25-го октября появилось сообщение о готовности китайской госкорпорации CNMC, владеющей 40% золоторудного месторождения «Пакрут», стать стратегическим партнером Таджикистана и значительно расширить свое присутствие в республике. Речь идет об одном из длинного ряда соглашений, закрепляющих китайское присутствие в Средней Азии. Киргизия и Таджикистан стремительно превращаются в «задний двор» Китая. Так, на КНР приходится почти половина внешнего долга Душанбе. При этом Пекин выдает кредиты на уникально льготных условиях — на 10-20 лет под 2-3% годовых. В июне был подписан пакет соглашений, предусматривающий выделение Таджикистану миллиарда долларов — деньги пойдут на строительство цементного завода, электростанции, реконструкцию дорог и развитие сельского хозяйства. В целом очевидно, что КНР намерена вытащить Душанбе из финансового и экономического штопора, превратив в стабильный источник ресурсов.
При этом Пекин далеко не одинок в своих усилиях. Средняя Азия давно превратилась в объект ожесточенной борьбы, которую Россия до сих пор проигрывала. В горнодобывающей отрасли Узбекистана доминируют западные, японские и китайские компании, и их присутствие продолжает расширяться.
США действуют другими методами. В августе появились сообщения о желании США разместить базу в Таджикистане — разумеется, с согласия России. Однако документы WikiLeaks рисуют куда менее благостную картину — с середины «нулевых» Вашингтон занимался «маневрами», имеющими целью сместить лояльных Кремлю руководителей Таджикистана, вытеснить из республики российских военных и создать непрерывную цепь военных баз от Баграма до Манаса. При этом американцы достаточно интенсивно стимулируют лояльность таджиков. Так, в июне США начали программу «Продовольствие во имя будущего», в рамках которой будет оказана помощь 200 тыс. таджикских семей. Другие заметные игроки на таджикском поле — Иран, Индия и Катар. Так, апрельская попытка Москвы надавить на таджиков, завысив цены на ГСМ, была сорвана именно иранцами, начавшими экстренные поставки горючего.
Между тем, в России продолжают доминировать крайне своеобразные настроения. Так, соглашение с Таджикистаном, подписанное в начале месяца, спровоцировало образцовую истерику в «национально-мыслящих» кругах — населению старательно внушали мысль, что в случае со Средней Азией речь идет о никому не нужном наборе абсолютно зависимых «бантустанов».
Требования «националистов» стандартны, и одним из них является отказ от инвестиций в страны Средней Азии. Так, в ходе дискуссии на НТВ, в которой участвовал известный националист Холмогоров, последний, по его словам, «просто указал на него (оппонента) тростью и сообщил, что это тот самый господин, который предлагает вложить 15 миллиардов долларов из российского бюджета в Таджикистан. Соответствующее отношение зала ему было обеспечено до конца программы». Уточню — в действительности речь шла о $12 млрд в течение 20 лет. Напомню, что бюджет России составляет около $400 млрд.
Итак, действительно — зачем вкладывать деньги в «азиатов», при том, что внутри страны масса нерешенных экономических проблем? Ответ на этот вопрос элементарен. Устойчивое развитие российской промышленности требует присутствия в Центральной Азии — причем в наибольшей степени это важно для одной из немногих сохранившихся высокотехнологичных отраслей.
Распространенный миф гласит, что Россия полностью и даже избыточно обеспечена полезными ископаемыми. Однако в действительности полностью автономным не был даже СССР, получавший немало ресурсов из-за рубежа. Распад Союза привел к тому, что зависимость РФ от импорта сырья возросла в разы — огромная часть ключевых месторождений осталось по ту сторону новых границ.
Так, ежегодно России приходится импортировать 550 тысяч тонн марганца (важнейшее сырье для черной металлургии) — собственное производство составляет лишь 40 тысяч тонн. В итоге Украина неоднократно пыталась использовать марганцевый вопрос для давления на РФ. Разработка месторождений в Красноярском крае с приемлемым качеством руды позволит поднять добычу до 250 тысяч тонн; остальные месторождения — это бедные руды, сомнительные природные условия и большие расстояния до потребителей.
