РЕГИОНАЛЬНЫЙ ПАСЬЯНС
После распада СССР появилось понятие «Центральная Азия», объединившее постсоветскую Среднюю Азию и Казахстан. Так что опыт свидетельствует: геополитическое переформатирование вполне возможно при интересе элит. Есть фактор возвращения к исламу и ретрадиционализации на фоне отхода от советского наследия. В этом смысле прежние существенные различия между некоторыми республиками ЦА и соседним с ними Афганистаном уменьшились. Также расширилось пространство взаимодействия с Ираном. При каких условиях мы можем оказаться в укрупненном регионе вместе с Афганистаном и, возможно, Ираном ?
КОНКУРЕНЦИЯ ПРОЕКТОВ
И Большая Центральная Азия (БЦА), и Новый Средний Восток (НСВ) — это геополитические изобретения на потребу внешних игроков. Идея БЦА принадлежит американскому ученому Фредерику Старру, тогда как НСВ — проект части российских экспертных кругов и части элиты. Добавим к этому недавно выдвинутую председателем КНР Си Цзиньпином идею «экономического пояса Великого Шелкового пути». Практически все проекты подразумевают, что Афганистан и постсоветская Центральная Азия относятся к одному региону. При этом американцы активно продвигают проект БЦА. Например, несколько лет назад на международной конференции в Кабуле обсуждались вопросы партнерства и торговых отношений в БЦА. Очевидно, что подобные мероприятия имеют своей главной задачей введение в реальность современной международной политики понятия «Большая Центральная Азия». Кстати, в кабульской конференции участвовала и официальная делегация из Казахстана. Не дремлют и сторонники проекта НСВ. Так, в ноябре прошлого года в Алматы на базе факультета международных отношений КазНУ имени аль-Фараби была проведена международная конференция «Средний Восток и Центральная Азия в общем геополитическом пространстве». Формально в названии конференции не значилось понятие «Новый Средний Восток». Но не будем обманываться, поскольку объединять в обсуждении два разных региона — значит определить нечто общее в прошлом и настоящем. Общей темой дискуссий стал конфликтный потенциал этих двух регионов и возможность «экспорта» проектов политической дестабилизации на территорию постсоветской Центральной Азии. Кроме того, по мнению некоторых экспертов, за 20 с лишним лет регион ЦА не сложился как целое. При всех различных доводах такое представление о несформированности региона допускает возможность нахождения тех или иных признаков для показа общности с соседним Средним Востоком — Ираном, Афганистаном, Пакистаном. Затем несложно обозначить пять постсоветских республик как Новый Средний Восток. После событий в Украине и крымского кризиса можно ожидать большей активности по геополитическому переформатированию нашего региона. Что отличает старый Средний Восток от Нового Среднего Востока? Иран, Афганистан, Пакистан не выпадали из мусульманского мира. Кроме того, после второй мировой войны был период, когда Иран, Пакистан вместе с Турцией, США, Великобританией входили в военный блок СЕНТО (Организация Центрального договора). Новый же Средний Восток был некоторое время частью Российской империи, затем более 70 лет являлся частью Советского Союза, прошел пусть довольно поверхностную, но все-таки атеистическую чистку. Самое главное — это то, что, по замыслу авторов проекта НСВ, прежний южный регион СССР должен быть заслоном от угроз со стороны фундаменталистов и, конечно, террористов из исламского мира. «Экономический пояс Великого Шелкового пути» призван в полной мере выполнять троякую задачу для Поднебесной: оставаться стратегическим тылом, быть поставщиком сырьевых ресурсов и рынком сбыта для китайской экономики; быть территорией, через которую кратким сухопутным путем осуществляется транзит китайских товаров в Европу. Итак, три проекта, за которыми стоят интересы трех держав, конкурируют в регионе Центральной Азии.
