http://ethnoglobus.com/index.php?l=ru&m=news&id=596
Шейх Уль-Ислам Аллахшукюр Пашазаде
Обращаясь к делам давно минувших лет, принимаясь за исследование прошлого, огромное большинство историков Востока и Запада вплоть до Нового времени рассуждало примерно следующим образом — ни сил, ни знаний человеческих, в принципе всегда ограниченных, не хватило бы для того, чтобы достоверно изобразить всех действующих лиц на подмостках истории цивилизации; поэтому предмет исторической науки неизбежно должен ограничиться рамками более или менее подробного рассказа об одних только вождях и владыках. Личная история вождей, их деяния и судьбы, их взаимные отношения — таково быть главное содержание исторического повествования, а идеальной целью историка должно быть систематическое изображение перипетий и коллизий судьбы выдающихся героев с возможно большей живостью и драматичностью, в наиболее совершенной художественной форме. Именно так, по мнению ряда исследователей, определяли предмет исторической науки (илм ат-тарих) многие средневековые мусульманские авторы. Их интересовали в основном поступки и действия конкретных людей. Своих персонажей они делили на пять категорий – пророки и святые; халифы, султаны, шахи; подвижники и отшельники; военачальники и государственные сановники; землевладельцы и родовитые люди; люди базара, купцы, отступники, смутьяны и распутники. Пророки и святые суть посредники между Аллахом и людьми, и знание их жизненных обстоятельств – благое дело. Государи вершат судьбами людей и государств; они и есть главные действующие лица истории. Подвижники и отшельники – это те, образу жизни и деяниям которых правоверные мусульмане должны подражать. Военачальники и государственные сановники — привилегированный род. Необходимость знания причин их благополучия, их образа действий определяется тем положением, которое они занимают в обществе. Персонажи, составляющие пятую группу, — подданные такого-то могущественного султана, такого – то славного халифа или такого-то знаменитого шаха. Знание их судеб поучительно во многих отношениях. В равной мере это относится и к судьбам отступников, смутьянов и распутников, которые представляют собой заблудшую часть общества. (1)
Культ героев характерен также для ряда европейских историков. Например, английский философ, историк и писатель Томас Карлейл (1795-1881) излагает исторические события становления мусульманского общества как часть жизненного пути Пророка Мухаммада (с.а.с). В лекции Герой как пророк. Магомет. Ислам, прочитанный им в 1840 г., он представляет себе Пророка ислама как великого человека, передавшего людям позднейшее и новейшее из всех божественных откровений. (2)
Но что же делать со всей остальной бесчисленной и безымянной массой обыкновенных людей, за которыми не числятся никаких особых подвигов и которые оставили о себе практически никаких особых подвигов и которые не оставили о себе практически никаких исторических воспоминаний? Историки – рассказчики, как правило, игнорировали их вовсе, замечая иногда в свое оправдание или для успокоения читателей, что история толпы сама собой отразиться в биографиях великих личностей, как ее лучших и наиболее ярких представителей.
Но не так давно появилось среди историков направление, которое решительно утверждает, что истинный предмет истории — не биографии вождей, хотя бы известные нам малейших подробностях, а именно жизнь народной массы, по-видимому, вовсе не знакомая. Сторонни нового направления добавляют к этому, что такая картина исторического пути человечества без собственных имен, без сражений и войн, без дипломатических хитростей и мирных трактатов — несравненно убедительнее той истории, к которой нас приучили историки – повествовали. В доказательство они приводили довод, что самая подробная личная история есть, во-первых, самая сомнительная в сущности, ибо никакой свидетель-очевидец не может ни видеть, ни запомнить, ни передать безошибочно всех подробностей жизни известного лица или всех частностей данного события, так как само существование личности зависит от тысячи мелких и случайных причин. Наоборот, история народной массы, утверждали они, будет, прежде всего, заключать в себе только лишь существенное и несомненное, и в силу такого своего содержания даст нам возможность впервые понять причины и смысл исторических явлений ; таким образом , история перестанет быть поводом для простой любознательности, а сделается предметом, способным возбудить подлинный интерес и принести практическую пользу.
