросов, связанных с народными страхами, и предложил бы реальные решения проблем.
Франция. Этот процесс и начал французский кандидат в президенты Эммануэль Макрон. Только он, похоже, и учится на чужих ошибках; и своим выходом во второй тур убедительно доказывает правильность выбранной стратегии. Инструмент, который использует Макрон против популистских восстаний, — это собственное «восстание», но из центра.
Его социальная платформа имеет все задатки «прогрессивной сказки». Его свежее мальчишество, красивые костюмы, месседж, что он «не левый, но и не правый» и восторги французских СМИ… Все это сулит победу и дает надежду его избирателям. «Мы больше не можем защищать политическую систему, методы которой ослабляют демократию», — говорит он, осуждая «вакантное политическое статус-кво». «Я даже не говорю, что левые и правые больше ничего не значат, или больше не существуют, или, что это уже одно и то же», — иронизирует Макрон.
Макрон защищает открытую французскую экономику, которая искоренит неравенство. Он беззастенчивый сторонник глобализации, хочет дерегулировать неблагоприятные отрасли Франции и повысить свободу передвижения и торговли. Он против политики США и Великобритании, которые закрываются от мира. «Я думаю о наших британских друзьях, которые решили покинуть Европу… Я думаю о том, что наши американские друзья решили отказаться от своей исторической миссии защищать мир во всем мире».
«Он хочет возвращения к идеалам времен славы таких харизматичных центристов, как Тони Блэр и Билл Клинтон. Если Макрон сможет «продать» разочарованной Франции адаптированную версию этого мышления, тогда, возможно, он сможет и остановить распространение «популизма» в стиле Дональда Трампа по всей Европе и даже за ее пределами. Его избрание укрепило бы и позиции британских либеральных демократов, и партии итальянского Маттео Ренци и германского Мартина Шульца. Президентство Макрона также послужит прологом для укрепления Европейского союза, ободрения НАТО и более устойчивого положения стран «Большой семерки», — пишет издание The Quartz.
Макрон напоминает экспертам молодого Блэра и Клинтона, но проблемы, с которыми ему предстоит столкнуться, выглядят гораздо мрачнее. Для предпринимателей и либералов от бизнеса, которые представляют собой базу Макрона, он излучает харизму рок-звезды, дерзкого наследника принципов Обамы. Он страстно защищает ЕС, открытые границы, дирижирует ликующими толпами.
Но его самая большая проблема, однако, сводится к реальной политике. Для зачистки авгиевых конюшен, которые оставили его «прогрессивные» предшественники, потребуется намного больше, чем просто остроумные лозунги. Финансовые кризисы, массовая миграция, повсеместная автоматизация производства — все это дает понять, что глобализация работает не для всех. Вслед за финансовым кризисом растущее неравенство в доходах поразило Францию гораздо больше, чем многие другие богатые страны ЕС. Высок уровень безработицы среди молодежи, и у нее уже тоже появляются вопросы к концепции Макрона.
То, что мир теперь вращается силой мысли (с помощью твитов и мемов), конечно, работает на Макрона, но не на 100%. Его отжившие объяснения компромиссов, на которых строилась когда-то глобализация, сегодня часто выглядят как пустые слова. Ле Пен постоянно отвергала риторику Макрона как неопределенную и бесхарактерную. «Вы ничего не сказали. Каждый раз, когда вы говорите, вы берете немного этого, и немного этого, и вы никогда не соглашаетесь ни с чем конкретным», — отрезала она на первых телевизионных дебатах.
Макрон делает ставку на то, что он единственный, кто искренне предлагает новые идеи. Тем же, кого соблазняют «ксенофобские и протекционистские» месседжи Ле Пен, Макрон напоминает о фашистских корнях ее партии: «Марин Ле Пен настоящая дочь Жан-Мари Ле Пена».
7 мая на кон будет поставлено многое; и это выходит далеко за рамки французской политики. Все левоцентристские глаза Европы устремлены на Макрона, в надежде на то, что он не допустит распространения протекционизма в ЕС и во всем мире. «Семена посеяны и начинают всходить», — говорит эксперт по европейской политике Мэтт Браун из «Центра американского прогресса». «Триада Макрон, Трюдо (в Канаде) и Ренци (в Италии) станет стержнем нового глобального, прогрессивного движения, — говорит он. — Усилия Блэра, Клинтона и Обамы не станут напрасными, и великий эксперимент демократически развитых стран с рыночной экономикой может получить второй шанс».
Елена Ханенкова, 24 апреля 2017,
| Источник — regnum.ru |