В ожидании туранского тигра

Средневековый ставленник династии шейбанидов в Самарканде Бахадур Ялангтуш сыграл видную роль в политической истории всей Центральной Азии. Однако он не мог предположить, что его имя не приживется вместе с воздвигнутым по его распоряжению величественным монументальным сооружением. По сей день, привлекая внимание гостей жемчужины Востока, оно уносит своих созерцателей во времена расцвета региона.

Этому медресе, стараниями великолепных зодчих идеально вписавшемуся в целостный архитектурный ансамбль на площади Регистан, со временем предпочли простонародное название «Шердор», что буквально переводится как «со львами».

Возможно, фантастические существа, украшающие верхние углы парадного портала здания, — это те самые современные тигоны или лигры, предвосхищенные мусульманскими живописцами-мистиками задолго до сегодняшних открытий.

Известно, что на протяжении веков они украшали в различных вариациях боевые знамена нескольких тюркских династий. Несущие некий особый сакральный смысл, эти «полосатые львы» до сих пор присутствуют в некоторых символах современного Узбекистана.

Исчезновение местных тигров приписано наступлению человека на дикую природу, а также безудержной охоте, последовавшей вслед за российской экспансией в Центральную Азию. Казалось бы, соперничество между британской и российской коронами в сердце евразийского континента не обошло стороной и элитарный досуг его цивилизаторов.

По иронии судьбы вымирание этого хищника, олицетворявшего могущество власти в суевериях автохтонного населения, совпало по времени с утерей суверенитета в XIX веке жалких остатков некогда мощных в истории континентальных империй.

Несмотря на это, активисты из Всемирного Фонда Дикой Природы на основе идентичного ДНК амурского тигра ведут активную работу над проектом восстановления в среднеазиатских просторах этого вымершего подвида.

И все же, метафизическая параллель, напрашивающаяся в продолжение этой лирической вставки, ставит вопрос: «А возможно ли возрождение ТУРАНСКОГО ТИГРА как новое политическое, экономическое чудо или, точнее, объединение государств региона, имеющего исторические и логические предпосылки вновь оказаться в долгосрочной перспективе одним из центров глобального созидания?»

В середине прошлого месяца в Бишкеке прошел круглый стол экспертов на тему «Современные перспективы политической и экономической интеграции стран Центральной Азии». (Тут же вспоминаются неоднократные попытки консолидации идеи великого Турана основателями движения «обновителей», впоследствии, «заклейменной» российской и советской властью как «реакционистская идеология пантюркизма»). Участники встречи, представлявшие независимый сектор из большинства стран региона, в основном, пришли к единому мнению о том, что такая интеграция преждевременна и не отвечает интересам сегодняшних разноуровневых экономик и национальных элит. Одновременно было отмечено, что само время с клубком нынешних противоречий диктует необходимость неотложных шагов в этом направлении, в первую очередь, более влиятельных из государств, в региональном соперничестве за лидерство которые то инициируют, то блокируют такие процессы. Однако отдавая должное вдохновителям данного мероприятия, следует отметить недостаточно широкий пул и спектр мнений экспертов, по всей видимости, связанных с зондирующим характером этой инициативы. В особенности, наблюдателям было бы интересно познакомиться с мнениями специалистов из Узбекистана, где, впрочем, объективно сложно иметь политические взгляды, не соответствующие официальной доктрине.

В «Великой шахматной доске…» известный стратег современности З.Бжезинский предрек Узбекистану определяющую роль в регионе – «ключе от всей Евразии». Именно по этой причине, на взгляд автора, имеет смысл продолжить дискуссию с акцентом на попытке прояснить, удастся ли следующему поколению узбекских лидеров стать локомотивом всеобъемлющей интеграции в Центральной Азии.

Многочисленным сторонникам такого проекта в среде национальной интеллигенции, вне зависимости от их близости к существующей власти и/или внесистемной оппозиции, возможно, необходимо уже сегодня предпринять конкретные шаги в консолидации необходимого потенциала теневого влияния в преддверии часа Х, коим может стать эпохальная смена ориентиров при ожидающемся в ближайшей перспективе транзите власти. Очевидно, что их также поддержали бы вышеупомянутые ранее сторонники идеологии общетюркского объединения, с лидирующей ролью Турции, набирающей гигантский политический вес в новом, движущемся к многополярности мире. Помнится о том, как один из уже бывших турецких лидеров Тургут Озал, условно обращаясь к региону, «дал обещание», что новый век станет эпохой возрождения общетюркского могущества.

