Сообщения о росте напряженности в северных провинциях Афганистана стали появляться с весны 2015 года. А в августе страницы мировой прессы обошли трагические известия, о которых мы также писали. Это и массовые захваты боевиками населенных пунктов, и жестокиебои с повстанцами в непосредственной близости от границы с Таджикистаном, и значительныйрост жертв среди мирного населения. Что же получается: север страны снова погружается в хаос, а талибы вместе с другими исламистами вот-вот могут захватить власть в Кундузе и Бадахшане?..
Для того, чтобы разобраться в происходящем, старший сотрудник программ Freedom House и директор проекта «Nations in Transit» Нейт Шенккан (Nate Schenkkan) взял интервью у помощника регионального директора и исследователя в AAN (Афганская аналитическая сеть) Убейда Али (Obaid Ali). Запись этой беседы, посвященной текущей ситуации в северных провинциях Афганистана, граничащих с Туркменистаном, Узбекистаном и Таджикистаном, 14 августа размещена на странице «Центральноазиатского подкаста». «Фергана» предлагает своим читателям сокращенный перевод этой беседы на русский язык.
— Вы только что вернулись из поездки по северо-востоку Афганистана. В чем была ее цель? В каких провинциях вы побывали?
— Я был в Бадахшане, провинциях Тахар и Кундуз, исследуя вопросы безопасности, изучая активность мятежников и общаясь с населением.
— Прежде чем мы поговорим о мятежах, скажите, каковы вообще сегодня настроения в этих провинциях? Что происходит в экономике — стагнация или развитие?
— Для того, чтобы создать себе верную картину, надо сравнить состояние региона с прошедшим годом. Я регулярно бываю в северном Афганистане, разговариваю с людьми, местными журналистами, сотрудниками неправительственных организаций, государственными служащими, вооруженными группами. Ситуация очевидно ухудшилась только за последние четыре месяца – в экономике, с недостаточной безопасностью и социальной активностью. Система безопасности и социальная жизнь здесь всегда функционировали недостаточно, а в этот визит на север я заметил, что люди чувствуют себя совершенно по-другому, в сравнении с тем, что я видел здесь даже три-четыре месяца назад. Недавнее наступление Талибан, в особенности в провинции Кундуз, заставило многих людей – бизнесменов, владельцев магазинов, даже фермеров, я разговаривал с ними, потерять доверие к местной власти, искать убежища от военного насилия в столице провинции. Люди почувствовали, что они никак не защищены, и это основное отличие по сравнению не только с прошлым годом, но и с ситуацией четырехмесячной давности.
— Это новая ситуация для северных провинций, или подобное уже не раз бывало в современной истории?
— Подобное случалось не так давно, в 2001 году. Но тогда было демократическое правительство, которому люди доверяли. К сожалению, я впервые увидел подобное в Кундузе, когда люди почувствовали недоверие к местной власти, почувствовали себя недостаточно защищенными ею. Да, прежде бывали столкновения, боевые действия в округе Ханабад, Алиабад и других, но люди даже в столице провинции не чувствовали себя столь незащищенными местными властями как теперь. Я помню 24 апреля, когда большинство магазинов в Кундузе были закрыты, а местные жители кричали нахлынувшим туда беженцам из соседних городков и деревень: «Возвращайтесь домой! Вам тут нечего делать, отправляйтесь в свои деревни!». Такое я видел в Кундузе впервые.
— Почему все изменилось в этом году? Из-за вывода американских войск? Из-за того, что боевики из Пакистана прибыли на север Афганистана?
— Обострение характерно не только для провинции Кундуз. На севере люди видят, что после успешной военной операции против «Талибана» и ИДУ в Северном Вазиристане многие из боевиков убежали оттуда и прибыли на север Афганистана. И для активизации Талибана на севере этой весной, особенно в Кундузе, есть много причин — тут потеряно управление со стороны центрального правительства, служб безопасности, подорвано доверие к местной афганской полиции, утрачено взаимодействие с центральной властью, ослаблена координация между силами безопасности, вовсю работает пропаганда силы Талибана. Весеннее наступление талибов в Кундузе и текущие волнения призваны показать, что «Талибан» способен заявить о себе, показать свои возможности, продемонстрировать, что он в состоянии нанести поражение афганским вооруженным силам. Похоже, что задачи на севере у Талибана в этом году весьма просты – произвести эффект, показать, насколько слабы официальные власти, как местные, так и центральные, а с другой стороны, показать, что власть уже не пользуется поддержкой международных вооруженных сил.
