Война трубопроводов

Выступление исполнительного директора АНО «Центр политических технологий «ПолитКонтакт»» Андрея Медведева в ходе International Conference on International System, Regional Developments & Foreign Policy of IRI

Тегеран, 2-3 марта 2015

Значение масштабных проектов по строительству магистральных трубопроводов выходит далеко за рамки экономики. Реализация таких проектов зачастую осуществляется не столько в интересах экспортеров энергоресурсов, сколько в соответствии с планами и расчетами глобальных геополитических игроков, прежде всего, США. Вашингтон стремится установить контроль над стратегическими маршрутами транспортировки углеводородов, пытаясь таким образом получить дополнительные преимущества в отношениях с Россией, ЕС и Китаем.

В этой связи представляется несколько искусственным и неточным термин «война трубопроводов», который в последнее время приобрел широкую популярность. Под ним, как правило, подразумевается, что некие международные или региональные газопроводные проекты входят друг с другом в противоречие, а то и в конфликт, в основе которого лежат экономические интересы производителей и потребителей.

Однако подобная интерпретация противоречий, связанных с существованием (или даже параллельной реализацией) конкурирующих трубопроводных проектов может только увести нас от понимания сути процессов, идущих в современном мире. В действительности, речь идет не об экономической конкуренции, а о борьбе за контроль над энергоресурсами – их добычей, транспортировкой и сбытом конечному покупателю. Выбор маршрутов транспортировки определяется не только экономическими, но и геополитическими соображениями, которые в ряде случаев выходят на первый план. Точно так же, как продолжается борьба за другие источники стратегического сырья, водные ресурсы, право на производство и экспорт продуктов питания.

В ряде регионов мира идут сегодня стремительные перемены, которые ведут в свою очередь к изменению соотношения сил, сложившегося на глобальном уровне. При этом у глобальных игроков и ведущих региональных держав возникает стремление встроить происходящие изменения в собственные внешнеполитические и внешнеэкономические сценарии. Или даже направить процессы, идущие, как в отдельных странах, так и на международном уровне таким образом, чтобы получить от этого наибольшую выгоду. В последние два десятилетия борьба за геополитическое доминирование значительно усилилась, что вызвало обострение схватки за контроль над энергоресурсами и другими источниками стратегически важного сырья.

Очевидно, что такие государства как Китай, Индия, Пакистан, Япония, Южная Корея и некоторые другие страны Юго-Восточной Азии, которые имеют относительно высокий темп экономического роста, а также весьма высокий уровень рождаемости, заинтересованы в получении доступа к надежным источникам энергетического сырья, гарантирующим его долговременные и бесперебойные поставки. Угроза энергетического дефицита является серьезным фактором, сдерживающим экономическое развитие этих стран.

Казалось бы, существуют экспортеры и импортеры углеводородного сырья, которые заинтересованы друг в друге, и в этой экономической взаимной заинтересованности по большому счету не должно быть места политике. И так бывает, когда речь идет о двустороннем сотрудничестве двух национальных, особенно национальных государственных, компаний — место политики в данном сотрудничестве намного меньшее, чем сугубо экономических аспектов. Однако ситуация принципиально иная, когда речь идет о создании Консорциумов с участием транснациональных нефтегазовых компаний, которые имеют свои собственные интересы, зачастую выходящие за рамки или не совпадающие с национальными интересами государств, в которых они работают. В этом случае — любой энергетический проект, связанный с добычей, транспортировкой и сбытом конечному потребителю углеводородного сырья настолько политизирован, что его экономической составляющей отводится отнюдь не главная роль.

Крупнейшие финансово-олигархические группы, которые давно вышли за пределы национально-государственных образований и сосредоточили в своих руках колоссальные капиталы, находятся между собой в сложных взаимоотношениях. Столь же противоречивыми являются их отношения с государственным руководством, как глобальных игроков, так и ведущих региональных держав. Однако можно отметить, что стремление администрации США установить контроль над стратегическими маршрутами транспортировки энергоресурсов, отвечает интересам глобальных финансово-олигархических групп, стремящихся контролировать наиболее важные ресурсные базы конкретных национальных государств. Причем, они хотели бы определять, как уровень добычи и маршруты транспортировки, так и способ реализации конечному потребителю. Поэтому ведущие финансово-олигархические группы, представляющие собой глобального актора, рассматривают военно-политические возможности США, как эффективный инструмент по реализации своих стратегических планов.