Бокситы (сырье для производства алюминия) еще в советские времена импортировались — например, из Гвинеи и с Ямайки. Существует зависимость от импорта сырья для производства меди, хрома, цинка, титана, олова, вольфрама, кобальта, циркония, редкоземельных металлов и т.д. При этом возможности для развития собственного производства упираются в труднопреодолимые препятствия. Во-первых, это низкое качество руд — скажем, более трети балансовых запасов цинка сосредоточено в Холодненском месторождении с содержанием цинка в руде 3,99% (в американских и австралийских месторождениях оно доходит до 17,1 и 10,7% соответственно). Во-вторых, проблемы со строительством инфраструктуры из-за удаленности и сложных условий (93% запасов олова, например, сосредоточено в труднодоступных и малоосвоенных районах Якутии, Чукотки, Хабаровского и Приморского краев). В третьих — сомнительные геология и климат.
Одним из больных вопросов является добыча урана. Собственное производство в России составляет 3,56 тысяч тонн, и еще примерно полторы тысячи тонн дают принадлежащие «Росатому» рудники в Казахстане. При этом потребление составляет 9 тысяч тонн уже сейчас. Пока дефицит покрывается за счет демонтируемого ядерного оружия, однако к 2016-му этот источник иссякнет. Дополнительные проблемы в этом отношении создал российско-американский договор ВОУ-НОУ, подписанный в 90-х по поводу тяжелого безденежья, и предусматривавший экспорт переработанного в топливо оружейного урана в США до 2013 года. Дальше будет хуже — если планы по развитию атомной энергетики будут реализованы, то к 2020-му потребность в уране составит 26-28 тыс. тонн в год.
Возможности для наращивания добычи есть, но они своеобразны. Основные перспективы связаны с освоением Эльконского месторождения в южной Якутии, на которое приходится почти половина российских запасов урановых руд. Однако качество руд в месторождении достаточно низкое — содержание урана составляет 0,15% (в канадских рудниках оно составляет до 1%). Это сочетается с очень глубоким залеганием — 400-1200 метров, восьмибалльной сейсмичностью и типично якутским климатом — между тем, вечная мерзлота сильно осложняет шахтную добычу полезных ископаемых. В итоге себестоимость урана весьма высока. Возможные объемы добычи также ограничены — даже в оптимистическом случае к 2025 году Элькон сможет дать около 5 тыс. тонн ежегодно. Таким образом, внутреннее производство сможет покрыть потребности атомной отрасли менее, чем на треть. Принадлежащие «Росатому» активы в Казахстане способны дать еще 1,6 тыс. тонн.
При этом ситуация на мировом рынке урана, где можно было бы компенсировать «недостачу», выглядит весьма мрачно. Объем производства урана в мире отстает от потребления с 1990-го — атомная энергетика существует за счет демонтируемого оружия и старых запасов. В 2011-м производство составило около 55 тыс. тонн, потребление — 70 тыс. К 2020 г. мировое потребление урана возрастет до 82-85 тыс. тонн. Производство — только до 65-70 тыс. тонн, и это будет отнюдь не дешевое топливо. Старые, легкодоступные месторождения в значительной степени выработаны, а новые отнюдь не обещают «легкий» уран. С 2007-го запасы урановых руд, добыча которых рентабельна при цене $80 за кг., снижаются, при цене $130 за кг — стагнируют. Уран новых месторождений будет сверхдорогим — $130-$260 за кг.
Иными словами, Россия уже сейчас ресурсодефицитна по длинному ряду позиций, и в дальнейшем проблемы с рудной базой будут только нарастать из-за роста потребления и ограниченных возможностей для наращивания производства. Ситуация на внешних рынках сырья тоже будет не слишком оптимистичной. При этом зачастую эти тенденции прямо угрожают интересам экономики и национальной безопасности. Далее, выработать дефицитное сырье на собственной территории и оказаться в критической зависимости от импорта было бы крайне неостроумно.