Однако пока в это верится с трудом. Объективная реальность такова, что регион со времени восстановления его суверенитета сотрясаем мощным центробежным стремлением его субъектов, прежде всего благодаря успевшей стать привычной «особой позиции» Узбекистана. Поэтому, делая выводы о жизненной необходимости практической интеграции в Центральной Азии без вмешательства внешних инициатив, а также, предлагая какие-то варианты к рассмотрению, необходимо было бы вкратце вернуться к этапам государственного строительства, с которыми новые независимые государства региона столкнулись в период перехода к самостоятельной дееспособности.

На заре независимости бывшие коммунистические лидеры, унаследовавшие власть Советов, оказались под натиском национальных культурных и религиозных авторитетов, требовавших разрушения всей советской модели и пересмотра новейшей истории. Однако, в отличие от других географических частей бывшего геополитического полюса, охваченных бурными переменами, местные, устойчиво функционировавшие административные машины быстро срезали волны зарождающейся демократии, не дав собственному населению возможности свободного участия в строительстве нового общества. Только лишь в одной республике региона, ученый, не являвшийся представителем партийной номенклатуры , казалось, смог заложить ценности либерализма и теоретические основы устойчивого человеческого развития. Но, забегая вперед, следует заметить, что этот «островок демократии» продолжает играть злую шутку, став одним из главных источников региональной нестабильности. Пятнадцатилетнее пребывание у власти Аскара Акаева стало причиной первого кровавого переворота, поспешно названного «тюльпановой революцией». А второе насильственное свержение власти оставляет эту страну кандидатом номер один в коротком списке несостоявшихся государств региона, которому, возможно, еще не раз предстоит доказывать свою способность обойтись без внешней опеки.

В Узбекистане же необходимость жесткой руки в решении трудных задач, десятилетиями взрывоопасно копившихся внутри страны, в какой-то мере в ущерб исторической роли восстановления целостности некогда единого пространства влияния, является для его бессменного руководства оправданием политического строя, признанного в цивилизованном мире жесткой диктатурой. Интересно, как это происходило в начале 90-х, в стране — авангарде перемен в регионе.

Значительная масса русскоговорящего населения предпочла идеи нынешнего руководителя государства националистической риторике зарождавшейся демократической оппозиции. Взамен либерализма узбекский лидер предложил электорату такой вектор в государственном строительстве, который бы, на его взгляд, избежал шока в экономике и анархии в политической жизни. В такой ситуации аполитичное большинство населения, «проморгавшее» нежданную независимость и напуганное гражданской войной в соседнемТаджикистане, горячо поддержало Ислама Каримова. Исключением оставалась лишь определенная часть Ферганской долины, пребывавшая в эйфории свободы, и особенно — свободы совести и вероисповедания. Ловко передвигая ключевыми фигурами региональных кланов на узбекской шахматной политической доске, президент заменил всю бывшую партийную номенклатуру новым поколением публичных администраторов. Однако тактика смены старой административной системы на демократический фасад носила конъюнктурный характер и была направлена в первую очередь на укрепление жесткой авторитарной власти и концентрации в руках государства, т.е. аппарата чиновничества, источников реализации богатых природных ресурсов. Кроме того, кадровый междусобойчик в создании новой политической элиты или точнее, относительно безопасного окружения вокруг лидера нации, дало последнему возможность непрерывного пребывания у власти в течение более двух десятилетий.

Анализируя всю новейшую историю независимого Узбекистана, наполненную экстраординарными событиями, объективно невозможно не признать незаурядный талант этого человека, сумевшего нейтрализовать все угрозы его единоличной власти. В то же время, именно в отсутствии ясности перспективы последующей внутренней и внешней политики государства после естественной смены власти в этой стране, остается большая угроза дестабилизации большой арены, связывающей все края крупнейшего континента.

В региональном ракурсе, по примеру его непризнанного лидера, центробежные тенденции собственных идеологий национальных государств, основанных на околонаучных изысканиях и откровенном мифотворчестве, создали благоприятную почву для недопустимого враждебного отчуждения родственных народов, а в ряде случаев стали причиной и кровавого межэтнического противостояния.

В последние годы в список региональных угроз добавился и серьезный вызов межэтнического противостояния. Полное отсутствие всякой активности правительства Узбекистана в этом вопросе до сих пор поощряет власти юга Кыргызстана в ущемлении узбекского меньшинства — второго по численности этнического образования в этой стране.

К слову, и вниманию этих популистов и обслуживающих их правоприменительных органов, видимо, не осознающих юридической оценки действий государственных деятелей в таких чувствительных вопросах как расовая дискриминация, стоило бы напомнить об отсутствии срока давности в международном уголовном праве в преступлениях, квалифицируемых как «преступления против человечности».