В сравнительно короткое время новое направление, не умаляя заслуг историков предшествующих эпох, завоевало довольно широкое признание. История событий несколько отошла на второй план перед историей учреждений и масс.
Однако искания исторической мысли продолжались – изучение прагматической, или так называемой политической, истории должно было уступить место истории культуры. В мировоззренческих и методологических идеях историков важное место стало занимать развитие цивилизаций как единственная мера и основание истории. Определенная заслуга в этой области принадлежит Арнольду Тойнби (1889-1975) . Историю человечества он мыслит как некую непрерывность, включающую в себя определенные цивилизационные циклы. Цикличность развития цивилизаций, считает он, природными законами, а поступательное развитие человечества связано лишь с божественным законом, выражающим связь человеческого духа с Богом. Согласно его теории, в историческом факте, слагающемся из индивидуальных психик, индивидуальных воль и индивидуальных поступков, преломляется пронизывающая всю историю непрерывная связь между Богом и человеком. Человек, согласно концепции Тойнби, допущен и провидение к творчеству истории. История мыслится им как непрерывное и подчас напряженное взаимодействие Бога и человека (3) в цивилизационном методе изучения истории А.Тонби религиозный фактор является не только важнейшим, но и определяющим. Поэтому Тойнби дает высокую оценку политической деятельности Пророка Мухаммада, которая, по его мнению, примечательна как фактор первостепенного исторического значения и истории и цивилизаций (4).
Таков общий смысл идейного переворота. Совершившегося в исторических понятиях в Новое время. Культурная история составляет предмет занятий или, по крайней мере, стремление большинства историков наших дней, но согласие между ними очень скоро кончается, как только речь заходит о том, что должно составлять истинное содержание культурной истории и с какой целью ее следует изучать. Относительно содержания ее среди историков наблюдается острые разногласия – одни готовы считать главным ее предметом развитие государства, другие — эволюцию социальных отношений, третьи — экономический прогресс и т.д. с другой стороны, понятие культурной истории часто суживается до явлений культуры сугубо духовной, и под первой начинают разуметь исключительно историю умственной, нравственной, религиозной и эстетической жизни человечества, в этом узком смысле противопоставляя ее материально истории. Не раз уже оказывалось, однако, что такое употребление термина в ведет к излишним недоразумениям и бывает причиной довольно бесплодных пререканий. Именно поэтому всего лучше, кажется , будет вернуться к первоначальному употреблению понятия культурная история, т.е. пользоваться им в том, более широком смысле, в котором оно охватывает все стороны бытия – и экономическую, и социальную, и государственно-правовую, и интеллектуальную, и этическую, и религиозную, и эстетическую этим устраняются, конечно, одни только терминологические недоразумения; вопрос о том, какая или какие из перечисленных сторон общественной жизни должны считаться главными или основными, и какие – вторичными или производными, остается открытым. Еще недавно в основу исторического процесса априорно полагали развитие только духовного начала; в наше время все более распространяется противоположное мнение, по которому все содержание истории сводится к развитию возможностей удовлетворения материальных потребностей. Оба эти взгляда в их абсолютном, крайнем виде представляются нам, однако достаточно односторонними, и спор о безусловном, самодовлеющем первенстве того или другого элемента истории культуры кажется нам тоже не особенно плодотворным. Мы должны, конечно, отличать более простые явления общественного развития от более сложных, но попытки свести все перечисленные стороны исторической эволюции и какой нибудь одной мы считаем совершенно бесперспективными. Между тем это вовсе не означает, что нами полностью снимается проблема приоритетов как не имеющая реальной почвы; таковая действительно существует и, несомненно, имеет первостепенное значение для подведения мировоззренческих итогов пути, пройденного родом человеческим от сотворения мира д наших дней.