Безусловно, правительство США не является только инструментом в чужих руках. США продолжают отстаивать свою монополию на глобальное доминирование, предполагающее, в том числе прерогативу на интерпретацию норм международного права в собственных интересах. Не стоит забывать, что, в «Основах оборонного планирования» 1992-го года прописано: «Нашей стратегией должно быть предотвращение возникновения любого потенциального глобального соперника»1. Этот тезис не изменился, несмотря на ряд корректировок. Главное целью США является сохранение собственной глобальной гегемонии, и американское руководство неоднократно демонстрировало, что для решения этой задачи оно будет использовать все возможные средства. Ради укрепления своих позиций, как на глобальном уровне, так и в отдельных регионах, США сознательно содействуют обострению политического противостояния и социальной напряженности в различных частях Евразийского континента. Закономерным результатом подобной политики становятся вооруженные конфликты, спровоцированные, в том числе, военным вмешательством извне, межэтнические и межконфессиональные столкновения, ожесточенное гражданское противостояние, надолго подрывающее внутреннюю стабильность отдельных государств.

Финансово-олигархические группы в борьбе за контроль над стратегическими ресурсами могут рассчитывать на содействие американского руководства в противостоянии с конкурентами в лице тех национальных государств или межгосударственных образований, которые США считают своими соперниками. Поэтому все масштабные проекты с участием ТНК являются сверхполитизированными и реализуются, так или иначе, при непосредственном участии правительства США..

Ярким примером этого является идея проекта строительства Транскаспийского газопровода (ТКГП). Она изначально возникла в качестве проектного оформления желания снизить зависимость европейских покупателей природного газа от его поставок из России и через Россию. С появлением российского проекта «Голубой поток» ТКГП уже откровенно стал инструментом в конкуренции за турецкий рынок и транзитный потенциал Турции. То есть экономика данного проекта изначально была на втором месте. Кстати, и новая реанимация ТКГП в 2011 году, так же совпала с выходом на реализацию второго российского проекта – теперь — уже «Южного потока». То есть, с самого начала появления ТКГП-проекта в нем доминировала политическая декларативность. То есть интересы Туркменистана в данном «проекте века» имели для «спонсоров» второстепенное значение.

Более того, анализ ситуации вокруг проектов Транскаспийского2 и Трансафганского3 газопроводов убеждает в том, что оба этих проекта не будут реализованы до тех пор пока к сухопутным месторождениям газа в Туркменистане не получат прямого доступа (то есть станут их совладельцами) конкретные транснациональные добывающие компании.

Одним из подтверждений (оказавшихся в публичном пространстве) нашей позиции по данному вопросу является озвученный Ричардом Лугаром в декабре 2012 года в комитете по иностранным делам Сената США Доклад «Энергия и безопасность от Каспия до Европы»4 (доклад подготовили эксперты, связанные с республиканской партией, Нил Браун и Марик Стринг).

Фактически впервые в публичном пространстве был заявлен своеобразный ультиматум правительству Туркменистана, напрямую затрагивающий главные основы внутренней политики в отношении собственности на газ, которая с момента независимости оставалась неизменной и всегда держалась на трех основных принципах:

— уже разведанные сухопутные месторождения газа Туркменистан способен разрабатывать самостоятельно, привлекая лишь технологии иностранных компаний в режиме сервисных договоров;

— все газопроводы, включая участки международных, пролегающие по территории Туркменистана – являются государственной собственностью, они не могут в принципе находиться в собственности иностранных компаний (в этой связи газ продается не на месторождении, а на границе Туркменистана);

— широкое применение СРП (соглашение о разделе продукции) может быть применено при освоении с участием иностранного инвестора месторождений углеводородов, находящихся в «туркменском» секторе Каспийского моря, требующих иного уровня иностранных инвестиций и применения технологий, которыми Туркменистан в ближайшее время объективно обладать не в состоянии.

