Более ста лет тому назад ведущий китайский мыслитель современности Лян Цичао (Liang Qichao) заявил, что его борющейся за современную государственность стране не нужна социалистическая революция.
Лян Цичао был убежден в том, что идеи социализма, появившиеся в среде рабочего класса промышленно развитых стран, плохо подходят для такой крестьянской страны как Китай.
Он признавал, что экономика со свободной конкуренцией и предпринимательством создает ужасные последствия. Посещение жилых кварталов Нью-Йорка в 1904 году заставило его процитировать поэта Ду Фу из династии Тан: «Темно-красные дворцы издают запахи вина и мяса, а на дорогах лежат замерзшие кости. Богатые и бедные находятся лишь в метре друг от друга, но горе настолько велико, что поведать о нем невозможно». Однако он считал, что в эпоху жестокой международной конкуренции Китаю нужно промышленное производство, осуществляемое капиталистическими методами, но тщательно регулируемое мощным государством, которое также работает над тем, чтобы снизить последствия появляющегося неравенства и ограничить эксплуатацию бедного рабочего населения.
После долгого и кровавого промежуточного революционного периода Китай вроде бы подошел вплотную к такой модели государственного капитализма с составляющей социального обеспечения. Очевидный успех «пекинского консенсуса» и относительная слабость свободной рыночной экономики Запада начинает сегодня порождать амбициозную и противоречивую риторику (в том числе, со стороны Ньюта Джингрича (Newt Gingrich), который восхищается построенной китайским государством сетью скоростных железных дорог, и в то же время, критикует государственные расходы в США). А это становится чем-то вроде урока для соседки Китая и ее бывшей соратницы по социализму России.
Китайский путь
На прошлой неделе весьма популярный журналист-комментатор с главного государственного информационного вебсайта КНР China.org.cn увещевал российских коммунистов, сумевших занять со своими 20% голосов второе место на явно сфальсифицированных парламентских выборах в России, изучать китайский опыт. «Китай доказал, — написал Хэйко Ху (Heiko Khoo), — что находящаяся у власти коммунистическая партия способна постоянно и непрерывно развивать экономику, модернизировать инфраструктуру и повышать реальный уровень жизни».
«Если, — продолжил он, — коммунистов будут считать более демократичными, более близкими к массам и способными обеспечить такие же как у Китая темпы экономического роста, то их поддержка со стороны населения усилится, и в этих условиях может родиться современная и успешная советская Россия».
Для образованного россиянина в этом слишком много пикантных парадоксов. Безусловно, Китай, который даже Сталин считал отсталой страной, может кое-чему научить Запад. Другой парадокс в том, что Россия после 1991 года стала предупреждающим сигналом для единственной в мире коммунистической сверхдержавы. В новейшей истории мало примеров столь крупномасштабной преступности, нищеты и несчастий, какие возникли в момент, когда Россию, которая выбиралась из-под обломков умирающей плановой экономики, шоковой терапией втолкнули в рыночный капитализм.
Этот поклонник Коммунистической партии Китая нисколько не преувеличивает, когда говорит, что Россия пережила «самый мощный в мире за последние полвека кризис убыли населения в мирное время, который привел в 1990-е годы к гибели миллионов мужчин. По сей день продолжительность жизни в России ниже, чем в 1961 году».
Многие китайцы, резко критикуя КПК, все же не хотят менять ее на многопартийную демократию. Они заявляют, что партия по-прежнему способна предотвратить тот хаос, который охватил Россию после 1991 года, и который со временем превратил бывшего оперативного сотрудника КГБ Владимира Путина в самого популярного в стране лидера. Переворачивая с ног на голову изложенный в книге «Дорога к рабству» аргумент Фридриха Хайека (Friedrich Hayek) о том, что государственное вмешательство в рыночные отношения неизбежно ведет к диктатуре, эти люди утверждают, что хаос и страдания масс, порождаемые нерегулируемым рынком, прокладывают дорогу к жестокому авторитаризму, олицетворением которого стал сегодня Путин.
Аргумент о стабильности
Не вызывают удивления и утверждения Путина и его окружения о том, что такой большой страной как Россией можно управлять только методами жестко централизованного государства. Данный аргумент в пользу «стабильности» звучит подозрительно и похож на аргумент против демократии и прав человека. Мы слышали разные версии об этом из уст многих оказавшихся в осаде диктаторов. В последнее время об этом говорили ливийский лидер Муаммар Каддафи и сирийский Башар аль-Асад. С другой стороны, либерально-демократический Запад пока еще не предложил убедительное и привлекательное решение, обеспечивающее улучшение бедственного положения простых россиян.
На прошлой неделе бесчинства Путина спровоцировали Economist на весьма неожиданную похвалу в адрес советской эпохи, когда у руководителей были «не только интересы, но и ценности», и когда они «серьезно относились к себе и к своим словам». «Коммунистическую партию, — добавляет это издание, — не называли партией жуликов и воров».