Итак, промышленности, в том числе атомной, нужно сырье — и получить мы его можем из двух источников. Во-первых — но никак не в основных — это Африка. Во-вторых — это Центральная Азия, которой предстоит стать ключевым источником рудного сырья на перспективу.
Так, Узбекистан обладает внушительными запасами меди, цинка, урана и вольфрама, редкоземельных металлов. По запасам меди республика занимает десятое — одиннадцатое место в мире, по запасам урана — седьмое — восьмое, а по его добыче — одиннадцатое — двенадцатое. В Киргизии есть запасы титана, алюминиевого сырья, меди, цинка, олова, вольфрама, циркония, редкоземельных металлов (бериллия, тантала, ниобия) и урана.
Туркмения, кроме общеизвестных нефти и газа, занимается добычей магния.
Что касается собственно Таджикистана, то страна располагает запасами меди, цинка, вольфрама и олова. Однако ключевым ресурсным фактором, интересным России, безусловно, является уран. Добыча урановой руды в Таджикистане началась еще в 1943-м году. На севере республики был создан Ленинабадский горнохимический комбинат (позднее — «Востокредмет»). Разведанные запасы в Таджикистане истощились к середине 50-х; ограниченная добыча сохранялась вплоть до 80-х.
Тем не менее, еще в поздесоветский период в Таджикистане были обнаружены новые месторождения урановых руд на севере, востоке и в центре республики. Так, в центральной зоне было открыто более 60 рудных полей и пять месторождений. На Памире озеро Сасык-Куль «отличилось» очень высоким содержанием урана в воде, что, с одной стороны, позволяет его добывать дешевле, чем из скальных пород, с другой — говорит о наличии внушительных месторождений урана поблизости. Позднее, в конце нулевых, в Таджикистане провели исследования материалов, оставшихся от работ, проводившихся «под занавес» СССР, получив «очень интересные результаты». «Очень интересные результаты» были запрошены «Росатомом», и, вероятно, не только. Параллельно из Душанбе зазвучали заявления, что республика располагает 13-16% мировых запасов урана.
Вероятно, эти оценки сильно завышены, однако уран в Таджикистане, безусловно, есть. Во всяком случае, реакция «Росатома» была показательной. Так, в 2009-м заместитель гендиректора госкорпорации Николай Спасский во время визита в Душанбе, заметил, что «есть информация, что в Таджикистане существуют новые месторождения урана — все это требует конкретной проработки. Мы к такой работе готовы, заинтересованы в этом и в настоящее время приступаем к практическому сотрудничеству». Росатом был не одинок — несколько ранее таджикским ураном заинтересовалась китайская Z Х Choy.
Итак, Центральная Азия в целом и Таджикистан в частности должны стать одной из опор российского промышленного роста — если, разумеется, мы хотим сохранить и возродить индустриальную мощь. Эта ситуация достаточно известна — как и то, что это потребует внушительных вложений в экономику региона. Однако по отношению к любым попыткам восстановления контроля над ним сформировалась устойчивая оппозиция, выступающая то под «либеральными», то под «национальными» лозунгами.
В целом мотивы оппозиции достаточно прозрачны. Ее «либеральная» часть откровенно продвигает интересы транснациональных компаний, которым не нужны в Средней Азии конкуренты с Севера. Ее «национальная» часть делает то же самое, но в менее прямолинейной форме. Прозападный крен «националистов» в последнее время выступает во все более неприкрытом формате, а грань между либеральным и «национальным» крылом стирается отнюдь не только в рамках протестного движения. Так, г-н Холмогоров ведет непреклонную борьбу «за сохранение европейской идентичности», противопоставляя ее «ордынской» сути государства российского. Странным образом это сочетается с призывами к максимальному самоудалению от среднеазиатского урана и сырья для промышленности и проговорками по Фрейду — в ходе упомянутых выше дебатов г-н Холмогоров заявил, что Россия трудоизбыточна (в ней слишком много трудоспособного населения). Деиндустриализованная РФ действительно такой станет.
Источник — regnum.ru