Очевидно, что интересы транснациональных компаний далеки от национальных интересов Туркменистана и его видения развития собственного нефтегазового комплекса. Поэтому по нашей оценке, ТАПИ и ТКГП следует рассматривать не столько как газотранспортные экономически обоснованные проекты, сколько как геополитические проекты, которые используются крупными внерегиональными игроками, включая ТНК, в качестве своеобразного прикрытия для достижения иной, не связанной с национальными интересами Туркменистана и стран-партнеров в данных проектах, цели. Эта главная цель — получение прямого и эксклюзивного доступа к богатым нефтегазовым месторождениям Туркменистана на суше.

Из работ наших коллег мы знаем, что проекту «Набукко» противодействовали силы, которые не заинтересованы в наращивании неконтролируемых ими на приемлемых для них условиях поставок газа по новым трубопроводам в Европу.

Не является секретом, что политика США направлена на подрыв экономического сотрудничества конкурентов через сепаратизм, дробящий конкретные государства. Через сепаратизм достигается контроль над процессами экономического сотрудничества стран, которых США рассматривают в качестве своих конкурентов. Это уже отработано в Югославии, в Судане, сегодня отрабатывается на Украине, на Ближнем и Среднем Востоке. Пример Пакистана, где резко активизировалось сепаратистское движение белуджей, по территории проживания которых, как раз и должен пройти планируемый маршрут газопровода Иран – Пакистан – Индия, говорит о том, что жертвами дестабилизации могут стать и становятся любые государства, по территории которых проходят газо- и нефтепроводы.

Основным государством, которое в настоящий момент является реальным конкурентом США, является Китай, который в последние годы стал самой серьезной потенциальной угрозой однополярному миру.

На наш взгляд, стратегия Китая оказалась чрезвычайно эффективной, поскольку в ее основе лежит принцип «мягкой силы», который позитивно воспринимается странами региона. Причем этот принцип Китай успешно сочетает с экономической экспансией, дополняя ее реализацией знаковых проектов, направленных на модернизацию промышленности и инфраструктуры отдельных государств. Китайские стратегические инвестиции (покупка акций ресурсодобывающих компаний, строительство транспортной инфраструктуры, выдача привлекательных займов, товарных кредитов и прочее) соответствуют долгосрочным целям КНР.

При этом Китай стремится всеми способами показать, что на политическом уровне не ставит целью прямую конкуренцию с США на глобальном уровне, а с Россией – в зоне ее исторического влияния, по всей видимости, ожидая того момента, когда совокупность реализованных экономически выгодных проектов станет определять и политические отношения со странами региона. Данная стратегия весьма выгодно отличается от геополитической конкуренции РФ и США, которая далеко не всегда подкреплена серьезной экономической базой.

Глобальному актору пока не удалось настолько глубоко проникнуть в Китай и закрепиться в нем, чтобы и его превратить в новый инструмент достижения собственных целей. Поэтому, чтобы ослабить Китай глобальный актор продолжает использовать внешнюю политику США в качестве основного инструмента.

США пытаются наказать Китай за то, что он настойчиво и достаточно успешно пытается перенести границы своих стратегических интересов за пределы национальной территории, и не только объявил в Астане в сентябре 2013 г. доктрину Нового Шелкового Пути, но и сосредоточился на реализации доктрины собственного Морского Шелкового Пути XXI века. Однако чтобы перекрыть поток суданской нефти в Китай, «внезапно» возникла гражданская война в Судане, в результате которой появился «независимый» Южный Судан, в котором «случайно» оказались сосредоточены главные залежи суданской нефти. Была начата война между Южным Суданом и Суданом, в результате чего поток суданской нефти в Китай был перекрыт.

При этом ослабить Китай США смогут лишь в том случае, если подчинят окончательно себе ресурсы государств Европейского союза. В этих же целях существуют ставшие известными планы переформатирования границ, как на БСВ, так и в Европе, суть которых в разделении существующих европейских государств на множество новых национальных образований. Для этого же необходимо разрушить энергетическое сотрудничество между ЕС и Россией, благодаря которому за последние годы экономика России заметно окрепла, а ситуация вокруг Сирии к раздражению в Вашингтоне показала, что с Россией также приходится считаться.