С какой бы точки зрения не рассматривали известную область знания, — с точки ли зрения теоретической или прикладной, практической, мы неизбежно должны оценить во всей полноте великое значение обобщений, универсальных формул, общих знаков изучаемых явлений. В само деле — ведь интерес к чистому знанию, к теоретической работе мысли только тогда и возникает, когда бесконечное разнообразие и чрезвычайную запутанность мелких явлений и событий частого характера мы сводим к закономерному и единообразию, к простоте и единству, когда пестрый калейдоскоп конкретных фактов складывается из сочетания немногих основных посылок и фундаментальных элементов.
Собственно говоря, первичная история всякого человеческого знания начинается простым накоплений отдельных наблюдений, совершенно лишенных системы или проводимых лишь во внешнею, формальную и неглубокую связь. Человеческое знание приобретает статус более или менее истинного только тогда , когда связь отдельных явлений становиться внутренней, необходимой, когда возникает понятие причинности или необходимой последовательности явлений. Явления человеческого общежития также подлежат изучению именно с точки зрения их причиной связи между собой, причем здесь мыслимы два случая — или явления известного общественного процесса имеют своими причинами другие явления того же самого процесса, или же находятся в причиной зависимости от явлений, относящихся к другим процессам общежития. Например, устройство государства в известный момент может зависеть от чисто политических потребностей и интересов, — это первый случай, но оно может также явиться результатом реализации определенной идеологической доктрины, — вот второй случай. Поэтому, изучая каждый из намеченных общественных процессов, мы всегда должны иметь в виду две возможности и попытаться уяснить, в какой мере эти процессы могут считаться внутренне самостоятельными и в какой степени они зависят от других процессов.
Разрешение этого вопроса есть задача тем более особой важности, что с ним связан другой вопрос — какой из названных процессов – естественный, идейный, политический, социально — экономический и т.д.- должен быть признан за основной, дающий ключ к пониманию целого? Здесь опять же нельзя отметить, что среди историков довольно сильно распространено мнение, что нет и категорически не может быть такого основного процесса, задающего тон целому; что отдельные исторические процессы взаимно влияют друг на друга, находятся во взаимодействии.
Несомненно, что всякое отдельное явление подвергается ряду многообразны влияний и само влияет на множество других явлений, но сила этого влияния одних явлений на другие не одинакова, и так как ум человеческий не может по соей ограниченности учесть всю массу мелких воздействий и в то же время неудержимо стремиться к обобщению, сведению многообразия у единству, к монизму, то остается игнорировать все мелкое и второстепенное, сбрасывать его со счетов и акцентировать внимание лишь на главном. А при какой постановке вопрос теорию взаимодействия придется признать простым проявлением интеллектуальной робости, так как воздействие одних общественных процессов на другие неодинаково сильно, что легко доказывается в ходе тщательного анализа. Необходимость основного понятия, исходя из которого объяснялись бы явления жизни, особенно явственно проступает при таком взгляде на проблему, и вопрос заключается, следовательно, не в том, следует ли в попытках осмыслить историю человечества гипнотизировать какой – либо элемент, а в том, какой именно элемент должен быть положен в основу исторических построений и шире – в фундамент философии истории.
Литература
1.Т.И. Султанов. Взгляды позднесредневековых мусульманских авторов на историческую науку. – Народы Азии и Африки. М. , № 1, 1988,с.51.
2.Ю.М.Почта. Возникновение ислама и мусульманского общества (философско-методологический анализ), М., 1993, с.34.
3.Е.Б.Рашковский. Структура и истоки философско-исторической концепции. А.Дж.Тойнби. – Вопросы философии. М., №5,1988, с.115.
4. Ю.М.Почта . указ. сочи., с.77
Продолжение следует…
Ислам на Кавказе — опыт историко-культурного анализа.
Баку, 2005