В январе должно пройти очередное заседание специальной рабочей группы по разработке Конвенции о правовом статусе Каспийского моря
Эта одна из самых долгоиграющих проблем, которую прикаспийские государства так и не смогли решить с момента распада Советского Союза.
Мы делили апельсин…
Нефтегазовая сфера является стратегически важной для экономического развития страны, а ситуация в Каспийском регионе имеет прямую связь с обеспечением национальной, в том числе экономической, безопасности Казахстана.
Именно поэтому важно учитывать угрозу появления разных «черных лебедей», которые могут нанести удар по этой безопасности в Каспийском регионе.
Под такими «лебедями» математик и трейдер Нассим Николас ТАЛЕБ понимал побочные риски, способные оказать сильное влияние на траекторию экономического и политического развития любого государства.
И неопределенность правового статуса Каспия увеличивает их.
Многолетние переговоры по данной теме напоминают детский стишок: «Мы делили апельсин. Много нас, а он один».
Проблема определения правового статуса Каспия стала обсуждаться после распада СССР. Конечно, за этот период между тремя прикаспийскими странами возникали попытки решить этот вопрос по-своему.
Например, в июле 1998 года между Казахстаном и Россией было заключено соглашение о разграничении дна северной части Каспийского моря в целях осуществления суверенных прав на недропользование, а в мае 2002 года подписан протокол к данному соглашению.
Кстати, в июне 2016 года президент РФ Владимир ПУТИН подписал закон о ратификации документа, который вносит изменения в соглашение между РФ и Казахстаном о разграничении дна северной части Каспийского моря.
Новый протокол предоставляет той компании, которая будет создана уполномоченными организациями России и Казахстана, право пользования участком недр для геологического изучения, разведки и добычи полезных ископаемых без проведения аукциона сроком на 25 лет с этапом геологического изучения недр до 7 лет.
В свою очередь в 2001 и в 2003 годах были заключены соглашения между Казахстаном и Азербайджаном о разграничении дна Каспийского моря и соответствующий протокол к нему.
Кроме того, между Казахстаном, Азербайджаном и Россией в 2003 году было подписано соглашение о точке стыка, линий разграничения сопредельных участков дна Каспийского моря.
В 2014 году Казахстан и Туркменистан также пришли к аналогичной схеме.
Но все эти протоколы и соглашения не ускорили процесс определения правового статуса Каспия.
В июле 2016 года министры иностранных дел «каспийской пятерки» в Астане снова не пришли к консенсусу по проекту Конвенции о правовом статусе Каспия, который часть прикаспийских стран считает морем, а другая — озером.
От этого зависит сама модель его разделения.
Наиболее жесткую позицию занимает Иран, который не присоединился к Конвенции ООН 1982 года о морском праве, настаивая, что Каспий является озером.
Тегеран выступает с двумя предложениями: либо поделить шельф на пять одинаковых по площади участков, чтобы каждой из пяти стран досталось по 20 процентов территории, либо вообще ничего не делить и совместно использовать всю акваторию.
В свою очередь Казахстан, Азербайджан и Россия поддерживают принцип срединной или модифицированной линии разделения Каспия, в результате которой у Ирана было бы только чуть больше 13-процентной доли на Каспии, в то время как у остальных прикаспийских государств больше. Например, у Казахстана по такой схеме могло бы быть около 29 процентов, что, естественно, устраивает Астану.
В прошлом году замминистра иностранных дел Ирана Ибрагим РАХИМПУР опять заявил, что его страна не согласится на 13 процентов сектора Каспия. В то время как вице-министр иностранных дел Азербайджана Халаф ХАЛАФОВ был более оптимистичен, отметив, что в 2016 году большая часть вопросов по проекту Конвенции о правовом статусе Каспийского моря согласована. И все спорные вопросы планируется завершить до следующего саммита глав прикаспийских государств в 2017 году.
Вот только одним из спорных вопросов все еще является принцип деления. В июле 2016 года глава МИД РК (ныне посол РК в Великобритании) Ерлан ИДРИСОВ заявил, что к сложным темам во время переговоров были отнесены вопросы прокладки коммуникаций по дну Каспийского моря, а также определения методики разграничения дна.
Интересно, что, по данным иранских СМИ, прикаспийские государства не смогли договориться по семи вопросам. Сложность состоит в том, что в мировой практике нет похожих, уже отработанных универсальных принципов раздела спорных участков в таком регионе, как Каспий. Он имеет уникальное положение.
Максимум, что было сделано — это заявление президентов пяти прикаспийских государств в 2014 году по поводу определения национального суверенитета каждой стороны над прибрежным морским пространством в пределах 15 морских миль. Также закреплялись их исключительные права на добычу любых водных биоресурсов в пределах 10 морских миль от берега.
Затягивание решения вопроса о правовом статусе Каспия имеет много причин и ведет к немалому количеству побочных рисков.
Одна из таких причин — наличие спорных месторождений между Туркменистаном, Азербайджаном и Ираном. Хотя, например, Россия и Казахстан на практике продемонстрировали неплохую модель решения проблемы спорных месторождений путем их совместных разработок. Как оказалось, для этого необходимы только две вещи — прагматизм и политическая воля.
Милитаризация Каспия
К побочному риску наличия спорных месторождений и отсутствия правового статуса Каспия можно отнести процесс активной милитаризации региона, когда практически все прикаспийские государства укрепляют в нем свои военно-морские силы.
Кроме того, на Каспии сложилось две группы государств, по-разному смотрящих на военное сотрудничество в этом регионе с другими странами. Это, во-первых, Иран и Россия, которые категорически против любого военного присутствия третьих стран, в первую очередь США, в районе Каспия.
