Тщательный анализ шумихи, поднимаемой вокруг т.н. черкесского вопроса позволяет увидеть, какой тактики придерживаются его инициаторы, и каких целей надеются достичь.
Обращает на себя внимание поэтапный, дозированный подход зарубежных идеологов к раскручиванию черкесской тематики.
Первый этап заключался в создании общей черкесской идентичности. Кабардинцев, адыгейцев, шапсугов, и, собственно, черкесов требовалось спаять в идеологически единый механизм, функционирующий по заранее заданному алгоритму.
Кабарда, Черкессия, Адыгея субъектами геополитики не являются, и не были бы ими даже при самом удачном для Запада разрешении проекта Великой Черкессии. Запад не настолько глуп, чтобы своими руками способствовать появлению дополнительных геополитических субъектов. Ему нужны только объекты для реализации собственных стратегических устремлений.
Интеллектуальный центр велико-черкесской идеологии находится за пределами черкесских республик, что уже должно настораживать думающих людей из числа черкесской интеллигенции. Идеологические посылы, исходящие из этого центра, наполнены антироссийскими смыслами, что приводит к искажению идентификационной модели части черкесского общества.
Общая черкесская идентичность не представляет угрозу фактом своего существования. Кабардинцы, адыгейцы, черкесы чувствовали своё родство всегда: и в царскую эпоху, и в советскую, и в послесоветскую. Эта идентичность уже была, но не содержала в себе не снимаемые противоречия по линии черкесы – русские. Зарубежные пропагандисты как раз стараются уже закрепившуюся российскую идентификацию черкесов подменить иной, более прозападной и менее пророссийской, что противоречит историческому опыту черкесского народа, который большую часть своей истории ориентировался на Россию, а не на Запад.
Похоже, что черкесский проект как раз находится на данном этапе. Процесс формирования общей черкесской идентичности антироссийской закваски продолжается. Более того, он набирает темп, вовлекая в свой водоворот, преимущественно, молодёжь, не знакомую с мирными реалиями русско-черкесского совместного проживания времён СССР. Он не достиг точки завершения, но быстро движется к ней. Как только число одурманенных достигнет уровня критической массы (15%-20% всего черкесского населения), он станет необратимым на долгие годы.
Второй этап подразумевает переход от идентификации национальной к идентификации политической. Если первый этап возможен без острых столкновений, если бы его реализация не сопровождалась антироссийскими выходками, то второй этап предполагает острое политическое противостояние на двух уровнях: центр (Москва) – периферия (черкесские республики) и между местными кланами, находящимися у власти, и теми, кто хочет заставить их потесниться.
Этот этап пока только вырисовывается, видны лишь его пунктиры (требования местных активистов к российскому правительству по поводу черкесского вопроса, их попытки пролезть в локальные органы власти, и т.д.). На необходимость переходить ко второму этапу указывают и западные аналитики, подчёркивая, что «пока чеченцы воевали с русскими, а лакцы, кумыки, даргинцы и лезгины на улицах требовали широкой автономии, черкесы тратили энергию на борьбу с другими кавказскими этническими группами» (балкарцами) (1).
Пожелания западных аналитиков таковы: черкесам пора сосредоточиться на требованиях политического характера, не делая ставку исключительно на историю. Выгодное Западу освещение истории русско-черкесских отношений – уже пройденный этап. Оно остаётся как фон для достижения политических целей.
Зарубежные инициаторы черкесско-русского напряжения не скрывают, что полностью реализовать второй этап будет непросто.
Во-первых, многие черкесы предпочитают сотрудничать с российскими властями, а не зарубежной черкесской диаспорой (на память приходят события на Украине начала 1990-х, когда не без содействия Вашингтона в страну хлынули эмиссары украинской зарубежной диаспоры из Польши, США и Канады, привезя с собой радикальную версию украинства с пронацистским оттенком).
Во-вторых, по их мнению, отсутствие неподконтрольных властям учебных заведений затрудняет воспитание и образование черкесской молодёжи не в пророссийском духе.
В-третьих, Москва, дескать, уводит национально активных черкесских лидеров от политических вопросов в сторону вопросов общекультурного характера.
В-четвёртых, вредят западному плану те черкесские организации, которые выступают за диалог с Кремлём, и даже поддерживают идею проведения Олимпийских Игр 2014 г. в Сочи.
Третий этап, который можно определить как внешнеполитический, будет возможен лишь после реализации второго, т.е. внутриполитического. Здесь черкесские республики, если добьются автономии, будут выстраивать в индивидуальном порядке отношения с внешним миром.
Широкая автономия предполагает гипотетическую возможность создания параллельных органов власти. Кто их будет контролировать, и как они будут функционировать, хорошо видно на примере крымско-татарского меджлиса, в структуре которого имеется отдел по внешним связям, чьи представители по личному смотрению лидеров меджлиса колесят по миру, встречаясь с такими «друзьями» России, как Збигнев Бжезинский и т.п. Многие западные неправительственные организации общаются с меджлисом напрямую, в обход Киева. Киев ничего поделать не может, да и не смеет. Возьмись украинские власти за наведение порядка в меджлисе, сразу же получат волну протестов и лишаться крымско-татарских голосов на ближайших выборах. Плюс политическое и экономическое давление со стороны Европы и США.
Более трагичный пример самостоятельного «выхода на международную арену» показала дудаевская Чечня, первым делом завязавшая контакты с афганскими моджахедами, турецкими экстремистами и саудовскими ваххабитами.
Черкесский проект имеет много общего с проектом крымско-татарским. Крымско-татарское движение находится в начале третьего, внешнеполитического этапа. К этому этапу стараются привести и черкесское движение.
Если же приложить к черкесскому вопросу классическую методологию прогнозирования кризисных ситуаций (по фазам: прочный мир – стабильное спокойствие – нестабильное спокойствие – кризис), его можно охарактеризовать, как находящийся в фазе перехода от стабильного спокойствия к нестабильному спокойствию.
В фазе стабильного спокойствия наблюдается ограниченное сотрудничество оппонентов, разница постулируемых ценностей и целей, рост предубеждений и стереотипов, не достигших критического уровня.
В фазе нестабильного спокойствия напряжение между сторонами переговорного процесса нарастает, но не доходит до прямых столкновений, сохраняется определённый баланс сил, но намечаются тенденции к его изменению в ту или иную сторону. Это мы и наблюдаем сегодня.
По теории, вслед за периодом нестабильного спокойствия приходит кризис отношений и война, если кризис не будет разрешён во время. Вероятно, это было бы идеальным вариантом для тех, кто снимает с проекта Великой Черкессии геополитические сливки.
Владислав ГУЛЕВИЧ, Научное общество кавказоведов