— Расскажите немного о сопротивлении Талибан со стороны жителей этой нетрадиционной, если я правильно понимаю, для «Талибан» территории — есть ли тут поддержка у них, пополняются ли их ряды бойцами, на что похожа ситуация?
— В Бадахшане, к сожалению, бытует мнение о неспособности официальных властей защитить местных жителей. Коррупция, неспособность местной власти противостоять Талибану, защитить местных жителей, отсутствие обратной связи, невозможность получить образование, получить работу, дает последним большое преимущество. В ситуации, когда правительство не действует, а против него развернута активная пропаганда, Талибан имеет военные успехи, приводит к тому, что их рядя пополняются боевиками. Они с легкостью рекрутируют молодых и необразованных людей в свои ряды.
— Получается, что повстанцы заполняют тот вакуум, который не заполнили местные власти… Вернемся к операции в Северном Вазиристане, откуда в северные провинции Афганистана после успешно проведенной операции против Талибан прибыли отряды боевиков, часть из которых входит в состав ИДУ. Расскажите о роли ИДУ на севере Афганистана?
— На севере Афганистана, куда после той военной операции прибыли отряды, в том числе и ИДУ, им очень просто было найти общий язык с местными жителями, просто вести пропаганду и увеличить число своих сторонников, поскольку для них очень близка местная культура, местный уклад жизни, местный язык. В особенности, на северо-востоке, поскольку говорят они на диалекте одного с местными жителями языка. В том числе и в Бадахшане, где живут этнические таджики, и с ними боевикам ИДУ также очень легко контактировать, вести пропаганду против правительства. Все группы местных жителей северных провинций – узбеки, таджики, туркмены, уйгуры – прекрасно понимают друг друга, что дает ИДУ возможность рекрутировать в свои ряды новых бойцов.
— Как ИДУ проводят среди узбеков, таджиков и туркмен агитацию, о которой вы говорите: развешивают плакаты, заходят в дом или как-то еще?
— Вся агитация проводится муллами, а всех их контролируют боевики ИДУ, во время пятничной проповеди в мечетях. Они говорят о джихаде против неверных (кяфиров), о почетной смерти шахидов и о рае, который ждет их после смерти. Сами боевики приходят в мечети, например, к таджикам, рассказывают о том, как американцы уничтожают мусульман по всему миру, показывают пропагандистские видео, распространяют специально написанные песни, которые легко настраивают людей против правительства. И это очень действует, в особенности на молодёжь.
— Что случилось, когда появилось официальное подтверждение смерти муллы Омара? Это как-то повлияло на ход событий? Как люди отреагировали?
— На местном уровне ничего не изменилось. Люди в каждой области заняты своими проблемами, и делают они одно и то же – рассказывают об проведенных операциях Талибан, готовящихся операциях, бездействии правительства.
— Есть тема, что серьезно волнует прессу в США – конкуренция, которую ИГ («исламское государство») составляет движению «Талибан» в северном Афганистане. В том числе и о присоединении ИДУ к ИГ. Насколько эта информация верна, как влияет на ситуацию, заметно ли это?
— Говорят утвердительно, что эта связь ИДУ и ИГ существует. Я читал заявление лидера ИДУ Усмана Гази семь месяцев назад о том, что муллы Омара уже давно нет в живых, и что он поддержит ИГ. Он отметил также, что полевые командиры ИГ уже действуют на северо-востоке – в провинциях Джаузджан и Фарьяб. Талибан абсолютно в стороне от этого движения и далек от того, чтобы повернуться к ИГ. Но ИДУ практически полностью подконтрольно Талибан, и я думаю, у последних есть возможности предотвратить превращение ИДУ в самостоятельное независимое движение, способное поддержать ИГ. Я читал в местных СМИ предостережения об этом, но на месте, «на земле», в частности, в Бадахшане, этого практически не наблюдается. Кроме того, идеи салафизма, которые исповедует ИГ, противоречат традиционному исламу на северо-востоке Афганистана, потому и нет никаких причин, по которым эти две группы могли бы напрямую объединиться.