Это не новость для тех многих людей, которые жили при советской системе. Тем не менее, Economist в целом согласен с China.org.cn по поводу того, что Путин стал самым популярным в России лидером, поскольку россияне «жаждали порядка и стабильности, которые ассоциировались у них с армией и службами безопасности, но не с политиками». Путин также возродил древнюю параноидальную веру в то, что «Россия это великая держава, окруженная со всех сторон врагами».
Тем не менее, таким направлением мысли лишь отчасти можно объяснить массовую любовь россиян к Путину. И оно ничего не говорит о том, как люди могут избавиться от Путина. Economist винит в этом нечто, названное им «матрицей советского менталитета», который совершенно очевидно «оказался гораздо прочнее, чем сама идеология», и который создал «советского человека, представляющего собой некий искусственный конструкт из морального двуличия, любви к опеке, подозрительности и изоляционизма». В путинскую эпоху этот конструкт обрел «новые характеристики, такие как цинизм и агрессивность».
Такая теория весьма правдоподобна. Однако столь размашистые культуралистические объяснения (помните одно из них – о том, что арабские общества не приемлют свободу?) в большей степени интересны тем, что они скрывают, нежели тем, что они показывают. Здесь отсутствует адекватный исторический учет периода после 1991 года, когда Россия при помощи своих победителей в холодной войне прошла через болезненный утопический эксперимент с рыночным капитализмом. Уровень жизни людей тогда резко упал, преступность выросла до заоблачных вершин, а серия катастрофических событий привела к краху рубля и банкротству в 1998 году.
Роль Запада
Несмотря на обстрел российского парламента, подтасовки на выборах и введение квазиимперской президентской системы, фиглярствующий лидер того периода Борис Ельцин не утратил своих многочисленных друзей и союзников на Западе. Но огромное националистически настроенное большинство россиян с презрением относились к его унизительной зависимости от этих западных друзей.
Многие западные писатели и журналисты также участвовали в этом идеологическом проекте по превращению России за одну ночь в рыночную экономику. Менее чем за год до финансовой катастрофы России в августе 1998 года газета Economist хвалила Анатолия Чубайса за его «динамизм, расчетливость и дальновидность», хотя россияне ненавидели его за срочную распродажу своей страны олигархам.
У провалов, особенно такого катастрофического в человеческом измерении масштаба, как в России, немного авторов. А когда революция плохо заканчивается, ее идеологи имеют обыкновение винить в этом не свое фанатичное рвение, а ни на что не годный «народ». Стандартные западные комментарии по поводу России звучат сегодня столь же неубедительно, как и непрошеные советы тех китайцев, которые считают, как пишет China.org.cn, что российским коммунистам следует учиться на примере «китайских государственных предприятий, а также местных и общенациональных органов власти», создавших «всесторонний китайско-российский план сотрудничества, развития и прогресса».
Нет никаких сомнений в том, что для перестройки российской промышленной базы (и вывода ее экономики из состояния нездоровой зависимости от сырьевого экспорта), восстановления системы социального обеспечения и сокращения опасного своими размерами ядерного арсенала потребуется вмешательство российского государства, о котором в применении к Китаю писал Лян Цичао.
Но такое вмешательство необязательно должно быть диктаторским, о чем заявил являющийся детищем Путина российский средний класс, проведя на прошлой неделе самые крупные демонстрации за два десятилетия. И на сей раз иностранцы, как китайские, так и западные, могут оказать помощь, если будут держать приличную дистанцию от России, не вмешиваясь в ее внутренние дела. Ибо, как сказано, «то, как люди продвигаются к достоинству и просвещенности в стране, является самым глубоким и самым сокровенным процессом в жизни народа. В этом нет ничего понятного для иностранцев, ничего, в чем иностранное вмешательство может оказать пользу».
Мудрейший американский специалист по России Джордж Кеннан (George Kennan) написал эти слова в 1951 году. Они звучат как никогда уместно в нынешнем неспокойном году, когда и справа и слева свергают деспотов, казавшихся когда-то несокрушимыми; когда избирают правительства там, где этого меньше всего можно было ожидать; когда российский народ также возвышает, наконец, свой голос против жестоких и корыстных хозяев.
Панкадж Мишра – обозреватель Bloomberg, живущий в Машобре, Индия. Он автор книги «Temptations of the West: How to be Modern in India, Pakistan, Tibet and Beyond» (Соблазны Запада: как быть современным в Индии, Пакистане, Тибете и других местах). Изложенные здесь взгляды принадлежат исключительно автору.
Оригинал публикации: China’s Humbling Lessons for Russia and the West
(«Bloomberg Businessweek», США)
Панкадж Мишра (Pankaj Mishra)
| Источник — ИноСМИ Постоянный адрес статьи — |