ПРОЕКТ ОТ КИТАЯ Китайский вариант был сформулирован позже, чем два других, но в большей мере подкреплен практическими условиями. Более того, создание «экономического пояса Великого Шелкового пути» (встречается также название «экономический коридор Великого Шелкового пути») не требует от элит центральноазиатских республик задуматься и дискутировать по поводу того, как и почему должен именоваться регион. Китай просто предлагает каждой из этих стран использовать свой транзитный потенциал. Что касается их задачи оставаться стратегическим тылом, то местные элиты не возражают против этого, да и не имеют достаточных ресурсов, чтобы бросить вызов Поднебесной подобно тому, как способен противостоять ей Вьетнам. Кстати, в 1979-м во время вооруженного конфликта между двумя этими странами Вьетнам успешно отбил нападение Китая. А что касается роли поставщика сырьевых ресурсов и рынка сбыта для китайской экономики, то почти все упомянутые республики уже приняли ее. Конечно, в наибольшей степени Кыргызстан, ставший реэкспортером китайского ширпотреба. В наименьшей степени открыт для китайской продукции Узбекистан, а Туркменистан становится главным поставщиком газа для Поднебесной. Решение третьей негласно возложенной на страны региона задачи от КНР — быть территорией, через которую кратким сухопутным путем осуществляется транзит товаров в Европу и обратно — облегчается конкуренцией между республиками за соответствующие инвестиции. Более того, складывается впечатление, что Китай готов вложить дополнительные финансовые ресурсы, чтобы ни одна из стран постсоветской Центральной Азии даже при выгодном географическом расположении и равнинном рельефе не могла иметь больший, чем другие, выигрыш в использовании транзитного потенциала. Так, ветка D газопровода Центральная Азия — Китай, в отличие от других трех веток, будет проходить по горной местности. Более подробно анализирует ситуацию Андрей Матвеев: «Маршрут ветки D проложен через стык Алайского и Ферганского хребта, с высотами на территории Кыргызстана от 2400 до 3500 метров, а на китайской территории даже до 5300 метров. Если все это собрать вместе: высокую стоимость строительства, прокладку маршрута через высокогорную местность, отказ от использования готовой инфраструктуры уже построенных ниток и выраженно транзитный характер газопровода .., то становится понятно, что причина этого странного решения является чисто политической…». Пекин не смущает даже крюк в 225 км по горам Киргизии, да еще с учетом политической нестабильности республики. Китай таким образом решает свои геополитические вопросы, полагает руководитель сектора экономического развития постсоветских государств Института экономики РАН Елена Кузьмина. По ее мнению, КНР создает в Центральной Азии свою инфраструктуру не для того, чтобы страны региона имели выход к морю, а чтобы экономически привязать их к себе. Вступление Казахстана в Таможенный Союз и интеграция с Россией означали, что новая таможенная граница и новые пошлины сократили поток товаров из КНР, серьезно сбив темпы китайской экономической экспансии. Как полагает Андрей Матвеев, было применено типично китайское «наказание» в форме отказа от строительства новой нитки газопровода по казахстанской территории.
БОЛЬШАЯ ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ
Два других проекта — Большая Центральная Азия и Новый Средний Восток — кажутся бледными и сложнореализуемыми. Во-первых, они во многом являются плодом теоретических изысканий, хотя и сделанных добротно, с вниманием к фактам прошлой истории и к современным тенденциям. Во-вторых, эти проекты вынуждают элиты центральноазиатских республик определить свои предпочтения в большой геополитической игре, т.е. быть на стороне западного мира. По сути, элиты стран Центральной Азии приспособились к сложившейся ситуации — столкновению интересов США, России и Китая. Для них важен финансовый вопрос, прежде всего, привлечение инвестиций. Правда, с каждым годом на этом поприще наращивает свое присутствие Китай. Проект БЦА имеет экономическое сопровождение — идею Нового Шелкового пути, реализация которой невозможна без экономической интеграции стран центральноазиатского региона. В чем заключается американский интерес, можно понять из слов Даники Старкс (Министерство торговли США): «Тесное взаимодействие между странами в регионе необходимо, чтобы в полной мере реализовать экономический потенциал Центральной Азии. Крупных зарубежных партнеров тяжело заинтересовать, если им нужно потратить огромное количество ресурсов и в результате иметь возможность работать только в одной или двух странах региона. Они должны видеть и чувствовать, что, придя в одну страну и обосновавшись в ней, они смогут расшириться на всю Центральную Азию». Однако та же Даника Старкс отмечает «отсутствие реального стремления центральноазиатских стран к необходимой, на взгляд специалистов, экономической интеграции». Проект БЦА стал важен после октября 2001-го — начала операции в Афганистане. Но как изменить представления местных элит, которые считают Афганистан источником проблем и угроз, — это остается загадкой для американских политиков, регионоведов, экономистов, По мнению Джошуа Кучеры, публициста, написавшего ряд материалов о регионе, главной проблемой, стоящей на пути интеграции, является недоверие стран Центральной Азии друг к другу и нежелание в какой-либо мере рассматривать Афганистан как партнера. Проект БЦА и его экономическое сопровождение (идея Нового Шелкового пути) оказываются далекими и непонятными для местных элит. В том виде, как он предлагается, этот проект нежизнеспособен.