Иран давно уже выражает опасения по поводу увеличения вооруженных сил на Каспии и вмешательства третьих стран в дела Каспийского моря. Еще несколько лет назад министр иностранных дел Ирана Камаль ХАРРАЗИ предложил заключить договор, запрещающий его участникам подписывать двусторонние соглашения с третьими странами, представляющими угрозу безопасности региона.
Кстати, Россия также лоббировала введение запрета на присутствие в регионе вооруженных сил третьих стран, не имеющих непосредственного выхода к морю, а также выступала за запрещение плавания судов под флагами «неприкаспийских» государств.
Здесь было видно явное сближение с иранской позицией. Такая позиция, кстати, может найти поддержку и в Китае, который рано или поздно усилит свою активность на Каспии в качестве дополнительного центра влияния. Поводом для этого может послужить политика защиты китайских нефтегазовых интересов не только в Казахстане, но и в Туркменистане. К тому же Россия и Китай уже опробовали механизм выдавливания «третьих стран» из Центральной Азии через ШОС.
Хотя приход Дональда ТРАМПА в Белый дом с его лозунгами сокращения военного присутствия США в разных регионах мира, с одной стороны, частично может затронуть и Каспий.
К тому же, новым государственным секретарем США Д. Трамп назначил главу компании ExxonMobil Рекса ТИЛЛЕРСОНА, у которого более гибкий подход в отношениях с Москвой, что, впрочем, не помешало ему уже назвать действия России на Украине агрессией, а присоединение Крыма к России расценить как вторжение.
Но большая нефть — всегда большая геополитика. И Рекс Тиллерсон это хорошо понимает. Ведь те же американские компании являются одними из акционеров трубопровода «Баку – Тбилиси – Джейхан», который изначально создавался как дополнительный, не зависимый от России путь транспортировки нефти на мировой рынок не только из Азербайджана, но также из Казахстана. И пока в некоторых прикаспийских государствах будут присутствовать интересы западных нефтегазовых ТНК, в том числе американских, США останутся за карточным столом геополитического каспийского пасьянса.
Что касается милитаризации Каспия, то в 2007 году в Тегеране приняли декларацию, где также был пункт не использовать вооруженные силы для решения споров и не предоставлять свою территорию третьим странам для агрессии против соседей по морю.
Но вся проблема в том, что это не мешает сохранению напряженных отношений между Ираном и Азербайджаном вокруг спорных месторождений. И рано или поздно, но гонка вооружений в каспийском регионе может достичь верхней границы безопасности, за которой риск вооруженного конфликта увеличивается. А любой военный конфликт на Каспии нанесет удар по экономическим интересам Казахстана, который сильно зависит от разработки каспийских месторождений и трубопроводной инфраструктуры, которая здесь существует.
Более того, в 2015 году Каспий впервые не напрямую, а косвенно, был уже втянут в чужой вооруженный конфликт, когда корабли каспийской флотилии ВМФ России применили крылатые ракеты «Калибр» против террористической организации ИГИЛ в Сирии. И тогда это вызвало озабоченность Туркменистана и Казахстана.
Формула «3-2»
Еще одна проблема: основными поставщиками каспийской нефти на мировой рынок являются Казахстан и Азербайджан. В то время как для России, Туркменистана и Ирана каспийские нефтегазовые ресурсы не являются приоритетными.
Некоторые российские компании работают совместно с Казахстаном при разработке каспийских месторождений и являются акционерами Каспийского трубопроводного консорциума. Но десять крупнейших нефтяных месторождений России, такие как Самотлорское, Ромашкинское, Приобское и другие, расположены далеко от Каспия, как, впрочем, и крупные российские газовые запасы.
У Туркменистана основные запасы газа также расположены на суше.
Для того же Ирана углеводородный фактор не так важен, поскольку основную ставку он делает на свои обширные запасы нефти и газа в Персидском заливе.
Конечно, возможно, после отмены санкций против Ирана эта страна начнет привлекать инвесторов и на свои каспийские месторождения. Например, в 2015 году управляющий директор иранской компании по разведке и добыче нефти на Каспии Али ОСУЛИ пообещал представить иностранным инвесторам четыре проекта, связанные с месторождениями на Каспии. Интересно, что один из них является спорным в отношениях с Баку. Хотя все же для России и Ирана Каспий больше интересен не как важный источник добычи и экспорта в виде нефти, а икры и осетровых, поскольку два этих государства являются ее крупнейшими мировыми экспортерами.
К тому же Россия и Иран больше рассматривают Каспий как сферу своих геополитических интересов на стыке нескольких важных регионов. В то время как Казахстан и Азербайджан больше делают ставку на свои экономические интересы, связанные с добычей сырья.
Именно поэтому Москву и Тегеран, скорее, волнуют не вопросы нефтегазового развития региона, а создание препятствий для присутствия на Каспии военных сил третьих стран или поддержание экологического равновесия. Частью этих геополитических игр, в том числе, являются протесты Москвы и Тегерана против строительства любых нефте- и газопроводов по дну Каспия, большинство из которых активно лоббировали США и ЕС.
Некоторые российские эксперты даже предлагали заморозить планы по активной добыче нефти и газа в регионе, чтобы создать условия для долгосрочного освоения биологических ресурсов моря.
Но это явно противоречит энергетической политике Казахстана, даже если и наносит серьезный удар по биоразнообразию казахстанской части Каспийского моря.
Впрочем, сама Россия когда-то не менее активно вела строительство Северо-Европейского газопровода по дну Балтийского моря, несмотря на экологические претензии прибалтийских государств. Но когда речь идет о геополитических играх, политика «двойных стандартов» к ним обычно прилагается.
ДОСЫМ САТПАЕВ
| Источник — Ratel.kz |