Другим важнейшим фактором дезинтеграции, углубления противоречий, а также угроз масштабного регионального кризиса, как подчеркивалось и участниками встречи в Бишкеке, является водопользование в бассейне крупнейших рек региона. Вместо согласованного вывода и эффективного сотрудничества в пользовании недрами в богатейшем углеводородами регионе, борьба за воду, как было отмечено недавно узбекским лидером, может стать причиной военного противостояния «вечных» друзей. Стоит вспомнить о том, что строительство гигантских гидротехнических сооружений в верховьях рек, по замыслу советских проектировщиков, должно были бы сохранить устойчивый прирост в выработке электроэнергии, а также обеспечить накопление пресной воды для испытывающего постоянную жажду сельского хозяйства и основного населения в низовьях. Однако речь шла о едином районе в экономической географии СССР, где каждая сторона в полной мере удовлетворяла свои потребности в энергоресурсах взаимозаменяемыми поставками в рамках замкнутого энергетического кольца.

Амбициозность и желание руководства стран верховий избавиться от географической зависимости и приобретения ответного инструмента давления на своего, возможно, не без основания, соседа-«недоброжелателя», кажется ни чем иным, как, стремлением подчеркнуть собственное значение в регионе, а также возможность для участия в региональном взаимодействии внешних акторов, заинтересованных в своей геостратегической игре. В свою очередь, ясно то, что несущие не только позитивные последствия для всего региона такие условия, в конечном итоге, могут вновь откатить Центральную Азию на позиции одного из безропотных глобальных сырьевых придатков. Упущенные возможности в использовании различных региональных центров советского наследия, в том числе и центров энергетического управления, очевидно, является очередным провалом в интегрирующем менеджменте государства Узбекистан, претендующего на роль лидера региона.

Здесь не хватит места для подробного рассмотрения большинства региональных вызовов, к которым было бы необходимо также добавить вопросы демаркации границ, транзита наркотиков, работорговли, борьбы с коррупцией, а также трудовой миграции и обнищания населения. Однако наряду с необходимостью реальной демократизации региона для снижения внутреннего критического напряжения невозможно оставить без внимания и угрозу распространения фундаментализма и религиозного экстремизма в связи с изменением ситуации в Афганистане.

Правозащитные организации считают этот предлог вымышленным и эффективно используемым руководителями всех субъектов центральноазиатского региона коньюктурным инструментом для поддержания многовекторного внешнего поведения с глобальными центрами силы.

Для того чтобы объективно оценить тренды исламского мира в региональной проекции, многим независимым экспертам, не говоря уже о представителях власти, не хватает более глубокой разборчивости в этих вопросах. Особенно ироничными и жалкими со стороны специалистов выглядят выступления некоторых политиков, часто вводящих в заблуждение общественность под предлогом глобальной борьбы с терроризмом.

Несмотря на беспрецедентное давление на практикующих мусульман в собственно мусульманских государствах Центральной Азии, особенно Узбекистане и Таджикистане, где наиболее сильны такие традиции, на наш взгляд, меньше всего грозили бы импортируемые извне догмы различных школ и течений, если бы политика властей отличалась взвешенностью и прагматизмом по отношению к независимым интеллектуалам. Их поддержка и интеграция в процесс общественного строительства вместо запугивания и давления могла бы стать серьезной опорой каждого государства, «сражающегося» за сохранение светского режима. Правительства недооценивают внешнеполитическое значение веками накопленных знаний «срединного пути», проповедуемого авторитетными богословами Мавераннахра, известными далеко за пределами региона.

Очевидно, что для создания более эффективных правовых механизмов широкого взаимодействия государства и религии необходим открытый диалог в обществе, а также политическая воля лидеров, мировоззрение которых часто отличается от взглядов большинства собственных граждан.

Несомненно, выводы и рекомендации, которые необходимо было бы вынести в заключении, могли бы занять не меньше места, чем сами оценочные характеристики ситуации с региональной интеграцией в Центральной Азии. Возможно, речь могла бы идти о цельной политической платформе, ставящей четкие цели перед государствами региона, обязанными, наконец, повернуться лицом к чаяниям и нуждам собственных граждан. В особенности это касается страны — претендента на лидерство.

Однако для этого было бы необходимым, чтобы каждый лидер, стремящийся к вершине публичного администрирования, сначала смог бы разбудить и воссоздать внутри себя образ прыгающего в будущее тигра, который смотрит на него из глубины истории огромного пространства Центральной Азии, в разные эпохи давшей человечеству выдающихся личностей, прославивших этот край своими всевозможными открытиями и достижениями.

Дильмурад Тиллаходжаев, исполнительный директор Института Алишера Навои
08.04.2013