— Есть ли среди групп боевиков этого движения те, которые не подчиняются Талибану, пришедшие из Пакистана и из других мест, и хотели бы выйти из-под того полного контроля, о котором вы говорили?
— Я уже довольно давно не имел связи с ИДУ, поскольку с ними чрезвычайно трудно напрямую контактировать, общаться, они очень осторожны и, кроме того, не слишком вовлечены в жизнь местных жителей. Их семьи постоянно привязаны к жилищам, иностранные боевики и местные жители практически не общаются друг с другом, только в мечетях. Количество их бойцов сегодня не так уж высоко, оно мало. И Талибан вряд ли даст им возможность объединиться с ИГ хотя бы в силу финансовых обстоятельств.
— Вы говорите, что количество их невелико. Сколько их, по вашей оценке?
— В Бадахшане, по моим подсчетам, около шестидесяти семей – где-то 100-150 бойцов. Талибов же значительно больше – 400-450 бойцов.
— Каковы ваши прогнозы на следующий год – будет ли ситуация ухудшаться, возьмут ли боевики Кундуз?
— Думаю, что до этого далеко, власти не допустят потери Кундуза, иначе это будет серьезным ударом по центральному афганскому правительству, которое постарается в ответ полностью освободить и эту северную провинцию, и Файзиабад в Бадахшане в том числе. Но, мне кажется, что в нынешнем году этого не произойдет. Несомненно, присутствие тут террористических групп – большая опасность для будущего и севера Афганистана, и Центральной Азии в целом. И это серьезный вызов афганскому правительству, однако, выдворить отсюда или ликвидировать все группы боевиков в северном Афганистане – задача чрезвычайно сложная. Но афганское правительство не понимает, мне кажется, всей серьезности положения тут, того большого числа сил боевиков, которое здесь сконцентрировалось в последнее время.
— Как вы думаете, есть ли у центрального правительства желание исправить положение дел, проявляют ли они достаточную активность?
— Я думаю, да. Однако разрушенная экономика Кундуза и Бадахшана помогает мятежникам из числа талибов и разрозненных вооруженных банд вербовать сторонников и расширять свои ряды. И правительство должно сделать все, чтобы выдавить их из этих провинций. Это – главная задача.
— Насколько тесно местная администрация, политики и бизнесмены связаны с этими боевиками, можно ли говорить о мафии тут?
— Есть тесная связь, но если с Талибан это довольно прозрачно прослеживается, то с разрозненными вооруженными группами все гораздо сложнее. Разрозненные вооруженные формирования — большая угроза для здешнего правительства, чем Талибан. Когда местные незаконные вооруженные группы грабят граждан, вымогают у них деньги, то граждане предпочли бы видеть у власти движение Талибан. Но местные жители, если правительство вернет к себе доверие, помогут восстановить тут нормальную жизнь. И не нужно тут вести больших битв, необходимо вернуть доверие граждан, чего я сейчас тут не вижу.
— Возможно, я ошибаюсь, но не похожа ли эта ситуация на ту, что случилась двадцать лет назад, когда Талибан впервые завоевал Афганистан после гражданской войны? Талибы пришли и принесли некое подобие порядка и закона, что не было предоставлено другой властью.
— Ситуация очень похожа. Талибан предлагает гражданам совершенно простую систему правосудия, защиту для всех, что положительно отличает Талибан в глазах местных жителей от тех разрозненных групп, которые захватили некоторые села в провинции Кундуз. Если дистанция и вакуум между людьми и официальным правительством не будут заполнены, жители здешних провинций предпочтут Талибан.