НОВЫЙ СРЕДНИЙ ВОСТОК
Идея НСВ во многом основывается на том факте, что ни Центральная Азия, ни Средний Восток не могут существовать без взаимодействия, а потрясения и дестабилизация на Ближнем Востоке дают яркий всплеск, который отражается и на регионе Центральной Азии, и на Среднем Востоке. Но, в отличие от проекта БЦА, рассматривающего страны региона в контексте решения афганской проблемы, сторонники НСВ видят проблемы стран по отдельности, и каждое из этих государств в чем-то находится под угрозами, которые более 35 лет назад привели к серии переворотов, разворачиванию гражданской войны и вводу в Афганистан советских войск, а через 22 года — войск НАТО. Как заметил Александр Князев, «до конца не стал централизованным государством Таджикистан, фрагментация Киргизии стала свершившимся фактом, эти же угрозы существуют и для всех остальных».
ПОЧЕМУ В ПРОЕКТАХ ЕСТЬ АФГАНИСТАН
Как правило, любая концепция опирается на некоторые достоверные факты. Действительно, вплоть до последней четверти XIX века северные провинции Афганистана были частью Центральной Азии, или, как тогда ее именовали, Туркестана. Этнический состав этих северных провинций (узбеки, таджики, туркмены) свидетельствует о том, что не весь Афганистан есть часть Большой Центральной Азии. Можно сказать, что Туркестан с юга был ограничен высокими горами Гиндукуш. В ходе англо-русского соперничества две империи — Россия и Британия — договорились о проведении южной границы России и северной границы Афганистана по реке Амударье. В течение десятилетий граница стала привычной. Так что южный Афганистан с его пуштунскими племенами в вышеприведенных проектах — это довесок к собственно настоящей исторической Центральной Азии. Заметим, что пуштуны составляют значительную часть и населения Пакистана, государства экономически слаборазвитого, но зато имеющего ядерную бомбу. Кстати, из пуштунов вышел маршал Айюбхан, бывший лидером Пакистана. Но создание ситуации, при которой пуштуны объединятся в составе Пакистана, а узбеки и таджики северных провинций Афганистана интегрируются с соответствующими республиками, не предлагается пока что ни одним проектом. ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Миллионы людей, проснувшись 9 декабря 1991-го, узнали, что главы трех славянских республик решили ликвидировать сверхдержаву. Возможно ли, что в обозримом будущем мы вдруг обнаружим, что вместо Центральной Азии живем в Большой Центральной Азии либо в Новом Среднем Востоке? Заметим, что проект «Экономический пояс Великого Шелкового пути» не требует таких перемен в осознании региональной принадлежности. В любом случае элиты сделали существенный шаг — они уже не дистанцируются от Афганистана, а в той или иной степени вовлечены в решение афганской проблемы. Но пока еще не выдвинут проект, который по-настоящему объединил бы интересы республик. Как уже сказано, все три проекта выражают интересы только внешних игроков.
Талгат ИСМАГАМБЕТОВ
3.07.2014
| Источник — camonitor.com |