На наш взгляд, социально-политическая дестабилизация Украины, через которую шел основной поток российских углеводородов, оказалась весьма эффективным средством для создания острых противоречий между Россией и ЕС. Отметим, что в последние годы благодаря энергетическому сотрудничеству России с Евросоюзом, экономика последнего стабильно функционировала, а российский бюджет стабильно рос и пополнялся.

Представляется, что события на Украине направлены одновременно и против России, и против франко-германского ядра Европы5. Через действия, направленные на подрыв евро, США работают на ослабление ЕС, в том числе и таких стран «Старого Света» как Италия, Испания. Нет иллюзий и в том, что не прекратятся попытки еще более ослабить Россию, вплоть до ее распада.

Югославию, Грузию, Киргизию, Афганистан, Ирак, Ливию, Сирию, Тунис и другие государства, теперь уже включая Украину, после «демократизации» и смены в них режимов объединяют (за исключением пока Сирии): экономический хаос, политическая неустойчивость, гражданское противостояние и то, что их природные ресурсы в итоге оказались под контролем транснациональных корпораций.

Сегодня на территории Украины мы также наблюдаем подрыв национальной экономики с четким продвижением интересов ТНК, а также натравливание традиционных и загодя созданных политических сил друг против друга с целью провоцирования «вечной» гражданской войны. Но отличие нынешних украинских событий от известных примерно аналогичных событий в других странах заключается в том, что именно на Украине сейчас полным ходом оттачивается следующий этап геополитических операций. Дело в том, что установленные в результате государственных переворотов режимы в Югославии, Ираке, Афганистане, Кыргызстане, Грузии оказались весьма неустойчивыми, непопулярными среди населения и поэтому могущими быть свергнутыми в любой момент. В этой связи на Украине достаточно успешно реализуется начатый достаточно давно проект переидентификации (перевоспитания) населения в новую политическую нацию, ненавидящую прежнюю культурно-цивилизационную традицию.

Сегодня для США абсолютно неважно насколько частей Украина в итоге распадется – важно, что в результате долговременного хаоса заставить европейцев отказаться от энергетического сотрудничества с Россией и заставить платить за поставки энергоносителей из США, либо подконтрольных им сателлитов.

И в этом плане обращает на себя внимание Турция, которая заинтересована в том, чтобы через ее территорию шли в Европу углеводороды, причем, из различных источников.

На наш взгляд, текущую ситуацию на Украине можно будет со временем спрогнозировать и в Турции, ведь «война трубопроводов» и маршрутов доставки углеводородов на европейский рынок ведется сегодня отнюдь не только на Украине.

Попытки перенесения «весенних революций» на площади Стамбула – наглядны. Потуги пошатнуть позиции Р.Эрдогана пока провалились, более того, он был избран президентом Турции. Но очевидно, что способность нынешнего руководства сочетать членство в НАТО с отстаиванием собственных национальных интересов посредством независимой внешнеполитической линии раздражает США.

Декабрьский визит В.Путина в Турцию и ситуация с «Южным потоком» не только вывели российско-турецкие отношения на новый уровень, но и вызвали раздражение у тех, кому не нравятся подобные планы. По всей видимости, российско-турецкие отношения в ближайшее время будут подвергнуты внешним атакам. Это сделать не настолько сложно, учитывая то, что ситуация вокруг Сирии обнажила уязвимые стороны существующей модели российско-турецкого сотрудничества и партнерства, в том числе, обнажив наличие дефицита доверия.

Кроме того, долгосрочные амбиции Турции нацелены на то, чтобы постепенно трансформировать роль импортера энергетического сырья в статус одного из основных субъектов мировой энергетической политики за счет максимально возможного активного использования преимуществ своего географического положения и аккумулирования на своей территории энергоресурсов из целого ряда стран региона6. В целях последнего Анкара даже не возражает против признания независимости курдов после распада Ирака, при условии, что их нефть и газ пойдут на экспорт в ЕС через территорию Турции, которая в складывающейся ситуации является единственно возможным маршрутом. В случае нормализации отношений США и ЕС с ИРИ, и в случае реанимации проекта «Набукко», турецкий энергетический транзит может стать еще более востребованным.

Также хорошо известно, что Турция сознательно стремится завысить перспективные показатели внутреннего потребления природного газа. Так 28 января 1999 года турецкая компания «BOTAŞ» провела презентацию материалов, отражающих перспективность рынка этой страны для туркменского газа. По представленным данным внутреннее потребление природного газа в Турции к 2020 году должно вырасти до 85 млрд. куб. м. в год, а к 2010 году превысить 50 млрд. куб. м. По факту: в 2010 году Турция потребила около 39 млрд. куб м природного газа. При этом по действующим (!) на 2010 год газопроводам, по действующим (!) контрактам в Турцию были готовы поставить:

— Россия (по Балканскому газопроводу и «Голубому потоку») – 30 млрд. м3;

— Иран – 10 млрд. м3;

— Азербайджан – 6,6 млрд. м3 ; (в 2010 году реально поставил 4,5 млрд. м3);

— Алжир и Нигерия (сжиженный газ в эквиваленте) – 16 млрд. м3.

То есть к 2010 году Турция «перезаконтрактовалась» более чем в 2 раза! При этом надо понимать, что Турция, осознанно максимально используя свое благоприятное географическое положение, продолжит выполнять функцию страны-транзитера российского, иранского, иракского, азербайджанского и в перспективе – туркменского газа на их пути в Европу. Но на выгодных, прежде всего для себя, условиях, и для этого Турция сознательно (на сегодня это уже очевидно) продолжит завышать «перспективные» уровни внутреннего потребления, а также – сознательно «перезаконтрактовыться» в целях создания переизбытка предложения на внутреннем рынке. Затем добиваться от поставщика права на реэкспорт, фактически становясь ведущим «перепродавцом» импортного газа на юге Европы.

Поэтому, перспективы развития российско-турецкого энергетического сотрудничества не стоит рассматривать чрезмерно упрощенно. Ведь, несмотря на признание статуса РФ как наиболее надежного поставщика газа, турецкая сторона предпринимала ранее, продолжает и, по всей видимости, продолжит предпринимать шаги по диверсификации источников его импорта.

В заключение хочется сказать, что господству ТНК, фактически представляющих наднациональный центр силы, все же может быть противопоставлено стремление обеспечить равноправие и справедливость в системе международных отношений. Через развитие регионального сотрудничества. Например, сотрудничество в целях решения проблемы Афганистана могло бы стать образцом для повышения уровня регионального сотрудничества с участием не только Китая, Индии, Ирана и России, но и Казахстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана, которые традиционно и в течение многих десятилетий поддерживали разнообразные связи с афганским государством.

Понятно, что между Китаем и Индией, Индией и Пакистаном, Россией и странами Евросоюза (прежде всего Германией и Францией, постепенно расширяющими свое присутствие в регионе) существуют известные противоречия, но есть общие интересы стран Евразийского континента – стабильность и экономическое развитие, противодействию экстремизму. Более того, в Китае, Индии, Пакистане, Иране и России, в каждой из этих стран, существует понимание того, что мир в Афганистане может быть восстановлен только общими усилиями, а дальнейшая эскалация нестабильности на афганской территории окажет негативное влияние, прежде всего на перечисленные государства.

Это касается и вопросов международного сотрудничества в энергетической сфере, в основе которого должны лежать экономические интересы потребителей и производителей. «Войны трубопроводов» не будет, если страны региона выработают совместные подходы к освоению, транспортировке и реализации на конечных рынка сбыта принадлежащих им энергоресурсов. И желательно, кардинально уменьшив роль ТНК, которые ради собственных узкокорыстных и эгоистических интересов готовы и далее «разделять и властвовать».

1 http://www.pbs.org/wgbh/pages/frontline/shows/iraq/etc/wolf.html

2

3

4 http://www.gpo.gov/fdsys/pkg/CPRT-112SPRT77221/pdf/CPRT-112SPRT77221.pdf

5 http://www.regnum.ru/news/polit/1779530.html

6 См: П.В. Шлыков, Н.Ю. Ульченко «Динамика российско-турецких отношений в условиях нарастания глобальной нестабильности». Москва. ИВ РАН 2014.

Источник — ЦентрАзия